К 1150-летию зарождения Российской государственности
2012 год указом Президента объявлен годом русской истории. Действительно, на этот год приходятся в высшей степени значимые даты - 1150-летие образования Российского государства, 400-летие освобождения России от польской интервенции, 200-летие Бородинской битвы. Причем, если годовщина освобождения от Смуты и бородинский юбилей никаких сомнений ни у кого не вызывают - во всяком случае по времени, то первая дата носит скорее символический характер. Кем бы ни был легендарный Рюрик - варягом, славянином или кем-то еще, сам факт его присутствия в отечественной истории, зафиксированный в летописи, оказывается, в общем, условной вехой для начала отечественного государственного летоисчисления. Русские были до Рюрика и продолжали свою историю после него. Не менее, если не более, значимым в духовном плане является, например, крещение Руси князем Владимиром или военнодипломатические свершения святого благоверного князя Александра Невского. Так или иначе, наша история является непрерывным и единым национальным творческим процессом и в века древнерусских князей, и в эпоху московского царства, и в петербургский период, и при советской власти, и в настоящее, столь непростое, время. Попытаемся по мере наших сил проследить мысленным взглядом главные ценностные направления этого движения, обратив особое внимание именно на современность - продукт нашего прошлого и залог нашего будущего.
Первые определения
Законы истории - таинственная вещь. О ее смысле и движущих силах спорят уже не одно столетие.
В свое время получила распространение теория Льва Николаевича Гумилева о пассионарных волнах, которые неожиданно приходят из космоса, приводят в движение целые империи и народы. По другой концепции история предстает в образе стрелы, которая летит из прошлого в будущее по заранее предопределенной траектории. Либералы и марксисты на свой лад верят в то, что эта траектория ведет нас от низших форм к высшим, чтобы однажды привести в совершенное состояние - к либеральному «концу истории» или торжеству коммунизма.
Что касается христианских мыслителей, то их взгляд на историю лишен наивного оптимизма и слепой веры в прогресс. В прошлом человечества мы можем разглядеть не только движение от простого к сложному, но и топтание на месте, временный упадок и даже длительный регресс. В христианском мировоззрении история предстает вечной и противоречивой борьбой двух сил - Бога и дьявола, правды и лжи. Ее истинный смысл лежит за пределами «мира сего», и он во всей полноте откроется людям только в финале мировой драмы.
В истории нашей страны можно выделить три больших периода: классический, модернистский и современный, о котором речь будет ниже. Классическая цивилизация развернута по вертикали и устремлена к идеалу, то есть к Истине в христианском миропонимании. В этом плане нашей материнской цивилизацией является Восточная Римская империя - Византия, пытавшаяся всю свою социокультурную практику построить как осуществление православного идеала, и правое место у трона оставлявшая для самого Иисуса Христа. Власть в парадигме классической культуры понимается как высший онтологический порядок, проистекающий от Самого Всевышнего. Поэтому фраза «Мы, милостью Божией Император Александр II» воспринималась в его эпоху как нечто само собой разумеющееся и не вызывающее усмешек у большинства жителей Российский Империи. Речь не идет об идеализации монархической формы правления, ибо земной царь - не обязательно святой, а земное царство - отнюдь не Эдемский сад. В конце концов предназначение Государства и Государя состоит не в том, чтобы построить рай на Земле, а в том, чтобы не превратить ее в ад.
В Европе классическая (традиционная) эпоха продолжалась до французской революции конца ХVIII века, а в России - до февраля 1917 года. После этого мы вступили в эру модерна, когда в мировоззрении людей на место Бога пришел человек. Эта установка сознания стоит на четырех идеологических китах: атеизме, либерализме, национализме и социализме. Все они порождения модерна, но, как любые родные братья, они могут ссориться (яркий тому пример - холодная война между социалистическим СССР и либеральными США), а могут мирно друг с другом уживаться. В России же парадокс советской власти состоял в том, что она под флагом марксизма смогла продолжить классическую линию развития цивилизации. СССР хранил верность вертикальному устроению власти и, хотя и в превращенной форме, оставался монархическим государством. Генсеки были своего рода царями.
Такая ситуация оставалась в России вплоть до «застойных» 1970-х годов, когда энергетический импульс модерна стал иссякать. В стране начала постепенно заявлять о себе эпоха постмодерна, которая не ориентируется ни на какие высшие ценности и цели вроде свободы, равенства, братства, национальной или социальной справедливости. Постмодерн - это игровая цивилизация, которая посвящает себя свободной перекодировке смыслов в качестве единственного своего занятия. И если в эпоху модерна для многих людей умер Бог, то в постмодерн умер и сам человек.
«Особый путь» России
Действительная, а не мифическая особенность России состоит в том, что у нас три эпохи мировой истории - классическая, модернистская и постмодернистская - существуют сегодня в рамках одной страны-цивилизации. Условно говоря, мы оставались «новой Византией» вплоть до начала ХХ века, с трудом переваривая насильственную петровскую модернизацию и создав на этой основе великую культуру. Более того, мы оставались ею и после октября 1917, когда еще более жестокий коммунистический модерн поначалу чуть не убил страну, но затем - неожиданно для самих ленинцевтроцкистов - собрал ее в подобие «красной империи». Однако в декабре 2011 года внезапно произошло столкновение трех культурных, политических и в конечном счете религиозных потоков отечественной истории. Эта ревущая встреча привела в движение тысячи людей в российских столицах, вогнав страну в зону «социальной турбулентности» и крайней политической неустойчивости.
С одной стороны, в гуще исторической схватки оказалась классическая «византийская» установка на вертикальную власть, которую представляет действующее государство и прежде всего Владимир Путин. Пусть и с многочисленными издержками, ошибками и пороками, он смог возродить российскую государственность, отстоять территориальную целостность страны и создать властную вертикаль. Он сумел ограничить влияние олигархов («иных уж нет, а те далече») и ввести власть денег хоть в какие-то державные берега. Так или иначе, при Путине Россия значительно усилилась как государство, а наличие государства (пусть и тяжело больного коррупцией) всегда лучше, чем хаос и анархия.
Наряду с государственнической линией в декабре 2011 года активно заявил о себе модернистский вектор отечественной истории, представленный либерализмом, социализмом (коммунизмом) и национализмом. Какие флаги развевались в Москве на Болотной площади, а в Петербурге - на Пионерской? В первую очередь это знамена различных либеральных партий и движений, лидеры которых мечтают превратить Россию в «нормальное европейское государство» и привить нашему народу западные ценности. На московских и питерских площадях были заметны также красные флаги коммунистов, что неудивительно: русская душа всегда была отзывчива к идеям социальной справедливости. Кроме того, в ходе «болотного движения» довольно активно заявила о себе националистическая идеология, к которой я отношусь весьма неоднозначно. Появление национализма в эру модерна вполне понятно и объяснимо: это своего рода реакция на космополитизм, вера в силы своего народа и желание ему успеха. Но опасность приходит, когда здоровый национализм вырождается в шовинизм, то есть в ненависть к другим народам. При всей важности нации, ее, с точки зрения христианского мировоззрения, ни в коем случае нельзя ставить на место Бога, Который является главным Творцом мировой истории.
Кроме того, в конце прошлого года громко заявил о себе «сетевой народ» Москвы и Петербурга - яркий продукт общества и культуры постмодерна. Эти люди живут не столько в реальной России, сколько в виртуальном мире Интернета, законы которого они хотят перенести в российскую действительность. Любители флешмобов, пародий и едкой сатиры, «сетевые хомячки» не преследуют никаких метафизических целей и идей, будь то христианство, социализм, нация или даже классический либерализм. Для них главное - увлекательная игра и наслаждение жизнью в различных ее проявлениях. И им, конечно, чужда любая ценностная вертикаль и иерархия: в политике, искусстве, обществе или идеологии.
Так что же у нас происходит?
На мой взгляд, мы можем наблюдать типичное проявление того состояния, главным образом, интеллигентских умов, которое вернее всего назвать комплексом «антивласти», и которое в традиционной Руси чаще именовали смутой. Смысл слова «смута» в русском языке достаточно понятен: это мятеж гордого духа и разруха в головах. Это демонстрация враждебности к существующему государству без достаточных на то фундаментальных - прежде всего экономических и социальных - оснований. Московские и петербургские митинги показали, что, независимо от лозунгов вроде «честных выборов», их организаторы движимы, по существу, одной страстью: свалить традиционную («византийскую») власть. Они кричат «Путин, уходи!», но на самом деле гонят не столько Путина, сколько идею государственности как таковую. Государство - это узаконенная (юридически упорядоченная) национальная практика, опирающаяся на определенные - в русском случае, православные - духовные ценности. И вот как раз подобной вертикальной организации жизни наши либерал-большевики не выносят и мечтают от нее избавиться любой ценой.
Сто лет назад «продвинутая» элита и либеральная интеллигенция объявили войну классической вертикальной власти в лице Царя и Церкви, возмечтав превратить Россию в либеральную республику типа Франции. Среди этих «мечтателей» были высшие чиновники Российской Империи, генералитет, либеральные думцы и даже великие князья; многие из них во время февральских событий ходили по Петрограду с красными ленточками. И сегодня в толпе митингующих оппозиционеров мы можем встретить видных представителей современного российского истеблишмента. В феврале
1917 года лозунг «Долой самодержавие!» горячо поддерживали многие деятели «серебряного века», богемные обитатели «Бродячей собаки» и завсегдатаи блистательных светских салонов Петрограда. Точно так же лозунг «Россия без Путина!» сегодня готовы кричать на всех площадях представители столичной богемы: писатели, телеведущие, рокеры, музыкальные критики и гламурные «светские львицы».
Однако вопреки всему совокупному модерну и постмодерну, то есть объединенной оппозиции коммунистов, националистов и либералов, наш «византийский» народ избрал 4 марта 2012 года В. В. Путина законным Президентом России; в этом сомневаются только те, кто хочет сомневаться. За него проголосовало подавляющее большинство участвовавших в голосовании. Хотя имели место отдельные нарушения, это не меняет общей картины поддержки Путина «большим народом», от имени которого избранный Президент и хочет править. Действительно, Владимир Путин - это первый, со времен Иосифа Сталина, руководитель России, обладающий мощной личной харизмой, или, по-русски говоря, целеустремленной политической волей и всеми ресурсами, чтобы эту волю осуществлять.
Однако все только начинается. В свое время известный английский историк Арнольд Тойнби построил свою теорию цивилизации, работающей по принципу «вызов - ответ». Нашему новоизбранному Президенту в ближайшее время придется столкнуться с целым рядом вызовов, и судьба России в значительной мере будет зависеть от того, какие ответы на эти вызовы удастся найти В. В. Путину и поддерживающему его народу. На мой взгляд, таких главных вызовов несколько.
Глубинные корни коррупции
Основные принципы путинской политики - это сильная государственность (вертикаль власти), рыночная экономика, свободная культура и независимый внешнеполитический курс. И первым препятствием для движения нашей страны по всем перечисленным направлениям является коррупция. Каждый житель России по своему опыту знает, что без различного рода «распилов» и «откатов» у нас не делается почти ничего. За деньги можно купить судейскую должность и ученую степень, за деньги милиция отпускает преступников или даже сама превращается в ОПГ. Почему это так? Казалось бы в других, т. н. «развитых» капиталистических странах, масштабы служебной продажности значительно меньше.
Дело не только в том, что на Западе капитализм, так сказать, устоялся и приобрел общепринятые юридические очертания (кстати, сейчас он, несмотря на это, трещит по всем своим финансовым швам). Дело в том, что западная рационалистическая цивилизация сумела подверстать под законы рынка всю свою культуру, нравственность и даже само христианство. Значение европейской Реформации и Просвещения и последовавших за ним революций заключается в том, что они переключили религиозную энергию людей с неба на землю. По мере развития и укрепления универсально-рыночных отношений западный человек неуклонно утверждал себя как земного бога. Реформация и Просвещение закрепили - соответственно в духе, в культе и в мировоззрении - это самообожествление (самодостаточность) евро-американца, сообщив ему при этом религиозную и культурную санкцию. Только при этих обстоятельствах мог быть нравственно оправдан капитализм - своего рода интернациональная мастерская по производству меновых стоимостей, где гарантированный обмен услугами есть прежде всего результат работы на себя, ради своей выгоды, холодного эгоистического расчета.
Вот этого как раз до сих пор и не выносит русская, православная по своим истокам, душа. Недаром люди типа И. Юргенса и В. Познера сетуют, что Православие тормозит развитие капитализма в России. Ни Реформации, ни буржуазного Просвещения в России не было. «От трудов праведных не наживешь палат каменных», - говорит наша пословица. Собственно, это только пересказ евангельского изречения о том, что труднее верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в Царство небесное.
И когда народу в ходе революции 1991-1993 годов навязали - вовсе не спросив его - дикий капитализм, многие, что называется, соблазнились. Если реальным «богом» вновь обретенной посткоммунистической свободы стали деньги, то какие могут быть нравственные барьеры? Если Бога нет, то все позволено...
Вот тут новому Президенту и придется принимать решительные меры. Они, конечно, должны быть системными: от добровольных деклараций о доходах/расходах до ужесточения уголовного наказания за взятки вплоть до высшей меры, как это делается в Китае. Не Путин лично учредил такую «тотальную рыночность» в России - наоборот, он всегда старался по мере сил ввести ее в державные берега. Однако это трудная - именно метафизически трудная задача. К каждому проверяющему не поставишь еще одного проверяющего. Никакая политическая конкуренция и многопартийность с нею сами по себе не справятся: вор у вора будет дубинку тянуть. Здесь необходимо совокупное действие правовых, культурных и религиозно-нравственных энергий, когда «большой народ» будет чувствовать, что мы строим не олигархический рай для десяти процентов населения (да и то обитающего в основном за границей), а для того целого, которое и называется Россией. Конечно, для этого нужны кадровые перемены, прежде всего для выработки национальной идеологии, в том числе для проектируемого общественного телевидения, которое сегодня выступает повседневным воспитателем (а по сути развратителем) народа. Необходима также периодическая ротация властных группировок, иначе часть бюрократических «рыночников» вполне может продать/предать и Родину, и самого Президента. Уж рынок так рынок.
Парадоксы прогресса
В последние годы с легкой руки Д. А. Медведева много говорили о модернизации, рекламировали Сколково и др. Лично я ничего не имею против модернизации, понятой как прогресс техники и технологии всего и вся. Однако надо ясно себе представлять, какова цена этого самого прогресса в области культуры, мировоззрения и политики.
При размышлении о прогрессе мы сталкиваемся с одной из характерных для нашего Отечества антиномий: противоречием в законе, когда оказываются правы одновременно как сторонники всеобщей модернизации/глобализации России, так и ее противники. С одной стороны, модернизационный прогресс необходим хотя бы для того, чтобы нас не стерли в порошок передовые в технологическом отношении страны (технократические лидеры).
«Знание - сила!» - эта формула Ф. Бэкона по ходу истории приобретает все более буквальный смысл. Никакая страна не может сегодня закрыться от мира, иначе она будет мгновенно уничтожена.
С другой стороны, никакой прогресс не обходится без значительных, и прежде всего духовно-нравственных потерь, и нередко эти потери превышают цену (прагматический успех) самого прогресса. Вся техносфера нынешнего «продвинутого» мира, от воображаемых компьютерных вселенных до небоскребов высотой более 800 метров, моделирует отнюдь не ангельские нормы современного общества как на Востоке, так и на Западе. Достаточно сказать, что примерно половину циркулирующей в Интернете информации составляет порнография. Наши дети уже почти не читают книг, предпочитая им виртуальные стрелялки и догонялки, мы накопили горы супероружия, а живых людей постепенно замещают клоны и киборги. И восточно-христианская цивилизация (сознательно или бессознательно) сопротивляется такому прогрессу. В сущности, речь идет о борьбе святыни и жизни - кто кого? В свое время об этом много размышлял В. В. Розанов (в работе «Об Иисусе Сладчайшем и горьких плодах мира»). Ценности духа вступают в противостояние с идеей овладения миром, причем русская культура переживает это противостояние особенно остро.
На постхристианском Западе люди согласились (и внутренне, и внешне) жить без идеала, так оно богаче и спокойнее. В Англии даже нательные кресты запретили. Восточно-христианская (русская) история оказалась более устойчивой в плане базисных жизненных установлений: тут и реальная монархия вплоть до начала ХХ века, и идея коммунизма как жизни по справедливости, и нынешняя «суверенная демократия», больше похожая на превращенную форму «самодержавной республики» (в духе славянофильских проектов ХIХ века). Многотысячные митинги на Поклонной, в Лужниках и на Манежной как нельзя лучше подтвердили это. В человеческой цивилизации возрастает одновременно сумма добра и сумма зла, порядка и хаоса. Таков основной парадокс истории в этом несовершенном мире. Президенту в будущем вольно или невольно уготовано выступать судьей в этом споре, разумеется, не росчерком пера, а последовательной цивилизационной политикой с опорой на пока еще здоровое большинство народа и Русскую Православную Церковь. Его противники тоже это понимают и потому всячески стараются опорочить и то и другое («быдло», кощунственные «панк-молебны» в храме и т. п.).
Тройное давление модерна
Недавние президентские выборы выразительно подтвердили базовый духовный и социокультурный расклад нашего общества: 63 % Путина - это русская классика; 17 % Зюганова и 4 % Миронова - это левый модерн; 6 % Жириновского - это либерал-национализм; наконец, 7 % Прохорова - это либерал-постмодернизм. Все три общественно-культурные установки в качестве разновидностей модерна объединены атеизмом (безбожием) и противостоят классической русской религиозно-государственной традиции, представляемой в нынешней России Русской Православной Церковью и президентской вертикалью.
Если говорить о вызовах, то именно данная традиция оказалась ныне мишенью главного удара. И возглавили этот удар внутренние и внешние либералы/свободопоклонники, от «Парнаса» до «Лиги избирателей», от миллионеров-писателей, сочиняющих издевательские стишки, до «музыкальных критиков», изображающих на митинговой трибуне презерватив. Свобода, конечно, это великое благо и условие всего остального. Однако свобода - не самоцель. Весь вопрос в том, «от» и «для» чего эта свобода. У «большого» русского народа вполне определенное отношение к свободе. Индивидуалистическая свобода, свобода самоутверждения русскому человеку не близка, она его не вдохновляет. Всегда были, конечно, особо вольнолюбивые слои русского населения («казаки-разбойники»), но в общенациональном плане личная свобода стояла на государевой службе.
«Я рожден для службы царской», - не пустые слова лихого гусара Дениса Давыдова. В этом плане служилыми сословиями на Руси были все: и дворянство, и крестьянство, и купечество, и буржуазия. Все понимали (лучше сказать, чувствовали), что державная вертикаль в России не чья-то выдумка или «отсталость», а естественная и даже единственно возможная форма социальной организации народа, который хочет жить не по выгоде, а по правде. Наши партии отнюдь не политические, а мировоззренческие, и как раз поэтому безумием для страны было бы менять мировоззрение-политику каждые четыре года. Государство на Руси успешно действует лишь в той мере, в какой оно несет на себе священную харизму: нет власти не от Бога. Коль скоро оно эту харизму утрачивает, в стране начинаются кризисы, смуты, революции, гражданские войны. «Не дай Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Двое «детей модерна», влияние которых в будущем, несомненно, будет расти, это социализм-коммунизм и национализм. Я полагаю, что задача будущей власти по отношению к ним заключается в том, чтобы взять от них лучшее, что в них, несомненно, есть, отделяя вместе с тем коммунистическую и националистическую пшеницу от плевел.
Социалистические и коммунистические убеждения в нашей стране, судя по результатам последних выборов, поддерживает около четверти избирателей (Г. Зюганов + С. Миронов). В той мере, в какой коммунизм остается модернизированным вариантом «последней правды буржуазности», то есть учением о справедливом производстве и распределении материальных благ как смысле человеческого бытия, он должен быть подвергнут философской и прежде всего религиозной критике. Однако он расценивает капиталистическую организацию жизни - производство финансовой прибыли - как бесчеловечную и аморальную, и потому русский национальный коммунизм оказывается объективным союзником православно-патриотических сил, стремящихся вывести Россию из тупика, в который она попала в результате необуржуазного переворота конца ХХ века. Фундаментальное противоречие глобального рыночного «человейника» ХХI века состоит в том, что здесь под влиянием виртуализации ключевых ценностей бытия («общество спектакля», по выражению Ги Дебора) образ Божий в человеке распадается быстрее и внешне незаметнее, чем в условиях предшествующих антагонистических эпох. Внутриисторический апокалипсис Запада происходит в декорациях материального изобилия и технологического процветания). Постмодернистский Валтасаров пир в разгаре. Именно поэтому русским государственникам и русским коммунистам необходимо поддерживать друг друга в их патриотической и духоподъемной деятельности на фоне фронтальной антихристианской атаки по всему миру, стремясь в то же время по возможности сблизить и свои мировоззренческие позиции. Россия у нас одна.
То же самое касается и национализма. На современном отечественном общественно-политическом поле присутствуют три национализма: православный, национально-демократический и языческий. Разумеется, только с первым национализмом стоит иметь дело, однако я называл бы его в данном случае не национализмом, а стремлением к сохранению основных культурных ценностей и традиций русского народа, точнее, русского мира, который включает в себя отнюдь не только этнических русских. Именно в таком плане написана статья В. В. Путина по национальному вопросу, опубликованная перед выборами (русское ядро имперского типа). Что касается двух других национализмов, то они лично у меня вызывают мало симпатии. Первый из них представлен типичными национал-либеральными идеологами, которые непосредственно продолжают европейскую буржуазно-демократическую линию в национальном вопросе, стремясь встроить русский народ в концепт цивилизованных западных (правда, постхристианских и фактически вырождающихся) этносов. Не случайна у них, между прочим, и ссылка на декабристов-масонов: те не только Царскую Семью собирались вырезать, но и многих инородцев выслать в весьма отдаленные края. Языческий же русский национализм имеет однозначно антихристианскую направленность, опять-таки вопреки «большому» народу.
Последний вызов - постмодерн
В последнее время говорят, что у нас образовалось две партии: «партия телевизора» и «партия Интернета». Отчасти это верно, но только отчасти, потому что, в отличие от «телеманов», профессиональные «интернетчики», живущие в своих «твиттерах», в принципе не могут образовать никакой партии. Не только потому, что их относительно мало («малый народ»). Партия - это, как известно, часть, сторона целого, а Интернет сам по себе есть некое целое, правда, особого рода. Его центр везде и нигде.
То, что происходило на «болотно-пионерских» площадях в Москве и Петербурге, есть типичное проявление «цветной революции», построенной на сетевой идеологии постмодерна. Сегодня мы стоим перед фактом расцвета постмодернистских сетевых проектов. В мировоззренческом плане, конечно, дело идет о едином культурно-политическо-экономическом суперпроекте. Несущими конструкциями этого проекта выступают, прежде всего, транснациональные финансово-промышленные группы, обладающие контролем над ресурсами и все более склоняющиеся к экономике спекулятивного, а не производительного типа. Мощную поддержку со стороны концептуальной власти им оказывают международные информационные сети вроде глобального телевидения или Интернета, проецирующие свои игровые ризомы («кусты», «грибницы» слов, лишенные центральной точки отсчета) на ровные смысловые плоскости, где люди и вещи уже не имеют естественного «своего места», а лишь отражаются (играют) друг в друге. Чего нет в электронном поле, того не существует - это нынче не шутка, а суть дела.
Наиболее свежим примером подобной сетевой идеологии/политики и являются наши «болотные» митинги. Каждый такой постмодернистский спектакль тщательно режиссируется именно на уровне подачи, снабжаясь соответствующими либеральными лозунгами, музыкально-танцевальной рок-оснасткой и т. п. Более того, даже нелиберальные общественные силы (например, коммунисты и часть националистов), включаясь в подобный коллективный перформанс, работают не столько на себя (то есть на свои программные цели), сколько на него. Всякая партийная политика, опирающаяся на твердо сформулированные основания, становясь элементом карнавала, сама становится карнавальной. К. Собчак, требующая себе свободы, мгновенно дискредитирует любой обоснованный (или вздорный) протест, подверстывая его под свою якобы игровую, а на самом деле демоническую энергетику. Партийные структуры - это наследие европейского модерна - кажутся в постмодернистском сетевом контексте чем-то безнадежно устаревшим. «Сетевым хомячкам» не нужны никакие партии, они хотят рисовать члены на Литейном мосту и задирать ноги в храме Христа Спасителя. В этом и состоит стратегия вождей «малого народа»: средствами политического спектакля разрушить любую духовно-ценностную вертикаль, традиционно лежащую в фундаменте государственности, особенно государственности русской. Их задача сильно облегчается тем, что немалая часть выходящей на «болотные» митинги молодежи в культурном плане почти не русские. Они не знают ни русской истории, ни русской литературы, ни русского кино, ни русских песен. Их «духовная» пища с детства рок и Голливуд.
Россия как надежда
Из вышесказанного было бы неверно заключить, что наша страна не нуждается в модернизации. Элементы либерализма и капитализма (то есть модерна) есть в любом обществе, но в здоровом национальном теле свобода и прибыль занимают свое место, не подчиняя себе всю страну. Даже в самом либеральном обществе государство так или иначе рынок регулирует. Что касается России, то рыночные отношения в ней всегда находились и должны находиться под строгим государственным контролем. Русский народ не любит формальной юриспруденции и не поклоняется правам человека - он любит избранника, за которым чувствует Божью руку. Только такому лидеру - «отцу нации» - по силам объединение российского населения (христиан, националистов и атеистов, белых, красных и «желтых», радикалов и либералов, капиталистов и пролетариев, богатых и бедных) в способное на осмысленное действие социальное целое. Не продажный «средний класс» или бюрократия (им Россия чужда), а именно союз общенационального лидера с большинством народа нужен сегодня для модернизации России. Юридической формой такого союза на Руси ХХI века является авторитетная президентская власть, реализующая себя одновременно «сверху вниз» - от народного идеала, и «снизу вверх» - от повседневной общественной практики и местной инициативы. В сущности, это есть современный державный проект в действии, он никуда не ушел и не может уйти из России. Чтобы отвечать за такую огромную и сложную страну, верховная власть должна располагать соответствующими рычагами управления, реализующими в практическом социальном действии энергетику цивилизационного основания (ядра). Между прочим, мудрость русского народа заключается и в том, что он - вопреки мощному либеральному пиару - в большинстве своем голосует на выборах именно за реально действующую государственную власть. На своем опыте (в том числе на опыте ряда революций ХХ века) он испытал, что происходит в стране, когда к рулю в ней становятся «несогласные». Если самодержавный принцип в современной России иссякнет, в роли «самодержца» выступит сам народ и учредит такую нелиберальную демократию, от которой никому мало не покажется, и прежде всего самим либерал-революционерам, готовившим для такого переворота идеологию. Таков может быть реальный и вполне «технологический» ответ православно-патриотической духовности на вызов иных цивилизационных сил, ставящих под сомнение ее базовые идеалы.
В основе нашей цивилизации продолжают сохраняться не корыстные установки в виде частной собственности на бытие, а ценности Православной веры. «Нищие духом» оказываются у нас, в конечном счете, более значимыми, чем наглые и сытые. И никакие политики и олигархи тут не властны. Что касается способов/алгоритмов осуществления «русской идеологии», то выдумывать ничего не нужно. Полный набор мобилизационных практик содержит наша история, от опричнины Иоанна IV («самурайская модернизация» по-русски) и невского парадиза Петра Великого до знамени РоссииСССР над Берлином и выхода чẏдного смоленского паренька в 1961 году в космос - выбирайте! Русский человек может сделать бесконечно много, если будет вдохновлен на бой или работу энергетикой общего дела, и наоборот, его деятельность в конечном счете уйдет в тень, «налево», если его мотивация ограничится монетаристскими соображениями. Наше национальное путешествие во времени совершается не по линейной рациональнопрогрессистской схеме (о, наивный ХIХ век!), а острыми и порой непредсказуемыми всплесками, сдвигами, протуберанцами. Разумеется, русская цивилизация, как коллективная личность, имеет свои оборотные стороны, грехи и недостатки («свинцовые мерзости русской жизни», по выражению М. Горького), однако никакие революции и реформы не преобразовали еще нацию крестьян и воинов в сетевую корпорацию торговцев и менял. Более того, как раз в такой России нуждаются и Восток, и Запад: рыночному мировому сообществу в его нынешнем виде осталось жизни несколько десятков лет...
Модернизация без вестернизации под знаком православной духовной и державной традиции - такова сверхзадача прогресса в нашей огромной евразийской стране.