Моя жизнь во многом связана с Кировским (Путиловским) заводом, который можно назвать зримой историей России. Это старинное предприятие, шагнувшее в третий век своего существования, всегда занимало особое место в отечественной оборонной промышленности, родоначальником которой завод, по сути, и является. Многие русские победы на фронтах во все времена связаны с его качественной военной продукцией. Ружья и танки, миноносцы и башенные орудия, созданные здесь, не раз показывали свою силу в сражениях с врагом. Завод был и опытной лабораторией, в которой многое разрабатывалось впервые, как, например, подъемные краны или знаменитые мартеновские печи. «Кировский» поныне считается сокровищем России, богатством являются его труженики-специалисты и его выдающиеся руководители, не допустившие гибели предприятия ни в страшные блокадные дни, ни в жестокие перестроечные времена.
1
На моей памяти Кировским заводом руководили три генеральных директора: Муранов, Чернов и Семененко. С первыми двумя я встречался в цехах, где шла реконструкция силами нашего строительного треста, а также на еженедельных производственных совещаниях. Я работал начальником генподрядного управления и отвечал за определенный участок работы. Бориса Александровича Муранова и Станислава Павловича Чернова запомнил как умных, ответственных руководителей, которые мне преподали немало управленческих уроков. И сегодня, при наших редких встречах, кланяюсь им в благодарность за полученную от них науку руководить.
При всем моем уважении к этим людям, я не принадлежал к числу их близких знакомых, связывали нас в основном производственные отношения. А вот с Петром Георгиевичем Семененко с самого начала все сложилось по-другому. Мы познакомились, а потом и подружились, когда его назначили директором танкового производства. Я твердо был уверен, что он человек военный, наверняка, танкист: офицерская выправка, чеканный шаг. Каково же было мое удивление, когда Петр Георгиевич шепнул мне по секрету, что до своего назначения танк видел только на картинке.
Он был гражданским человеком, но всю жизнь служил Родине. Родился в Донецкой области, окончил Ленинградский кораблестроительный институт, в 1970 пришел на Кировский завод сменным мастером. В 1987 г. назначен его директором. В 1990-е эта должность называлась «генеральный директор ОАО “Кировский завод”». О том, как он служил Родине за 18 лет руководства предприятием, можно представить по его заслугам и званиям. Семененко стал председателем Совета директоров, членом-корреспондентом Санкт-Петербургской инженерной академии, вице-президентом Союза промышленников Санкт-Петербурга, членом Совета по промышленной политике при правительстве РФ. Я не перечисляю здесь многочисленные его награды.
Мы с Петром Георгиевичем были ровесники. Однако он всегда казался мне значительно старше, дальновиднее, что ли, умнее, и вообще, обладал качествами личности, которыми и я хотел бы обладать. По служебной лестнице мы поднимались почти синхронно: он стал главным инженером на заводе, я — в тресте. Его назначили генеральным директором объединения, меня — управляющим 47-м Трестом. Так, рука об руку, мы проработали вместе пять лет. Много это или мало? Сейчас мне кажется, очень мало.
Мне, как строителю, интересно было строить и реконструировать Кировский завод. Что ни построишь — всё впервые, всё уникально. Любой профессионал мечтает о таких объектах. Можно сказать, повезло, в тридцать шесть лет я стал возводить цеха знаменитого завода, будучи руководителем строительного управления. Сейчас, когда я иду мимо Кировского, меня переполняет гордость за то, что немалая доля моего труда вложена в жизнь этого процветающего промышленного гиганта, несколько веков символизирующего военно-техническую мощь России.
Да, немало здесь сделано и под моим руководством. Один специальный огромный цех чего стоит, который построили за год (!), хотя это казалось невозможным и никто не верил, что у нас получится. А идея проста — по четкому совмещенному графику одновременно работали строители и монтажники трех десятков специальностей: на крыше вставляют стекла в фонари, под перекрытием идет окраска, тянут провода, прокладывают паровые и воздушные магистрали, монтируют станки, заливают пол. И всё — разом.
Петр Георгиевич Семененко был человеком требовательным, не терпевшим расхлябанности в работе. Он мог строго спросить за порученное дело, однако славился доброжелательностью, заботой о людях, смелостью в решении деловых вопросов. Он не вмешивался в оперативную работу треста, ему хватало своих проблем, но все важные вопросы держал под контролем. Директор завода не терпел «долгострои», во всем любил порядок. Эта его черта была, пожалуй, стержневой в характере. Нам, строителям, а особенно заводским работникам, приходилось нелегко. Огромная территория Кировского завода — это десятки улиц, переулков и проездов, и везде должен быть асфальт, зеленые насаждения и чистота. Грязь на территории завода директор воспринимал как личное оскорбление.
Надо сказать, Петр Георгиевич знал цену словам. Я не слышал, чтобы он кого-то принародно отчитывал, как это иногда позволяли себе другие руководители. Например, Станислав Павлович Чернов мог в запальчивости сломать шариковую ручку или разбить телефон. Семененко, если был кем-то недоволен, просил его после совещания остаться, и дальнейший разговор проходил уже за закрытыми дверями.
Умеющий работать с большим коллективом, он вел себя уверенно с любым начальством, даже с высочайшим руководством: президентом, премьер-министром, губернатором. Никогда не заискивал, ни перед кем не лебезил. Это качество генерального директора стало спасительным для завода, когда в стране началось то, что вошло в нашу историю как «перестройка».
Что стояло за расхожим термином? Едва ли кто-нибудь отчетливо это себе представлял. Ну, конечно, все согласно повторяли вслед за выдумщиком смутного названия: гласность, выборность, свобода совести, вероисповеданий, отсутствие цензуры, и другие звучные слова. А что же в экономике? Как перестраиваться Кировскому заводу? Что конкретно и зачем перестраивать, когда уже развернуты все основные производственные мощности, выведены на проектные нормативы тракторное и, как тогда говорили, специальные производства, а главное, достигнута мечта каждого производственника — строгая подекадная ритмичность? То, что реформы в стране неизбежны, понимали многие, тем более после убедительных, хотя и косноязычных речей нового генсека, не сходившего с экранов телевизоров. И многие из этих многих, как люди, привыкшие к дисциплине, ждали указаний сверху, будучи уверенными, что этот «верх» все знает и подскажет. Но «сверху» кроме демагогии ничего не поступало. Отсюда упущенное время и колоссальные потери в последующий период, когда экономические реформы страны негде было применить, потому что не оказалось самой страны, в которой начиналась «перестройка» не ради блага народа, как потом выяснилось, а ради красного словца генсека и личных выгод нарождающегося слоя миллионеров.
Благодаря Семененко объединение «Кировский завод» миновала тяжелая судьба многих предприятий оборонного комплекса, перестройка хоть и задела производство, но не уничтожила его. И тот факт, что Петр Георгиевич не очень-то оглядывался на начальство, тоже сыграл свою роль в спасении завода. На Кировском еще на начальной стадии реформ нашли оптимальное сочетание производства военной продукции и гражданской. Тут можно приводить много примеров: на зарубежных рынках пользовались спросом новейшие тогда модификации трактора «Кировец». За линейки колесных машин для дорожного строительства Петр Георгиевич был удостоен Государственной премии Российской Федерации. Следует вспомнить и выпуск бронированных автомобилей или изготовление уникального оборудования для завода по сжиганию донных осадков. И многое другое.
Все, кто работал с Петром Георгиевичем, обязательно отмечали в нем поразительное чутье новизны. Это была природная интуиция, позволявшая ему принимать сложные и неоднозначные решения. Во времена перестройки было невозможным даже краткосрочное прогнозирование, самые светлые умы путались в расчетах и ошибались в прогнозах. Тут могла помочь только интуиция. Петр Георгиевич был одарен так, что мог видеть то, чего еще никто вокруг не видел. А он, не боясь неизвестного, всегда знал, что необходимо делать на заводе в первую очередь. Он ставил цель и двигался именно в направлении ее достижения. И почти не ошибался.
Петр Семененко знал, как разговаривать с людьми, со своими сторонниками и с противниками, умел переубедить, умел сблизить позиции с оппонентами, но при этом оставался верен своей идее, продуманной и просчитанной. Это незаменимое качество я назвал бы определяющим в ситуации, когда возникает необходимость найти общую точку зрения. Он сумел объединить огромный коллектив ОАО «Кировский завод» в тяжелейшие 1990-е. За 18 лет руководства Семененко виртуозно преодолевал все финансовые кризисы, вовремя выплачивал рабочим зарплату, пресекал малейшие поводы для скандалов и разборок, прибыль завода исчислялась миллиардами.
Сегодня, когда на дворе другой век и другая реальность, понимаешь, что именно организаторский, консолидирующий талант генерального директора спас завод от распада. Завод не разделился на отдельные производственные фрагменты, и его директор оставался Директором до дня своей трагической гибели.
А в 2016 г. по инициативе людей, близко знакомых с Петром Георгиевичем Семененко, городское правительство присвоило его имя большому скверу в Кировском районе. Один гектар земли на участке между улицами Червонного Казачества, Портовой, Кронштадтской и Автовской носит теперь имя первого генерального директора ОАО «Кировский завод» Петра Георгиевича Семененко, моего учителя и друга. Хорошо, что есть в Санкт-Петербурге место, где я могу в уединении, во дни благоуханного цветения черемух или под шелест увядающей листвы, вспомнить дорогого мне человека, выдающегося деятеля, много послужившего городу и Отечеству.
2
Я очень люблю осень, особенно яркую ее пору, когда смотришь на природные краски и удивляешься, откуда взялось это разноцветье листьев? Эта терпкость запахов? Зачем так изыскана палитра? Зачем так сложен спектр звуков, которые источает, как струны эоловой арфы, вибрирующая на ветру листва? Может, Господь специально радует нас перед грядущей зимой, чтобы мы, налюбовавшись, запаслись этой красотой и, согреваясь ее образами, не отчаялись в лютые зимние времена, не потеряли веру, надежду и любовь?
Я люблю гулять в сквере имени своего друга. Кажется, здесь я слышу его убедительный голос, различаю теплые нотки тембра. Останавливаюсь, набираю букет из листьев, любуюсь каждым по отдельности листком, сожалею о мимолетности красоты, которая может стать вечной только в духе и в творчестве. Приходя сюда, я думаю об одном и том же: как остановить чудесный миг или хотя бы ненадолго его продлить? Только на бумаге! Только красками любви и красоты. Именно этими красками творятся такие шедевры, как, например, этот, бунинский:
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой...
В ноябре у нас уже почти зима, вернее, зябкое предзимье. Ночью температура опускается ниже нуля, да и днем заморозки не редкость. Уже не листва шуршит под ногами, а трещит ледок в лужах. Почти каждый день дождь, снег, дождь, снег. Ветер срывает с деревьев последние листья, и те, кружась, улетают в небытие...
В тот год снег выпал в начале ноября. Гидрометцентр сообщал, что в северо-западные районы России вторгся арктический воздух. Удивительно, еще вчера было тепло, грело солнце, а утром я бреду на работу по глубокому снегу. Уже в коридоре я услышал телефонную трель в приемной своего кабинета. Поднимаю трубку. Управляющий трестом просит зайти. Для меня это приглашение неожиданно. Никогда еще первое лицо не приглашало меня «на ковер» так рано. Что же могло стать причиной? Капризы погоды застали строителей врасплох? Коммунальные службы запаниковали? Захожу в кабинет.
— Здравствуйте, Григорий Никифорович! — не очень бодро приветствую своего начальника.
— Здравствуй, Михаил Константинович. Садись, придвигайся поближе ко мне и слушай. Вчера принято решение о сдаче в эксплуатацию цеха ходовой части. К празднику, к 7 ноября! — сделал он акцентное ударение на последнем предложении.
Я не сразу понял смысл сказанного, недоуменно пожал плечами. Управляющий попытался уточнить:
— Строительство объекта ведет твое управление, так ведь?
— Так, — подхрипнув от недоброго предчувствия, подтвердил я.
— Готовь документы к сдаче, — строго распорядился управляющий.
— Так сдача только в первом квартале следующего года?! Это невозможно!
— Спасибо, что напомнил. Повторяю: высокое начальство решило сдать объект раньше. Нужно подарок Родине преподнести к празднику. Или ты против?
— Я не против подарка, но цех сдавать рано. Ничего хорошего из этой спешки не получится, — продолжал я бессильно сопротивляться.
— Ты как-то медленно соображаешь, — начал раздражаться управляющий. — Решение приняли на-вер-ху, — для большей убедительности он произнес главное слово по слогам и показал указательным пальцем в потолок.
Я молчал. Если так решили, наверняка с руководством завода было согласовано. Но от этого мне не становилось легче. Сдавать, хоть и на бумаге, огромный цех было достаточно проблематично. Надо было перекраивать весь график производства. На первый план выходили отделочные работы, создававшие «товарный» вид. Однако этот вид разрушался при прокладке электрических кабелей, других технологических проводок, и в конечном счете «товарный вид» приходил в плачевное состояние. Отделку придется выполнять заново. Но самые неприятности начнутся при штурмовщине. На объект нагонят массу людей, половина которых будут слоняться без дела. Каждый день совещания и отчеты, крик, ругань, матерщина. Как правило, работу это не убыстряло, потому что последовательность действий нарушалась, и восстановить ее уже не было никакой возможности.
— Ну, чего молчишь? — прервал мои раздумья управляющий.
— А что говорить? Я человек подневольный. Свое мнение я вам высказал.
— Оставь свое мнение при себе. Выполняй приказ! — повысил голос начальник.
Я встал, собираясь уйти, но управляющий властно показал рукой на стул и как-то устало и доверительно сказал:
— Пойми меня правильно, Михаил Константинович. Я знаю, будет нелегко, но все-таки надо сделать в сокращенный срок и качественно... Обкому партии отказать невозможно.
— Сколько у нас времени?
— Месяц, но акт государственной комиссии должен быть подписан в начале ноября. Сам понимаешь. К празднику.
Я вновь сел на стул, снял очки, долго протирал их носовым платком, затем умоляюще посмотрел на управляющего.
— Но вы же понимаете, что это невозможно!
— В своей жизни я много видел и возможного, и невозможного. Нужно!
После этого неоспоримого довода я собрался уходить, но у дверей остановился и высказал дельную мысль:
— На третьем производстве неделю назад сменился директор. Вместо Писаренко назначен Семененко Петр Георгиевич. Вы знаете его? При подписании акта надо начинать с него.
— Мы мало знакомы. Я помню его по корпусу «Б», он был главным строителем на «Акуле». Встречались редко, проект уж больно был секретный. Так что иди, знакомься. Мы тоже не сторонние наблюдатели, где надо, поможем.
Я впервые шел к руководителю танкового производства. Конечно, танки собирают в цехах, чертежи узлов разрабатывают в конструкторском бюро. В приемной даже макетов танков нет, все обычное, конторское. Заходят люди, звонят телефоны, секретарша пьет чай. Всё, как у нас в тресте.
Но я знал, здесь происходит невидимый процесс, результат которого вполне осязаемый, видимый даже издалека. Все направлено на выпуск самых совершенных машины — танков, которые на заводе называли «изделиями». Цех, который решили сдать досрочно, в подарок Родине, будет основным при производстве ходовых частей новейших боевых машин.
— Заходите! — приветливо кивает мне секретарша, показывая на дверь кабинета. Я неловко вскакиваю с дивана, где длилось мое недолгое ожидание аудиенции, и пытаюсь четким шагом подойти к двери, но от волнения что-то у меня не получается, наваливаюсь на дверь, но открыть ее не могу, секретарша бросается мне на помощь, и вдвоем мы буквально вваливаемся в кабинет директора.
Безмолвная сцена длится недолго. Я быстро прихожу в себя и четко выговариваю:
— Здравствуйте, Петр Георгиевич!
Из-за стола поднялся высокий, плотного телосложения мужчина. Он улыбнулся приветливой белоснежной улыбкой и громким, командирским голосом ответил на мое приветствие.
— Здравствуйте. Подходите поближе, садитесь.
Я сел за низенький и короткий стол-приставку.
— Рассказывайте, что привело вас ко мне.
Я рассказал. Он слушал, не перебивая. Осознав проблему, Семененко встал, подошел к сверкающему чистотой окну и очень учтиво, даже с некоторым сожалением, сказал:
— Вы знаете, цех нам нужен, нужен как воздух. План следующего года сверстан с учетом его работы. Потому он нужен не на бумаге, а функционирующим. Как у вас со временем?
— С каким временем? — не понимая, переспросил я.
— Сейчас вы свободны?
— Да.
— Пойдемте в цех, посмотрим вместе.
Цех, втиснутый между двумя старыми цехами и железнодорожным подъездным тупиком, возвышался над соседними сооружениями. Выглядел он убедительно. Лицо любого здания — это фасад. Как человека «встречают по одежке», так и первое знакомство со зданием начинается с оценки его внешнего вида.
Фасад нового цеха был выполнен в классическом производственном архитектурном стиле. Мы остановились перед мощным сооружением, любуясь его видом.
— Хорош! — довольно произнес Петр Георгиевич.
— Да! — в той же тональности ответил я. — Вот если бы внутри он был так же красив.
— А что там особенного внутри?
Я промолчал. И мы продолжили наше экспромт-путешествие.
Внутри было прохладно, тепло в помещения завода начали давать только сегодня, основной приток через калориферы еще не действовал, как всегда что-то было не доделано, не отлажено.
В цеху работали сотни людей; шел монтаж мостовых кранов, тянули провода, устанавливали распределительные щиты, по кронштейнам укладывались трубопроводы. Отделочники, переругиваясь с рабочими других специальностей, пытались делать мозаичные полы. При сдаче любого объекта вдруг выявляются проблемы, которых не было видно при проектировании и строительстве. Следствием аврала становятся суета, несогласованность в работе, нарушается строгая дисциплина, ослабляется материальная и хозяйственная ответственность. К примеру, построены десятки подстанций, а электромонтажники не работают, простаивают. Почему? Оказывается, не закончена штукатурка, покраска, не запираются двери. Уложены сотни кубометров бетона, но не сданы под монтаж фундаменты из-за отсутствия паспортов на оборудование, застрявшее в Свердловске. И вот так, по мелочам, вырастает гора неразрешимых проблем, в путанице каждый «узелок» требует внимания, времени, для того чтобы его развязать и наладить оптимальный процесс.
Мы обошли с Петром Георгиевичем цех, заглянули в каждый угол, поднялись по металлическим лестницам и посмотрели с высоты подкрановых путей, забрались в темные венткамеры, где директор, к моему удивлению, вытащил из кармана фонарик и стал со знанием дела рассматривать внутреннее оборудование.
Когда мы вернулись в его кабинет, он только спросил:
— Сколько времени нужно, чтобы закончить работы? Только честно, Михаил Константинович.
— При ежедневном контроле два месяца.
— Что такое ежедневный контроль?
— Утром и вечером совещания, увязывающие работу субподрядных организаций и заказчика. При этом нужна жесткая дисциплина и контроль за выполнением дневных заданий.
— А кто будет устанавливать дневные задания?
— Специалисты, увязывающие графики производства работ.
— А они есть, эти специалисты?
— Да.
— Почему они раньше это не делали?
— Дело, которое мы обсуждаем, по своему техническому алгоритму уникальное. У всех специалистов есть повседневная работа. Сами задания — это не панацея. Оптимальная очередность их выполнения — вот в чем сложность.
— Вы способны потребовать?
— Есть отдельные виды работ, где я бессилен.
— Почему?
— Задействованы московские организации, они работают только по указанию министерства.
— И сколько таких организаций задействовано?
— Две.
— У них большой объем работ?
— К счастью, они заканчивают. Однако, Петр Георгиевич, наши работы тоже заканчиваются, а сразу за нами вступаете в дело вы.
— Как это?
— Мы делаем инфраструктуру цеха, монтируем оборудование и сдаем его вам в пусконаладку. Это оборудование составляет тридцать процентов от общего объема. Остальные станки вы демонтируете из других цехов и устанавливаете сами, и на это тоже уходит два месяца.
— То есть ты, Михаил Константинович, — как-то естественно и логично перешел на «ты» собеседник, — хочешь сказать, что строительство будет окончено в марте?
Он задумался, помассировал лоб внушительного размера трудовой ладонью.
— Сколько вам лет? — неожиданно обратился он ко мне опять в почтительном тоне.
— Что? — переспросил я.
— В каком году вы родились?
— В сорок шестом?
— Значит, мы одногодки, — задумчиво произнес Семененко.
— А от этого что-то зависит? — решил я слегка пошутить, чтобы ослабить напряжение разговора.
— Не знаю, но мне приятно, что мы с тобой ровесники. — Директор опять перешел на «ты», видимо, имея в виду, что мы ровесники. — Завтра в это же время будь у меня.
На другой день я снова пришел на встречу, был подготовлен график окончания работ, подсчитано необходимое количество работников. Получалось так, что с большим трудом, при трехсменной работе без выходных, сдача цеха к концу года становилась возможной.
С Петром Георгиевичем мы поприветствовали друг друга, как старые знакомые. В таком же дружеском настроении проходил и дальнейший разговор.
— Знаешь, о чем я подумал, Михаил Константинович?
— Конечно, нет, — улыбаясь, уверенно ответил я.
— Садись, расскажу. Понимаешь, ты удивил меня тем, что цех сдается в пусконаладку.
— Это всегда так делается, новый цех — не исключение.
— А если совместить в оставшиеся два месяца наши и ваши работы.
— Как это?
— Просто совместить.
— Но мы нарушаем...
Он серьезным тоном прервал меня, не дав договорить:
— Что нарушаем?
— А хрен его знает, много чего нарушаем, а главное, так никогда не делали.
— Не делали, так будем, — уже весело парировал мудрый начальник.
— Представляете, какая каша заварится?
— Представляю. Ты свою работу делай, а я свою, и все у нас получится.
— А секретность, а первый отдел, как они посмотрят?
— Оборудование и станки обычные, секретных нет, да если бы даже и были, разве трудно декорации сделать?
— Элементарно.
— Ты согласен?
— Да.
— Тогда по рукам.
В разговоре наше неординарное решение показалось возможным. Но на деле!.. Оригинальные начинания сразу дали сбой. Неожиданно для меня и для Петра Георгиевича интересы работающих заводчан и строителей не совпали. Появились взаимные требования, упреки, нежелание идти на компромиссы.
Кадры — стратегический, приоритетный вопрос всякого строительства. Он имеет особенное значение при строительстве цехов со сложнейшими агрегатами, станками, приборами, системой питаний. У меня по опыту работы возникало подозрение, что отдельные руководители недостаточно компетентны, не в состоянии справиться с объемом работ, и поэтому появилось убеждение, что надо кое-кого заменить. Поделился своими наблюдениями с Петром Георгиевичем.
— Сколько у вас инженерно-технических работников на строительстве цехов?
— Сорок человек.
— Возьми моих еще десяток. В итоге будет пятьдесят. Соберем всех мастеров, прорабов и бригадиров, расскажем им, что мы с тобой затеяли.
— Может, прямо в цехе?
— Давай в цехе, — добросердечно согласился директор.
Когда начал говорить Семененко, все разговоры стихли разом. Он не жонглировал профессиональными терминами, не угрожал, но говорил понятно и проникновенно. Цель совместной работы, — убеждал он собравшихся специалистов, — сдать цех в декабре, и не под пусконаладку, а уже в работу. В январе детали из этого цеха должны поступить на сборку.
Многие знали, кто такой Петр Георгиевич, однако некоторые строители видели и слушали его в первый раз. Долго в тот вечер обсуждали дела, подробно, заинтересованно. Удача, что договорились о главном — не расформировывать бригады, не перемещать рабочих из одной бригады в другую, пока каждая не закончит свои работы. И еще много проблем рассмотрели мы в тот запомнившийся мне, революционный день. Все наши решения оказались новаторскими, методологией будущего. И работа пошла.
В декабре цех заработал. Мы обошли с Петром Георгиевичем наше детище, поднялись на ярусную площадку. С высоты лучше была видна целостность этого сложного, как космическая ракета, единого технического механизма, его целесообразная красота радовала и глаз, и ум. А погода в тот день радовала и глаз, и сердце.
Декабрьский день был ослепительно солнечным, казалось, весна подарила зиме к Новому году огромную охапку своего света. Еще вчера на улице было пасмурно и сыро, а сегодня под аккомпанемент ветра на свежем снегу вальсируют причудливые тени деревьев. Мы с Семененко полюбовались этой завораживающей картиной и распрощались. Петр Георгиевич пожал мне руку со словами:
— Спасибо за доброе дело.
Продолжение следует.
