Памяти художника Михаила Нестерова
Воспоминания современников так и не смогли передать о Михаиле Васильевиче Нестерове то, что неуловимее слов, – его тоску по Святой Руси…
Вымоленное Чудо
Из двенадцати детей, родившихся в благочестивой купеческой семье Нестеровых, в живых остались только двое – Александра и Михаил, да и то жизнь мальчика еле-еле «теплилась в лампадке»: до двухлетнего возраста он был очень слабеньким и болезненным. Лучшие врачи Уфы не могли вылечить ребенка, говорили, что он «не жилец», а мать плакала и молилась…
Когда Михаил Васильевич Нестеров станет известным художником, то часто будет повторять историю своего «воскрешения». По семейной легенде, он выжил благодаря заступничеству почитаемого в семье святого – Тихона Задонского.
«Чего-чего со мной не делали! Чем-чем не поили! И у докторов лечили, и ведунов звали, и в печку меня клали, словно недопеченный каравай, и в снег зарывали – ничего не помогало. Я чах да чах. Наконец совсем зачах. Дышать перестал. Решили: помер. Положили меня на стол, под образа, а на грудь мне положили образок Тихона Задонского. Свечи зажгли, как над покойником. Поехали на кладбище заказывать могилку. А мать так от меня и не отходила – молилась, пока наши были на кладбище. Приезжают с кладбища. А я и вздохнул! И отдышался. И здоровым стал».
Мать вымолила у Бога это Чудо!
В поиске «жизненной ниши»
До 12 лет Михаил, окруженный сердечной заботой родных, жил в Уфе. Учеба в Уфимской мужской гимназии и Московском реальном училище всем показала, что непримиримая его вражда с математикой никогда не даст осуществиться мечте отца, желавшего видеть сына коммерсантом. Творческая природа парня явно тяготела к живописи, а изучение «нудных» предметов, вызывавших откровенную скуку, сподвигло его стать заводилой во всех проказах и «бунтарских выходках». Нестерову дали даже прозвище – «Пугачев».
Василий Иванович Нестеров решил, что не стоит зарывать в землю талант сына и тратить дорогое время на «душные занятия». Московское училище живописи, ваяния и зодчества стало логическим завершением в поиске «жизненной ниши». В книге мемуаров «Давние дни» Михаил Васильевич напишет о своем отце так:
«Я благодарен ему, что он не противился моему поступлению в Училище живописи и дал возможность идти по пути мне любезному, благодаря чему жизнь моя прошла так полно, без насилия над собой, своим призванием, что отец задолго до своего конца мог убедиться, что я не обманул его доверия».
За училищем последует Петербургская Академия художеств, в которой Нестеров проведет три учебных года, показавшихся ему вечностью, так как его неудержимо тянуло в Москву к любимому наставнику – художнику В.Г. Перову. Именно он научил Михаила реалистично, без поэтических прикрас, находить и выражать «душу темы». Умение видеть за «внешней оболочкой» внутреннюю драму, кроющуюся в глубинах изображаемого, поможет Нестерову в дальнейшем стать одним из лучших портретистов своего времени.
«Ты прекрасна своей душой»
До встречи с Марией Мартыновской в набросках, эскизах и этюдах Нестерова никогда не появлялся женский образ. Ольга Михайловна Шретер (урожденная Нестерова), дочь живописца, вспоминала о своей матери:
«Красоты в обычном, трафаретном смысле в ней не было. Была лишь неуловимая прелесть, природная оригинальность (как говорил отец) и удивительная женственность, так привлекавшая не только отца, но и всех знавших ее… Слова отца “Ты прекрасна своей душой” ярко характеризуют весь ее облик. Вот если можно уловить эту неуловимую прелесть, быть может, “не от мира сего” – будет и сходство, и понятно станет ее влияние на творчество отца».
О браке с Мартыновской в родительском доме и слышать не хотели: невеста была без должного образования и состояния, а ее брат сослан в Сибирь по делу о народовольцах. Вступить в брак без благословения родителей Михаил не решался, так как послушание в религиозной семье всегда считалось исполнением заповеди Божией. Все решил случай: когда Нестеров уехал в Петербург зарабатывать звание свободного художника, то тяжело там заболел, а Мария Ивановна в дикую весеннюю распутицу примчалась из Уфы в Москву и выходила жениха. Поступок девушки оказался судьбоносным – молодые обвенчались, решив обойтись без родительского благословения. Но семейное счастье длилось меньше года – Мария умерла от «родовой горячки» и была похоронена в Даниловом монастыре.
Образ любимой женщины останется на многочисленных нестеровских полотнах: узнаваемы ее тонкие черты и в «Царевне», и в «Христовой невесте»… А в тяжкие минуты переживаний художник подолгу будет молча стоять перед картиной «Больная девушка», в которой современники тоже узнают умирающую Машеньку Мартыновскую.
«…Маши уже не было, не было и недавнего счастья, такого огромного, невероятного счастья. Красавица Маша осталась красавицей, но жизнь ушла. Наступило другое – страшное, непонятное. Как пережил я те дни, недели, месяцы?» – писал Нестеров в своих воспоминаниях.
Память постоянно тревожила и не отпускала те переживания, которыми художник жил когда-то. И из этой щемящей боли рождались новые полотна, наполненные глубоким трагизмом и светом Любви.
Долгое время художнику казалось, что никогда он уже не встретит женщину, близкую его идеалу. Его чувственные увлечения, часто перераставшие в запутанные и болезненные любовные связи, заставляли страдать и тех женщин, которые становились его «музами», и его самого. Обманывать чужих надежд он не хотел, а жить без «тихого света», которым была Машенька, Нестеров не мог.
Но вот однажды, когда художник заканчивал грандиозное полотно «Святая Русь», в дверь мастерской вошла Екатерина Петровна Васильева, 22-летняя «классная дама» Киевского института благородных девиц, в котором училась дочь Нестерова Ольга. Екатерина Петровна пришла взглянуть на картину, о которой так много говорилось в городе, – «это жизненный путь русского странника и его встреча со Христом». Сам художник о работе сказал так:
«Хочу подвести итог моих лучших помыслов, лучшей части самого себя».
Через несколько недель после встречи с Екатериной Васильевой Нестеров уже восторженно писал своему близкому другу Александру Турыгину в Уфу:
«…Я влюбился как мальчишка. Она действительно прекрасна, высока, изящна, очень умна и по общим отзывам дивный, надежный, самоотверженный человек. И если по дурной привычке своей я не выпрыгну в окно, то через месяц наша свадьба».
Нестеров иронично сравнил себя с гоголевским Подколесиным, которого одолевали мысли: мол, и надо бы жениться, да боязно, и хочется сбежать с собственной свадьбы, выпрыгнув в окно. На сей раз «прыгать в окно» не пришлось. Свадьба с Екатериной состоялась. Женщина подарила живописцу 40 лет тихого счастья, воспитав с ним сына и дочь.
Тоска по Святой Руси
Картина «Видение отроку Варфоломею» стала сенсацией 18-й передвижной художественной выставки в Петербурге. Михаил Нестеров прославился в одночасье.
В основу сюжета положен эпизод из «Жития преподобного Сергия», написанного его учеником Епифанием Премудрым: отроку Варфоломею (в монашестве принявшему имя Сергия) не давалась грамота. Однажды, когда отец послал его искать пропавших жеребят, под дубом было ему явление монаха-черноризца, помогшего обрести мальчику дар премудрости через таинство Причастия. По преданию, святой старец, взглянув на юного пастушонка, угадал в нем «сосуд избранный».
Это полотно художник будет считать самым лучшим своим произведением:
«Жить буду не я. Жить будет “Отрок Варфоломей”. Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он еще будет что-то говорить людям – значит, он живой, значит, жив и я».
Образ преподобного Сергия Радонежского был духовно близок Нестерову с раннего детства. Он знал его по семейной иконе и лубочной картинке, на которой Сергий-пустынножитель с руки кормил огромного медведя хлебом. Тогда-то Михаил сердцем и почувствовал Святую Русь, где человек и природа равно одухотворены Богом.
Профессор А.В. Прахов, пораженный талантом Михаила Нестерова, пригласил его расписывать Владимирский собор в Киеве. Творческий взлет художника только начинался! Ему еще предстояло сложить живописную эпопею в честь князя Владимира, создать целый пантеон подвижников веры, русской культуры и истории, расписать Марфо-Мариинскую обитель и дворцовую церковь св. Александра Невского в Абастумани (Грузия)… Нестеров еще не знал, что все его живописные полотна и церковные росписи соединятся в единый жизненный сюжет – «Путь ко Христу».
Чтобы глубже понять духовный мир русских монастырей, художник отправился в Соловецкую обитель на Белом море. Своих монахов-простецов он выведет из монастырских стен и оставит в лесной глуши – одних, с молитвой… Оставит в той светлой тишине, по которой так тосковала его душа. «С топором да пилой в лесу Богу молимся», – говорила о себе братия монастыря. Вся природа была для них святым храмом, где звери и птицы не боялись человека.
«Уходящая Россия»
Нестеров работал над монументальной картиной «Христиане» (позже получившей название «На Руси. Душа народа»), когда разразилась Февральская революция, а вслед за ней прогремела Октябрьская, которая и подвела черту под всем, что делал художник: больше не могло быть и речи ни о храмовой росписи, ни о картинах, наполненных молитвенным светом. Нестеров пришел к трагическому выводу:
«России – великой, дорогой, родной и понятной, больше нет, вся жизнь, думы, чувства, надежды, мечты как бы зачеркнуты, попраны, осквернены…».
Из лирических нестеровских пейзажей исчезнут святые лики, таящие в себе безмолвную печаль русской души…
«Уходящую Россию» художник успеет запечатлеть на полотне «Философы», где на фоне Сергиева Посада ведут неспешную беседу два выдающихся религиозных мыслителя своего времени – священник Павел Александрович Флоренский и профессор Сергей Николаевич Булгаков. Это 1917 год! Пройдет совсем немного времени, и Булгакова вышлют из России на «философском пароходе», а отца Павла, не только религиозного философа, но и блестящего инженера, математика, химика, естествоиспытателя, отправят в ГУЛАГ, где он пройдет свой крестный путь до страшного финала, когда в 1937 году «тройка» НКВД приговорит его к расстрелу…
Последние годы жизни
Подлинным шедевром портретного искусства кисти Нестерова считается «Амазонка» – портрет дочери Ольги. И трудно себе представить, что девушка, которую современники назвали идеалом женственности и «воплощением хрупкости светлых романтических грез Серебряного века», окажется в Акмолинском лагере, откуда вернется в 1941 году инвалидом на костылях, а ее муж, известный юрист и профессор Виктор Шретер, будет расстрелян по обвинению в «шпионаже» (посмертно реабилитирован за отсутствием состава преступления).
Сам Михаил Васильевич, отсидевший в Бутырской тюрьме несколько недель, не побоится хлопотать за второго своего зятя (мужа младшей дочери Наташи) – Михаила Дмитриевича Беляева, литературоведа-пушкиниста, основавшего музей-квартиру Пушкина на Мойке. Нестеров писал и писал письма Сталину… Расстрел заменят Беляеву лагерем.
Круг близких людей становился все уже и уже – кто-то вынужден был отправиться в эмиграцию, кто-то был арестован, кто-то «ликвидирован»… Судьба России отзывалась в сердце острой болью. Война стала тем последним ударом, который художник не выдержал. В 1942 году в Москве, в Боткинской больнице, Нестеров скончался от инсульта. Ему было 80 лет.
Монархисту по убеждениям, Михаилу Васильевичу Нестерову пришлось жить в иной России – не царской. И хотя советская страна отметила талант великого художника высокими регалиями и званиями, он до самой своей смерти так и не перестал тосковать по той светлой тишине, которой была наполнена Святая Русь на его лирических полотнах.
Источник: Православие.ру
