* * *
Пахнет сыростью осенней.
Полегла в полях трава.
Скоро будет воскресенье.
Скоро праздник Покрова.
Шелестит листвою ветер.
Есть пока еще листва.
Хорошо на белом свете.
Скоро праздник Покрова.
И от нашего порога
Ляжет за ночь, за одну,
Белоснежная дорога
В долгожданную страну.
* * *
Бывало. Всякое бывало.
И сердце покрывалось льдом.
А после — окаменевало.
И жизнь — не жизнь, и дом — не дом.
А я пыталась высечь пламень
Из камня сердца моего.
Напрасный труд. Разбитый камень.
И все. И больше ничего.
* * *
Не плачь о том, что не случилось,
Не получилось ничего.
Поверь, что это Божья милость,
Благоволение Его.
И радуйся, а не завидуй.
Благословляй, а не злословь,
Утраты, беды и обиды,
Любовь и даже нелюбовь.
Да, было временно, непрочно
Все то, что мимо пронеслось.
Теперь ты это знаешь точно
И видишь прошлое насквозь.
...Меня, как Лота из Содома,
Мой ангел вывел из огня,
Из погибающего дома,
Где Бог испытывал меня.
* * *
Спаси вас Бог, обидчики мои,
За то, что между мной и вами было,
За путеводную звезду любви,
Она и вам, и мне равно светила,
За опыт одиночества и плач
К тогда еще неведомому Богу.
А кто был слеп из нас и кто был зряч,
И вы, и я узнаем понемногу.
* * *
Лукавы дни. Лукавы ночи.
Лукавы сны. Лукава явь.
Дорога с каждым днем короче,
Хотя бы в этом не лукавь.
О, многомилостивый Боже,
Долготерпенью Твоему
Что на земле предел положит?
Кто воспрепятствует ему?
Что делаешь с Твоей рабою?
Вся жизнь моя горит огнем...
Что человек перед Тобою?
И Ты заботишься о нем.
* * *
В электричке многолюдной,
Забываясь в полусне,
Помолчать о жизни чудной,
В сердце бьющейся, подспудной,
Жизни даром данной мне.
Не жалеть о том, что мимо,
Исчезая и пыля,
День за днем, непоправимо,
Легче воздуха и дыма,
Из-под ног летит земля.
Придорожные березы,
И столбы, и провода,
Суета перронной прозы,
И года мои, и слезы,
И — навстречу — поезда...
* * *
Поднялась непогода.
Расходилась метель.
На краю небосвода
Дверь слетела с петель.
И за окнами древо
Сокрушалось всю ночь,
Как от отчего гнева
Окаянная дочь.
Бередило мне душу,
Тычась веткой в стекло.
Это дерево — груша —
Так весною цвело!
Не цвело — полыхало!
А теперь за окном
До утра заметало
Даже память о том.
Ледяная сорочка...
Ветки в липком снегу...
И ничем тебе, дочка,
Я помочь не могу.
* * *
«Жена же Лотова оглянулась позади его
и стала соляным столпом»
Опасно быть у памяти в плену.
Хоть у счастливой, хоть у несчастливой.
В скупых словах про Лотову жену
Есть соль коварства памяти ревнивой.
По имени ли кто ее позвал?
Иль запах очага ноздрей коснулся?
Об этом разве только Ангел знал.
А знал ли Лот? Но он не оглянулся.
Содом Господним истреблен огнем.
Там больше нет ни улицы, ни дома.
Зачем же ты, жена, скорбишь о нем,
Когда Господь не пощадил Содома?
* * *
На этом месте, на своем,
Где Бог привел, на этом месте,
Где бедствую со всеми вместе
И с одиночеством вдвоем.
И мне другого нет пути.
И совести горчайшей чашу
За правду и неправду нашу
Мне мимо губ не пронести.
* * *
Я слушала признанье в нелюбви.
Бывает и такое между нами,
Беспечными и гордыми людьми.
Я выслушала до конца признанье.
И что, скажите, было делать мне?
Давно уж ночь за окнами стояла.
И неизвестная звезда в окне
Во мраке ослепительно сияла.
Она стояла за его плечом,
Звезда моей непрошенной свободы.
Как бы архангел с огненным мечом
Эдема затворенного у входа.
* * *
«Меж гробницами внука и деда
Заблудился взъерошенный сад»
А. Ахматова
Запомни: сентябрь и ливень,
И сад, где сейчас — никого.
Последнего ливня счастливей
Не будет. Запомни его.
Запомни усталые клены,
Прощальную песню листвы,
Высокие, в сумерках, кроны
И в трещинах грубых стволы.
Ах, скоро мой сад онемеет!
Здесь лягут снега тяжело.
И кто нас тогда пожалеет
И молча возьмет под крыло?
* * *
Внутренний дворик, засыпанный ржавой листвой,
Весь на ладони под окнами старой больницы.
Тучи повисли над кроной кленовой сквозной.
Низкому солнцу сквозь тучи никак не пробиться.
Место нашла кое-как, успокоилась боль.
Правда ли, что мы с тобою расстались врагами?
А в Ленинграде сегодня по Цельсию — ноль,
Иней на крышах, и лужи хрустят под ногами.
И холодок одиночества в сердце проник
Горьким предвестником горшей, быть может, разлуки...
Прошлого непоправимый листаю дневник.
Дворик больничный... и клена воздетые руки...
В ДАЧНОМ
Теперь уж Дачного пределы
Нас не встречают тишиной.
И братство птичье поредело.
И дачи нет здесь ни одной.
Ничьи сады близ новостроек.
Бездомных кошек — легион.
Собак бродячих у помоек
Возня. И резкий крик ворон.
...Ах, детства моего планета!
Дворовый девственный песок,
И весь как есть — в потоке света —
Дворец мой из сырых досок...
Просторней было здесь и проще:
Ходи хоть вдоль, хоть поперек.
Одна березовая роща —
Той Атлантиды островок.
И дети во дворе играют
Совсем не так, как в детстве я.
И все быстрее обрывает
Наш век листки календаря.
* * *
Ночного бденья наступило время.
Пока мы спим беспечным сном своим,
Кто на себя берет дневное бремя?
Какой непостижимый серафим?
Кто до рассвета, воздевая руки,
Так дерзновенно молится о нас?
И отступают будущие муки.
Еще на день. Уже в который раз.
* * *
Все понемногу близится к концу.
И мы увидим смерть лицом к лицу.
Стучит в окошко дождик... Дай мне руку.
Всё дым уже, что причиняло муку.
Всё дым, я говорю, всё только дым.
Чело оделось облаком седым.
А смерти нет, особенно сейчас.
Не жизнь, а время покидает нас.