* * *
Нет луны, но тихо светят
В небо белые сирени,
И река остановилась
Подремать в полночный час.
Я пришла сюда откуда?
Где была моя обитель?
В светлом царстве-государстве
За серебряной рекой?
Кто любил меня беспечно
В том, другом тысячелетье,
Распуская косы-кудри
Осмелевшею рукой?
Из чего стихи сложились
В миг, когда вспорхнули птицы?
Из пунцовых горьких ягод,
Слез, метелей и дождей?
Из вселенской синей воли,
Из разбуженного солнца,
Из земной горячей страсти?
Но отныне знаю я:
Кто ответит — станет мною.
А не мною, так сестрою —
Посреди реки и света,
Вздоха, воздуха, земли.
К гербу
Мой гордый русич!
Византии
Не снилась русская заря
В снегах, где славили витии
Печаль Великого Царя.
Тебе ли, ратнику, стыдиться
Щита червленого с копьем?
Столетья в поле пыль клубится
И пахнет прахом и огнем.
Крикливый шут и царедворец
Напрасно в страхе лжет и льстит.
Святой Георгий-змееборец
В небесной мантии летит.
И конь серебряный дивится
Дракону возле трех дорог,
И вечность с ним святому биться,
И надпись светит — «С нами Бог!»
* * *
Моя память, как малый ребенок, капризна —
По ночам тяжела, горяча и нема...
За околицей ветер взывает: «Отчизна!»
И во мгле проступают на миг имена
Обезглавленных храмов и башен тюремных,
Адских станций с урановой плотью внутри...
Одинокая! Ради живущих и бренных
Потерпи и соленые слезы утри.
У погоста снега завизжат в буераке.
Я ли долго сидела там, мать схороня?
А душа ее тихо стояла во мраке,
Трепеща и, как прежде, жалела меня.
Или бабочки в окна впорхнут удивленно
И закружат вокруг, осыпая пальцу.
И я вспомню, как ты прикасался влюбленно
К моему, под луной голубому, лицу.
Моя память, ты — узник, желающий воли
Беспощадна — как цепкие когти волчат
На дороге, упавшей в зеленое поле,
Где по-русски отчаянно птицы кричат.
* * *
Как нетленна любовь, так и вечен народ —
В безоглядной дали и в тюремном бараке.
Вот и холм посредине села от невзгод
Уцелел и поет, и сияет во мраке.
А над ним, не спеша, без незначащих слов
Поднимается церковь из золота сосен.
Упираясь свечами своих куполов
В осиянное небо, в пресветлую осень.
И на дымчатых ветках висят до поры
И о будущем грезят иголки и листья.
И задорно, победно стучат топоры,
Лик Христа проступает под беличьей кистью.
Как велик и доступен пленительный зов!
И ничтожен в безумии бывший гонитель.
Коли вечен народ и нетленна любовь –
Обустроена будет и Божья обитель.
* * *
Деревянная лестница в сад,
Словно трап в золотое кипенье
Солнца, влаги, листвы, где как град —
Соловьиное майское пенье.
Где холодный смородинный дух
В жарком сумраке зелени тает.
И неслышно лицо обвивает
Одуванчиков розовый пух.
Где дрожит и волнуется воздух,
Синим маревом в небо маня,
Где сама я — лишь отсвет и отзвук
Древней музыки, света, огня...
* * *
Пока с тобой я говорю на языке стихов
и трав,
Все одиночество мое с дождем
уходит.
И полон сад немыслимых по осени
мелодий,
Цветет черемуха, плечом ко мне припав!
Мне нежности не занимать,
как звездам в вышине, пока
Ты помнишь обо мне в ночи,
пока не скован
Морозом воздух, ветром первый лист
не сорван,
И медленно течет прозрачная река.
Но что с того? Одной не выдержать
ни тяжесть облаков,
Ни стужу будущей зимы, ни стонов
сада...
Но если жизнь — за все — дается
Богом, как награда,
Я буду говорить на языке стихов...
* * *
Не стану, не стану сегодня стыдиться
Внезапных, как дождь, всепрощающих слез.
Растаять, как дым, как туман раствориться
В молчании млечных по пояс берез.
В озоне, где зноем с утра опалимы,
Молчат соловьи и скворчат вертела,
Где медленно плавает пух тополиный,
И женщины белые носят тела.
Где жимолость прячет развалины рая,
И тени теней изначально длинны,
Где жизнь моя длится, вершится, сгорая...
И вновь воскресает — как цвет купины.