Мост


События начала 90-х годов прошлого века остаются не столько историфицированными, сколько политизированными. А политика быстро забывается. Остается лишь личная память. Например, о грузино-абхазской войне 1992—1993 годов. Тогда на условно-административных границах некогда общей страны взялись за оружие многие бывшие соседи. Где-то конфликт развивался в смешанном «режиме» межэтнической и гражданской войны. В которой праведника трудно отделить от злодея. Да и в культурно-историческом, не говоря о географическом, смыслах мы далеко не до конца разошлись. Есть и такое: не всем, что исходило от тогдашней Москвы, стоит гордиться. Поэтому обойдемся без нынешних ярлыков и укоренившихся штампов.

А тогда — на войне как на войне. Значит, отделим сентенции от тогдашней военной необходимости, тем более национальных интересов. Сосредоточимся на ключевом для той войны эпизоде. Он датируется 15–16 марта 1993 года. Почему мы о нем вспомнили? Потому что в обозримом будущем вспоминать будет некому. А в доступной аналитике и весьма фрагментарных воспоминаниях (скорее тех, кто «встретился по дороге») говорится о многом, но не об этом. Во всяком случае рассказ одного из участников существенно дополняет картину событий. Хотя некоторые детали оставим на доследование. Сам собеседник не настаивал на раскрытии своего имени, но показал некоторые записи, даже документы, вызывающие доверие.

Дело было так. Весьма спонтанный ход событий, начиная с лета 1992 года, привел к ситуации «или — или». Грузинские войска контролировали значительную часть Абхазии, оставляя за местными ополченцами важный для них район Гагры — Леселидзе, расположенный у российской границы. В этих условиях перелом в войне, длившейся к тому времени более семи месяцев, во многом зависел от способности абхазских ополченцев самомобилизоваться на примере громкой победы — «это Кавказ!» При одинаково невысокой боеспособности сторон абхазы имели преимущество в том, что защищали свою землю и опирались на поддержку большинства населения. Грузины обладали бóльшим мобилизационным и военно-техническим ресурсом. Добровольцам, воевавшим, в том числе, против Грузии, отводилась ситуативная роль. Те же чеченцы (их было, скорее всего, 228 человек), выступавшие на стороне абхазов, уже готовились к «своей» войне. Правда, приблизительно из тысячи российских добровольцев в абхазских формированиях погибли 285 человек. Подчеркнем: добровольцев, а не наемников, ибо не нашлось тех, кто мог им платить. Многие из них держали обиду «за державу».

Россия в то время находилась в «разобранном» состоянии. Но наиболее сообразительная часть ее руководства, дрожавшая за свои кресла, логично опасалась формирования и закрепления на ее южных рубежах недружественной, открыто антироссийской силы. К тому же сужéние нашего черноморского побережья до 180 км (до Крыма было далеко) могло иметь негативные для страны стратегические последствия. Да и риск войны на Северном Кавказе тогда уже был ощутим. За этим маячил фактический захват Кавказа с юга и севера. В создавшихся условиях в подконтрольную абхазам часть страны прибыла группа уже и «государевых добровольцев». Ее возглавлял майор Чеслав Млынник. До того он был известен как командир рижского ОМОНа. Ему надлежало в первую очередь провести рекогносцировку, проще говоря, осмотреться на месте. Ибо многое — едва ли не все — было непонятно из-за противоречивых оценок сторон, путавших пропаганду даже с газетной аналитикой. На следующем этапе был составлен план действий. Отсюда — подробнее.

Уже в декабре 1992 г. Млынником были собраны два диверсионных отряда численностью по 26 военнослужащих каждый. Они состояли в основном из его бывших сослуживцев, а также офицеров спецподразделений ВДВ. Моему собеседнику было важно подчеркнуть: первый отряд назывался штурмовой группой, второй — группой спецназа, на месте получившей наименование «Туман». Фактическое командование обеими группами осуществлял Млынник.

Смысл их действий состоял в том, чтобы сымитировать спешно предпринятое наступление абхазских формирований на Сухум. Грузинское командование к штурму готовилось. Для этого подтягивало (значит, растягивало) резервы. Тем самым раскрывало свое боевое построение. Для военных профессионалов это важно. Местом, откуда предстояло выдвинуть диверсантов, был назначен район моста через реку Гумиста в Верхних Эшерах. Отсюда действительно открывался прямой путь на абхазскую столицу.

Захват моста был осуществлен первым отрядом в ночь на 16 марта 1993 года. На все, включая особо памятное собеседнику разминирование, ушло 12 минут. Боестолкновение у моста было расценено грузинским командованием как начало ожидаемого наступления абхазов. А дальше началась Большая радиоигра. И вызванная ею — к тому же ночью — неразбериха в грузинских боевых порядках. «Радисты»-РЭБовцы со своей задачей справились: под массированный огонь грузинской артиллерии попали их же подразделения. Противник не мог представить, что, захватив мост, штурмовой отряд вернется назад. Тем временем этот отряд спешно покинул территорию Абхазии, предусмотрительно засветившись на границе. Грузинская сторона была еще больше дезориентирована целым рядом тактических, даже логических нестыковок: столько огня, столько потерь, а абхазов практически не видно — только те, кто охраняют мост. Неужели остальные отступили? Или они уничтожены? Кстати, где его захватившие? Ах, ушли... Ладно, расслабился противник, отберем мост, как только подтянем подкрепления!

Тогда же на грузинском берегу растворился второй отряд — спецназовцы. И замер. Уже 23 марта к нему присоединились «штурмовики», вернувшиеся на сей раз незаметно. Не торопились. Уточняли позиции артиллерии, места дислокации пунктов боевого управления, другие объекты обороны противника... Да и растянувшиеся к тому времени грузинские резервы оказались, по существу, беззащитными... Два отряда — это уже сила. Началась их работа. Жесткая.

Вдумайтесь в цифры: в результате череды точечных, всякий раз неожиданных для грузинских войск боестолкновений те потеряли — по их же данным — убитыми 862 военнослужащих, ранеными — 438, пропавшими без вести — 217. Захвачены и уничтожены 4 установки «Град», 12 минометов и 5 танков. Оказалась блокированной переброска подкреплений в составе, как позже выяснилось, механизированной бригады. На ее вооружении находились 28 танков и 76 бронетранспортеров. Не только военные поймут, что это означало для соотношения сил.
Из числа подчиненных майора Млынника один военнослужащий был убит, 16 — ранены. Гражданские лица утрат, по-видимому, не понесли. Уже потом грузинская сторона оправдывалась не столько боевыми потерями, вызванными «коварством противника», сколько неудачным подбором собственных командиров и недальновидностью своих политиков. Приходилось слышать и о массовом участии на стороне абхазов российских войск. Не было такого: их и спустя полтора года с трудом собирали для похода на Грозный. А добровольцы, повторим, таковыми и были. Спецназовцы же, о которых идет речь, в состав регулярных войск тогда не входили.

Участники операции, а также абхазские собеседники уверены в том, что исход боевых действий в Абхазии был во многом предопределен профессионализмом и отвагой пятидесяти двух наших соотечественников, которым противостояли как минимум 10 тысяч грузинских военнослужащих — это их цифра. Правда, Сухум был освобожден лишь в сентябре 1993 года: абхазы стремились избежать необязательных потерь и в какой-то степени (с оговорками) в этом преуспели.

А дальше — не частность. Собеседник не уделил особого внимания своему, так сказать, личному вкладу, тем более его «увековечению». Сообщил лишь, что награжден почетным знаком и удостоверением «Участника Отечественной войны». Разумеется, абхазской. Возможно, кто-то получил и другие награды. Не российские. Поэтому я адресую эту историю, в том числе, уполномоченным страной органам. Конечно, монолог участника событий не может служить основанием для награждения. Потребуются архивные и другие документы. Но прежде всего — неравнодушие, «ощущение будущего» и воля. Мы же зайдем с вопроса: много ли у нас ветеранов, тех, кто в своей боевой молодости не просто примерился с Историей, а защитил интересы своей страны? Когда защитить их было некому...

К этому стоит добавить десяток подробностей, как минимум напрашивающихся на киносценарий. Это и участие в диверсионных отрядах двух женщин — Инги и Риты, позднее Инга погибла, а Рита запомнилась хладнокровием при разминировании моста: Ау!.., теледьяволы морские!.. И неправдоподобно успешный захват «важного языка»... И скрытное выведение из строя грузинской автотехники — из-за чего в решающий момент она не сдвинулась с места... Кстати, по предположению участников, к обеспечению операции мог быть номинально причастен тогдашний мэр Петербурга Анатолий Собчак. Который действовал, скорее всего, через своего зама... Да, того самого... Но участники операции вспоминают, прежде всего, ее молниеносность на начальном этапе, а потом удержание моста до передачи абхазам.

Собеседник не знает, как сложились судьбы всех его товарищей. И следует ли о всех рассказывать? Он сразу назвал имя единственного погибшего — это Александр Николаевич Беляк, получивший смертельное ранение. Погибший остался в памяти, прежде всего, в связи с особо памятным (собеседник несколько раз к этому возвращался) разминированием моста, что, имело исключительное значение для продолжения всей операции. Мой собеседник особо подчеркнул: дело даже не в способе заложения и объеме обезвреженной Александром взрывчатки — около тонны. Штурмовавшие не знали, что, помимо моста, была заминирована и нависающая над ним скала. Рассказчик говорит не столько об удаче, сколько о прозорливости командира после первого соприкосновения с противником...

Вспомнили еще одного Александра — Калинушкина. Он также получил ранение, но продолжил выполнять задачу. О другом, тоже раненом, участнике операции — Сергее Коцуре — известно, что он позже воевал в составе федеральных сил в Чечне. Из состава «глубинного» отряда «Туман» собеседнику запомнился Юрий Сапунов. С ним связывают ряд особо результативных диверсионных акций, которые, по мнению участника событий, были важны для будущего освобождения Сухума. Больше известно о руководителе операции — Чеславе Геннадьевиче Млыннике, ныне полковнике запаса. О нем не только много написано. Ему — «последнему солдату Советского Союза» — посвящены даже песни. Млынник посетил Абхазию по меньшей мере еще раз. В конце 2004 года. Это было связано с его решающей ролью в урегулировании внутриполитического кризиса в этой стране. Противостояние двух кандидатов в президенты угрожало гражданской войной. Чем предсказуемо воспользовались бы Грузия, да и не только. В этих условиях и Москва, и Сухум могли рассчитывать лишь на признанного всеми абхазами героя Отечественной войны 1992–1993 годов.

* * *

...Сегодня мы мысленно возлагаем цветы к табличкам с портретами и именами защитников Абхазии, отдавших свои жизни в районе Верхних Эшер. Эти таблички укреплены, в том числе, на той самой скале. Те же эмоции вызывает и торжественно-траурный мемориал в Сухуме.
За Абхазию погибли более 4 тысяч ополченцев, включая грузин по национальности. Не забудем и тысяч погибших грузинских солдат, тем более что до четверти из них являлись уроженцами родной для них советской Абхазии. Хотя в памяти самих абхазов осталось много трагичного и невыносимого даже для воспоминаний... Но это тема уже другого повествования.
Сама же операция, которую много повидавший собеседник считает уникальной, еще ждет своих исследователей. Поэтому мы рассказываем о ней не в военно-историческом, а публицистическом жанре. Но не обойтись без «моста» в нашу сегодняшнюю память и, кто знает, может, и в завтрашний день...

Больше статей от этого автора