Без теории заговора
Весь народ в заговоре?
Мы с другом вспоминали события 1989–1991–1993 гг., которые в конечном счете привели к событиям, переживаемым нами ныне. Вспоминали, как при малейшем послаблении закона о выборах впервые были допущены альтернативные выборы, по всей советской стране возникли Советы, начиная с Верховных Советов СССР и особенно РСФСР, столь способствующие распаду страны и последовавшему уничтожению огромной части ее населения, особенно, мягко скажем, «русскоязычного».
Надо сказать, что мой друг, и как гражданин СССР, и по службе, достаточно отчетливо знал, что происходило в те годы «по обе стороны от прицела». Разговор наш шел по телефону, и в какой-то момент я предложил послушать, как излагает один автор события 1989–1993 гг., самое их начало:
«Можно ли назвать предвыборной кампанией те усилия, которые “обобщенный советский народ” предпринял в 1988–1990 гг., чтобы получить вначале новый избирательный закон, а затем избранников в значительной степени по своему “хотению”. Причем как во всесоюзных, так и, в особенности, региональных выборах?
На первый взгляд, кажется, что нельзя: предвыборная кампания ведется какой-либо партией, а у партии есть члены, вожди, программа и имя. Между тем в Союзе была единственная партия — КПСС, депутаты от других организаций “выборных площадок”, и уж тем более собственных партий, фактически не имели.
Да, ничего такого мы не видим в 1989 г.: новый вариант выборного закона был дан в 1988 г. самим лидером КПСС, а затем “советский народ” будто бы подымается сам собой, действует по своему собственному побуждению, не будучи ничем обязан ни талантам, ни авторитету кого бы то ни было. Несколько “высвеченных СМИ” фигур погоду сделать не могли.
В этот золотой век “почти свободного” избирательного права народ будто бы обходится без совета, любая инициатива, как и любые проявления власти, исходят от него. У него есть глашатаи, но никогда не видно явных, признанных вождей.
Он собирается, не будучи созванным, подписывает наказы, неизвестно откуда пришедшие, назначает депутатов, не выслушав предвыборных речей кандидатов, выступает, никем не возглавляемый.
И тем не менее эта армия без командования маневрирует с удивительной слаженностью: мы видим, как одни и те же действия производятся одновременно во многих городах, областях, краях и республиках, отделенных друг от друга разностью интересов и обычаев, иногда даже диалектами и языками.
Наказы, особенно “альтернативным” депутатам, но и не только им, похожи друг на друга так, что можно подумать, будто их составлял по одному плану один и тот же автор.
И это только крупные этапы этого движения: та же слаженность наблюдается в деталях.
Советские люди того времени словно подчиняются некой предустановленной гармонии, которая заставляет их совершать одни и те же поступки и произносить практически одни и те же речи везде и одновременно.
В этой странной кампании все происходит так, как если бы весь СССР подчинялся слову наилучшим образом организованной партии, — причем отнюдь не КПСС, — но никакой партии не видно.
Результатом всех этих действий стал распад сверхдержавы уже в 1991 году.
Здесь перед нами странный феномен, который, возможно, недостаточно объяснен. Потому что нельзя же просто сказать, что СССР того времени был единодушен, а все советские люди были “крутыми перестроечниками”: общность идей не объясняет согласованности действий.
Эта согласованность предполагает некий сговор, хоть какую-то организацию. Что, все советские люди были в заговоре? Пусть так, но как и кем этот заговор был задуман и приведен в исполнение?»
— Ну, как тебе? — спросил я. — Верно ведь подмечено, все мы как сговорившиеся были.
Мой друг согласился, что все изложено «близко к тексту». Словно весь народ состоял в каком-то заговоре. Как сказалось по последствиям — против самого себя.
— Вот только, видишь ли, — продолжил я разговор, — написано это не про 1989–1993, а про 1789–1793 гг. Написано примерно сто десять лет назад Огюстеном Кошеном про гибель не Советского Союза, а Французского Королевства. Я только несколько слов заменил и добавил чуть.
Оригинальный текст такой: «Можно ли назвать предвыборной кампанией те усилия, которые третье сословие предприняло с ноября 1788 г. по март 1789 г., чтобы получить вначале избирательный закон, а затем избранников по своему выбору?
На первый взгляд, кажется, что нельзя: предвыборная кампания ведется какой-либо партией, а у партии есть члены, вожди, программа и имя. Да, ничего такого мы не видим в 1789 г.: нация будто бы подымается сама собой, действует по своему собственному побуждению, не будучи ничем обязана ни талантам, ни авторитету кого бы то ни было.
В этот золотой век всеобщего избирательного права народ будто бы обходится без совета; любая инициатива, как и любые проявления власти, исходят от него. У него есть глашатаи, но никогда не видно явных, признанных вождей. Он собирается, не будучи созванным, подписывает наказы, неизвестно откуда пришедшие, назначает депутатов, не выслушав предвыборных речей кандидатов, выступает, никем не возглавляемый.
И тем не менее эта армия без командования маневрирует с удивительной слаженностью: мы видим, как одни и те же действия производятся одновременно во многих провинциях, отделенных друг от друга разностью нравов, интересов, укладов, даже диалектов, не говоря уже о таможнях и плохих дорогах.
В марте вся Франция посылает в Генеральные штаты до того похожие друг на друга наказы, что можно подумать, будто их составлял по одному плану один и тот же памфлетист-философ; ибо и крестьяне в своих наказах рассуждают о философии, стараясь не отставать...
И это только крупные этапы этого движения: та же слаженность наблюдается в деталях...
Французы того времени словно подчиняются некоторой предустановленной гармонии, которая заставляет их совершать одни и те же поступки и произносить одни и те же речи везде и одновременно...
Итак, в этой странной кампании все происходит так, как если бы вся Франция подчинялась слову наилучшим образом организованной партии, — но никакой партии не видно.
Здесь перед нами странный феномен, который, возможно, недостаточно объяснен. Потому что нельзя же просто сказать, что Франция того времени была единодушной, а все французы были революционерами: общность идей не объясняет согласованности действий.
Эта согласованность предполагает некий сговор, хоть какую-то организацию: все французы были в заговоре, пусть, но как и кем этот заговор был задуман?»
Даже определенная аналогия в датах имеется:
1789–1793 гг. — от Генеральных Штатов до казни Короля;
1989–1993 гг. — от Съезда народных депутатов СССР до расстрела Верховного Совета РСФСР.
Калька, одним словом.
Поневоле в теорию заговора поверишь, хотя тот же Кошен еще до Первой мировой — на ней он геройски погиб — говорил, что о заговоре в собственном смысле речи быть не может: большие расстояния и плохие дороги. У нас-то все же «Огоньки» были, «Коммерсанты», «Куранты» и всякие прочие СМИ. Но все равно недостаточно, чтобы аналогичные эффекты объяснить.
Любопытно, что еще лет десять назад в пятой части Книги 1-й о Ходынской катастрофе «Кровавая заря Ходынки» было отмечено «генетическое родство» реперных точек французской (1789) и русской (1917) революций, а также на духовное, а частично и физическое сходство стоящих за ними сил.
Но вот оказывается, в событиях 1789–1793 гг. «промоделирована» русская трагедия не только 1917 г., но и 1991 года. Любопытно, однако.
Попробуем объяснить схожесть этих критических, на века отстоящих друг от друга исторических ситуаций во Франции и в России, не прибегая к теории заговора. Но вначале:
Еще раз о сходстве
Во Франции лет тридцать-сорок до революции тон задавали общества, школы и кружки «энциклопедистов» и им подобных, включая масонские ложи. Огюстен Кошен называет такие «общества» «обществами мысли», хотя вернее было бы назвать их «обществами безбожной мысли»: вольтеры, дидероты, гольбахи и подобные классом помельче проповедовали «научное мировоззрение и идею прогресса». Причем инакомыслие в «обществах» не допускалось. За самостоятельную мысль могли по всей Франции как «врага просвещения» ославить, так что в приличный салон переставали пускать.
Ну и, конечно, все они были за «народ». Только, как выяснилось, под народом они разумели исключительно себя — тот самый «Малый народ», о котором и говорит в своем исследовании Кошен. Понятно, что вместо евангельских заповедей — как себя надо вести человеку для спасения души — в обществах и кружках рассуждали о «естественных правах человека», потом о «правах человека и гражданина» (сейчас такие же рассуждают о правах сексуальных меньшинств и прочих).
Чем-то «общественники» предреволюционной французской эпохи напоминают наших «свободомыслящих» брежневской, шире — догорбачевской, эпохи. До Горбачева они рассуждали на кухнях, а потом стали на площадях.
Особым влиянием пользовались при подготовке выборов такие выходцы из «обществ», как адвокаты и прочие законники. Сами-то энциклопедисты были больше теоретиками.
Короче говоря, в подготовке выборов в Генеральные Штаты в 1789 г. главную роль сыграли эти самые «адвокаты». Всех ненужных сумели отсечь. А речами стали смущать народ, который мгновенно стал звереть против слуг «старого порядка» — это еще при короле.
Начались — еще до созыва Генеральных Штатов — бессудные расправы, когда чиновника, на которого «указывали» «друзья народа», буквально разрывали на части, вплоть до вырывания сердца жертвы с последующим поеданием. После революции это вообще стало популярной народной забавой. Большими «сердцеедами» стали французы в 1789–1792 гг., пока «забаву» не сменили массовым террором.
Террор этот за год с небольшим превратил приличное королевство в полупустыню. Пришлось даже заводик по производству одежды, сумок и прочего из человеческой кожи под Парижем организовать. Лучше замши, говорят, оказалась.
Нашим эквивалентом массового террора после распада Союза стали преследования русскоговорящего населения в «национальных республиках» и т. п. По численности потерь вполне сравнимые с самым массовым террором.
Похожесть событий такова, что поневоле вновь задумаешься о каком-то всемирном заговоре.
Но все оказывается проще.
Дело в дехристианизации
Вместо обязанностей и служения — права и «похотения»
Суть дела заключается в дехристианизации. Судите сами.
В Евангелии нет «декларации прав человека». Напротив, есть перечень «обязанностей», «долгов», «служений» подчас очень неприятных, и уж точно трудновыполнимых. Причем за исполнение-выполнение немедленной награды не обещается: мы «рабы неключимые», исполнили, что велено-положено, а там как Хозяин (Господь) решит.
«Блаженства» обещаются только за добровольное утеснение, самоукорение (плач):
• нищету духовную (то есть свое «Я» ужать до предела; правда, за это, в виде исключения, сразу награда: «таковых есть Царство Небесное»);
• плач (утешатся);
• изгнание (только «правды ради») и подобное...
Самое утешительное лично для меня из заповедей: «блаженны алчущие и жаждущие правды — ибо они насытятся [правды]». И то, если это понимать в плане нахождения правды в той же истории.
Пожалуй, единственное «право человека» — по Писанию — это право выбора (в силу неотъемлемой, Богом данной нашей свободы, свободы нашей воли).
• Быть (стать) «рабом Божиим» — добровольно смирив свою волю-свободу, или
• сказать Богу «нет!», то есть перейти в ряды «врагов Божьих». Стать «врагом Божьим». Предпочтя своеволие служению.
Отметим, что образец «служения» дает нам сам Господь, «...послужив и до смерти крестной»:
«Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления [спасения] многих» (Мф. 20:28).
Отсюда, в силу предсуществования Иисуса Христа, следует, что Служение — в лице предвечно рожденного Сына, — является такой же онтологической сущностью Пресвятой Троицы, как и Любовь. А потому, чтобы восстановить в себе «образ и подобие» Божие, человеку просто необходимо служить. Служить ближним, Родине, Богу — ради Него.
Легко проверить на себе, что «приятие» — «принятие» «указаний и рекомендаций» Бога (в лице Иисуса Христа), хотя бы и с понуждением себя, «мятежности» в душе вызвать не могут. Лишь огорчение — в силу сложности и просто «практической невозможности» их прямого выполнения. По глубокой поврежденности грехом человеческой природы.
Тем не менее, опыт подвижников наглядно показывает, что «в пределе» приятие заповедей к исполнению, то есть служение ради Бога, влечет «терпение» и «смирение» — ведущие в Царство Небесное.
Напротив, любая «Декларация прав» — от «прав человека и гражданина» до «прав ЛГБТ» и подобных, не говоря уж про разные наши жизненные, бытовые и семейные «права» вызывают в душе чувство мятежности и агрессии.
Каждый может проверить лично, что возникает у него в душе, когда скажет сам себе — с убеждением:
«Я имею право!» (а мне — не дают...).
Очевидно, что в душе — возникает мятежность, вместо смирения. Вспомним: «Тварь я дрожащая, или право имею...»
Тогда без всякой «теории заговора» становится объяснимой та же «французская цепочка»: от выборов в Генеральные Штаты и Конституции до массового террора. Именно, цепочка такова: «права разума (в «философских обществах» и «ложах») — «права человека и третьего сословия», «права народа» (и возникающая ненависть к тем, кто эти «права» «ущемляет»).
Далее — «закрепление прав» — Конституция, а за ней и Террор —
к тем, кто против, или просто неверно понимает свои «права».
В случае, который рассматривает Кошен, — выборов в Генеральные Штаты (а он не поленился проглядеть все архивы, их тогда не догадались подчистить) сходные умонастроения и «чувства» организаторов выборов (а «умелыми организаторами» таковых могли стать только «выпускники» «обществ [безбожной] мысли» и таких же «лож») вызывали сходные результаты во всех провинциях и городах Французского королевства — без всякого заговора и его теории.
Понятны также становятся массовые «народные зверства»: оказывается, мы искони «имели права», а «эти» нас их — лишали! — Порвать! И порвали в большом количестве.
То есть, если «пределом цепочки обязанностей» (ради Бога) является смирение (и как награда — Царство Небесное), то «пределом цепочки прав» является озлобление и жестокость, переходящие в прямой сатанизм! С соответствующими «наградами» и последствиями.
В качестве одного из выводов можно сформулировать отличие государственности христианской, говоря шире — богоугодной, от государственности «антихристианской», опять же, шире говоря — «безбожной».
Христианская государственность, существующая [в своем идеале] ради служения Богу: государство «обязанностей и служения» — от Правителя, до подданных.
Антихристианская государственность [без Бога]: государство «прав и хотений» («прав», в реале весьма неравномерно и неравновесно распределяемых, и «хотений», очень редко и не так, как хотелось бы реализуемых).
Да что государство! Счастлива семья, где муж, жена и дети живут в атмосфере обязанностей, а не прав в отношении друг друга. Каждый, думаю, согласится со мной по личному опыту.
Сказанное объясняет и сходство французской и русских «революций» и их подготовки без теории заговора. Хотя направляющая события «материальная рука» также весьма может быть в наличии. Особенно в русских «революциях». Но во французской также усматривается.
Главный вывод, повторю в очередной раз: история может быть понята и объяснима только с «Божественной точки зрения». Только как «реализация замысла Творца в рамках попущенной Им человеческой свободы, с ее «правом» сказать «нет» Творцу.
Как видим, потрясающее сходство (иногда до деталей) разделенных столетиями событий в самом главном вполне можно объяснить без прямой «конспирологии».
Одинаковые духовные законы, предшествующие материальным, вызывают и одинаковые последствия, в том числе и в материальной сфере.
Организмы псевдоживые и псевдоразумные
И еще несколько слов о возможном механизме действий несогласованных, на первый, да и второй взгляд «обществ», от «обществ мысли» предреволюционной эпохи во Франции и иных подобных, до так называемого Мирового правительства.
На сегодняшний день я прихожу к выводу, что, если Мировое правительство (коллективного Запада?) и существует, то не как «кабинет министров», а как некий псевдоживой и псевдоразумный организм, устраняющий «инстинктивно» все помехи своему существованию, насколько это в его силах. Так как, скажем, «печатная машинка» в лице ФРС, а также всевозможные СМИ и спецслужбы типа ЦРУ и МИ-6 в его руках, возможности эти довольно велики.
Таким же псевдоживым и псевдоразумным организмом стала и КПСС с 1953 г., когда с нее сняли сталинскую узду. И заботиться она стала не о Союзе, а о своей верхушке, с известным результатом.
Таким же псевдоживым и псевдоразумным организмом были, в частности, и французские «организаторы» выборов в Генеральные Штаты.
То есть в самой основе, в онтологической глубине случившегося и во Франции, и в России, да и в других странах, лежит вовсе не заговор. А значит, ни при чем и его теория.
Но поскольку вышеназванные псевдоживые и псевдоразумные организмы составляют вполне живые — до поры, и по-своему разумные, даже специфически талантливые люди, то реальные заговоры на фоне наступающего безбожия также вполне могли иметь место, и очень похоже, что имели его.
