13 ноября встречает свое 75-летие выдающийся русский поэт, публицист, общественный деятель Валерий Хатюшин! Редакция и читатели журнала «Родная Ладога» поздравляют Валерия Васильевича с юбилеем! Желаем крепкого здоровья, большого запаса душевных и физических сил для осуществления всего задуманного, а также новых творческих замыслов!
ЦВЕТОК ЗВЕЗДЫ
В лесной тиши, в глухом затоне
речной воды
я взял в холодные ладони
цветок звезды.
Вонзился в руку, словно жало,
ее огонь,
звезда, шипя, в затон упала –
прожгла ладонь.
Тогда, склонясь над зыбкой глубью
ночной воды,
ладони свел я и пригубил
глоток звезды...
И мне с тех пор во тьме кромешной
светло всегда,
в моей душе, земной и грешной,
горит звезда!
1977
* * *
Я шагаю устало
от Москвы на восток...
Что-то птица сказала –
я расслышать не смог.
Сколько хватит мне силы,
столько буду шагать.
Голос неба России
я хочу разгадать.
Всюду прежние лица,
всюду голос родной.
Но о чем эта птица
говорила со мной?..
1976
* * *
Тая обиды про запас,
бывает, связи рвем с друзьями,
но жизнь всегда сближает нас
с людьми, которых стоим сами.
Мы лжи боимся, как чумы.
Но для других честны всегда ли?
Когда-то, может быть, и мы
чужих надежд не оправдали.
Во зле никто не обвинит,
но ожидания напрасны,
что случай вдруг соединит
с людьми, которые прекрасны.
Мы перед совестью своей
за все ль останемся спокойны?
А жизнь приблизит к нам друзей,
которых будем мы достойны.
1980
ДВЕ ЖИЗНИ
Не прячь потухших глаз,
понять себя заставь:
у каждого из нас
две жизни – сон и явь.
Огонь не по летам
из сердца вышел весь,
оно томилось там,
оно страдало здесь.
Две смерти – не найдешь,
две жизни – проглядишь,
в одной из них – бредешь,
в другой – летишь, летишь!..
Но будет ночь без сна.
Последний час придет.
Погубит нас одна,
другая нас спасет...
1981
ВЬЮГА
Что там ночь колдует?
Что готовит нам?
Зябко ветер дует
меж оконных рам.
Словно кто-то хочет
окна распахнуть.
Я в такие ночи
не могу заснуть.
Как люблю я слушать
вьюги свист ночной!
Он мне рвется в душу,
будто крик родной.
Он глаза туманит
мне ли одному?
И так жутко манит
за собой во тьму...
1982
КОРНИ
Деревья собираются в дорогу.
Они бы в тайном сговоре могли
в ночном тумане скрыться понемногу,
но корни их стремятся в глубь земли.
Какую непонятную тревогу
они забыть хотели бы в пути?
О, как деревья тянутся в дорогу!
Скрипя стволами, силятся пойти.
Их день и ночь безудержные ветры
зовут в свою раздольную страну,
они туда, склоняясь, тянут ветви,
но корни их уходят в глубину.
Им снится край светлее и просторней,
и шум листвы не умолкает в нем...
Но с каждым днем уходят глубже корни,
держась за землю крепче с каждым днем.
1983
СУДЬБА
Поэт с собой уносит тяжесть
поруганного идеала...
Одна рука, одна и та же,
поэтов русских убивала.
Она всегда была проворной
и хладнокровной в высшей мере,
верна себе на речке Черной,
на Машуке и в «Англетере».
И не однажды будет точной...
Ведь ей без жертвы нет покою...
Разит она не в схватке очной, –
чужой, предательской рукою.
И Пушкин понимал все это,
судьбу предчувствуя заране,
ту, что российского поэта
достанет даже в Тегеране...
И что б ни делал, где бы ни был,
он всех вернее знал в России,
что рок ему готовит гибель,v
а пред судьбой и Бог бессилен...
Судьбой ему повелевалось
оставить подлость без ответа,
чтоб чёрной кровью не смывалась
кровь неотмщенного поэта...
1983
* * *
Листья этого года лежат на земле...
А давно ли – о вечном шептали?..
Как звенели и пели о синем тепле,
как они на ветру трепетали!
Я по красным и желтым – ступаю по ним,
прохожу, как по углям горячим.
Вот и мы, точно листья, уйдем, облетим,
станем дымом и пеплом бродячим.
Что запомнят про нас через тысячу лет?
Чем мы будем? – золой из-под снега.
Отлетает наш век, мы уходим под снег,
люди этого века.
Но играют еще лепестками огня
в серой хмари небесного свода
и тоску бередят, и волнуют меня
листья этого года...
1987
* * *
Ну вот, я пережил и это лето.
Теперь и осень как бы пережить...
Пусть за окном померкшим до рассвета
унылый дождик будет моросить.
Пусть ничего кругом не происходит,
дожди и ветры пусть одни шумят.
Для сердца есть покой в плохой погоде,
когда ничем не растревожен взгляд.
Пусть за окном дрожит и гнется ива
под хмурым небом, от дождя темна.
Над ней ворона пусть летит лениво,
и лишь не шелохнется – тишина.
Когда осточертеет все на свете
и станет все таким ненужным тут,
лишь ива за окном, лишь дождь и ветер
покинуть эту землю не дадут.
1989
ПРОЩАЛЬНЫЕ ОГНИ
В гремящем гулком тамбуре
и в таборе вагонном
меня дорога дальняя
качала день за днем,
и столько раз в заснеженном
пространстве полусонном
мне вслед махала станция
прощальным фонарем.
И что-то было тайное,
необъяснимо нежное
в сиянье полупризрачном
исчезнувших огней...
Давно во мгле растаяло
пространство то безбрежное,
но этот свет все теплится
еще в душе моей...
1991
* * *
Тихое утро, белый покой,
шелковый снег шелестит под ногой.
Небо белесо, дорога бледна,
лес не очнулся от снежного сна.
Свежие рядом с дорогой следы
тянутся к речке – до льдистой слюды.
Сонный слегка нарушают покой
льдинки в ведре с ледяною водой...
1992
УШЕДШАЯ РОДИНА
Дочь моя,
родилась ты в Советском Союзе,
лишь три года ты в нем пожила.
Об огромной стране как о тяжкой обузе
нам безродная нечисть лгала.
Да, мы Родины нашей тогда не ценили,
к морю южному мчась без труда.
Мы, как блудные дети, семье изменили,
и пришли к нам нужда и вражда.
Ты услышишь не раз как о сказочном чуде
об ушедшей Отчизне своей.
Той великой страны больше нет и не будет.
Много раз мы поплачем о ней.
Мы свободными были, спокойно общались,
всех нас праздник за стол собирал...
Мы с червонцем в кармане
на поезде мчались
хоть на Запад и хоть за Урал.
Не смогли удержать мы бесценного груза
ясных лиц и открытых дорог...
...Я стоял на земле пограничной Союза,
и Балтийское море плескалось у ног...
1993
КРЕПОСТЬ
Нас черный ангел порчей метит,
а бесы мерзостью гнетут,
но солнце наше ярко светит
и реки русские – текут.
Нам ночь Иуды множит слезы,
но брезжит утро впереди,
шумят высокие березы
и грозовые льют дожди.
Пока затмение народа
идет по русским городам,
родная, умная природа
не даст с земли исчезнуть нам.
Нет, никакая в мире нечисть
из нас не вытравит людей,
пока звенит в траве кузнечик
и душу лечит соловей.
За помраченьем и развалом
нас ждет весенняя страда...
Издохнут Меченый с Беспалым,
но Русь не сгинет никогда!
1993
* * *
Март за окном, а мне, как прежде, грустно.
Ну что ж, вот я и зиму пережил...
В вечернем небе пасмурно и пусто,
лишь лай далекий тишь разворошил.
Качает ветер сонные березы.
Унылый день метельной мглою смят.
Какие нам назначенные грозы
над головою вскоре прогремят?
Они взорвутся, может, слишком громко,
но я услышу всем своим чутьем,
как шелестит летящая поземка
под одиноким тусклым фонарем.
И мне для сердца большего не надо.
Пусть под окном трепещет вербы куст.
В моей судьбе мне все же есть награда –
вот эта тишина и эта грусть...
1994
* * *
Уже на всё махнул рукою вроде я,
одной идее до конца служа.
Но каждый раз на грустную мелодию
зачем-то откликается душа.
Ну что ее еще влечет к поэзии,
когда кругом предательство и ложь,
когда ищу я слово, точно лезвие,
когда цена словам – дырявый грош?
Но тихая послышится мне музыка –
и теплым светом обогреет грудь,
как будто доченька ладошкой узкою
слезу с моей щеки смогла смахнуть...
1996
* * *
Своей привычки старой не нарушу,
уйду от грусти в тихий листопад.
Мне лишь природа успокоит душу,
и незаметно посветлеет взгляд.
Один в прохладном опустевшем парке
присяду над озерною водой.
Закат осенний в облаках неярких
заронит в сердце временный покой.
И словно скажут мне для утешенья
трава, деревья, темная вода:
«Смотри на эту жизнь без сожаленья,
ее не будет больше никогда».
Вослед за тихим голосом природы
я повторю себе и не себе:
за все под солнцем прожитые годы
будь благодарен Богу и судьбе.
И сколько б слез ни пролил ты на свете,
какой бы горький ни проделал путь, –
ты жил на этой сказочной планете,
ты видел мир, который не вернуть.
Твоя печаль восполнится с лихвою
иною платой и теплом другим...
И если мир жестоким был с тобою,
то этим миром будешь ты любим.
1997
* * *
Еще один сентябрь, еще одно прощанье
с мерцанием листвы, с теплом ушедших дней.
Все ближе, все слышней унылое звучанье
гудящих проводов и ветреных дождей.
Я медленно иду по опустевшей роще,
и сладкая печаль переполняет грудь.
Я знаю, надо жить безропотней и проще,
не плакать ни о чем и не жалеть ничуть.
Прошедшее мертво, но в памяти тревожной
оно, как смутный сон, глаза туманит мне,
трепещет на ветру былинкой придорожной,
шумит ночным дождем, блестит в чужом окне...
Привычное уму коротких дней теченье
стремится изменить природы ясный лик.
О, как бы я хотел унять земли вращенье
хотя б на полчаса, на пять минут, на миг...
Далекий добрый друг, коль сможешь прикоснуться
к моим словам душой, бредущей наугад, –
тоску не береди, к тебе еще вернутся
и запах трав лесных, и буйный листопад.
Не стоит сожалеть о промелькнувшем лете,
оно еще не раз ворвется в жизнь твою.
Но каждый первый луч, блеснувший на рассвете,
прими как Божий дар на гибельном краю...
1997
ПУШКИН
Летящий сквозь громады лет,
огнем небес отмечен,
поэт в России, он – п о э т,
не больше и не меньше.
Он и творец, он и боец,
певец, гонец победный,
а выше – только лишь Отец
и Сын, и Дух Заветный.
Есть слово-символ, как пароль
для всех в России, – Пушкин.
За вечную любовь и боль
нальем по полной кружке.
Когда земные времена
погрязнут в общем блуде,
его строка, хотя б одна,
но в русском сердце – будет.
И пусть во власти высших сил
течет веков громада, –
останется: «Я вас любил…»,
и большего – не надо.
1998
* * *
Вырвусь я в своем пророчестве
из тоски лихих годин.
Даже в полном одиночестве
я на свете не один.
Пусть душа, ни с чьей не схожая,
словно комната пуста,
предо мною – матерь Божия
и спокойный лик Христа.
Лампа ночью долго светится
над застывшею строкой.
Есть мне, с кем глазами встретиться
и к кому прильнуть душой…
1998
* * *
Наверно, смешно и нелепо
в закатную верить зарю…
Смотрю на вечернее небо,
спокойно и долго смотрю.
Мне волосы ветер полощет
и полнится взгляд синевой,
я вижу яснее и проще
прошедшее перед собой.
Ведомый велением вышним,
прорвал я соблазны греха.
Что было никчемным и лишним, –
отсеялось, как шелуха.
Испытан земной маятою,
я с ней расквитался давно.
Всему пережитому мною
меня пережить суждено.
И вот, не забывший о многом,
судьбу разглядевший свою,
безропотно, как перед Богом,
под небом вечерним стою.
Внимаю сердечной надежде
на эту живую зарю,
с любовью, неведомой прежде,
в предвечное небо смотрю.
2006
* * *
Летний вечер, и свист соловья,
и ко всенощной звон колокольный.
Осторожная радость моя
встрепенулась улыбкой невольной.
В темном парке – прохлада и тишь,
птичий щебет и зов соловьиный.
Тут всегда отрешено молчишь
на скамье под ветвистой рябиной.
Звон вечерний и трель соловья
слух лелеют, как райское пенье.
Только тут одинокость моя
обретает и смысл и значенье.
И сидишь, и молчишь, не дыша,
и в глазах замирает улыбка.
Только тут отторгает душа
то, что в жизни ущербно и зыбко.
2007
В РОДНОЙ ДЕРЕВНЕ
Вместо речки – ручеек,
продан детства дом.
И в окошке огонек
скрыт глубоким сном.
Всё чужое: дом не тот,
и не тот забор,
пес рычащий у ворот
и недобрый взор.
Здесь ли я играл в лапту
и гонял гусей?
Здесь ли высмотрел мечту
жизни всей своей?
Ухожу, и боль тоски
сердце бередит,
словно вслед из-под руки
бабушка глядит…
2007
* * *
Что-то в мире случилось такое,
отчего защемило в груди.
Липа кроной шумит надо мною
золотых облаков посреди.
Листопад, предвечерье, прохлада…
В сонном парке тропинки темны…
Ах, душа, не кручинься, не надо,
мы ещё доживём до весны.
Но замри и прочувствуй мгновенье,
как в распахнутых детских глазах.
Клёнов красных в пруду отраженье,
ветра лиственный, шелестный взмах…
Кучевых облаков позолота,
светло-рыжая проседь берёз…
Мы не можем с тобой отчего-то
не любить эту землю до слёз.
2011
* * *
Свободу завоёвывают кровью.
Не признаёт она иных щедрот.
Она своей безжалостной любовью
на пьедестал ведёт и эшафот.
Свободу завоёвывают кровью.
Глуха к словам без жертвы и борьбы,
она, как смерть, не поведёт и бровью
на уговоры, просьбы и мольбы.
Свободу завоёвывают кровью.
Подкожный страх пред нею изживи.
Цхинвал, Донецк, Луганск и Приднестровье
познали яд и мёд её любви.
Свободу завоёвывают кровью.
Когда остры глаза, сердца и слух,
ни жалам пуль, ни чёрному злословью
не победить в крови свободный дух.
Жестокий мир овеян русской новью.
За русский новый мир идёт война.
Свободу завоёвывают кровью —
и лишь тогда навек она верна.
2014
ПОБЕДИТЕЛЬ
…Дрожали языки огня,
и ночь застыла глухо.
«…Один из вас предаст Меня,
но вы крепитесь духом».
И было ждать совсем чуть-чуть
Земле, чтоб стать иною…
«…Я истина, и жизнь, и путь,
идите вслед за Мною».
Свет на лице. Чело в венце.
Веков минувших стержень.
«…Отец во Мне и Я в Отце,
и Мною мир повержен».
Была святая ночь тиха.
Предатель время выждал.
Еще до крика петуха
Пётр отречётся трижды.
Нет больше в мире ничего
до крайнего предела,
весь этот мир — лишь Крест Его,
лишь Кровь Его и Тело.
2014
* * *
Чего хотеть всезнающей душе?
Какого ждать никчемного итога?
Когда слова все сказаны уже,
когда никто не нужен, кроме Бога.
Когда твоё молчанье слышит Он.
Когда не надо ни любви, ни света…
Ты яркой болью сердца освещен.
Любовь людская смертна для поэта.
Бесследно сгинут лишние слова.
С тобою звёзды говорят негромко.
Подруга жизни — подлая молва
запрячет боль твою к себе в котомку.
Не жди любви. Лишь Он — твой главный суд.
И лишь к Нему в веках твоя дорога.
Ты победил, Ему вручив свой труд,
коль вырвался из этих грешных пут
и ближе стал к Нему хоть ненамного.
2016
СВЕТ ВО ТЬМЕ
Стоит хранимый Богом Дом
времён на переломе…
Чем меньше света за окном,
тем больше света в Доме.
Где холодней ночная мгла,
там ласка звёзд теплее…
Чем в подлом мире больше зла,
тем мы добром сильнее.
А где раздор, там и разор —
бездомная дорога…
Но чем бесовский громче ор,
тем в сердце больше Бога.
И мы очнёмся от своей
душевной летаргии.
Чем тьма всемирная плотней,
тем ярче свет России.
2016
ВИНО И ХЛЕБ
Как много лет, мой друг, поверь,
в потёмках я блуждал.
Христос в мою стучался дверь,
но я не открывал.
Я оставался глух и слеп,
мне было знать смешно,
чьим телом был мой чёрный хлеб
и кровью чьей — вино.
Себя изжил я, как беду.
Открыта настежь дверь.
Я нашей скорой встречи жду.
И горько мне теперь…
Я знаю, кто спасал меня —
чья кровь и тело чьё.
И отсвет горнего огня
изжёг лицо моё…
Как много, друг, больших потерь,
как сердцем я устал…
…Христос в мою стучался дверь,
и я — не открывал…
2017
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
Последняя любовь — души живая тайна,
сокрытая от всех, безмолвна и грустна.
Я помню этот день. Мы встретились случайно,
когда в дождях цвела московская весна.
Подвальное кафе писательского дома…
И терпкое вино за столиком в углу…
— Как странно, до сих пор я с вами не знакома, —
сказала и, чутьём недремлющим влекома,
глазами отдалась неясному теплу…
Как странно… Было всё необычайно странно…
Взаимное тепло и глаз, и рук, и губ…
— Нам будет нелегко, — я ей сказал туманно.
И в чувствах, и в словах я был несносно скуп.
Уж столько лет прошло. Безмерная разлука
хранит тепло любви в своих мечтах и снах…
И пишет мне она с тоской: «Какая мука…»
Я отвечаю ей: «До встречи в небесах»…
2017
МАТЬ
Жизнь прожила, не крещена,
к труду причастна с малолетства.
По детству пронеслась война
и, растоптав, сгубила детство.
Скорбей хлебнувшая сполна,
познала все земные грозы.
И без крещенья — прощена.
Её крещеньем были слёзы.
2020
РАСПЯТЫЙ БОГ
Мы век за веком ждём Его схожденья
в наш грешный сад,
и у Него мы просим снисхожденья…
А Он распят.
Прибит. Распят. Из-под гвоздей доныне
струится кровь.
Что нам известно об Отце и Сыне? —
Бог есть любовь.
Бог есть любовь. Она над всеми дышит.
Над жизнью всей.
Холодных нас и видит Он, и слышит
из-под гвоздей.
Не допусти, Отец, Его схожденья
в наш грешный сад...
И просим мы прощенья и спасенья.
А Он распят.
2021
* * *
Август, август, зачем же так скоро?
ведь еще не настала пора…
2017 г.
Август, август, осталось немного
жизни, лета, тепла, тишины…
На границе последнего срока
мне нездешние звуки слышны.
Тёплый ветер, вечернее солнце,
предзакатная бледная синь…
Пахнут мёдом смолистые сосны,
спелой горечью дышит полынь.
Август, август, припомни, давно ли
нам казалось: еще не пора…
Вдаль звало поседевшее поле,
так пьянили твои вечера…
Всё пройдёт, как цветастое лето.
Но останется свет этих строк,
да от красной листвы бересклета
на душе чуть остывший ожог…
2022
* * *
Отцветая снежно,
в майский теплый день —
слышишь? — дышит нежно
белая сирень.
Помнишь, в буйстве цвета —
наш весенний сад?..
Словно было это
целый век назад…
А ведь было! Было…
Всё в душе цвело…
Только вот забыл я,
сколько лет прошло…
Ты глядишь устало
из-под тёмных век…
В этом сквере старом
снится прошлый век…
Чуть заметно тает
чудный майский день…
Слышишь? — опадает
белая сирень…
2023
* * *
Солнца диск на закате — краснее,
ближе к устью — спокойней река.
Ближе к старости рифмы точнее,
ближе к мудрости проще строка.
На вечерней остывшей аллее
птиц уже не слышны голоса…
Ближе к вечности сердце светлее,
ближе к небу яснее глаза.
Но никто не подскажет, откуда
мы в земную приходим юдоль
(всех чудес невозможное чудо)
через муку любви, через боль…
Сколь ни радостно жизни начало, —
ждёт печаль в завершенье пути…
И зачем-то из родины малой
непременно должны мы уйти…
И бежим от родного порога,
беспокойно куда-то спеша…
Ближе к дому — прямее дорога.
Ближе к Богу — живее душа.
2023
ЛЕТО ЗЕМНОЕ
День передумал свой круг завершать,
скованный красным огнём бересклета…
Что-то мне стало труднее дышать.
Кончилось лето.
Время стоит, зацепившись за край
дня колыханья, тепла угасанья…
Снова я лету сказал не «прощай»,
но — «до свиданья».
Сколько б ни властвовал этот закат,
осень с рассветом очнётся, как прежде.
Время усталости, время утрат.
Время надежды.
Вечер сгорает в холодном огне,
яблоко хочет упасть наливное…
Может, еще возвратится ко мне
лето земное…
* * *
Оптиной обители колокольный звон
всё плывет над Родиной, как от бед заслон.
Век за веком в Оптине, в пустыне святой
молятся святители, встав за аналой.
День за днем, смиренною паствою любим,
о России молится старец Серафим.
Непрестанно молятся, Господи еси,
Оптины насельники и по всей Руси.
И в небесной пустыни их слышны слова.
Потому-то, верю я, Родина жива.
И молю я Господа, чтоб над Русью всей
не угаснул в вечности свет монастырей.
Чтобы глас молитвенный никогда не смолк,
Чтоб никто родимую одолеть не смог.
Чтобы плыл над Родиной всем векам вдогон
Оптиной обители колокольный звон.
2023
* * *
Не страшно, словно хлопнув дверью,
кумира в сердце сокрушить
и впасть в тоскливое безверье...
Куда страшней с безверьем жить.
У каждого своя дорога.
Куда ведет она — как знать…
Наверно, можно жить без Бога.
Но как без Бога умирать?..
* * *
Семьдесят пять — это холод в крови,
дальние зори без краю…
Кто-то незримый дышал визави,
кто-то чуть слышно шепнул о любви…
Что это было? Не знаю.
Семьдесят пять — это свет из-за туч,
всплески притихшей надежды,
может, тот самый, спасительный луч,
но не в глаза, а на вежды.
Август иссяк и сентябрь, и октябрь…
Близится время итога.
Где-то маячит морозный декабрь —
долгая к свету дорога.
Семьдесят пять — это звёздная пыль,
вечность, блеснувшая в миге.
Жизнь — как застывшая давняя быль
в кем-то оставленной книге…
