Война: развитие смыслов


Россия впервые рождает самодостаточную цивилизацию, а Европа беременна нацизмом.

Происходящее на СВО это не только национальная трагедия русских и украинцев, но и, несомненно, трагедия всего человечества.

Смыслы происходящего замаскированы устроителями трагедии. В то время как внимание к истории и простая объективность позволяют увидеть, что в основе происходящего, помимо неизбежных экономических интересов, еще и страсти межнациональной борьбы, давно приобретшие в Европе формы нацизма.

Нацизм исторически имманентен для Западной Европы. Многочисленные попытки западных европейцев создать империи, объединяющие множество европейских наций в единое культурно-политическое целое всегда терпели крах. В некоторой степени более или менее долго это удавалось Римской католической церкви. Но такое объединение не было, собственно, имперским.

Послеримская эпоха на Западе заключалась (и по сей день заключается) в попытках создания некоего аналога Римской империи.

В то время как это невозможно по сути западно-европейской цивилизации, состоящей из народов и моногосударств, близких по уровням развития.

Ни одно государство западной Европы не может претендовать на роль цивилизационного, военного или культурного лидера, находящегося в некотором культурно-технологическом отрыве от иных стран Европы.

В такой ситуации имперское строительство, в принципе, невозможно. Имперское лидерство Рима было бесспорно как государства, окружённого существенно отстававшими от него народами. За исключением греков, которых Рим, с потрясающим политическим искусством, смог не только подчинить, но одновременно и возвысить, переняв их несомненные преимущества в сфере наук и культуры, сделав, таким образом, Грецию жемчужиной в короне своей имперской цивилизации. У греков, при всей их универсальности, не было, как у римлян, такого мощного национального таланта военного и государственного строительства.

В более удачном, с точки зрения имперского потенциала, находилась Византия. Так как её потенциал опирался на римские традиции культуры, военной организации и государственности.

При этом международное окружение Константинополя было преимуществом, схожим со стартовыми позициями Римской империи.

Это была ситуация несомненного цивилизационного и культурного преимущества, подобная с той, что сопровождала строительство как Римской империи, так и всех империй в принципе.

Принцип империи, повторюсь, это несомненное лидерство, существенное перед всеми окружающими народами и признаваемое преимущество в развитии.

Народы, как и отдельные люди, примыкают к силе и преимуществам. Неважно, какими средствами это осуществляется.

Чаще это военные средства, заменяемые впоследствии на администрирование и включение в свое культурно-правовое поле подвластных наций, признающих не только силовое, но и культурно-цивилизационное преимущество метрополии.

Именно этого фактора не хватало ни франкам, ни немцам, ни полякам, ни шведам, окружённым народами и государствами, схожими с ними по культурно-технологическому развитию и военному потенциалу.

Именно этого обстоятельства не осознавали ни немцы, ни поляки в отношении России, основывая свои захватнические попытки нашей колонизации на хозяйственно-бытовых преимуществах своих народов, которые определялись в большей мере преимуществами более мягкого климата, чем их цивилизационно-культурными и технологическими достижениями.

Упомянутая невозможность создания традиционной империи странами Запада оказалась одной из основных причин создания ими империй колониальных.

Но колонии не соприкасались с территориями метрополий, отсутствовал непосредственный контакт с колонизированными нациями, что исключало активное их включение в культурно-цивилизационное пространство, как это происходило в Римской, Византийской, Российской империях.

В них элиты покоренных или примкнувших наций включались в элиты империй. Жители приобретённой периферии становились гражданами империи.

Цивилизационные преимущества распространялись на новые территории не только для удобств их эксплуатации и пребывания администраций, войск и инфраструктуры, но и для развития народов, привлечённых в империю. Патримониальный характер властвования был не последним аргументом имперской политики. А это совсем другая история отношений в виде направленности на сосуществование и развитие взаимодействия.

Такого исторического опыта не было у Европы.

Без патримониального сосуществования с другими народами, без опыта учета их интересов, общеимперских целей взаимоотношения с другими нациями воспринимались исключительно как соперничество и конкуренция, как борьба за ресурсы и выживание. И основной стратегией было подавление, превосходство и эксплуатация. Практически это нередко приобретало формы войны на уничтожение, прямое порабощение или подчинение в целях эксплуатации и выкачивания ресурсов. В конечном счёте, индивидуализм «западноидов», по выражению А.А. Зиновьева, является фактом не требующим доказательств и, возможно, существенно определяется этим обстоятельством.

Как и национальный коллективизм европейцев, зачастую основанный на чувстве превосходства своей нации, то есть нацизм.

Можно с существенной долей уверенности утверждать, что западноевропейский индивидуализм, как культурный феномен, в массе европейских индивидуальностей естественно, по своей сути, трансформируется в нацизм.

Нацизм имманентно заложен во многих мононациональных европейских обществах и государствах. Отсутствие имперского политического мотивирования к сосуществованию множества народов, веками формировали у европейцев мировоззрение национального превосходства, как общественную форму индивидуализма.

За красивой формой европейского индивидуализма оказалось легко скрыть мурло нацизма, возникающее из первоначально личного, а потом коллективного чувства превосходства.

Как известно, мотивация в 20-м веке потрясшей мир вспышки немецкого нацизма была многократно усилена национальными обидами за поражение в Первом мировой войне и унизительными условиями Версальского мира.

Проигравшим, да еще утратившим религиозные смыслы, не способным, при ослабленных религиозных сдержках, управиться с обидой, трудно остаться в сфере нравственности.

Именно в немецком нацизме наиболее выпукло появились все внешне блистательные, а с изнанки отвратительные, свойства европейского индивидуализма.

Весь героизм европейских литературных и художественных мистерий, ниспровергающей Бога энергией распада, подобной энергии распада атомных ядер урана, выразился в немецком нацизме, как своём апофеозе.

Прежде того, именно в Европе возникла культура социальных взрывов, с системным террором по социальным и национальным признакам.

Французская революция конца 18-го века, была первым проявлением европейской идеи социального взрыва и геноцида, как законного способа государственного строительства.

Технологию социального геноцида заимствовали в России начала 20-го века, хотя следует признать, что простой народ в борьбе с национальной элитой был лишь манипулятивным боевым ресурсом финансово-политической системы инородцев, встроенных в российское протестное движение.

Германский нацизм 20-40 годов прошлого века, мотивировал немцев не перераспределением собственности внутри страны, а приобретением имущества и территорий путём уничтожения других народов ими владеющих.

Евреи, в этом плане, были самым удобным объектом разбоя, прикрытого фиговым листком «теории» нацизма, так как не имели собственной территории и государства, и потому война с ними не встраивалась в систему международного права со всеми вытекающими проблемами военного характера.

Со славянами, как носителями государственности было сложнее, хотя результат планировался аналогичный: уничтожение с оставлением служебного остатка, задействованного на неквалифицированных работах.

По сути, это то же, что формулировала в 80-х годах М.Тетчер, говоря о необходимости овладения российскими ресурсами и оставлении служебного остатка русских в числе пятнадцати миллионов. Незамысловато сформулировав, таким образом, нацизм британский.

Украинский и немецкий нацизмы исторически выросли практически одновременно в одни и те же десятилетия 20-го века, из одних и тех же европейских дрожжей культуры национального превосходства.

Просто объекты патологической ненависти, без чего нацизм – не нацизм, в данном случае разные.

У германского нацизма таким объектом были, преимущественно, евреи и, в существенной мере, все славянские народы, а для украинского нацизма это – исключительно русские.

Украинский нацизм, возник на базе культурно-цивизационного выбора украинской элиты, предпочитавшей европейский тип цивилизации своему национально-славянскому – в цивилизионном смысле провизантийскому.

Схожий подражательный исторический выбор национального индивидуализма был сделан в своё время Польшей, утратившей в связи с этим национальный цивилизационный потенциал.

Потому как Запад не приравнивает примкнувших к нему, а оставляет на задворках.

В таком ключе происходит и формирование примкнувших элит, через культурно-политические фильтры, преодолеть которые можно лишь отказом от идентичности.

В итоге мы видим элитарное убожество Польши, без признаков цивилизационной оригинальности, потенциала к государственному творчеству и независимому мышлению, без признаков серьёзного мышления вообще.

Не являюсь знатоком польской истории, но с высокой долей вероятности можно предположить, что поляки докатились до состояния присущего им чувства национального превосходства перед другими народами посредством инъекций европейской цивилизационной матрицы индивидуализма, балансирующего на грани нацизма.

Судя по тому, как похоже выглядит формирование украинского и немецкого нацизмов, можно предполагать нечто такое же и в истории Польши, которая своей немотивированной ненавистью к русским и российским народам, по сути, сформулировала польский нацизм. Просто ударный потенциал Польши скромнее. Поляки, как и французы, уже давно не воины.

Украина, как новоиспечённое национально-государственное образование, таким нерастраченным потенциалом национального романтизма, вне сомнения, обладает.

К тому же в Польше всё- таки, была и есть национальная элита, что предполагает хоть какую то способность к мышлению.

Украина элиты никогда не имела ввиду новоиспечённости нации, извне благоустроенной, проектно обозначенной лишь в советский период, под русским культурно-экономическим и политическим омофором.

С выходом из СССР, получив от русских благоустроенную государственность, украинцы тут же утратили суверенность.

Именно в виду отсутствия собственно украинской элиты, государственная жизнь независимой Украины определяется в настоящий момент проходимцами известного, блуждающего рода-племени. Кстати тоже было и в Советской России в её досталинский период. Снос прежней, дворянской элиты России после 1917 года обусловил появление на ее месте массы проходимцев из того же блуждающего народа.

В этом смысле восстановление национального суверенитета в процессах формирования элиты было основной задачей России, на протяжении столетия советской и постсоветской истории. В этом же смысле обществом не осознано значение сталинского периода истории СССР.

Стоит отметить, что в Китае снос прежней, исторически обанкротившейся элиты династии Цин не повлёк появление элиты инородной. Впрочем, революционная история Китая протекала на организационном потенциале русской революции. В полной мере степень жертвенного вложения России для выживания и самоопределения Китая через революционную смену элит пока не осознана. Имеет значение и то, что предтечей китайской революции было массовое движение боксёров, заточенное против всего иностранного и иностранцев.

У молодых цивилизаций славян, традиционно развивавшихся посредством заимствований, напротив, исторически присутствовал элитарный пиетет ко всему иностранному.

Для русских славян ослабление и утрата Византии и Константинополя как цивилизационного первоисточника привела к необходимости заимствований у восточных империй Чингизидов, а потом, в связи с их ослаблением, у Запада.

Именно кризис цивилизационных заимствований у Запада, на чём была основана элитарная политика имперской России, привёл к потребности смены элит.

Этап революции, гражданской войны и СССР также в полной мере не оценён, как период заимствований у Европы теорий и методов радикальных трансформаций общества. Потребность в таких теориях возникает на фоне неэффективности действующих элит, снижении их интеллектуально-волевого потенциала, неспособности своевременно осознавать проблемы и принимать решения.

В сущности, впервые в тысячелетней истории, впитав в себя все конструктивное, что было предложено историей и миром, Россия, подошла к уровню осознания себя, как самодостаточной цивилизации, не нуждающейся, ни в экономическом, ни в политическом, ни в духовном, ни в интеллектуальном заимствовании.

Именно такой высокий уровень развития России, провоцирует обострение европейского нацизма, как способа конкурентной борьбы с ней.

Европа, пока не способна осознать себя как цивилизацию, естественно продуцирующую нацизм. Но именно это от нее и потребуется в обозримом будущем.

Павел Иванович Дмитриев, правовед, публицист

Источник: Русская народная линия