Технологически за годы существования новой России мы выиграли. Но разве духовная жизнь, высота духовных помыслов и возможность их реализации у нас выше, чем это было раньше? Я совершенно убежден, что нам всем необходимо ощутить единое дыхание этого огромного пространства — дыхание нашего Отечества. К сожалению, опыт показывает: чтобы это случилось, России необходимы были катаклизмы — войны, нашествия. Понимание огромности страны и ее дыхания приходит не ко всем. И у многих, от кого сейчас зависит происходящее в стране, этого дыхания нет. А без него поднять страну невозможно. Сколько бы мы не говорили о нравственном воспитании, этого воспитания не будет, если мы не поймем, что же с нами такое происходит.
Оглянитесь вокруг. Осознайте, что с нами творится. Отравление людей алкоголем, просто истребление народа, уничтожение генофонда. «Какой ужас», — говорим мы и ничего не предпринимаем. Тотальная коррупция, которая ничего не боится. Юридически грамотные люди заняты выискиванием параграфов, которые позволят не выполнять данного им поручения. Проще высидеть двое суток за этими бумагами и найти оправдание, почему делать не надо. А причина одна — делать очень не хочется, если, конечно, за этим не стоит личная выгода. Я сам постоянно на это наталкиваюсь, и меня бросает в холодный пот от мысли, что могут противопоставить пенсионер, студент, домохозяйка, учитель этой абсолютно непробиваемой стене, этой равнодушной фанаберии, которая наслаждается тем, что вооружена властью, законом и чувствует себя абсолютно безнаказанной?..
Посмотрите, какие чудовищные испытания обрушиваются на мир ввиде цунами, землетрясений, пожаров, сколько погибает людей. Но в это же время по всем каналам нашего телевидения не сходят с экрана разного рода шоу-представления, шутки, песни, которые исполняют одни и те же исполнители. И ни у кого не возникает даже мысли хотя бы одну передачу отменить. Да, утешает, что российских граждан погибло в этих страшных природных катаклизмах не много. Но ведь должен же быть внутренний такт принадлежности к тому, что называется человечеством. Увы, но у нас его, видимо, нет.
Еще пример. Одна дама, зарубежный «политик в отставке», не стесняясь, говорит: «Какая же здесь справедливость, если такая территория как Сибирь принадлежит всего одной стране?» И никто особенно не возмутился, в ответ на эти слова никто не сказал: «Кто вам дал право вообще ставить такой вопрос? Ваши, что ли, сограждане, соотечественники отвоевывали Сибирь, осваивали ее?»
Подобные примеры, постоянно повторяющиеся, можно продолжить, что говорит о нашей слабости, о том, что мы не понимаем нашей миссии. Но ведь если мы ее сами внутренне не осознаем, мы не сможем ее исполнить.
Где то, что называется «широким дыханием», всегда сопутствующим ощущению огромной страны? Где ответственность перед страной, которая лежит за границей Московской области, Садового Кольца? Где ощущение ее величия?
Я говорю сейчас о территории, над которой ты можешь лететь на самолете в течение 8 часов, в то время как под крылом твоего самолета говорят на одном и том же языке — на русском. Это твоя Родина! Где это ощущение?
Я могу понять, скажем, некоторых членов правительства, которые, получив оксфордское образование, принимают сегодня те или иные решения в Москве. Вот они приняли решение — все вроде бы логично и продумано, должно сработать — но не срабатывает. Спрашивается, какого знания не хватает правительственным работникам? Да дело в том, что они не знают страны. Им следовало бы хотя бы раз в квартал проводить свои совещания в Иркутске или, скажем, в Чите, чтобы видеть свою страну. Не исключено, что в таком случае и губернатор мог бы наладить дороги к приезду руководителей.
Мы снимали «Утомленных солнцем-2» под Петербургом. К нам на съемки приехал Владимир Владимирович Путин, его привезли на паровозе. Он спросил: «А как вы сюда добираетесь?» — «На машинах». — «А что, можно доехать?» — «Можно». — «Почему же мы не поехали?» — «Потому что, если бы вы поехали по этой дороге, вы решили бы, что гражданская война еще не закончилась». — «А на вертушке?» — «А если бы вы полетели на вертолете, то увидели бы, что эта разруха распространяется на десятки километров вокруг...» Он сокрушенно покачал головой, и я его понимаю.
Уже двадцать лет мы существуем только за счет того, что Бог дал нам в земле. Мы, способные создавать потрясающие военные машины, задираем цены на запчасти, что не позволяет этим машинам быть проданными — в мире или в своей стране. Едешь по русской провинции — тысячи пустых деревень, заросшие сорняками поля. Казалось бы, есть все — земля, возможности, бери, делай! Колхозы отменили, и теперь никто не заставляет трудиться на коллектив. Однако повсюду — пустые глазницы окон, нищетаи мерзость запустения. У русского крестьянина нет воли жить. Реформы в России могут осуществляться только с учетом русской территориальной специфики — тогда это будут реформы, понятные русскому народу и всем народам, населяющим нашу страну.
Невозможно жить лишь жизнью центра, который к жизни страны имеет очень мало отношения. Дело не в том, что в центре сосредоточен капитал, а в регионах почти сплошная нищета. Нет, там другая жизнь. Это не значит, что тут хорошо, а там плохо — там иная жизнь, и эту жизнь нужно ощущать. Только тогда может возникнуть радость единства нации. И до тех пор, пока мы не поймем это, не дойдем до дна и не оттолкнемся от него, мы будем все время «лечить» и «обматывать веревочками сгнившие трубы». Поэтому мне думается, что если мы реально не посмотрим на себя со стороны и не ужаснемся тому, насколько мы теплохладны и равнодушны к самим себе, нам нечего ждать, чтобы нас уважали другие.
Но надо помнить и о другом: нас не будут уважать до тех пор, пока мы сами себя не станем уважать. В Америке, к примеру, не стесняются снимать фильмы, где чуть ли не в каждом кадре звучат идеи патриотизма и величия американской нации. Когда в американские летные школы уменьшился поток поступающих, Пентагон дал 75 млн долларов на съемку фильма — и была снята «Школа асов» с Томом Крузом. После чего количество желающих пойти послужить в их ВВС снова восстановилось.
Я думаю, что в России скоро настанет черед исторических картин. У нас это может быть война 1812 года, Куликово поле, Александр Невский. Можно сделать потрясающую серию ремейков, повторив картины, которые уже были сняты. Взять те же сценарии — «Адмирал Ушаков», «Суворов»,
«Кутузов» и пр., вынуть из них идеологию, актуальную для прошлого времени, которой они были перегружены, и снять новые, увлекательные фильмы. А русские сказки — «Конек-Горбунок» или «По щучьему велению»! Если использовать новые технологии, компьютерную графику, это будут воспитательные красивые русские фильмы.
Да, сейчас привычнее слышать «российское», «россиянин», это такие нейтральные понятия. Мы почему-то очень стесняемся слова «русский». Я считаю, что шовинизм — когда я говорю: «Мы лучше вас», а патриотизм, когда я говорю: «Я люблю свое так, что я хочу, чтобы вы любили точно так же. И я готов любить твое. Покажи мне твое, как ты его любишь, и я тоже так это полюблю». Поэтому для меня русский — любой, кто думает и чувствует как великий русский философ Ильин.
Самая большая ошибка, на мой взгляд, когда дело касается внутренней политики такой страны, как Россия, — это желание увидеть результаты своих трудов при своей жизни. Нельзя не учитывать, что Россия — огромная страна. Это в Монако можно утром проснуться, издать указ, а вечером его уже все выполнят. У нас же правит теория больших чисел. В России проходят только те реформы, которые понятны населению. Если какие-то реформы успешно прошли где-нибудь в Голландии, нет никакой гарантии, что они так же успешно пройдут у нас. Такую ошибку в свое время совершил Петр I. Он отправил боярских детей учиться в Европу, а их родителям не объяснил, что по утрам надо пить не водку, а «кохфей», и брить бороды. И когда дети, одетые в шелковые чулки и говорящие на европейских языках, вернулись домой, там их встретили родители — в онучах, кафтанах и с кислой капустой в бородах. С этого момента общество разделилось на интеллигенцию и народ. Ни в одном государстве, ни в одной нации нет такой гигантской разницы между интеллигенцией и народом. Во всем мире интеллигенция — это выходцы из народа. А наша интеллигенция, условно говоря, приехала из Голландии. И Табель о рангах возникла именно тогда, и уважение к месту, а не к тому, кто это место занимает, возникло тогда. И постовой у нас с незапамятных времен отдает честь «членовозу» с мигалкой, хотя не уверен, кто там едет — большой начальник или домработница на рынок отправилась. Но он отдает честь машине как некоему символу власти. И эти особенности надо учитывать. Это только кажется, что мы объявили перестройку и наутро проснулись другими. Да никакие мы не другие!
Сегодня для каждого человека встает вопрос выбора, вопрос — на чем акцентироваться. Он, действительно, имеет принципиальное значение. Вот, например, если ты снимаешь кино ради премии, денег, славы, то тебе никогда этого не хватит, тебе все равно будет мало. А если ты снимаешь, потому что не можешь не снимать, потому что хочешь ставить перед собой те вопросы, которые могут быть интересны многим людям, это совсем другое дело. Я вообще считаю, что вопросы могут быть сильнее и важнее, чем ответы на них. За правильно поставленным вопросом лежит больше, чем за правильным ответом. За ответом нет ничего, а за вопросом есть движение.
Однажды со мною довольно интересная вещь произошла, она меня самого несколько изумила. Мои друзья, сотрудники из Фонда культуры, собрали мои интервью за 40 лет и сделали подборку, которую я пролистал и с огромным изумлением и даже, могу сказать, радостью обнаружил, что могу подписаться под каждым своим словом, сказанным 20–40 лет назад. Может быть, это ретроградство, косность и тупость, но мне хочется верить, что это определенная система координат, в которой я существую вот уже много лет. Иными словами, органичность по отношению к своему существу. Это моя корневая система. Вообще корневая система, которая удерживает ветви, шумящие над тобой, которыми ты можешь поворачиваться в любую сторону света, это, наверно, и есть иммунитет. Очень важно знать, что ты можешь гнуться в разные стороны, и шелестеть, и даже облетать желтыми листьями. Но у тебя все нормально с основополагающими системами координат. Ты можешь там, наверху, позволить себе все что угодно, а внизу, в корнях, оно должно быть незыблемо. Вот так я понимаю просвещенный патриотизм.
Величайшее счастье — возможность помочь другому человеку. И может быть, тем, кто его испытывает, Господь и дает возможность это счастье иметь, но не ради благодарности.
Не ради благодарности, например, мы способствовали перезахоронению в стенах Свято-Донского монастыря в Москве останков двух выдающихся русских людей — генерала Антона Ивановича Деникина и философа Ивана Александровича Ильина. Во многом это инициатива Фонда культуры, и тут огромную роль сыграли мои товарищи, и в основном Елена Чавчавадзе. А что касается сути события, я считаю и хотел бы верить, что это начало окончания Гражданской войны, это духовное собирание страны. Невозможно больше делиться на «белых» и «красных». Невозможно существовать в условиях братоубийственных отношений, когда у каждого есть своя правда, а каждая правда — это еще не общая истина. Я считаю, что и генерал Деникин, который ни на шаг не отступил от своей присяги, и великий философ Иван Ильин, ни на шаг не отступивший от своего ощущения Родины, сделали в своей жизни все, что могли и должны были. И теперь они покоятся в русской земле. Теперь над ними всегда будут русские дожди, русские ветра, русские птицы. И я убежден, что возликуют и возрадуются души их, и это нам, живущим в России сейчас, очень поможет. Хоть и прошло немало времени с тех памятных дней перезахоронения, но многие наши люди еще не понимают, что произошло. Духовно не понимают. А я вас уверяю: очень серьезное дело совершилось.
Мне радостно, что желание человека, который был совестью и честью русской армии, быть похороненным на своей земле после того как рухнет строй, который его гнал, исполнено. И воля другого человека, величайшего философа и идеолога, величайшего философа и провидца, в 1953-м году написавшего все, что произошло сегодня с нами, тоже выполнена. Мне этого абсолютно достаточно. Я знаю, что две, четыре души возликовали, и это величайшее счастье.
И не надо понимания всего произошедшего требовать немедленно, сейчас. Вот свершилось, и слава тебе, Господи. Это очень важный, медленный процесс. И то, что сейчас происходит в стране, — это тоже очень важный, медленный процесс. Для пояснения я всегда привожу такой пример: в XII веке в одной летописи было сказано: не получилось что-то, потому что делалось тяжким, звероподобным рвением. И нам наука: чтобы все у нас делалось без тяжкого, звероподобного рвения, по милости Божьей.
Процесс формирования нового сознания — процесс постепенный. Детишки, которые сегодня ходят с бабушками в храм, еще не понимают, что там говорят, но в них втекает некий вечный для многих поколений русских людей смысл. Когда детей приводят в церковь, и они рассматривают иконы, заглядывают в лица молящихся, ощущают и созерцают курения ладана в кадиле, в них постепенно втекает великая мысль литургии. А через 20 лет станет естественной частью их жизни по воскресеньям ходить в церковь. И когда большинство, приходящее во власть, будет взращено в культуре, естественной для их прадедов, тогда возникнет иная генерация, иной внутренний ритм понимания страны. Тогда и откроется «широкое дыхание»...