Без корня и полынь не растет.
(Русская народная поговорка)
Каждый народ обладает некоторыми частными, только ему в такой степени присущими, особенностями. Несомненно, что эти особенности связаны с предыдущими, скажем, родовыми характеристиками его донародного бытия. Но, как учит нас история (по крайней мере, история большинства исторически активных народов), процесс перехода донародного и догосударственного бытия на высшую ступень государственности всегда связан с появлением какой-нибудь новой специфической идеи, имеющей объединяющий и направляющий характер. Таким образом, при всяком органическом становлении государства можно наблюдать, наряду с сохранением прежних особенностей, появление новых центральных идей.
Если взять, как пример, становление римского государства (пример особенно удобный с исторической точки зрения, потому что, как говорит Ортега, историю Рима мы знаем довольно хорошо от начала и до конца, в то время как в других случаях мы не знаем хорошо или начала, или конца, потому что конец еще не наступил), то мы видим, что в Риме сохраняются многие общелатинские характеристики, но одновременно появляются совершенно новые цели и особенности. Например, даже полностью сохраняются многие политические термины, как, скажем, те же «рекс» и «диктатор» (диктатор был народным военным вождем соседних с Римом латинских племен). Но при новых задачах их функции становятся существенно иными.
При этом необходимо отметить и привхождение чуждых, но географически доступных элементов, действующих аналогично катализаторам в процессе политической кристаллизации новых государств. Например, в том же Риме такими элементами были этрусские, сильно повлиявшие не только на церемониальную и символическую сторону политической жизни нового государства (ликторы, курульное кресло и т. д.), но и на характер многих общественных учреждений (жреческие коллегии, авгуры и т. д.).
Несмотря на эти прежние собственные этнические элементы и на заимствованные чуждые элементы, все они ориентируются в согласии с новой идеей самого Рима, в свете которой они и принимают новый, специфически римский характер. Не входя в описание и разбор самой этой идеи, можно лишь отметить ее две важные составные части: особенно развитое правосознание и тенденция к «включению». Идея «включения» (Моммзен употребляет греческое выражение «синекия») обозначает, что потенциально все соседи, ближайшие и дальние, могут включиться в римскую civitas, то есть в римское право. Так оно и случилось, когда в 212 году, при императоре Каракалле, все свободные жители Римской империи стали римскими гражданами. (Но уже за полтора века до этого апостол Павел говорил о своем римском гражданстве.) Это включение предполагало расширение государства: urbs должно было превратиться в orbis, город во вселенную, Рим в Рах Romana. Именно от этой последней идеи и ведут свою генеалогию — хотя бы частично — все современные идеи универсальности и экуменичности в мире. Однако в Риме эта идея заключала в самой себе и свое собственное противоречие: безграничное включение (и расширение) невозможно и ведет к гипертрофии и саморастворению, что и было историей подтверждено.
В Греции процесс государственного становления тоже шел по линии преодоления родовых отношений, как об этом свидетельствует та же «синекия» афинских родов, но центральная идея этого становления ни в Афинах, ни в Спарте не включала в себя идею всеобщего включения и не доходила до идеи надплеменного объединения. Наоборот, как в Афинах, так и в Спарте преобладало стремление к сохранению частной этнической специфики, и это сохранение понималось как сохранение самобытности. Посему в Греции и не возникло общегреческое государство: общегреческий, панэллинский идеал носил надгосударственный характер, проявлявшийся главным образом в области духовной и физической культуры. (Ярчайшим показателем этого неполитического единства были олимпийские игры, проводившиеся каждые четыре года.) Существенной частью центральной эллинской идеи было сознание внутренней связи между понятиями добра, красоты и истины: «Посему, если только с одной идеей мы не можем схватить добро, беря его тремя, красотой, мерой и истиной, мы скажем... подобная смесь будет добром». (Платон, Фил., 15, 64–5). Идея общего политического объединения приносится в Грецию из Македонии, а затем из Рима, но эта идея никогда не принимает чисто греческого характера, даже в Византии. По крайней мере до времен освобождения Греции от турок в XIX веке.
Центральная идея Израиля ярко и многогранно выражена в Пятикнижии Моисея и в остальных книгах Ветхого Завета. Эта идея может быть выражена одним-единственным словом: Закон. Вокруг этой коренной идеи и происходила историческая эволюция израильского народа и государства, вплоть до наших дней. Сознание существенной важности «корней» было всегда живо в еврейском народе, вплоть до того, что сама необходимость корней возводится в принцип. (В Аргентине даже выходил еврейский журнал под этим названием: «Корни», в котором был отдел: «Корни корней»).
Таким образом, высшая форма человеческого общежития — политическая или государственная жизнь — требует для своего зарождения и дальнейшего существования наличия объединяющей и ориентирующей коренной идеи. Достоевский по этому поводу говорит: «При начале всякого народа, всякой национальности идея нравственная всегда предшествовала зарождению национальности, ибо она же и создавала ее. Исходила же эта нравственная идея всегда из идей мистических...» («Дневник писателя», 1880).
Эта коренная идея может иметь сложный и многогранный характер, несмотря на ее гомогенность и компактность. Она также содержит в самой себе пределы для своего развития, переходя которые, заложенные в ней противоречия заостряются и могут привести к ее вырождению или гибели. Однако в данном случае никакой детерминизм неприменим, тем паче претендующий выразить в цифрах историческую длительность ее жизни, как это пытались делать некоторые историософы. Мы высказывали предположение, что зародышем или сердцевиной каждой такой идеи, или вообще каждой культуры, является религиозная идея и что, в конечном итоге, вся история сводится к борьбе разных религиозно-мировоззренческих идей между собой (иногда, в наши дни, часто камуфлирующихся под идеи антирелигиозные). Хотя каждая из них и облечена в многослойную оболочку, начиная от духовно-культурной и кончая юридически-политической.
Однако такая коренная идея никак не может сохраняться абсолютно неизменной в ходе истории. Больше того, именно творческое приспособление такой идеи к изменяющимся историческим обстоятельствам является необходимым условием для сохранения ее жизненности. В этом отношении применима теория Арнольда Тойнби, затем уточненная Ортегой, об исторических вызовах и исторических ответах, сумма которых и составляет как бы собственный капитал каждой культуры. Именно от степени удачности разрешения выдвинутых историей проблем зависит судьба каждой культуры, каждого народа и каждого государства. Если в геронтологии применяется определение старости, как потеря способности приспособления к окружающей среде (физической, психофизиологической и общественной), то — по аналогии — можно утверждать, что и жизненность каждой государственной идеи зависит от ее способности приспособления к исторической среде. Границы для этого приспособления даны, с одной стороны, в виде окаменения, петрификации, а с другой стороны, в виде перерождения, метаморфозы.
Первым, в хронологическом порядке, элементом русской коренной идеи было стремление к объединению восточнославянских племен для лучшего сохранения своего быта, то есть свободы, от внешних и внутренних угроз. Само по себе объединение как таковое ведет к концентрации своих внутренних сил по отношению ко всем внешним силам, что в результате обеспечивает не только самостоятельность и независимость, но и внутреннюю самобытность, свой быт, то есть свободу. Свобода, как на это впервые указал Алексей Хомяков, и есть свой быт. Это стремление к самобытности, обладающее невероятной инертной силой, является одним из важнейших признаков свободолюбия русского народа, никак не замечаемого многими наблюдателями, по злобе или невежеству.
Одновременно другой целью объединения было стремление к достижению справедливых порядка и суда, в согласии с уже существующим правом, выработанным тем же бытом. («Реша сами в себе: поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву».) Обе задачи, вставшие перед нашими предками в середине IX века, были ими разрешены ясно и категорически: только надродовая, надсословная и вообще надгрупповая верховная государственная власть может обеспечивать собственный быт, то есть свободу, через силу вовне и применение права внутри.
Для правильного толкования зарождения русской государственности необходимо иметь в виду функциональное и принципиальное разграничение государственной власти на власть верховную и на власти управительные. Заслуга великого русского государствоведа Льва Тихомирова заключается в том, что он впервые определил теоретически это разграничение, без которого невозможен полный анализ политической истории. Существенный смысл начала русской государственности в Новгороде, условно отмечаемый 862 годом, заключается в том, что с этого момента была провозглашена единственно легитимная общая верховная власть для всех объединяющихся русских племен. Эта верховная власть не имела с самого начала задачу исполнять также и власть управительную: для этого продолжали существовать посадники, тысяцкие и другие выборные начальники, а также и городские советы, в которые входили все действительные и все «старые» (то есть отслужившие свой срок) начальники. Таким образом, управление продолжало по сути быть самоуправлением. Наряду с этим самоуправлением сохранялось и прямое участие всех граждан в решении особо важных государственных вопросов, через институцию веча. Для верховной власти отводилась функция судить «по праву». Эта функция является самой существенной, так как даже функция военного водительства имеет скорее профессиональный характер, несмотря на то, что верховная власть объемлет несомненно также и верховное командование.
Если управительные власти могут быть сложными, в зависимости от условий, то верховная власть в принципе должна быть простой, однородной и очевидной. Такой властью и была верховная власть по своему замыслу с самого начала на Руси. Ее принципиальная легитимность и трансцендентность по отношению к обществу были проявлены одновременно с перенесением столицы Русского государства из Новгорода в Киев: не сам малолетний Игорь претендует на княжескую власть, а делает это за него и для него власть управительная, в лице Олега. Дело не в практической возможности, а в принципе, то есть начале. Верховная власть выводит свою законность, легитимность из этого начала: принадлежность лишь к одному-единственному роду дает право судить по праву и стоять в этом отношении над всеми родами, племенами, территориями, сословиями и вообще группами. Это единоначалие и есть монархия, а исторический путь России с самого начала есть путь монархический. Начало этого пути тесно связано с самим именем России. В записках императора Константина Багрянородного имеется заметка, что в 945 году им была отправлена грамота с заглавием: «от Константина и Романа, христолюбивых царей, Ингору, правителю России». А супруга Игоря, святая Ольга, на иконах именуется «мегале архонтиса тон Росиас»,«великая княгиня российская».
Таким образом, если наше государство началось на севере, в Новгороде, то уже при сыне первого князя его политический центр переносится на юг, в Киев. Новгород–Киев и есть та ось, вокруг которой развилось наше государство в своих зачатках. Но кроме этих двух кардинальных направлений, сразу же выступает и третье направление, образуя треугольник: север‒юг‒восток. Однако степь вскоре отрезает, а затем и ликвидирует наше первое направление на юго-восток: Тьмутараканская, Сурожская Русь вскоре выпадает надолго из этой первой геополитической фигуры нашего государства. Вскоре это первое направление на юго-восток станет направлением на восток. Суздальская Русь, сначала с центром во Владимире, а затем в Москве, окончательно устанавливает направление России на Восток, приведшее ее потом, через Сибирь, к Тихому океану, в будущем новому средиземному морю всего человечества. В трех столицах России — Новгороде, Киеве и Москве — были заложены основные геополитические фундаменты нашего государства, Санкт-Петербург был лишь попыткой создания современного эрзаца для Великого Новгорода. Поэтому и мощи святого Великого князя Александра Невского были перенесены в Санкт-Петербург.
Крещение Руси при святом Владимире, внуке святой Ольги, выводит новое государство на вселенский путь. Не только потому, что Русь становится Россией, единым митрополичьим округом Вселенского Константинопольского патриархата, но и потому, что завершается оформление, по свободному выбору, трехгранной коренной идеи, души новой зарождающейся нации:
Православная вселенскость дополняет самобытность и дает прочное основание, почву и для вселенскости политической: не сходя со своего собственного пути, Русь становится полноценной, но самобытной частью тогдашнего мира.
Единоначалие в соборности освещается новым светом и приобретает новое, более глубокое значение.
Стремление к справедливости через право (справедливости) обогащается новооткрытой связью права с Законом.
В будущем всякое отступление от любой составной части этой тройственной коренной идеи будет чревато катастрофическими последствиями.