Глобализирующееся общество: от полного торжества рыночного обмена
к антропологическому мегакризису
Глобализация в ее вестернизированной, либерально-рыночной форме разворачивается сегодня под знаменем потребительского общества. Современная глобократия (олигархический интернационал), пренебрегая явным фактом экологической перегрузки нашей планеты, решительно отвергает всякий принцип аскетизма, этики, самоограничения, трудовой аскезы. Однообразная масса ориентированных на гедонизм и телесные удовольствия эгоистических индивидов-потребителей, управляемых рекламой и находящихся при этом в изнурительной конкурентной борьбе за обладание престижными потребительскими товарами — вот истинный мотив и цель нынешних глобалистских структур. В соответствии с этим утверждается потребительский горизонт жизненных ориентаций людей, который порабощает их, трансформируясь в дурную бесконечность: человек, не имея верхней границы своих потребностей, потребляет одну вещь за другой и не может остановиться ни на одной из них. Итог всего этого — размывание всяких абсолютных ценностей человеческой жизни, придающих ей действительный смысл и полноту, утрата идеалов, потеря цели и смысла существования.
Индустриальная (постиндустриальная) предпринимательская экономика, основанная на принципе получения максимальной прибыли, не может не формировать престижное потребление, манипулировать вкусами людей таким образом, чтобы они потребляли как можно больше и тем самым обеспечивали быстрое прокручивание капитала, его самовозрастание. Сегодня, например, рекламируется одна модель машины, через месяц другая, более новая, а еще через месяц «самая новая» и так без конца. Причем, какими вещами человеку пользоваться, с какой целью и в течении какого срока времени — решает за него производитель. В условиях развитой рыночной экономики не спрос формирует предложение, а предложение — спрос. В результате всего этого перманентным спутником граждан самых богатых и развитых стран становится психологический дискомфорт, гнетущее ощущение неполноты бытия, не реализованного и не достигнутого. На деле, чем больше производится новых разнообразных товаров и услуг, тем менее удовлетворенным ощущает себя человек, тем менее спокойно он себя чувствует. Бесконечная смена потребительских товаров не обеспечивает ему не только счастья, но и душевного равновесия, необходимого ему чувства стабильности.
Вирус потребительства, взращенный в Европе, теперь распространился по всему миру. В этом смысле весь современный мир стал «Европой» — инструментально-рациональной системой насилия над природной и социальной средой, нацеленной на получение максимально «полезного эффекта» (прибыли) любыми средствами. Причем, что интересно: экспансия насилия идет в ногу с экспансией потребительской идеологии и психологии. Эти процессы, следует заметить, затрагивают «физический баланс» православной славяно-русской культуры в целом, поскольку в ее рамках культ потребительства и накопительства никогда не доминировал над духовными ценностями.
От человека как «божественного микрокосма» к человеку унифицированному. Необходимо признать, что по мере развертывания глобализационных процессов, человек становится все более «экономическим» человеком.
«Экономический человек» не признает иных мотивов и целей поведения, кроме как ориентации на прибыль, результат, карьеру, успех. Такой человек, с точки зрения представителей современных глобалистских структур — это западный (прежде всего американский) человек, образ жизни, привычки, характер, мотивации, культура которого рассматриваются ими как то, чему только и можно подражать и массово внедрять в жизнь. Человек с иными целями и предпочтениями попадает в этом случае в разряд неприспособленных, нерентабельных («отсталых»). Все прежние традиционные моральные добродетели, за утверждение которых столь долго и последовательно боролись ведущие религии мира и человеческая культура в целом, отвергаются ныне как нечто безнадежно устаревшее, архаическое, мешающее полному торжеству обмена. В результате, общественный прогресс оказался загнанным в порочный круг производства-потребления. Для большинства людей деньги уже не просто средство, а цель, не фактор выживания или даже достойной жизни, а фактор престижа и самореализации.
Сегодня становится совершенно очевидным, что «механизм развертывания потребностей» начинает выступать как источник повышенной опасности и риска в существовании человеческой цивилизации. Паразитарное потребительство как феномен современного «общества потребления» направляет траекторию развития цивилизации в русло, противоположное актуальным задачам свободного гармонического развития Человека в диалоге с Природой, коэволюции общества и его природной среды. Паразитарное потребительство вместе с милитаризмом, «виртуальной экономикой», финансовыми спекуляциями и массовой культурой становится сегодня причиной роста и углубления глобальных проблем и конфликтов.
Став общей направленностью массового сознания, стремления к достижению, на основе все новых научно-технических внедрений, материального благополучия и процветания в этом земном мире, практически вытеснили на задворки общественной жизни духовные факторы человеческого бытия, всякую духовную напряженность и поиск, нравственный ригоризм и аскетизм. Все эти духовные феномены стали рассматриваться как отмирающие реликты, мешающие прогрессу. Результат всего этого известен: обесчувствование и обездушивание жизни, выхолащивание души человека, освобождение его сознания от всего священного. В этом контексте религиозное сознание признается лишь как некая условность, формальность, как дань традиции, уступка исторической инерции.
Таков печальный итог восхождения общественного сознания от религиозной и метафизической фазы развития человечества к «позитивному» знанию. Этот итог в своей действительности явил собой эрозию и разрушение человеческих представлений о подлинных ценностях.
Сегодня мы наблюдаем торжество «массового общества», «массового человека» («человека-массы») — или, если прибегнуть к терминологии Г. Маркузе, «одномерного общества» и «одномерного человека». Омассовление условий и форм жизни не могло не проявиться в усреднении культуры, в распространении ее примитивных и вульгарных образов, стандартизированных и тиражируемых современными техническими средствами и, соответственно, к формированию особого типа человека, который можно квалифицировать как усредненный продукт городской массовой культуры. Если говорить шире, то следует подчеркнуть, что сегодня сформировалась новая общность, получившая определение «масса», в границах которой медленно, но верно деформируются родовые черты не только личности, но и этносов, исторически сформировавшихся народов на планете Земля. Масса состоит из однородной совокупности одинаковых людей, лишенных корней и традиций. Она нивелирует и обезличивает человека, не поддается структурированию, неадекватно реагирует на происходящие события, легко возбудима, безответственна и жестока. Культом массы становится низшие, витальные, человеческие потребности — питание, секс, спорт.
В силу всего этого она является благодатной средой для «социального зомбирования», социального внушения. Отсюда в наше время небывалый расцвет различных массовых идеологий, радикальных квазирелигий, социального мифотворчества и утопизма, разгул экстремистов всех мастей, начиная от политиков и заканчивая «звездами» эстрады и кино.
Информационный взрыв, новые коммуникационные сети обернулись невероятным давлением на все человеческие органы чувств. Вместе с этим сегодня утвердились технологии «промывания мозгов» с целью формирования нужного типа сознания, ценностных установок и стереотипов поведения людей.
В целом, когда речь идет о средствах массовой информации, то важно иметь в виду, что к сегодняшнему дню возникли глобальные информационные поля, способные действовать на сознание людей поверх государственных границ, создавать возможность манипуляции человеческим сознанием в планетарном масштабе. Следствия всего этого крайне прискорбные. Вот одно из них. На земле сейчас живет более шести миллиардов человек, а возможность реализовать потребительский образ жизни имеет всего лишь один миллиард, так называемый «золотой миллиард», и то с большими оговорками, а для остальной части человечества «полное удовлетворение всех материальных потребностей», в принципе, не реализуемо не только сегодня, но и не предвидимо даже в самой отдаленной перспективе. Однако СМИ современных богатых стран, прежде всего США, во всю горизонталь разрекламировали по всему миру — и в Африке, и в Австралии, и на Чукотке, и т. д. образ жизни данных стран. В результате теперь все не довольны своей жизнью, все оторвались от своей почвы и возненавидели ее, все хотят жить как в Европе, все, несмотря на свое афро-австралийско-азиатское экономическое развитие, обрели парижские потребности. «Давай Европу!», «Хотим Европу!» — требуют все. Им и в голову не приходит, что европейский уровень жизни для всех на всем нашем «обшаренном» шарике, где все обсчитано, все измерено и всего оказалось мало, невозможен.
Оторванность от своей почвы, от традиционного уклада жизни, оборачивается потерей привычной гармонии, жгучей неудовлетворенностью, фрустрациями, неврозами, наркоманией, преступностью, терроризмом, наконец, самоубийством. В сущности, все это можно определить как аксиологическую катастрофу, болезнейший слом ценностных установок и ориентаций, утрату «вечных» ценностей. Последствия этой катастрофы могут быть непредсказуемо опасны. Так, например, в мире сейчас насчитывается миллиард голодных боевиков, стремящихся жить так богато, как в Европе. Никто не знает, чем это все кончится.
На постсоветском пространстве аксиологическая катастрофа обнаружила себя наиболее резко и выпукло. Самое страшное ее проявление здесь заключается в том, что СМИ практически всех стран СНГ, несмотря на очевидно глубочайшее кризисное состояние экономики и социальной сферы, целеустремленно и форсировано насаждают в сознание людей, прежде всего молодежи, гедонистическую мораль и потребительскую психологию, но одновременно с этим никоим образом не прививают трудовую культуру и аскезу. Пей, гуляй, испытывай «райское наслаждение», «бери от жизни все» и т. д. А что именно и как брать? И к чему это приводит в условиях приближающегося экологического коллапса?
В целом, в наше время в мировоззрении и мироощущении людей произошли существенные сдвиги, трансформации, изменения. Например, люди всегда знали, что существуют темные иррациональные силы бессознательного, всевозможные сексуальные извращения, безумие и т. д. Однако, вплоть до ХХ века, общество относилось к этим сторонам жизни недоброжелательно, часто репрессивно. Теперь же, напротив, данные феномены человеческого поведения становятся доминирующей темой средств массовой коммуникации, художественного творчества, кино, культивируются и поощряются. Отказавшись от веры в какие бы то ни было Абсолюты (как однозначно зафиксировал эту ситуацию Ф. Ницше — «Бог умер»), разочаровавшись в разуме, социальности и т. д., т. е. во всех прежних «базовых опорах» жизни, «цивилизованный человек конца ХХ — начала ХХI века остался один на один со своей чувствительностью, погрузился в мир «чувственной культуры» (П. Сорокин). Иными словами, наша современность отвергла все основания существования человека, которые признавались в прошлом, не создав новых надежных опор жизни. В настоящее время ужас осознания бессмысленности, неразумности жизни стал фактом истории. Возникло ощущение безопорности во всех сферах жизни — в экономике, морали, политике и т. д., сформировалась эпоха тотального плюрализма, для которого нет никакой иерархии ценностей, нет никакой смыслообразующей и общезначимой цели. Исчезли приоритеты, общество атомизировалось в атомы-индивиды, ведущим стало стремление замыкаться на своем личностном «Я» — по принципу «Я так хочу», не ориентируясь на другие ценности, не пытаясь соотнестись с ними. Не удивительно, что сейчас исследователи все с нарастающей тревогой заговорили об антропологической катастрофе, как более опасной, чем даже экологическая и демографическая катастрофы. Антропологическая катастрофа — это утеря человеком человеческого, измельчание и деградация человека, неслыханные его порча, духовное оскудение. В результате антропологической катастрофы душа человека опустошается, он перестает кому-либо и чему-либо верить, ожесточается, утрачивает социальные связи и начинает руководствоваться в своем поведении простейшими биосоциальными нормами, господствовавшими еще в доисторический период. Такой человек поэтому становится легкой добычей рекламы, превращается в заводную, легко манипулируемую игрушку, бездушный винтик потребительского общества, обнаружившего в себе тенденцию к превращению жизни людей в «исполинскую толчею» (если прибегнуть к высказыванию выдающегося русского философа К. Леонтьева), толкущую всех и все «в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы», всех и все подводящей «к одному знаменателю»1. В сущности, это «общечеловек», у которого оборваны связи с природным и культурным космосом своего народа, утеряна память ландшафта и память предков, видение высших небес и ощущение земной почвы, атрофирована потребность в высокосложном и уникальном.
В современной литературе такого человека часто квалифицируют как «туриста», который в отличие от традиционного «паломника» не ищет единого смысла, не определяет сакральный центр и профанную периферию, не ориентируется на определенную систему ценностей, ангажирующую и мобилизирующую его. Напротив, существенной чертой «туриста» является стремление к отстранению и освобождению от любых норм, смыслов и ценностей, в том числе и от всяких национальных, культурных и нравственных ограничений и привязок. Такой человеческий тип и в самом деле наиболее органично, имманентно вписывается в навязываемый современному миру глобализационный проект.
Рассматриваемый тип человека (глобализирующаяся личность) может быть квалифицирован как современное «экономическое животное», ставшее рабом своих материальных потребностей, чем дальше, тем больше приобретающих неорганический и иррациональный характер. Из божественного микрокосма — существа духовного и беспредельного — он превратился в «человека–функцию», неорганическое и ограниченное болезненно-невротическое существо, смысл личного бытия которого — чувственно-эмоциональные удовольствия, потребление и телесный комфорт. Такой человек в принципе не способен откликаться на сложнейшие вызовы эпохи, осознать всю остроту проблем, стоящих сегодня перед обществом. Это небывало упрощенный человеческий тип, абсолютно неспособный мобилизоваться перед лицом надвигающихся на человечество угроз и опасностей. (Верно сказано, что народы способны выдержать испытание бедностью; но ни одному народу не дано выдержать испытание богатством. Или можно сказать иначе: «Цивилизация рождается стоиком, а умирает — эпикурейцем» (Уилл Дюрант).
Иной читатель, конечно, всему этому может возразить, заметив, что для основной массы населения, например, постсоветского пространства разговоры об экспансии искусственных, ложных потребностей не более как надуманная проблема: дай Бог как-нибудь удовлетворить самые элементарные потребности и обеспечить свое физическое выживание. Это верно. Однако, какова интенция? Каковы ориентации? Они известны. Любой ценой стать Западом («обществом потребления»), воспроизвести его социальные структуры и образ жизни. «Вирус потребительства», завладевший сознанием и поведенческими реакциями значительной части населения постсоветских государств, в том числе и восточнославянских стран, уже давно является серьезным препятствием на пути к реализации исторического выбора и утверждения социокультурной модели развития, соответствующей экологическому императиву XXI века. Так что все эти проблемы уже актуальны и для нас.
Сегодня идея материального благополучия («удовлетворения всех материальных потребностей») прочно утвердилась в массовом сознании большинства людей мира. Для жителей стран «золотого миллиарда» эталоном материального уровня жизни выступает, по крайней мере, достаток миллионера — с собственной виллой, мерседесами, яхтами, самолетами и массой иных престижных вещей и предметов, для граждан менее богатых государств — уровень жизни, утвердившийся в западных странах. Именно такого рода идеал каждодневно, методично и последовательно насаждается американскими и западноевропейскими (а сегодня и российскими) средствами массовой информации.
Речь в данном случае идет о сверхпотребительстве, перманентно нарастающем на протяжении всего развития техногенной цивилизации и достигшем апогея в наше время. «В течение каких-то десятков лет всепроникающая телереклама создала целый мир разнузданного, не знающего удержу потребительства, где физические нужды граждан, ограниченные, казалось бы самой природой, раздуты и доведены до абсурда столь же искусственно, сколь и искусно. Демон потребительства, втягивая в свой круговорот все большее число людей и ресурсов, заставляет «свободных граждан» участвовать в бешеной гонке по кругу до полного физического и морального истощения. Отсюда — невиданная по масштабам пандемия сердечных и нервных болезней, резкое пополнение рядов душевнобольных и самоубийц. Отсюда и СПИД, который, как считают специалисты, впрямую связан с исчерпанием ресурсов организма из-за злоупотребления лекарствами и тониками. Но — отсюда и питательная среда для коррупционеров, рэкетиров и прочих носителей анархии, когда разборки бандитов и терроризм становятся социальной нормой [2, С. 1018].
Чтобы не возникало никакого сомнения в доминировании идеала потребительства в современном массовом сознании над всеми другими ценностными установками и ориентирами, достаточно познакомиться с предвыборными программами и лозунгами самых разнообразных политических сил и партий, стремящихся прийти к власти: никто из представителей этих сил и партий не призывает граждан своих стран к утверждению этики самоограничения и аскезы, к формированию ценностной системы координат, направленной на формирование эколого-безопасного общества, напротив, все они, включая даже самых харизматических лидеров, сулят своим избирателям небывалое материальное изобилие и процветание. И это понятно: без такого рода обещаний они не имеют ни малейших шансов на успех. Такова, к сожалению, реальная ситуация. Утверждение общества потребления стало глобальной идеей и эпохальной иллюзией современности одновременно. Эта иллюзия, на которой все еще удается паразитировать международной финансовой олигархии, способна привести человечество к самоистреблению. Развернувшийся ныне подспудный и открытый передел мира — ее зловещее проявление.
От искуса потребительства к «царству Антихриста». Сегодня мы стали свидетелями все более явной тенденции формирования человека, концентрирующего всю свою энергию на реализации какого-либо частичного момента человеческого бытия. Оказалось, что самым удобным человеком для управления является человек-атом, человек-функция, «частичный» человек, человек-потребитель, человек-«кочевник», человек-космополит, человек-«перекати-поле», человек, лишенный укорененности в традиции, человек, доминирующим стремлением которого является желание «хлеба и зрелищ» (разумеется, в их современном выражении), или даже «виртуальный» человек «Homo electricus» с перспективой, по мере утверждения «электронной цивилизации», замены его киборгом.
Культивирование такого типа индивидуумов — свидетельство того, что пропагандируемое и формируемое глобальное мегаобщество не заинтересовано в возвышении человеческой личности, в ее качестве. Напротив, все говорит о том, что качественная деформация человеческой «материи», деградационные процессы в культурно-духовной жизни, «царство посредственности», стагнация однообразия, упрощение (примитивизация) социальных отношений, становится целью нынешней глобализации. Девальвация человека, его умственно-душевная недостаточность, его ориентация на ложные идеалы, ложные религии, принятие им искаженного масскультовскими мифами своего собственного образа — все это весьма устраивает современные глобалистские структуры. И происходит это потому, что для нынешних глобалистских элит человек не является целью организации мирового порядка, а выступает лишь как средство для его утверждения, функционирования и воспроизводства.
Мы ведь видим, что нынешняя глобализация осуществляется не в интересах всего человечества, его возвышения и облагораживания, а в локально-сепаратных, корпоративных интересах относительно узкой группы людей. Мы не можем также не заметить, что в процессе реализации глобального проекта овладения миром происходит не развитие, а примитивизация человека, что «выбраковываются» не «низкие», а «благородные мужи», не злые, жестокие, коварные, эгоистические, а честные, самоотверженные, добрые люди. А выбраковываются они, потому что оказываются органически не приспособленными к бесчеловечным условиям современного рынка. В результате, происходит не развитие, а усреднение и социальной жизни, и «человеческого материала»; процесс умножения безлико-усредненных индивидуумов, который несет в себе в то же самое время заряд «пассивной агрессивности» («не дай себе засохнуть», «все — и сразу»).
Нельзя не видеть, что глобалистские структуры («олигархический интернационал»), ставшие к сегодняшнему дню самостоятельным и наиболее влиятельным социальным субъектом современного мира, стремятся присвоить себе право не только управлять народами и государствами по собственному усмотрению, но и полностью подчинить отдельно взятого человека неограниченной, тотальной власти. Для этого, например, «создаются всеобъемлющие электронные базы данных, которые включают информацию о структуре ДНК, отпечатки пальцев, сведения о поведении любого гражданина на планете. Предполагается, что через 15 лет базы данных охватят больше половины человечества. Все мы окажемся в одной всемирной базе данных» [3, С. 115]. Причем, характерным здесь является то, что глобализм, стремясь к утверждению тотальности в области экономики, в сфере же культуры, в социальных связях, в духе, напротив, пытается насадить абсолютную антитотальность, создать ситуацию разобщенности, разрозненности, разделенности.
Зачем? Оказывается разрушение всякой человеческой солидарности и коллективности открывает путь к утверждению иного, ранее не известного, типа тотальности — сетевого общества с цифровой идентификацией. На деле, присвоение человеку идентификационного кода вместо имени2 уравнивает всех людей в бесправности, открывает беспрецедентные возможности для превращения их в объект беззастенчивой манипуляции и управления. В связи с этим западный исследователь З. Бауман пишет, что сама глобализация есть не что иное, как тоталитарное проникновение логики глобальных финансовых рынков во все аспекты жизни, а формируемый ею порядок «становится показателем бессилия и подчинения» [цит. по 4, С. 35].
Зловещий характер данных процессов констатируют сегодня многие авторы. Так, по мнению Л. Ларуша, предпринимаемые в этом направлении действия глобалистских структур — это не ошибки и просчеты, а нанесение умышленного вреда миллионам людей. Это, согласно ему, сознательно творимое зло [5, С.90].
Как все это понимать? Чем обусловлена такого рода ориентация определенных финансово-экономических и политических групп, центров принятия решения в современном мире?
Все это не поддается рациональному объяснению. Не представляется возможным такого рода установки объяснить, исходя только из ненасытной жажды власти, из стремления к гипергегемонии, к накопительству, из феномена человеческой алчности и т. п. Все это имеет место быть, но всего этого явно недостаточно для установления причин, глубинных мотивов к сознательному творению зла в мире. Здесь присутствует что-то еще, что-то иррациональное. Что же?
Сегодня немало исследователей указывает на мистические и оккультные корни целого ряда процессов, протекающих в экономической, политической и социокультурной жизни людей нашей планеты. В частности, Р. И. Соколова пишет: «Когда материальное вытесняет дух, на его место входит лжедух — за утратой религиозной духовности последовал взлет мистицизма и оккультизма. Это стало результатом полного духовного разложения, которое произошло в западных «христианских» конфессиях и принятия языческих форм верования — медитации, инициации, современной пятидесятницы, различных видов оккультизма и пр. И, естественно, вслед за языческой мистикой последовал обвал моральных норм всего Запада, в том числе духовности. Языческая нравственность во всех ее самых низменных содомских проявлениях буквально захлестнула весь западный мир, сделавшись обыденной формой жизни человека. Языческая мистика и нравственное падение явились лишь видимым следствием другого, более глубокого духовного явления — всеобщего отступления от христианских основ жизни (апостаси)» [6, С. 125]. Факт необычайно широкого распространения сатанистских движений в мире — убедительное подтверждение сказанному. Так, в США существует около 8 тыс. сатанистов. Американские сатанисты имеют множество филиалов своей организации в большинстве стран Западной Европы, Латинской Америки, а так же в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и России [6, С. 125].
Хотя для рационалистически ориентированных интеллектуалов разговор о мистически-оккультных причинах сознательно творимого в мире зла может показаться просто фантастическим, все же вряд ли будет правильным игнорировать эти причины в принципе, полностью от них отмахиваться, «с порога» отбрасывать при осмыслении некоторых, причем весьма значимых реалий нашего времени. По видимому, оккультно-мистические взгляды и ритуалы, берущие начало в темных глубинах прошлого, к сегодняшнему дню обрели относительную самостоятельность, стали самодостаточной силой, властно воздействующей на сознание членов масонских лож, многих финансистов, политиков.
В последнее время, например, все более определенно и доказательно говорится и пишется о мистических корнях германского национал-социализма. Так, гипотеза о тайной общине, скрывающейся за национал-социализмом, находит свое подтверждение во многих современных исследованиях. «Есть подлинно демоническая община, руководимая скрытыми догмами, гораздо более разработанными, чем элементарные доктрины — «Майн Кампф» или «Мифы ХХ века»… Мы считаем вероятным, что мистическая загадка разрешается существованием люциферовского течения. Все это может послужить для объяснения страшных фактов более правдоподобным образом, нежели объяснения обычных историков…» [7, С. 51–52]. Так пишут два французских автора — Л. Повель, Ж. Бержье в своей книге «Утро магов. Власть магических культов в нацистской Германии». Подобного рода соображение высказывает и немецкий исследователь П. Элен. Он, в частности, пишет:
«Искушения, приведшие к Освенциму, в конечном счете, можно понять лишь с религиозной точки зрения» [8, С. 15].
В самом деле, невозможно объяснить только одними социальными проблемами, экономической инфляцией, фактом «униженности нации» то обстоятельство, что именно Германия, одна из самых цивилизованных стран мира, если конечно исходить из критериев развития науки, техники, культуры, стала местом рождения гитлеровского нацизма. Наверное, здесь все же имело место сочетание «некоторых причудливых культов и некоторых ошибочных космогоний, которыми до сих пор пренебрегали историки» [7, С. 5].
Не следует забывать и в наш, казалось бы абсолютно прагматически-рациональный век, что в мире существует «такое фундаментальное и трудноопределимое понятие как зло, имеющее религиозное, социальное, метафизическое измерение. В эпоху глобализма можно говорить об организованном, многоликом и разумном Зле, которое зафиксировали многие ученые» [6, С. 132].
Как ни странно это звучит сегодня, для адекватного описания многих процессов, бурно протекающих в нашем земном мире, может оказаться весьма полезным вечный образ Антихриста. Ныне образ антихриста как нельзя лучше подходит для нового прочтения целей развития человечества, стремительных процессов формирования нового мирового порядка, нового мироустройства, радикального изменения, господствующего на протяжении многих столетий человеческого мировоззрения. Антихрист, как показал в своей статье «Проблема антихриста как проблема тоталитарного слома европеизма» В. К. Кантор, стремится к мировому господству не только силой оружия, но и силой обольщения [9, С. 16–18].
От «Заката Европы» О. Шпенглера к «Смерти Запада» П. Бьюкенена
Духовная деградация и разложение неизбежно ведут и к физическому вырождению, к гибели народов, государств и цивилизаций. Это полностью касается и современного Запада. Несмотря на все свои внешние успехи, экономическое могущество, политическое и культурное влияние в мире, Запад сегодня оказался в ситуации отсутствия ясных перспектив своего дальнейшего цивилизационного развития. Многие исследователи западных стран (взгляд изнутри), начиная с О. Шпенглера, автора книги «Закат Европы», будоражащей сознание интеллигентных кругов европейских стран почти весь ХХ век и, заканчивая, пожалуй, П. Бьюкененом, известным американским политиком и исследователем, опубликовавшим в 2002 году «шокирующий бестселлер» под названием «Смерть Запада», с нарастающей тревогой говорят и пишут о тупиках саморазрушения и возможном скором разложении и гибели западноевропейской цивилизации. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что распад духовных основ западноевропейского общества как христианской цивилизации, его интенсивная дехристианизация вызвали к жизни целую серию новых угроз и проблем, связанных с физическим существованием народов Западной Европы как носителей уникальной, в принципе нигде более не воспроизводимой культуры и цивилизации. Так, в трактовке Бьюкенена, первой и наиболее осязаемой среди них является демографическая проблема — депопуляция, резкое убывание европейского, принадлежащего к белой расе населения [10]. Главной причиной изменений стандартов поведения населения западных стран стали ориентация на изнеженно-комфортный, гедонистически-потребительский образ жизни, на полную свободу самовыражения, повышенную любовь к самому себе, доведенную до забвения всех других смыслов жизни, оголтелый индивидуализм.
Если сегодня вся незападная часть населения мира все же в большей или меньшей мере сохранила стремления иметь детей, а, стало быть, и стремление сберечь свои общества, народы, их веру и культуру, то Запад, обогнавший весь мир по уровню научно-технического прогресса и экономического преуспевания, осуществивший множество всяких революций во всех сферах своей жизнедеятельности, к настоящему времени, похоже, утратил, или, в лучшем случае, утрачивает это желание. Бесконечная модернизация, радикальное изменение базовых ценностей жизни, всех традиционных основ человеческого существования, получивших теперь свое теоретическое оправдание в философии постмодернизма, с удивительной легкостью привели к вырождению в глубинных «недрах» западноевропейского социума пассионарной энергии.
Конечно, падение рождаемости, отказ от многодетности как поведенческой нормы имеет, как и всякое сложное явление вообще, множество причин, каждая из которых под определенным углом зрения может показаться главной. Нельзя, например, серьезно говорить о современной демографической ситуации на европейском континенте, без учета того обстоятельства, что именно Западная Европа, первая вступившая на путь индустриализации и, соответственно, интенсивной урбанизации, тем самым привела в действие (запустила) активный процесс экономического раскрестьянивания в своих странах. В плане этнодемографическом этот процесс возымел далеко идущие последствия в современном мире. Там, где оказалась разрушенной или вытесненной на периферию социально-экономической и повседневно-бытовой жизни общества традиционная крестьянская семья и почти тотально возобладал городской образ жизни, — там повсеместно наблюдается резкое снижение рождаемости. Именно город, легализовавший аборты и контрацептивы, возвел сначала в норму одно-двухдетную, а затем и совсем бездетную семью. Об этом красноречиво свидетельствуют следующие данные: 60 % амстердамцев признались в проведенном опросе, что вообще не хотят обременять себя детьми; одиночество предпочитают браку 11 % французов, 14 % нидерландцев, 22 % датчан; в Бельгии на все 10 млн. жителей — 928 548 семейных пар вообще не имеют детей [11, С. 46]. Иначе говоря, страны, где космоцентрическая традиционная деревенская культура оказалась вытесненной городской техноцентрической цивилизацией, с нарастающей быстротой стали утрачивать свою демографическую перспективу, а с нею, возможно, и всякую перспективу вообще.
Процесс этот был бы, естественно, менее болезненным, если бы раскрестьянивание одновременно проходили все нации, все народы и государства.
Но это не так. Западноевропейцы, первые осуществившие индустриализацию, вырвались в данном процессе далеко вперед, обогнали все другие страны и регионы мира. И этот закон неравномерного развития играет сегодня с Европой дурную шутку: европейцы, похоже, необратимо стали проигрывать развернувшуюся в современном мире «демографическую войну». В сущности, сегодня идет бурный процесс завоевания белого мира афро-азиатами и латиносами, осуществляется своего рода «глобальная Реконкиста». И что интересно, европейцам приходится мириться с этим: всякое прямое и открытое сопротивление данного рода ползучей оккупации может разрушить хрупкий расовый, национальный и этноконфессиональный мир, как это, например, произошло в Косово, где албанцы, для которых более характерны многодетные семьи, стали буквально за несколько десятилетий доминирующим этносом в крае, вытеснили из «сердца Сербии» снизивших свою рождаемость сербов. В результате чего коренным образом изменилась вся социокультурная ориентация региона. Чем это кончилось, мы все хорошо знаем. Косово — это грозное предупреждение всем народам, вступавшим на путь депопуляции. Вот одно, возможно, несколько драматизированное рассуждение на этот счет: «Европейцы завоевали этот мир огнем и мечем, проливая реки крови. И добились к началу ХХ века полного господства над огромными территориями, буквально — от Северного полюса до Южного. Но сейчас они позволяют завоевывать самих себя. При этом вновь проливаются реки крови — только незримой.
Когда-то европейцы вели войны с другими народами, уничтожая чужих детей. Вплоть до полного геноцида в обеих Америках, например. Сегодня же они воюют с собственными народами, уничтожая собственных детей. Неважно, где совершается преступление — за глухими стенами абортария или за прозрачными стенками презерватива: результат один — это гибель поколения европейцев…
Вдумайтесь в цифру социологических опросов: уже всего лишь только 4 % шведок — против абортов. Да это же целое поколение матерей-убийц! Чего от них ждать? А ведь «продвинутая» Швеция задает тон в этом вопросе…
Безумный мир! В нем все перевернулось с ног на голову! Все ценности извращены, вся перспектива сменились на обратную» [11, С. 62]. Далее автор подчеркивает, что все это происходит во имя уходящих, отцветающих поколений, их комфорта, во имя спокойствия людей, предпочитающих «прошлое, которого уже нет, и настоящее, которое мимолетно, — будущему» [11, С. 62].
И в самом деле, смогут ли Европа и США, у которых, как свидетельствуют многие авторы, так и не получилось «плавильного котла», долго себя сохранить? Интересно, с кем со стороны Запада через какое-то, возможно не слишком продолжительное время, будут соседствовать все еще более-менее успешно сохраняющие свой этнический состав белорусы, украинцы, да и русские, которых в России на сегодняшний день не менее 80 %? Может тогда восточнославянские страны будут граничить вовсе не с коренными европейскими народами, обладающими своей развитой культурной традицией? Может быть им тогда волей–неволей придется занимать круговую оборону от новоявленных национально-государственных образований, отнюдь не принадлежащих к христианской цивилизации. В любом случае, демографическая война за европейское наследие уже началась. Эта война хотя и незримая, но не менее кровавая и ужасная, чем любая другая война. Главный результат этой войны, как и всякой войны — уменьшение населения противника.
Н. Фергесон, английский исследователь, назвавший в своей статье «Мир без гегемона» США «колоссом на глиняных ногах», говоря о перспективах Европы как самостоятельном конкурентоспособном «игроке» на мировой арене, дает ей следующую характеристику: «Старая Европа стареет все больше» [12, С. 24]. Он пишет, что, несмотря на впечатляющее расширение ЕС, не говоря уже о валютном союзе 12 входящих в него стран, демографические реалии обрекают Европейский Союз на сокращение его международного влияния. Снижение рождаемости и рост продолжительности жизни ведет к тому, что средний возраст жителей Западной Европы уже менее чем через полвека приблизится к 50-летней отметке. Старая Европа скоро станет в прямом смысле слова старой.
В принципе Европа стоит перед болезненным выбором: либо допустить в страны еще большую иммиграцию и связанные с ней социокультурные перемены, либо превратить свои «страны в закрытые укрепленные сообщества пенсионеров» [12, С. 24]. При этом, исследователь подчеркивает: «Если события будут и далее развиваться так, как они развивались в последние несколько десятилетий, двухвековому доминированию Европы, а затем и ее гигантского североамериканского отпрыска, придет конец. Япония была лишь провозвестником азиатского будущего. Она оказалась слишком мала и слишком интравертна, чтобы изменить мир. Но те, кто идет вслед за ней — и прежде всего Китай, свободны от этих недостатков… Европа была прошлым, США являются настоящим, а Азия, с доминирующим в ней Китаем, станет будущим мировой экономики» [12, С. 17].
И действительно, исторический опыт свидетельствует, что наиболее надежной социальной базой промышленного производства являются не горожане третьего — четвертого поколений, ориентированные на изнеженный, комфортный образ жизни, а сохранившие традиционную аскезу вчерашние крестьяне, которые умеют сочетать в себе трудолюбие, терпение, скромность, способность к жестким ограничениям и сдерживанию своих субъективных притязаний. Известный российский философ А. С. Панарин пишет в данной связи: «По этому критерию Китай и Индия выступают в качестве стран, сохранивших самую большую социальную базу продуктивной экономики в лице аграрного большинства населения, поставляющего материал для гигантских промышленных армий. На Западе, где процесс урбанизации давно завершился, такая социальная база уже утрачена. Горожане третьего — четвертого поколений стали дезертирами продуктивной экономики, предпочитающими легкий хлеб новых рантье, держателей ценных бумаг и азартных игроков глобальных финансовых рулеток («пирамид»)» [13, С. 38].
Такова историческая плата западных европейцев за индустриализацию, раскрестьянивание, урбанизацию, потребительство, гедонизм и комфорт.
Глобализация, будучи направленной на подрыв национальной основы государств, на унификацию и стандартизацию образа жизни людей всех стран и регионов нашей планеты, угрожает самобытному развитию не только неевропейским народам, но и самому западноевропейскому, «культурно-историческому типу». Унифицируя этническое, культурное и цивилизационное многообразие, которое по многим признакам для выживаемости человечества имеет такое же значение, как разнообразие видов в живой природе, угрожает всем без исключения государствам и народам. Пресечение этнического, культурного и цивилизационного многообразия, полная планетарная интеграция, переход от множественности государств, народов, наций и культур к униформному миру обернется, если не гибелью и смертью социального мира вообще, то, по крайней мере, его бесконечным упрощением и обеднением. Закон разнообразия — важнейший закон системогенетики — общей системной теории, исследующий общие законы преемственности, наследования эволюции в «мире систем» [14, С. 79].
Надеяться, что под воздействием западноевропейских ценностей все народы мира (нации, этносы) с их бесконечно разнообразными культурами будут трансформированы в некое единое аморфно-всеобщее человечество, — очередная эпохальная иллюзия. В многообразии человеческого духа, многоцветии культур народов — жизненность и сила человеческого рода. Всякие попытки, на наш взгляд, свести человечество к некому единообразному конгломерату людей — есть бесовщина и дьявольщина. Исторически сложившееся деление человечества на культурно-исторические типы, или, как принято сегодня говорить, на различные локальные цивилизации, является непреодолимым препятствием на пути реализации глобального проекта унификации человечества.
Закон разнообразия как закон социальной эволюции, т. е. как закон развивающейся «социальной онтологии» человечества позволяет нам говорить об утопичности всех мондиалистических3 концепций и теорий глобализма, направленных на унификацию социального мира. Этот закон однозначно указывает на необходимость переосмысления утверждаемого ныне в мире глобализма под эгидой США и по американскому образцу навязываемой модели социокультурного развития человечества, сопряженной с идеей «нового мирового порядка».
На самом деле, от навязываемой ныне глобалистскими структурами унификации мира Европа пострадает больше, чем любой другой культурно-цивилизационный тип, поскольку именно в Европе наиболее интенсивно осуществляется такого рода деконструкция генетического кода истории, которая превращает ее в нечто отдаленно напоминающего Запад. В Западной Европе отказ от политического суверенитета сопровождается, вместе с тем, и отказом от суверенитета национально-культурного. Ведь не случайно, в самом деле, Западноевропейский регион выступает примером самой продвинутой глобализации.
В случае продолжения осуществления проекта глобализации прежним способом, во имя «подчинения» истории эгоистическим интересам и эзотерическим целям мировой финансовой олигархии, человечество ждут невеселые времена. Глобализация как форма подлинной интеграции и действительного объединения человечества может только в том случае стать возможностью и необходимостью, если она вместо унификации и нивелировки будет сориентирована на сохранение человеческого разнообразия, на реализацию принципа справедливого равенства между странами, народами, если в ее основу будет положен принцип многоцентричной организации экономической, политической и культурной жизни людей. «Глобализация как таковая вовсе не противопоказана человечеству, но она должна протекать объективно-естественно, ради решения общих проблем, во имя высших идеалов и подлинного развития, а не осуществляться насильственно, с жестким формированием ее процессов путем экономического и политического давления».
От «удобства управления» к фундаментальному сбою социальной эволюции. Глобализационные стратегии в соединении с безграничными возможностями современных информационных технологий порождают одновременно и идею о возможности нового типа власти, и практику ее осуществления. Но все дело в том, однако, что современная информационная техника, создавая новые возможности для усиления господства глобалистских структур и в целом властных элит, ставит под угрозу не только свободу людей, но и само выживание человечества. Если и в самом деле «прогресс» в управлении обществом будет и дальше достигаться за счет качественной деформации человеческого «материала», девальвации человеческой личности, то нам не избежать фундаментального сбоя социальной эволюции, сбоя, угрожающего бытию человечества как целого [15, C. 26]. В этом случае уже речь должна идти не о каком-либо «локальном» кризисе, а об антропологическом мегакризисе.
Проблема здесь в том, что нормальная эволюция все более усложняющегося мира социума объективно предъявляет все более возрастающие требования к развитию интеллекта, воли, творческих способностей человека, т. е. развития всех тех личностных качеств, которые форсировано разрушаются современной массовой культурой, агрессивной, навязчивой и вездесущей рекламой. Человек, которому внушают, что главной целью его существования является бесконечное повышение комфорта его жизни, вряд ли сможет дать ответы на жесткие вызовы современности, вряд ли окажется способным к преемственности и продолжению социальной эволюции. В этом суть глобального противоречия между объективным эволюционным процессом человека в мире и интересами элит, мотивированных целью сохранения своей власти и удобства управления. Не удивительно поэтому, что сегодня исследователи все чаще обращают внимание на характерное для постиндустриального общества трагическое противоречие между потребительской направленностью массового сознания, этикой гедонизма (всячески поощряемых рекламными технологиями) и личностными качествами человека, которые требуются для дальнейшего научно-технического прогресса. Так, например, западный исследователь Д. Белл усматривает главное противоречие постиндустриального общества в конфликте между технократически регулируемыми экономическими и социальными структурами и гедонистически ориентируемой этикой поведения современных людей.
При этом необходимо иметь в виду, что физическая изнеженность — это лишь первое следствие технологизации общества. Второе следствие — это волевая, морально-психологическая и умственная изнеженность (леность духа), проявляющееся в безответственности, равнодушии и безалаберности. В результате глобальная личность — детище техногенно-потребностной цивилизации — становится чуждой и враждебной ей силой, не способной далее обеспечивать ее поступательное развитие.
Кроме того, надо иметь в виду, что «пряников» на нашей грешной земле никогда на всех не хватало. Не хватает их сейчас и явно не будет хватать их в будущем. Поэтому необходимым условием существования глобальной личности, ориентированной на изнеженность и комфорт, становится жесткое разделение населения нашей планеты на две неравные части: «избранное меньшинство» и «отвергнутое большинство». Нетрудно заметить, что такого рода стратегия мироустройства является деструктивной и трагически опасной.
В реальности, только общество, состоящее из индивидуальностей, способно к совершенствованию и более устойчивому развитию. Именно гетерогенность человечества, его дифференцированность по интеллекту и всем другим качествам обеспечивает его выживаемость, является объективной основой для специализации людей по роду и направлению занятий, помогает им приспосабливаться к самому широкому диапазону требований развития. Унификация же стиля и образа жизни, стереотипизация мышления и стандартизация оценок посредством СМИ (раньше всех ставшими глобальными) делает человека не способным к адекватной реакции на эти требования развития. Спору нет, что для бесперебойного функционирования и преуспевания транснациональных корпораций весьма желательно и удобно именно унифицированное рыночное пространство, а также наступление «века толп», для которых наиболее приемлемым является инфантильно-потребительский образ жизни. В обстоятельствах абсолютного преобладания обезличено-нивелированных людей-автоматов, легко ориентируемых на приобретение самых разнообразных товаров — от жевательных резинок до примитивных масскультовских сериалов — транснациональным корпорациям обеспечено до поры до времени прогнозируемое будущее.
Но как же быть тогда с перспективами развития рода человеческого?
Депопуляция, изменения этнического состава западных стран, отказ от национальной государственности — «все это лишь вершина айсберга, внешнее проявление фундаментальных причин кризиса, лежащих в духовно-идентификационных основах западной цивилизации, в самой иерархии ценностей Запада» — пишет Н. Г. Козин в своей прекрасной статье «Есть ли будущее у Запада?» [16, С. 199].
Запад уже давно свершил «подмену пафоса святынь на банальность интереса» [16, С. 199], растворил свои духовные и культурные архетипы в культуре туловища», в этике безудержного гедонизма. Поэтому его сегодняшнее демографическое неблагополучие нельзя истолковать иначе как результат духовного вырождения. «Это культура не жизни, а смерти, ибо она не дает объяснения, ради чего и как жить, замыкая человеческое бытие в границах профанных смыслов, — в пространстве того, что можно купить и чем можно насладиться. Запад уходит от поиска трансцендентных смыслов бытия, от стремления реализовать себя за пределами данных современному человеку возможностей. Он уходит все дальше от основ локальности своей цивилизации, не столько модернизируя, сколько преодолевая свои христианские архетипы. Во всех этих процессах такие специфические черты западной цивилизации, как индивидуализм, личная свобода и предприимчивость, социальный плюрализм и мобильность, в свое время являвшиеся средством возвышения и динамичного развития, в изменившихся исторических условиях становятся источником цивилизационного упадка, потери пассионарной мощи западного духа» [16, С. 200].
Однако интересно, в чем конкретно заключается главная пружина и каков механизм развертывания кризиса западноевропейской цивилизации?
От тотального господства рынка к утере пассионарности и к массовому дезертирству от продуктивного труда. Известно, что буржуазное общество обнаружило в своем развитии тенденцию к тотальному господству эквивалентного стоимостного обмена, к проникновению во все поры своей жизнедеятельности контрактно-рыночных отношений. Многие находят эту тенденцию вполне естественной, оправданной и прогрессивной. С их точки зрения рынок — это один из главных, если не самый главный фактор социальной динамики. Но так ли это? Могут ли социальные отношения быть целиком основанными на контракте, на гарантиях рыночного обмена? Не может ли эта тенденция в своем логическом завершении завести и человечество в безысходный тупик? Не приведет ли полное торжество рыночного обмена к деградации, к вырождению и гибели рода человеческого?
Наиболее чуткие исследователи буржуазного миропорядка неоднократно высказывали опасения относительно способности этого порядка длительно воспроизводиться и действовать на своей собственной социокультурной и нравственной основе. С их точки зрения, контрактно-рыночная организация социальных и индивидуально-человеческих связей по многим показателям находится в антагонистическом отношении к системе духовно-нравственного и интеллектуального накопления. Это обстоятельство уже было замечено европейскими романтиками и многими теоретиками социализма (в том числе и Марксом), которые отмечали враждебность капитализма некоторым формам духовного производства, к числу которых, наряду с искусством и литературой, может быть отнесена и фундаментальная наука и система академического образования. Сегодня многие обществоведы выдвигают положение, согласно которому капитализм обязан своей устойчивостью и эффективностью до- и вне-капиталистическим предпосылкам истории, морали и культуры. Сначала такими предпосылками выступали социальные институты, исторически предшествующие капитализму, в частности, просвещенные монархии, курирующие университетское образование. Затем, со второй половины ХIХ века, — институты, сформировавшиеся в логике «посткапитализма» и возникшие на гребне антибуржуазных революций и реформаторского движения, в частности, здесь речь можно вести о новом социальном государстве, компенсирующем социальную близорукость «чистого рынка».
Навязываемое современному миру меновое общество, отбивающее у людей охоту и способность к всякому бескорыстию, может привести к утрате самого главного: готовности людей дарить плоды своего таланта и вдохновения миру. Это общество, формируя человеческий тип, исключительно ориентированный на индивидуалистическо-гедонистическую «мораль успеха», рискует утратить способность к обеспечению надежной работы своих социальных институтов. Гедонистически ориентированный человеческий тип, постоянно пребывая в опасении что-то вложить без отдачи, передать или сделать лишнее, неизбежно окажется не способным к активному социальному действию, всякий раз требующему инициативы и немалой доли бескорыстия.
Этот тип человека способен только на краткосрочное инвестирование — с сегодня на завтра, да и то под гарантии самой высокой прибыли. Такого раньше не было. Прежний буржуазный порядок, пользующийся людьми старого закала, которых не он формировал, действовал эффективно при средней норме прибыли 3–5 %. Хозяин старого типа вставал в 4 часа утра, будил домочадцев и принимался за дело, не щадя сил и времени» [17, С. 85].
Возьмем, к примеру, «домашнюю экономику». Многие столетия женщина бескорыстно выполняла множество самых разнообразных сложных домашних обязанностей. Ни она сама, ни члены ее семьи даже не задумывались над тем, сколько бы это стоило в случае предъявления счета? Здесь имело место бескорыстие созидания, развитая способность к дарению. Долгое время не задумывалось о рыночной стоимости труда женщины и само буржуазное общество, «бесплатно» эксплуатируя авторитарно-патриархальную мораль и традиционную жертвенность тех, кто по обычаю следовал этой морали. Теперь же мы наблюдаем бунт женщин, которые все активнее требуют включить все домашние заботы и дела в систему рыночного обмена, столкнулись со своего рода феноменом «кухонного дезертирства». И это не удивительно. Логика развертывания рыночных отношений неизбежно должна была привести к этому.
Идеологи феминизма, используя разные методики, подсчитали, что примерно от половины до двух третей совокупного общественного продукта (не учитываемого никакой экономической статистикой) давал, вплоть до последних лет эволюции капиталистического общества, бесплатный домашний труд женщин. А отсюда видно, что тотальный эквивалентно-рыночный обмен буржуазному обществу утвердить не удавалось. Оно продолжало пользоваться до- и вне-буржуазным социальным капиталом, сформированным в рамках традиционной цивилизации.
Что же может произойти с обществом, если этот капитал — капитал доверия и бескорыстного дара, в течении всей истории человечества подпитывавший любую профессиональную и общественную деятельность, вообще прекратит свою работу, почиет в Бозе? Кто и что тогда сможет компенсировать бесценную значимость для общества этого капитала? Кто и как, например, будет тогда осуществлять функции рождения и воспитания детей? В самом деле, можно ли без непредвиденных драматических последствий заменить бескорыстную семейную этику дара бухгалтерским расчетом?
Сегодня деградацию способности дарения мы наблюдаем не только у женщин-матерей, но и представителей «третьего возраста» — пенсионеров, бабушек и дедушек. Современные пенсионеры стремятся свой обретенный досуг использовать в индивидуалистических и гедонистических целях. Отдавать свое время воспитанию внуков они уже не хотят, рассматривают такое занятие как «домашнее рабство». Туристические поездки, новые знакомства и даже сексуальная раскрепощенность — вот сегодняшний мотив их поведения. Подобно тому, как ныне некоторая часть молодежи бунтует против обязанностей взрослой жизни и отвергает тяготы «репрессивной социализации», старики начинают потакать своему «подсознательному», своим впечатлениям и желаниям, подавленным в период их профессиональной мобилизации.
Возможно, этот феномен массового дезертирства был бы не столь трагичен по своим социальным последствиям, если бы он ограничивался только домашней экономикой. Сегодня, однако, обнаружилось немало симптомов того, что масштабный процесс массового дезертирства в полной мере захлестнул и саму индустриальную экономику.
Индустриальное общество добывало свой «человеческий материал» из недр совсем другого источника — деревенской (крестьянской) космоцентрической культуры. Теперь, однако, тот активный субъект западноевропейской индустриализации, в основном выходец из деревни, несший в себе колоссальный заряд энергии и нерастраченной силы, питавших промышленность и другие виды деятельности, уступил в основном место новому социальному типу — усредненному продукту городской массовой культуры. Этот новый тип человека — дитя общества потребления, («цивилизации досуга»), охваченный ныне широко распространенной в богатых странах болезнью, которую социологи назвали «аномией» и значение которой близко медицинскому термину «анемия» — малокровию и безволию» [18, С. 197]. Дефицит энергии — главная характеристика этого типа. Этот новый антропологический тип, выдвинувшийся на авансцену современной истории, начисто лишен способности к бескорыстному дарению, спонтанного энтузиазма и инициативы; любую активность и любые свои социальные роли он предваряет вопросом: а что и сколько я буду иметь?
При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что вся техно-бюрократическая система капиталистического общества в течение более двух с половиной веков работала на укрощение всякой спонтанной пассионарности бывших крестьян, все еще несущих в себе архетипы народного сознания. И вот, кажется, к сегодняшнему дню эта идея наконец-таки удалась, По мере того, как народный крестьянский тип укрощался, обретая техно-бюрократическое законопослушание, стало обнаруживаться, что промышленная система начала утрачивать самое дефицитное — питающую ее человеческую энергию.
В итоге выявилось, что вполне натурализованные горожане третьего и последующих поколений, вооруженные соответствующими знаниями и квалификацией, вдруг оказались дезадаптированными, испытывающими глухое безразличие к собственному труду и ко всему на свете. Со всем этим можно было бы как-то мириться в прежние времена, когда ошибки технической цивилизации не носили планетарного масштаба и не порождали грозных глобальных проблем. Но сегодня это прямо грозит банкротством всей исторической эпопеи человечества, бездумно подменившего спонтанное рациональным. Словом, техническая цивилизация, столь настойчиво и последовательно добивавшаяся от вчерашних крестьян законченного машиноподобия, достигнув, наконец, своей цели, стала испытывать конвульсии, застопориваться в своем развитии.
Вот почему западная цивилизация вынуждена теперь все в возрастающих масштабах импортировать из «отставших» стран промышленную рабочую силу и творческий интеллект.
Западный человек перестает рожать детей, потому что ему не вполне ясны меновые перспективы этих демографических инвестиций. Его первая попытка состояла в том, чтобы переложить родительские тяготы на тех, кто еще сохранил архаичную способность дарения, — на представителей «третьего возраста». Но по мере того, как последние, в свою очередь, осваивают меновой тип мышления, ничего не дающего даром, демографическое производство оставляется растущим числом людей в качестве архаичной сферы, ускользающей от законов эквивалентного обмена. Повисает в воздухе и вся система образования, унаследованная от эпохи Просвещения. Дело в том, что лишь отдельные сегменты ее, способные давать быструю практическую отдачу, сохраняют смысл для людей, глухих к внеэкономическим импульсам.
И действительно, в соответствии с неолиберальной практикой (особенно в ее российском варианте) во многих сферах общественного производства сокращается все, что не сулит немедленной окупаемости и выходит за рамки забот о прибыльности. Отсюда обвальный «секвестр» науки, образования, наукоемких производств. Так, фундаментальная наука не может быть оправдана по критериям рыночной рентабельности, потому по ней наносится целенаправленный удар. Мишенью «рынка» оказались, вопреки первоначальным ожиданиям, не носители примитива и рутины, а, в первую очередь, носители наиболее рафинированных и перспективных видов опыта, которые, в силу своей сложности, почти невозможно перевести на бухгалтерский язык. Если по критериям прогресса именно накопление общих знаний универсального применения служит залогом долгосрочной стратегии научно-технического и экономического успеха, то по критериям российского рынка все это мешает получить большую и скорую прибыль. Рыночные цензоры, пытающиеся сэкономить на общем образовании и как можно раньше отправить молодежь в «работающую экономику», ведут себя разрушительно по отношению к исторической перспективе развития общества. В этом отношении, ушедшая советская эпоха выглядит прямо-таки роскошно: при ней общество великодушно содержало те группы и виды практик, у которых не было какого-либо оправдания по критериям немедленной практической пользы и отдачи, но которые символизировали деятельность на перспективу.
Вообще, господствующая роль институтов современного рынка в обществе вступает в противоречие с потребностями социокультурного развития человечества в долгосрочной перспективе. Ведь конкурентный рынок не принимает в расчет никаких других соображений, кроме коммерческой выгоды: он отдает товар только тому, кто может за него заплатить. Рыночные стимулы, по своему определению, не могут быть нацелены на инвестиции в будущее: в сбережение природных ресурсов и защиту окружающей среды, в духовно-нравственное и физическое здоровье людей, в воспитание и образование. Сам по себе рынок не способен гармонизировать нематериальные стороны жизни, в особенности, человеческие отношения. Подлинная культура при нем становится нерентабельной.
Опасность подавления техноцентрической цивилизацией всего органического, естественно-спонтанного в жизни людей в современной западной литературе, пожалуй, наиболее глубоко и основательно раскрыта американским психоаналитиком Э. Фроммом. В своей работе «Душа человека» он, в частности, пишет: «Наша установка на жизнь становится все более механической. Наша основная цель состоит в том, чтобы производить вещи, и в ходе этого поколения вещами мы превращаем самих себя в предметы потребления. С людьми обращаются, как с номерами. Речь идет не о том, хорошо ли обращаются с ними и хорошо ли кормят их (с вещами тоже можно обращаться хорошо), а о том, являются ли люди вещами или живыми существами…
В бюрократически организованном и централизованном индустриальном государстве вкусы манипулируют таким образом, что люди потребляют как можно больше; это заранее принимается в расчет с целью получения прибыли. Их интеллигентность и характер стандартизируются посредством постоянно возрастающей роли тестов, которые отдают предпочтение посредственностям и людям, избегающим риска, оригинальности и смелости. В действительности, бюрократически-индустриальная цивилизация, преобладающая в Европе и Северной Америке, создала новый тип человека, которого можно обозначить как человека организации, человека-автомата и как homo consumens. Кроме того, он является homo mechanicus, под которым я подразумеваю систему человеческих органов, чувствующую влечение ко всему механическому и испытывающему отвращение ко всему живому» [19, C. 43].
Таким образом, Запад в наше время не только теряет свою культурно-цивилизационную индивидуальность, но и утрачивает свой культуротворческий потенциал. Он не выдвинул на авансцену исторического творчества, никакой новой системы идей, масштабной идеологии, соответствующей вызовам современности, если, конечно, не считать таковой концепцию «Конца истории» Ф. Фукуямы.
Исходя из сказанного, нам весьма странным представляется стремление огромной массы исследователей рассматривать характерную для западноевропейской цивилизации (разумеется, включая США) парадигму развития как магистральный путь всего человечества. Впрочем, как свидетельствует опыт, европоцентризм — трудноизлечимая болезнь мирового обществознания. Корни этой болезни — в зависти к материальному благополучию Запада, в «религии прогресса», закрывающим глаза на видение иных перспектив и горизонтов бытия. И это происходит в период глобального экологического кризиса, когда уже без особой исследовательской интуиции становится очевидным, что западноевропейская цивилизация основанная на идеологии неограниченного прогресса и потребительской психологии, и сама вступает в кризисное состояние, а всему человечеству навязывает бесперспективный, тупиковый путь развития, и несмотря на то, что все предшествующие попытки обществоведов интерпретировать мир исключительно в европоцентристском ключе, потерпели полный крах.
От нового мирового порядка к хаотизации мира, к глобальным войнам и катастрофам. Сегодня стало очевидным, что современный мир вступает в полосу глобального беспорядка, в ситуацию нарастающих рисков и новой хаотизации. Можно даже утверждать, что навязываемый США и их союзниками новый мировой порядок, который сегодня, кстати сказать, все чаще называют «новым мировым беспорядком», становится причиной хаотизации мира, глобализацией страха и насилия. Ныне все говорит о том, что наш мир становится миром новой неизвестности, глобальных войн и глобальных катастроф. Все это, к сожалению, свидетельствует о патологизации современности.
Сейчас исследователи с нарастающей тревогой заговорили даже об экспансии нового варварства, неоварваризации. Так, К. С. Гаджиев утверждает, что мы являемся свидетелями пришествия варвара в новой ипостаси, в ипостаси нового цивилизационного варварства. Причем исследователь подчеркивает, что если в прежние времена варвары приходили с отсталой периферии цивилизационного мира (например, применительно к Римской империи), то сегодня одним из магистральных направлений развития мира «является движение цивилизованного варварства (или нового варварства) с Запада на Восток» [20, С. 15].
Другой автор, И. Джохадзе пишет, что «эволюция социального характера буржуазного homo civilis, выражающаяся в инверсии таких специфически модернистских качеств субъекта, как любознательность, целеустремленность и здоровый скептицизм, в постмодернистскую всеядность, рассеянность внимания и равнодушие, отражает, по всей видимости, тенденцию общей дегенерации культуры и планомерной трансформации «современного» (либерально-демократического) общества в общество «постсовременное» (тоталитарно- демократическое)» [21, С. 167].
Говоря о необходимости и неизбежности изменения парадигмы современного цивилизационного развития, некоторые авторы не только предсказывают скорые вселенские потрясения, но и рассматривают их как весьма желательные и полезные. Например, известные российские исследователи В. И. Пантин и В. В. Лапкин, базируясь на различных циклически-волновых моделях развития общества, не просто предсказывают в период с 2009 по 2017 гг. глобальные финансовые, экономические, политические и военные конфликты на межцивилизационной или межэтнической основе, способные поставить под вопрос дальнейшее развитие человечества, но считают эти грядущие потрясения необходимыми для изменения нынешней тупиковой модели цивилизационного развития. С их точки зрения, только они «способны разрушить или перестроить глобальные монополии, ставшие тормозом на пути дальнейшего социального и культурного развития, а также тесно связанную с ними олигархию (власть немногих) и систему манипулирования массовым сознанием через использования СМИ и информационных технологий» [22, С. 435–436]. «Без великих потрясений, — пишут далее авторы, по-видимому, невозможно вывести большинство людей из состояния умственной спячки, апатии и нравственного разложения, заставить их мыслить и действовать во имя собственного спасения» [22, С. 436].
Вот такие оценки исследователями утвердившегося ныне «магистрального» пути развития человечества с его «необратимостью» рыночных отношений, с его демократическим тоталитаризмом, внеморальным правовым государством и бездушным гражданским обществом.
Однако сам Запад, являясь наиболее успешным игроком на современном геополитическом и торгово-рыночном поле (победитель в холодной войне), не стремится и не способен на прорыв к новым горизонтам бытия, к иному будущему. Запад нечувствителен к духовным проблемам современности в силу своей комфортной укорененности в настоящем. Его устраивает существующее положение вещей. Настоящее — сфера его торжества и успеха. Поэтому инициаторами нового цивилизационного поворота могут стать только те народы, которые еще не до конца развращены инструментально-потребительской, искусственно-технической цивилизацией, сохранившие элементы органической жизни и обладающие мощным ценностно-духовным потенциалом, устойчивыми и достаточно развитыми культурами. Именно эти народы могут оказаться способными, на нынешней развилке исторических путей, противостоять вирусу потребительства, ориентациям на изнеженно-комфортный, иждивенчески паразитарный образ жизни и мобилизоваться для творческой альтернативы безумству мира сего, для утверждения ценностей духовно-экологической цивилизации. Этим народам бесполезно соревноваться с Западом на рыночно-конкурентном поле — они, и вместе с ними все человечество, здесь проиграют. Их задача — отказаться от имитационного пути исторического движения и предложить принципиально новую модель социокультурного развития человечества.
Литература
1. Леонтьев К. Н. Византизм и славянство // Собр. соч.: в 9 т. Т. 5. М., 1992.\
2. Силин А. А. Духовность против терроризма // Вестник РАН. 2003. Т. 73. № 11.
3. Никонов В. А. Россия в глобальной политике ХХI века // Общественные науки и современность. 2002. № 16.
4. Иноземцев В. Л. Рецензия на книгу З. Баумана «Индивидуализированное общество» / Вопросы философии. 2001. № 8.
5. Ларуш Л. Чтобы на Земле не воцарились «новые темные века». Интервью // Медведева И., Шишкова Т. Логика глобализма. Статьи и интервью. М., 2002.
6. Соколова Р. И. Российское государство в эпоху глобализации (психодуховные аспекты) // Судьба государства в эпоху глобализации. М., 2005.
7. Повель Л., Бережье Ж. Утро магов. Власть магических культов в нацистской Германии. М., 1992.
8. Элен П. Освенцим и теология // Вопросы философии. 2001. М. Н.
9. Кантор В. К. Проблема антихриста как проблема тоталитарного европеизма // Вопросы философии. 2001. № 4.
10. Buchanan P. J. The Death of the West. How Dying Populations and Immigrant Invasion Our Country and Civilization. N. Y.: St. Martin’s Griffin Edition, 2002.
11. Севостьянов А. Н. Время быть русским! М., 2004.
12. Фергюсон Н. Мир без гегемона // Свободная мысль — ХХI. 2005. № 1.
13. Панарин А. С. Грядущая биполярность: сверхдержавность богатых и сверхдержавность бедных // Новая экономика. 2004. № 1.
14. Cубетто А. И. Общинная евразийская цивилизация // Розмысл. 2002. № 5.
15. Чешков М. А. Глобализация: контуры рыночной концепции // Проблема глобализации: реальность, тенденции, прогнозы. Материалы семинара «Глобальный мир». Вып. 6. М., 2001.
16. Козин Н. Г. Есть ли будущее у Запада? // Свободная мысль. 2005. № 4.
17. Панарин А. С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002.
18. Панарин А. С. Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. М., 1999.
19. Фромм Э. Душа человека. М., 1992.
20. Гаджиев К. С. Масса. Миф. Государство // Вопросы философии. 2006. № 6.
21. Джохадзе И. Массовое общество и демократический тоталитаризм: свобода без выбора // Логос. 2005. № 6.
22. Пантин В. Ч., Лапкин В. В. Философия исторического прогнозирования: ритмы истории и перспективы мирового развития. М., 2006.
1 К. Леонтьев в своих работах «Византизм и славянство», «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» и др., пожалуй, первый в мировой социально-философской мысли достаточно определенно зафиксировал симптомы формирования «массового общества» и «массового человека» и, вместе с тем, глубоко осмыслил опасность подавления техноцентрической цивилизацией всего органического в жизни людей. По Леонтьеву развитие человеческой цивилизации подчинено трем ступеням: «первоначальная простота», «цветистая сложность» и «вторичное сместительное упрощение». В эпоху «вторичного сместительного упрощения» (т. е. в наступающий век технологической цивилизации), в отличие от эпохи «цветистой сложности», вместо великого творчества господствует механическая работа, вместо ярких индивидуальностей — «большая бесцветность», серая масса, сумма простейших, вместо воинского духа и доблести — борьба за мещанское благополучие, вместо большой поэзии — пропаганда. Построенная на этих началах культура расширяется и в то же время намечает путь к поверхностному однообразию, обезличенности ее продуктов. Возникают общие формы жизни, и все вокруг становится одинаковым — платье, транспорт, архитектура, идеалы, мировоззрения. Самое творчество — наука и искусство — поставлены на службу этому. Технический прогресс ускоряет всеобщую нивелировку, превращение личности из органической клетки в обезличенную часть, орган. Поэтому, согласно Леонтьеву, всякая новая машина, новый канал, новое научное открытие и книга, сближающие людей, ужасны, патологичны. Все это лишь орудие смешения и «нетворческого упрощения». «Приемы эгалитарного прогресса сложны, цель груба, проста по мысли, по идеалу, по влиянию и т. п. Цель всего — средний человек, буржуа спокойный среди миллионов точно таких же средних людей, тоже спокойных» [1, С. 147]. Во времена Леонтьева такие суждения были гениальным пророчеством, ибо тогда описанные им процессы только еще начинали себя обнаруживать, выступали в виде тенденции. В ХХ веке, в индустриально развитых странах эти процессы приобрели тотальный характер, обнаружили себя зримо. К настоящему времени на Западе опубликовано десятки работ наиболее известных мыслителей, в которых они однозначно зафиксированы и концептуально раскрыты.
2 На Нюрнбергском процессе в 1946 г. военный трибунал признал присвоение номеров людям преступлением против человечества, не имеющим срока давности.
3 «Мондиализм» — учение и программа установления нового глобального мирового порядка с единым мировым правительством во главе, идеи которых стали формироваться в 20-х годах в США и которые в настоящее время связаны с идеей сохранения «золотого миллиарда» населения США и Западной Европы в качестве доминирующего и господствующего на нашей планете.