Правда как мать: она — одна

История перестает быть гуманитарной дисциплиной, утверждающей незыблемость общечеловеческих представлений о добре и зле. В абсолют возводится оруэлловский парадокс: «тот, кто явственно различает черное и белое, страдает дефектом зрения». История превращается в арену политиканства и игры амбиций. Победный для нас итог Второй мировой войны подвергается обстрелу ее же фрагментами, заточенными по современным информационным технологиям: «В 45-м одержана Победа, но не закончена война». Пророчество современника Победы русского патриота из Лихтенштейна Эдуарда Фальц-Фейна напомнило о себе накануне 65-й весны после взятия рейхстага. Последних здравствующих солдат Великой Отечественной как будто приглашают в свидетели новых исторических веяний прежде, чем поблагодарить их за земной путь.

 

КАЯТЬСЯ, ЧТО ПОБЕДИЛИ?

Историческими спецэффектами расцвечиваются стены политологических аудиторий и «буквоедов», редакций и студий. От мониторов и микрофонов отслаиваются три переходящих из одного в другой пласта лжи, оправдываемой уточнением истории. Пласт первый — «примирительный». Это когда победителей и побежденных «политкорректно» обезличивают как жертв тоталитарных режимов: так что «пожмем друг другу руки, и в дальний путь на долгие года», ибо «кто старое помянет...» — ну, и так далее. Но, протягивая руку, у нас называют не только имя, но и фамилию деда-прадеда. У них все реже спросишь, что по поводу тоталитаризма они думали в первый час послевоенной тишины. Не мы стояли у истоков памяти о войне. Стоит ли постфактум «братать» тех, кто при жизни этого не делал? Да и не все потомки солдат Победы одинаково чтят имена упокоенных под немецкими крестами и советскими звездами — французский памятник на Бородинском поле поставили лишь к 100-летию битвы. Не довериться ли нам чутью внуков?

Пласт второй — «правдоизбирательный». Это когда события 65–70-летней давности разносятся по «частным квартирам». По принципу: каждый оценивает историю, исходя из собственных представлений о справедливости, и все правды равны и подсудны. Вариации этой правды смещены на обывательский уровень. «Личная правда» очевидца «замещает» правду всеобщую: «Кто вас освободил из концлагеря? — Формально — русские. Но теплым супом нас накормили американцы... Они собрали адреса наших близких и вообще...». За этим «вообще» уже частностью кажется, кто и какой ценой спас обреченных на смерть.

А вот сюжет с «духовно-объединительной» подкладкой: «как бы то ни было, но ведь при немцах восстановлен Успенский собор в Смоленске... А то, что более 600 православных церквей на оккупированной территории сожжены вместе с прихожанами — так то — война, будь она неладна!» Или, например, «святочный» рассказ о том, как русского подростка «усыновил» немецкий полк. Ну и что, что к 45-му году страна осталась с 5 миллионами только сирот-беспризорников? К этому подступает и правда эпизода в виде протокола лета 1945-го: «ефрейтор Красной Армии Пупкин приставал к фройлейн Гретхен». То, как этот «святой и грешный» красноармеец попал в Германию, как до этого вели себя соотечественники фройлейн на родине ефрейтора, например, в Хатыни, выглядит чем-то сродни коммунистической пропаганде. Отсюда рукой подать до равной ответственности Германии и СССР за главную трагедию ХХ века. Но с документом не поспоришь.

На нем, кстати, основывается и третий пласт — «правовой». Его суть предстает в манипулятивном подборе исторических свидетельств и сегодняшних правовых норм. В сумме они нацелены на привлечение нынешней Москвы к той же ответственности, которую понесла нацистская Германия. Опять же притягивается «частно-национальная» логика: «да, Германия проиграла войну, поэтому до сих пор возмещает ущерб от нее пострадавшим. Но между Нарвой и Вислой не счесть пострадавших и от Советского Союза. Для начала признайте, что это так, а с компенсациями разберемся после». Так преступления нацизма «балансируются» вводом советских войск в Прибалтику, а также в западные районы Украины и Белоруссии в 1939 году. То есть, под 30 миллионов наших соотечественников, павших за освобождение половины Европы, приравниваются к десяткам тысяч сосланных в Сибирь. И никакого лукавства — просто правоведы подтвердили выводы историков.

Начало историко-обвинительному процессу положили мы сами, осудив в 1989 году пакт Молотова-Риббентропа. Это делать было решительно нельзя, памятуя о крючкотворских повадках наших еврососедей. Не дальновиднее ли было осудить сталинизм как внутриполитическую практику? Поступить так, как китайцы с не менее остро воспринимаемой фигурой Мао Цзэдуна — столько-то процентов он сделал полезного для страны, столько-то вредного. Без какого-либо международного флера. Увы, теперь нашей дипломатии предстоит всякий раз разводить моральную оценку пакта и вытекающую из его осуждения материальную ответственность. Еще наивнее ждать, что признание «международных преступлений сталинизма» избавит нас от юридических ультиматумов в у.е. Вывод советской армии из Восточной Европы сопровождали западные заверения на всех уровнях: «что вы, о каком расширении НАТО может идти речь? — Это не требует даже документальных договоренностей...» Ну, и что вышло?

Дело не в объеме и реализуемости претензий к наследнице державы-победительницы. Для нас май 1945-го сакрален, как главное событие века, получившее предельно широкую и однозначную международную оценку. На таких победах строится самосознание народа, его вера в будущее. Уважая вклад союзников, все же признаем, что именно Москва задала послевоенному миру новую повестку дня. Лишить нас гордости за Победу, обречь на покаяние — значит, посягнуть на смысл существования страны. Заметьте, более удаленная победа Антанты в первой мировой праздновалась в 2008 году как триумф мировых демократий безо всяких исторических «но».

 

ИСТОРИЧЕСКИЕ СПЕКУЛЯЦИИ

Из той же «историко-правовой» мути всплыл труп разжалованного генерала Власова: кто он — гитлеровский приспешник или борец со сталинизмом, принявший сторону нацистов для утверждения «демократии» в России? Впрочем, по порядку. В 2007 году состоялось каноническое объединение двух православных церквей — РПЦ и зарубежной — РПЦЗ. Это безусловно позитивное событие изначально несло в себе некоторые политические риски. Ибо русские (около 3 миллионов — 1 проц. населения) являются в США едва ли не единственной диаспорой, вообще не имеющей лоббистских выходов на власть. Ее-то и насторожила перспектива создания этого лобби через представительство интересов России в РПЦЗ. В этом, собственно, и все дело. Но прямо давить на РПЦЗ — не в традициях тамошней демократии. Дальнейшие события несут в себе признаки информационно-политической операции. Очевиден выбор времени ее проведения — канун 65-летия Победы, когда общественное внимание заострено на темах военной истории. Принято во внимание и затруднительное положение московского клира — недавнее объединение с зарубежными единоверцами проверяется первыми трудностями. Учтено и внутрироссийское недовольство последствиями мирового кризиса. Оно распространяется и на нынешнюю власть, унаследованную от коммунистической.

Так или иначе, 22 июня 2009 года церковный историк из петербургской Духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов провел презентацию своей книги. Ее идейная суть — Власов достоин реабилитации. То, что книга представлена в День памяти и скорби, что само по себе является провокацией, автору никто не подсказал. Не самая острая первичная полемика вокруг книги, тем не менее, вызвала беспрецедентную реакцию РПЦЗ. 8 сентября 2009 года ее Синод в лице трех иерархов западного православия — Иллариона Нью-Йорского, Гавриила Монреальского и Марка Берлинского — выступил с отзывом на книгу. Дата направления отзыва выбрана не случайно — тоже 8 сентября только 1943 года РПЦ отлучила от Церкви изменников, поступивших на службу гитлеровцам.

Историческое правдоискательство здесь маскирует политическую целесообразность: из прошлого извлечен персонаж, предсказуемо раскалывающий зарубежных (прежде всего, американских) и российских православных. Нам предложено «облегчить душу» признанием антикоммунистической (читай, демократической) роли нарицательного предателя Великой Отечественной и по существу предъявлен ультиматум: хотите продолжения интеграции — подтвердите ее порушением символов вашей правды. Решение РПЦЗ в пользу реабилитации Власова вызвало напряженность не только в диалоге с Московской Патриархией, но и с частью собственной паствы. Во-первых, потому что у двух епископов РПЦЗ — Михаила Женевского и Агапита Штутгартского — подписать отзыв не поднялась рука. Во-вторых, неоднократным предателем брезгует значительная часть потомков первой волны русской эмиграции, а третья, усвоившая, в том числе, советские оценки Второй мировой, его не жалует из-за международной определенности в отношении нацизма. Московская Патриархия отозвалась рядом дипломатично-критических заявлений в духе заголовка над полосой в «Известиях»: «Идея коллаборационизма — угроза России». Этим позиция светской Москвы и РПЦ пока исчерпана, хотя дискуссия разворачивается не шуточная.

В центре дискуссии — спекулятивный посыл: дескать, советских солдат оказалось в немецком плену так много, что их следует считать не предателями, а вооруженной оппозицией сталинскому режиму. Тогда как быть с признанно антифашистскими Францией или Югославией? Там-то процент коллаборационистов был значительно выше! Да и нравственный портрет нашего «героя» воистину уникален: генерал Власов присягал на верность СССР, гитлеровской Германии, а 12 мая 1945 года, не добившись сдачи в плен американцам, заявил о возвращении в Красную Армию.

Что ж до «митрофанушек» — не только от церковной истории, то кто-то из них по житейски озабочен «запасным аэродромом»: не сложится карьера дома — примут в РПЦЗ как жертву интеграционного рвения. Да и поправку очередного «Вэника» будет повод принять. И все же главное в другом: популяризация клятвоотступника, внесение его имени в дискуссионное поле оставляет предательству шанс на оправдание, пусть, и историческое. Тем самым размываются устои государственного служения, и без того не богатого свежими примерами дерзновенности.

Есть, что сказать и руководству РПЦ. Во-первых, неужели у нее нет других забот, кроме исторических? И культурное одичание современников-соотечественников — это забота «отделенных» от церкви? Еще печальнее, если она обзаведется собственной «Валерией Ильиничной». Во-вторых, и поэтому, при любом отношении к присталинскому прошлому самой Церкви, ее духовно-консолидирующая роль в современной России не может приноситься в жертву политике — среди священнослужителей моральных авторитетов должно быть все же больше, чем дипломатов. Тем более что правда и праведность — понятия однокоренные. История же, как гуманитарная дисциплина — это не авторский набор историй из прошлого. Поэтому имя изменника должно исторически ассоциироваться с виселицей, которая ждет посягнувшего на достоинство своего народа. А не — с возленаучным подобострастием к светским и историческим спекулянтам.

(Статья напечатана в журнале №1 2010 г.)

 

 

 

 

 

Больше статей от этого автора