ПРОВИНЦИЯ
Поет комар, гудит мошка,
Стрекочет вещая сорока,
И кот на троне чердака
Холостякует одиноко.
Бычок об угол чешет бок,
В сарае хрюкнул боров сонный,
«ДТ» свалил в канаву стог —
Ничейный, стало быть, казенный.
Ничья дорога, даль ничья...
Но — чу!
Как будто скачут тройки?
И, сдунув с крыши воробья,
Нагрянул ветер перестройки.
Ура! И выкрикнув «ура»,
Забив всех раньше в барабаны,
На этот ветер флюгера
Отреагировали рьяно.
Опять на гребне, на виду
За всенародные усилья:
Теперь в двухтысячном году
Сулят здесь лад и изобилье.
Толкуют складно — блеск и шик!
— Мол, были беды и потери...
И хмуро слушает мужик,
Привычно в будущее веря:
«Ну что ж, идем к версте верста,
То попустительство, то ломка.
В итоге жизнь и прожита —
Вся для счастливого потомка...»
СОЛОНЧАКИ
Солончаки, солончаки,
От зноя спекшиеся травы.
И ни колодца, ни реки,
Один лишь суслик у канавы.
Да чудом держится пырей,
Хоть просит дождика из тучки.
А дальше снова суховей
Качает красные колючки.
Но что поделаю? Кулик
И здесь нахваливает кочку!
Я тоже барин не велик,
Иду-бреду себе пешочком.
Вновь перелески да поля,
«Ижи», наделавшие грому.
Да это ж родина моя!
Иду и радуюсь живому.
ОСЕНЬ ПРИШЛА
Блекло. Сумрачно. Пусто.
Лишь рябины красны.
Холодеющим хрустом
Налились кочаны.
Напиталась, набухла
Зябкой влагой земля.
Одиноко пожухла
На меже конопля.
И низины, и кручи
Иней осеребрил.
Бечеву свою в тучах
Тянет крохотный «Ил».
Но веселое дело:
Вон — за далью оград
Вновь, как ратники, в белом
Березы стоят.
РУСЬ
Русь, малиновое поле...
С. Есенин
Русь былинная — даль без предела,
Снежный дым у столбов верстовых!
Как на Сивках и Бурках сумела
Доскакать ты до окон моих?
Растеряв по дорогам подковы,
Понастроив церквей — в облака,
Ты на поле полей Куликово
Выходила, чтоб встать на века!
Вот и нынче по осени свежей,
Над равнинами зябких полей,
Подняла ты с родных побережий
Нестареющий клин журавлей.
Что еще там? Мелькнул полушалок,
Да упала звезда впереди:
Это дух переводишь устало
Ты в своей богатырской груди!
ЕСЛИ БЫ
В леса! За болота и реки.
В скиты, где лишь шепот травы.
Немедленно ладить засеки,
Ходы потайные и рвы.
Аврально и без проволочки,
Как в злые годины, века, —
В чащобы, — в слезах химподсочки,
Они еще наши пока.
И снова — за брата, за друга,
За этот... за менталитет —
Пройти от пращи и от лука
Свой путь до брони и ракет!
Достанет последнего гада
Архангел своим копием.
Бесовскую пыль демократа
На паперти храма стряхнем.
В леса! В Пустозерски, в Уржумы!
В подвижники — Бог на челе...
Но нет огневых Аввакумов
Сегодня на Русской земле.
РАСКЛАД
Отец мой был природный пахарь...
Из народной песни
Ну что, орлы-интеллигенты,
Соколики, тетерева,
Как там «текущие моменты»,
«Свободы» ваши и «права»?
Теперь повсюду тары-бары,
Не жмет, не душит агитпроп.
Вы ж так хрипели под гитары
Об этом — в кухонках — взахлеб!
Ну, допросились в кои веки
Почетных званий и наград,
Ну, вышли в общечеловеки...
А дальше что? Какой расклад?
Вокруг желудка интересы,
Все те же всхлипы про «судьбу»,
Да злые шуточки от беса
Про белы тапочки в гробу.
А не от Бога — болевое
Еще живого бытия:
«Горит, горит село родное,
Горит вся родина моя...»
СТАРЫЙ СОЛДАТ
Вся-то баталия проще простого:
Марш изнуряющий, бомбы, паром,
Клюнуло там на Дону, под Ростовом,
При отступлении в сорок втором.
И опрокинулось знойное небо,
И захлебнулось шрапнельной икрой,
Вот и в Берлине — не выпало... не был,
А следопыты решили: герой!
Шаг за шажком и — взошел на крылечко,
Выдали угол... (На власть не ворчи!)
Вот и кулек диетической гречки,
И валидол — прописали врачи.
Скрипнула дверь, постоял на пороге,
Сердце сдавило, припал к косяку,
Крупкой коричневой сея под ноги —
По домотканому половику.
Много недель было в комнате тихо,
Думали, выехал... Богом храним.
Вновь следопыты пришли... А гречиха
В рост поднялась и шумела над ним.
РУССКАЯ ВЕНЕСУЭЛА
Моему крестному Г. Г. Волкову
Все было проще, чем думал об этом,
Там, на краю зарубежной Руси,
Встретили шуткой седые кадеты —
Ну, комиссар, мол, прощенья проси!
Сдвинули рюмки по доброй привычке,
И недоверья растаял ледок.
Да, раскидали нас войны и стычки,
От безрассудства лишь Бог уберег.
Только куда подевалась отвага?
Думал ли встретить я, братцы, вчера
Рудневых — внуков героя «Варяга»?
Встретил. Сошлись мы. И — с Богом «Ура!»
Помню у Слезкиных вечер сердечный,
Кинту Бурмицких, вопросов обвал,
Дружных Ольховских чету и, конечно,
Как Свистунов о донцах вспоминал.
Сколько улыбок хороших! И столько
Солнечных душ пораскрылось легко:
Павла и Сергия, матушки Ольги...
Только сроднились. И вновь далеко
Вечнозеленый окрас Каракаса,
Горных дорог золотой серпантин,
Авиаборт безупречной «Виаса»,
Моря Карибского синий сатин.
Кира и Аннушка, Катя и Вера,
Волков Георгий и кинта его.
Вот перед взором встают кабальеры —
Плотников, Маликов и Хитрово!
Русских погостов святые могилы,
Белой России последний рубеж.
В утренней дымке вершина Авилы —
Знак восклицательный вечных надежд!
ПУСТЬ ПОТЕШАТСЯ
С теплой грустью есенинских кленов,
С русской думой о днях золотых,
Все прошел я шторма и циклоны,
Принимая как должное их.
Жили рядом светло и согласно
Деревеньки мои, города.
Жили разно, не то, чтобы праздно,
Но без света в душе — никогда.
Не обидел родную сторонку,
Воспевал. И прославил, как мог.
Что же нынче так лает вдогонку
Чья-то шавка? Суди ее Бог!
Лают давки у винных лавчонок,
Лает рэкет. Спасения нет?!
Больше всех беспардонных сучонок
Развелось в подворотнях газет.
Коль в душе ни таланта, ни Бога,
Коль от злобы в глазах зелено,
Пусть потешатся бранью и склокой —
Все равно им парить не дано.
Выйдет срок... Приплывут бригантины,
Вспыхнет снова — по курсу — звезда...
Кто там с визгом вцепился в штанину?
Наступлю ведь... Ну, право, беда!