Само появление этой антологии в первое десятилетие нового века и нового тысячелетия мне представляется явлением в высшей степени знаковым. Уже в ближайшие десятилетия, уверен, Россия освободится от ложных политико-идеологических вериг, которые до сих пор сковывают ее невиданный духовный и творческий потенциал, но этот «переворот» произойдет не на площадях, а в душах, в сознании людей. Россия восстановит свои основные духовные, нравственные и исторические координаты, и все встанет на свои места...
Пример тому — антология, в которой из отдельных молитв русских поэтов воссоздан грандиозный тысячелетний молитвенный собор русской поэзии. Автор особо подчеркивает, что «Испытание веры» первого русского (по происхождению) митрополита Илариона и появившаяся вслед за ним «Молитва за всех христиан» игумена Феодосия Печерского заложили основы всей русской поэзии. Современником создателя «Слова о полку Игореве» был один из самых выдающихся златоустов Киевской Руси епископ Кирилл Туровский. Русская поэзия уже с истоков своих освящена именами трех поэтов-иноков, причисленных к лику святых, — митрополита Илариона, Феодосия Печерского и Кирилла Туровского. Не менее значим и княжеский вклад — молитва Владимира Мономаха.
Антология вводит новое летоисчисление, выделяет молитвы как поэтический жанр, изначально свойственный русской поэзии. Молитвенные шедевры Державина, Пушкина, Лермонтова — продолжение великих традиций.
Думаю, многие, как и я, откроют для себя заново Сумарокова, Державина, да и «дедушку Крылова», Петра Вяземского, Алексея Кольцова, как выдающихся религиозных поэтов. Очень важными представляются подборки молитвенной поэзии Василия Жуковского, Федора Глинки, Вильгельма Кюхельбекера, Кондратия Рылеева. Не менее интересны и многие «забытые» или же ранее вовсе неизвестные в поэзии имена. Поэзия и судьба князя Сергея Ширинского-Шихматова, принявшего постриг с именем Аникита, на «необыкновенное дарование» которого тщетно пытался обратить внимание современников Кюхельбекер в своей программной статье 1825 года. Знаменитый государственный деятель эпохи Александра II Петр Валуев впервые предстает в антологии как религиозный поэт. Публикуются не только стихи, но и «царский катехизис» духовника трех российских Императоров (Николая I, Александра II, Александра III) и всех Цариц, Царевичей, Царевен — протопресвитера Василия Бажанова. Этот весьма поучительный документ называется «Обязанности Государя»: «Издавая законы и требуя от своих подданных беспрекословного повиновения оных, Государь сам должен служить для них примером уважения к оным и, пользуясь неограниченной властью, никак не должен позволять себе произвольных действий и несправедливости в отношении к своим подданным; ибо ничто столь не раздражает народ и не охлаждает его любви и преданности к Престолу, как несправедливость в Государе, от которого все ожидают защиты и покровительства против несправедливости».
Хотелось бы обратить внимание на биографические статьи, предваряющие каждую поэтическую подборку. Это не просто биографические справки, а зачастую целые исследования о поэзии и необыкновенных судьбах Федора Глинки, Семена Раича, Андрея Муравьева, Елизаветы Шаховой (матери Марии), К. Р. (Константина Романова) и других поэтов. Из галереи таких «портретов» складывается совершенно новая картина истории самой русской поэзии. Честно признаюсь, я читал эти биографические статьи с не меньшим интересом, чем сами стихи.
Второй том полностью посвящен новохристианской поэзии всего ХХ столетия и начала нового столетия, нового тысячелетия. Это первый поэтический свод, и сам термин «новохристианская поэзия» тоже вводится впервые. Наряду с молитвенной поэзией Серебряного века представлено более семидесяти поэтов Русского зарубежья, выполнивших свою историческую миссию в стихах-молитвах о спасении России. Но и в самой России, как отмечает автор-составитель, в эти же трагические годы «атеистической одури» (слова митрополита Иоанна) зарождалась новая христианская поэзия, освященная именами священномучеников Илии (Громогласова) и Владимира Лозина-Лозинского.
В самый разгар Гражданской войны в Крыму Максимилиан Волошин запишет: «Во время Войны и Революции я знал только два круга чтения: газеты и библейских пророков. И последние были современнее первых...» Не менее характерны строки из его писем тех лет: «Наступит момент, когда ничего нельзя делать, а можно только молиться за Россию»; «Внутренняя моя жизнь — это непрекращающаяся молитва о России». Но стихи самого Максимилиана Волошина: «Молитва о городе», «Заклятие о Русской земле», «Заклинание от усобиц» — были далеко не единственными. В антологию вошли «Подвальные стихи», созданные в 1921 году в Крыму одной из выдающихся поэтесс Серебряного века Аделаидой Герцык, о которой Борис Зайцев напишет в некрологе 1926 года: «Революция прервала ее жизнь. Но она победила революцию, ибо никакие страдания не сломили ее души — они возвысили ее, очистили. Так, растерзываемые на аренах, побеждали христианские первомученицы». Все это Аделаида Герцык выразит в одном из «Подвальных стихов»:
Я заточил тебя в темнице.
Не люди — Я,
Дабы познала ты в гробнице,
Кто твой Судья.
Я уловил тебя сетями
Средь мутных вод,
Чтоб вспомнить долгими ночами,
Чем дух живет.
Лишь здесь, в могиле предрассветной,
Твой ум постиг,
Как часто пред тобой и тщетно
Вставал Мой Лик.
Здесь тише плоть, душа страдальней,
Но в ней — покой.
И твой Отец, который втайне, —
Он здесь с тобой.
Так чей-то голос в сердце прозвучал.
Как сладостен в темнице плен мой стал!
В 1917–1919 годах в том же Крыму Владимир Набоков создал «ангельский цикл» стихов, а в 1920 году, уже будучи студентом Кембриджского колледжа Святой Троицы, написал стихотворение-реквием о России «Панихида».
И все-таки первыми были молитвы не Максимилиана Волошина, не Аделаиды Герцык и не Владимира Набокова, а Марины Цветаевой из «Лебединого стана» с указанием даты создания: «4 апреля 1917, третий день Пасхи». Именно в этот Пасхальный день, за год до расстрела Цесаревича, появились ее провидческие стихи:
За Отрока — за Голубя — за Сына,
За царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия! —
Очи ангельские вытри,
Вспомни, как пал на плиты
Голубь углицкий — Димитрий.
Ласковая ты, Россия, матерь!
Ах, ужели у тебя не хватит
На него — любовной благодати?
Грех отцовский не карай на сыне.
Сохрани, крестьянская Россия,
Царскосельского ягненка — Алексия!
В октябре 1917 года в Тобольске Царевнам передали столь же провидческую «Молитву» Сергея Бехтеева, в которой Царская Семья произносит слова своей предсмертной молитвы за десять месяцев до расстрела:
...Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый смертный час...
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться крепко за врагов!
В 1919 году в Ростове-на-Дону вышла поэтическая книга князя Федора Касаткина-Ростовского «Голгофа России», в которую вошла его «Колыбельная» и другие молитвы времен Гражданской войны. В 1922 году в пражской газете «За свободу!» появилась «Молитва о России» Сергея Рафальского — одна из первых в Русском зарубежье.
Особое место в этой трагической стихотворной летописи занимает поэтическая книга Ильи Эренбурга «Молитва о России», вышедшая в Москве в самом начале 1918 года. Позже и сам автор, судя по всему, пытался забыть о своих стихах о расстреле Кремля в ноябре-декабре 1917 года, но в начале XXI века им суждено было вновь вернуться в поэзию, стать одним из свидетельств эпохи. Этим же событиям посвящены стихи Веры Меркурьевой «Пробоина — в Успенском соборе! Пробоина — в Московском Кремле!..», песня-молитва о погибших юнкерах Александра Вертинского «Я не знаю, зачем и кому это нужно...». В репертуар Александра Вертинского входили культовые песни русской эмиграции «Молись, кунак...» и «Молитва за Россию» Николая Агнивцева. Не могу не привести ее полностью как пример именно новохристианской поэзии:
Боже Великий!
Как больно и тяжко
Край мой рыдает огнем и свинцом.
Русь ты моя! Голубая монашка!
С бледным поникшим лицом.
Вот ты лежишь на погосте, родная,
Тряпкой заткнут твой запекшийся рот.
А по разорванной рясе, сбегая,
Алая струйка течет.
Церкви — на стойла,
Иконы — на щепки,
Пробил последний час.
Святый Боже,
Святый Крепкий,
Святый Безсмертный,
Помилуй нас!
Но все это было лишь началом невиданных испытаний. «Ранняя обедня» и другие стихи священномученика Владимира Лозина-Лозинского созданы в 1926 году на Соловках. Выдающийся философ, лидер евразийства Лев Карсавин предсмертный цикл сонетов-молитв написал в 1953 году в камере следственной тюрьмы. Александр Солодовников, Даниил Андреев, Юрий Домбровский, Наталья Ануфриева и другие новохристианские поэты прошли все круги ГУЛАГовского ада. Характерно в этом отношении стихотворение Александра Солодовникова «Путями скорби и любви», во многом перекликающееся с «Подвальными стихами» Аделаиды Герцык. За пять лет до второго ареста в 1938 году и семнадцатилетней каторги на Колыме он обращался к Богу с мольбой:
Как Ты решаешь, так и надо.
Любою болью уязви.
Ты нас ведешь на свет и радость
Путями скорби и любви.
Сквозь невозвратные утраты,
Сквозь дуновенье черных бед
В тоске взмывает дух крылатый
И обретает в скорби свет.
Из рук Твоих любую муку
Покорно, Господи, приму.
С ребенком смертную разлуку,
Темницу, горькую суму.
И если лягу без движенья,
Когда я буду слеп и стар,
Сподоби даже те мученья
Принять, как благодатный дар.
Как Ты решаешь, так и надо.
Любою болью уязви.
Ты нас ведешь во свет и радость
Путями скорби и любви.
Современница Аделаиды Герцык, Марины Цветаевой, Анны Ахматовой — поэтесса Елизавета Кузьмина-Караваева, принявшая в эмиграции постриг с именем мать Мария, погибла 31 марта 1945 года в газовой камере концлагеря Равенсбрюк. В январе 2004 года Синодом Вселенского Патриархата в Константинополе мать Мария причислена к лику святых. Новохристианская поэзия Русского зарубежья тоже освящена именем поэтессы-мученицы, молившейся о России:
Нашу русскую затерянность
Все равно не потерять.
Господи, дай мне уверенность,
Что целебна благодать.
Задержалась я у проруби,
У смертельной у воды, —
Только вижу — крылья Голубя
Серебристы и седы.
И бездонное убожество
Осеняет Параклет.
Шлет он ангельское множество,
Льет холодный горний свет.
Други, воинство крылатое,
За потерянный народ
С князем тьмы над бездной ратуя,
Будьте крепкий нам оплот.
Меня в антологии ждала встреча со студенческой молодостью. В 60-е годы, во время учебы в Новосибирской консерватории, я стал фольклористом, благодаря выдающемуся собирателю и исследователю народной песенной культуры Михаилу Никифоровичу Мельникову. В эти же годы гордостью музыкального Новосибирска да и всей Сибири был детский хор из 500 мальчиков, основанный школьным учителем музыки Алексеем Грызовым. Каково же было мое удивление, когда через полвека я вновь встретился с Алексеем Грызовым, но не с музыкантом, а со знаменитым поэтом русского Харбина Алексеем Ачаиром, которого в 1946 году вместе с пятнадцатью тысячами русских харбинцев депортировали в СССР. Поэт Арсений Несмелов умер в пересыльной тюрьме, а поэт Алексей Ачаир десять лет провел в ГУЛАГовских лагерях Воркуты, но уже не под литературным псевдонимом по реке Аче и станице Ачаирской, а под своей родовой сибирской казачьей фамилией. Доброволец в пулеметной команде атамана Красильникова, участник Сибирского Ледяного похода, он возглавил в Харбине Союз русской культуры «Молодая Чураевка», выпустил пять поэтических книг под именем Алексей Ачаир — поразительных по музыкальности стихов. Одновременно со знаменитой «Парижской нотой» в Русском зарубежье существовала «Харбинская нота» с ритмами стихов-пророчеств Алексея Ачаира:
ВЕРУЮ!
Визгами осенними,
Бликами и тенями
Громыхают, лязгая,
Грузы-поезда.
Саваном окутаны,
Лентами опутаны,
Сумеречной ласкою
Шелестят года,
Голубые, серые:
— «Веруешь ли?»
— Верую!..
Вихрь летит карающий,
Вздыбленный, как шквал...
Где-то рельсы — сходятся...
Бог мой, Богородица!
Предо мной зияющий,
Огненный провал.
Черным сном потушенным,
Хриплым и придушенным,
Паром отуманенным,
Под каймой луны —
Стонет и колеблется,
Как лампадка, теплится, —
Догорает, раненный,
Огонек весны...
А другой рождается;
Тихо разгорается,
Пурпуром и заревом
Робко осиян.
Мчатся тучки белые:
— «Веруешь ли?»
— Верую!..
За рассветным маревом
Дремлет Океан!
Среди новых публикаций второго издания хочу особо выделить подборку стихов полкового священника Константина Образцова. В 1995 году одна из лучших песен нашего хора на стихи поэта-священника, поэта-воина о. Константина и народную мелодию в моей обработке была утверждена Законодательным собранием как официальный Гимн Краснодарского края — «Ты, Кубань, ты наша Родина». Первая публикация 1915 года имела подзаголовок «Песня Кубанских казаков» и посвящалась «казакам 1-го Кавказского казачьего полка в память боевой их славы во вторую Великую Отечественную войну». Именно таковой была эта война, в отношении к которой до сих пор сказывается чудовищная позиция большевиков. А потому очень важно, что в антологии эта песня-молитва полкового священника Константина Образцова стоит в одном ряду с «Молитвой матери» Сергея Есенина, «Поминным причетом» Николая Клюева, «Молитвой воина» Сергея Городецкого, «Молитвой после боя» Алексея Липецкого и другими образцами подлинной поэтической патристики тех лет, вполне сравнимой с «Певцом во стане русских воинов» Василия Жуковского или же «Священной войной» Александра Александрова на стихи Василия Лебедева-Кумача. Только Александров — последний регент храма Христа Спасителя, посвященный в таинства духовных гимнов, мог создать сакральную музыку молитвы-заклинания, после которой сама война стала священной.
Знаменитый цикл стихов Бориса Пастернака из романа «Доктор Живаго» — это тоже новохристианская поэзия, но уже второй половины XX века. В антологии представлена как видимая, так и невидимая часть этого гигантского поэтического айсберга.
Но не менее важными и значительными представляются мне молитвословия современных поэтов, среди которых нельзя не услышать «голоса» кубанцев: Кронида Обойщикова, Юрия Кузнецова, Николая Зиновьева, Любови Мирошниковой. Потерпела крах только ложная поэзия, а истинная возрождается. Это одно из самых значительных явлений начала XXI века, новая эра в русской поэзии.
Поразительны по своей глубине стихи монаха Лазаря (Афанасьева) и других священнослужителей — Василия Рослякова, Владимира Бороздинова, Валерия Бурдина, Владимира Гофмана, Андрея Логвинова, Анатолия Трохина, иеромонаха Романа, Андрея Спиридонова, Леонида Сафронова, Сергея Круглова, Владимира Пономарева, Владимира Нежданова. Хочу обратить внимание на географию. В антологии представлены поэты из Читы, Владивостока, Архангельска, Мурманска, Рязани, Самары, Крыма, Брянска, Краснодара, Нижнего Новгорода, Иркутска, Тамбова, Барнаула, Орла и других городов. Это совершенно новая поэтическая карта новой возрождающейся России.
Есть в антологии еще одна составная, особо близкая мне как музыканту. Это, по сути, не только поэтическая, но и музыкальная антология. В ней впервые в литературном издании молитвы великих русских поэтов, ставшие молитвами-гимнами, молитвами-романсами, молитвами-песнями великих русских композиторов, публикуются с нотами. И не просто с нотными примерами, а с факсимильным воспроизведением первых нотных изданий, среди которых в первом томе: «Стихиры» Ивана Грозного, «Коль славен» Хераскова/Бортнянского, «Боже, Царя храни!..» Жуковского/Львова, «Вечерний звон» Козлова/Алябьева, «Под громом бури, в час урочный...» Губера/Варламова, «Я затеплю свечу воску Ярова...» Кольцова/Булахова, «В минуту жизни трудную...» Лермонтова/Гурилева, «Хранитель-крест» Ростопчиной/Шашиной, «Молю Тебя, Создатель мой...» Жадовской/Даргомыжского, «Был у Христа-Младенца сад» Плещеева/Чайковского, «Горними тихо летела душа небесами...» Ал. Толстого/Мусоргского, «Все отнял у меня казнящий Бог...» Тютчева/Рахманинова, «Несется благовест...» К. Р./Вас. Калинникова; во втором томе: «Христос воскрес!» Мережковского/Рахманинова, «Благовещенье в Москве» Бальмонта/Панченко, «Святый Боже» Бальмонта/Чеснокова, «Девушка пела в церковном хоре» Блока/Гнесина, «Неугасимая лампада» Бунина/Василенко, нотные издания духовных стихов Михаила Кузмина и многие другие. В том числе уникальнейшие, сохранившиеся в единичных экземплярах — такие, к примеру, как «Сетование» («Услышь, Творец, моленье...») Державина на музыку жившего в России немецкого композитора, ученика Гайдна Сигизмунда Нейкома, «Гимн Спасителю» Дмитрия Хвостова на музыку Бортнянского, «Молитва о Руси» Хомякова на музыку Н. Соловьева. У многих хоровиков и исполнителей появилась реальная возможность обогатить свой репертуар, обратиться к выдающимся, но, увы, почти неисполняемым произведениям русской молитвенной поэтической и музыкальной классики.
К известным словам Цезаря Кюи об удвоении силы поэзии и музыки при их соединении я бы добавил — и утроении при исполнении Федором Шаляпиным «Херувимской» или же романса Петра Чайковского на стихи Алексея Хомякова «Подвиг есть и в сраженьи...». Для меня поэзия всегда была равновелика музыке, одной из высочайших Божественных тайн.
Эта поэтическая антология убедила меня в том, что мы имеем все основания говорить как о новохристианской поэзии, так и о новохристианской музыке, новохристианских композиторах XX века от Рахманинова, Гречанинова до позднего Георгия Свиридова и наших современников.