«Сойдутся, как волхвы, века…»

* * *

Небесный Свет едва-едва
во тьме находит наши очи...
(За слепоту прости нас, Отче.)
И все же нет светлее ночи,
превыше нету торжества,
чем ночь Рожденья Божества
земною матерью... Над бездной
вновь воссияет Свет Небесный,
сойдутся, как волхвы, века
пред чудом Рождества согреться...

Мать держит Сына возле сердца —
соль слез и капли молока
смешались на устах Младенца.
Ему, Ему лишь суждено
испить всю скорбь из чаши мира,
где смешаны и яд, и миро,
и кровь, и уксус, и вино.

 

Все всемогущество Отца
не отвратит ни мук, ни терний —
настанет день и час вечерний
Его тернового венца!
И отворятся Небеса...
Свят дольний путь, но горний — ясен,
как взор Младенческий из ясель,
как Богородицы слеза.

Молю, о Боже, не покинь
нас в тесноте миров окрестных,
дай силы жить, в любви воскреснуть
к звезде рождественской... Аминь.

* * *

Как долго Он явиться медлил!
Как долго ждал Ершалаим!
Толпа ликует: «Едет! Едет!»
И ослик цокает под Ним.

Толпа не ждет небесных истин —
ей подавайте чудеса.
И эти пальмовые листья
лишь затемняют небеса.

Он чуть смущен,
Он чуть рассеян,
вокруг кипение бород...
Лишь книжники и фарисеи
стоят угрюмо у ворот.

Известно все, что будет после,
известно все, что будет с Ним.
Куда ж девался тихий ослик,
что ввез Его в Ершалаим?

Кому-нибудь его отдали,
и сгиб он где-нибудь в песках,
но, может быть, для Божьей твари
есть все же место в небесах?

И вижу чудную картину:
под тихим звоном райских звезд
по старой памяти Христос
садится ослику на спину...

Нарвите веточек еловых.
Луна сияет, словно нимб.
Грядет Христос Заветом Новым
и ослик цокает под Ним.

* * *

Ударит пушка кратко, гулко,
Вспугнув ворон и облака.
Какой-то полдень Петербурга,
В какие-то его века.

На лавочках грустят старушки,
Припоминая не у дел
Под залп полуденный из пушки
Блокадный гибельный обстрел.

А кто-то в дымке перегара,
Трезвея, вспомнит о войне
То ли в горах у Кандагара,
То ли в отчаянной Чечне.

А вот историк многомудрый
События расставит в ряд:
Палили в Зимний из орудий,
Откуда и теперь палят.

Ему положено по чину
Во всем искать первопричину.

* * *

Не дай мне, Боже, перемен,
А лишь прибавь душе простора,
Чтобы увидеть Вифлеем —
Месторождение Христово.

Не нужно здесь для веры скреп,
Навечно ласковая сила
Объяла каменный вертеп
Дыханьем Матери и Сына.

Молюсь, скиталица, о чем
В своих надеждах безотчетных?
О благоденствии для пчел,
О Божьих медоносных пчелах:

Когда под лошадиный храп,
Османской дерзости вначале,
Вломились в потаенный храм
В пылу кощунства янычары

Святую тайну взять в полон,
Тогда над вражьим ратным строем
Взлетел из мраморных колонн
Господний гнев пчелиным роем!

Не молнией и не мечом,
Не толерантностью, как ныне,
А роем молниеносных пчел
Спаслась великая святыня.

Пусть в январе или в июле
В душе не угасает жар,
Храня, как пчелы, в Божьем улье
И веры мед, и верность жал.

* * *

В Таврическом саду
Морозными деньками
Звенели на пруду
Наследники коньками.

У бедной детворы
Держателей престола
Так мало для игры
Оставлено простора.

На зеркалах пруда
Принцессы так прелестны!
Но тьма из-подо льда
Уже пророчит бездны.

В трагическом году,
На стыке меж веками,
По святочному льду
Они звенят коньками.

Еще деньки легки
И крепок лед державы.
Еще скользят коньки,
Да только скрепы ржавы.

Трагически скользя,
Как Русь скользит веками,
Великие князья
Лед резали коньками.

А там, в тени колонн,
Сюжетом для ремейка
Стоял хромой Харон.
Угрюмо. С трехлинейкой...

* * *

Похмельная пора!
На мусорном пригорке
Горит костер с утра —
Сжигают елки.

Два шатких мужика,
Как бы с офортов Гойи,
По воле ЖКХ
Сжигают хвою.

Пылает серпантин,
Чадит фальшивый пластик.
Нас всех осиротив,
Сгорает праздник.

Летит по ветру дым,
Прогорклый призрак оргий.
(Нерон глядит на Рим?)
Сжигают елки.

И пламя — алый жгут —
Трещит, как шут на тризне, —
На свалках елки жгут...
Как сладок дым Отчизны!

* * *

Из-подо льда воды не пробуй —
Студеной обожжешь гортань...
Январь. Нева. Чернеет прорубь —
Зимы блокадной Иордань!

Смертельная поземка стлалась,
А по застругам среди льда
Людская скорбно череда
Тянулась к проруби... Осталась
На жизнь лишь невская вода.

Не замечая гром орудий,
Обратный не предвидя путь,
На наледь привалиться грудью,
Набраться сил и зачерпнуть.

Не слышно стонов и рыданий,
Лишь тяжесть общего ковша.
Поднять его, едва дыша,
С водой святой из Иордани...

Прими Крещение, душа,
Во дни смертельного крещенья
С великой жаждою отмщенья!

От санок лямочку — на плечи,
Шажок, еще один шажок.
А встречный ветер как ожог.
Даст Бог — дойдешь, а не расплещешь,
А не дойдешь — ничком в снежок.

Минуя времени застругу,
Донес ли через глад и хлад
Святую воду к Петербургу
Блокадный, скорбный Ленинград?

Смерть не становится понятней,
Жизнь не становится мудрей.
Январь. Блокада. Водосвятье
Откуда в памяти моей?

* * *

Земля кружится на оси,
А Петербург — вокруг колонны,
Огнем и славой прокаленной.
Господь, помилуй и спаси

От сокрушенья бытия.
Я здесь надеждою дышала:
Быть может, на круги своя
Вернется все-таки держава?

Увы, бесцельная толпа
Сегодняшних времен лукавых
Кружит беспечно у Столпа,
Крадет с оград орлов двуглавых.

А то затеет рок-концерт,
Тогда от темного соблазна
Кипит в омоновском кольце
Непредсказуемая плазма.

И может быть, с Европой в лад
Стремясь к свободе и прогрессу,
Устроят здесь и гей-парад
Или другой — «по интересу».

Катастрофичен сдвиг оси
И для планет, и для сознанья:
Не переменами грозит,
А сокрушеньем мирозданья.

* * *

Плакать нам или смеяться?
Глянешь — пестро впереди:
Инновации змеятся,
Президентов пруд пруди.

На тусовках свили гнезда
Гои, геи (гой еси!),
Примадонны, порнозвезды,
Подлецы всея Руси.

Постмодерн! Живите просто:
Кто «урвал», кто «пролетел».
Серьги розданы по сестрам —
Невозможен передел.

А «латентные протесты»,
Или там мятежный раж,
Ловко ставят на протезы
Ежедневных распродаж.

«Суперцены», «мегаскидки» —
Род халявы в полцены.
Локтем в бок — и под микитки
Снизу, сверху, со спины.

Потребитель! Будь отважен
И всегда готов вполне
К супермегараспродажам
В оптом проданной стране.

* * *

Если вам приезжий не в радость,
Олигарх возбуждает ревность,
Проявите к ним толерантность
Или даже политкорректность.

Не давайте свободы чувствам,
Применяйте простую схему.
Что с того, что под нею пусто,
Словно в чреве у манекена.

А наказ: возлюбите ближнего
Как себя, отныне и впредь —
Только блажь, несомненно, излишняя,
Ближних следует перетерпеть.

Перед нищими и калеками,
Иноземцами всех мастей
Оставайтесь политкорректными —
Никаких, не дай Бог, страстей!

О, спасительные эрзацы!
Либеральной идеи зуд!
В столкновениях цивилизаций
Никого они не спасут!

* * *

Пока еще мы горожане,
Хотя есть повод для тревог:
Земля под нами дорожает
И ускользает из-под ног.

В домах, стоящих вдоль каналов,
В каморках утлых по дворцам
Цена на метры коммуналок
Не соответствует жильцам.

Места уж больно аппетитны —
Золотоносная земля!
Удержат ли кариатиды
Давленье наглого рубля?

«Все эти древние скорлупы
Снести с жильцами заодно!» —
Им видятся ночные клубы,
Бордели, банки, казино.

В черте Обводного — Лас-Вегас.
А вдоль Литейного — Бродвей.
Не уповайте на нелепость
Их притязаний и затей.

Чего (нетрудно догадаться)
Желает новый демиург?
Всего лишь, чтобы ленинградцы
Освободили Петербург.

* * *

У городской окраины,
Как прежде, над долиною
Церковные оглавия
Парят неопалимые.

Святыня деревянная
Под невеликой крышею,
В столетье окаянное
Какой мольбою выжила?

У города в изножии
Убереглась в пожарищах,
В бомбежках и безбожии,
При ждановских товарищах,

От сноса неизбежного
В хрущевскую распутицу,
Нашествия коттеджного
По коломяжским улицам.

Укрылась за осинами?
Завесилась калиною?
А может, всей Россиею
Жива, неопалимая?

Господь хранил, наверное,
Чтоб наша жизнь до времени
Не задохнулась скверною,
Не канула в безверии.

* * *

Россию губившие, грабившие,
Растратив бандитский пыл,
Места раскупают на кладбище
Вблизи известных могил.

До фени им, «новым», религии,
Тем более, совесть до фени.
Они обеспечат с великими
Соседство посредством денег.

Посредством гранита, мрамора,
Мозаики и литья
Желают с великими равного
Посмертного бытия.

Они вне страны, вне нации,
Убийцы, рвачи и хамы.
Кровавые ассигнации
Легко отдают на храмы.

В расчете вечной прописки,
В расчете престижных мест
Бандитские обелиски
Теснят православный крест.

О, бедная Родина наша!
Замри, мое сердце, замри!
Свершается распродажа
Святой российской земли.

Похороните во поле,
В глуши неизвестных мест,
Чтоб не дошли, не дотопали,
Не повалили крест.

* * *

Снег струится чудесней,
невесомей, чем сны,
Словно там, в поднебесье,
колокол тишины.

И во мне снова ожил
детский лепет души.
Боже, милый мой Боже,
Снега ландыши!

Непорочная нега
на Неве и над ней.
Это белое эхо,
эхо летних дождей.

Но о блеске и громе
память шепчет едва.
Тихо в небе, как в доме
светлого торжества.

Возжигаются свечи,
горько льется вино.
Для прощанья и встречи
лишь мгновенье одно.

Вечности дуновенье —
грусть, надежда, любовь.
Мир замрет на мгновенье
И закружится вновь.

Что же будет? Что станется?
Знает лишь Бог,
совершающий таинство
смены царств и эпох.

Что ответит, спроси я
из юдоли земной:
«В силе будет Россия
или так... стороной?»

От тревог себя кутаю
в русский снег, словно в мех.
Тает с каждой секундою
нам отпущенный век.

Что же будет? Так что же?
На любви? На крови?
Дай нам милости, Боже,
дай нам мудрости, Боже,
дай нам мужества, Боже,
Господи, благослови!

...Снег летит, чудо хладное,
по России и здесь...
Пахнет хвоей и ладаном
Снега светлая весть.