День желтка

История — это наркотик и сильнейший антидепрессант. Но одно дело листать, позевывая, фолианты профессиональных историков или наслаждаться по ТВ львиной гривой и артистизмом отдельных из них, и совсем другое — выцарапывать из чудом сохранившихся архивов документы, знакомящие вас с вашей же родословной, с тайной происхождения вашего рода, а, значит, и с вашей личной тайной.

Уверен, что многие из нас, узнав, что в наших жилах течет кровь Великих Предков, Защитников рода, племени и всего тысячелетнего Отечества, Богатырей и Творцов, Граждан, которыми подобает гордиться их потомкам, сами меняли свое отношение к жизни, себе и своей стране, становились чище и благороднее. Иваны, родства не помнящие, — разве не они сносили храмы и дорогие русскому сердцу отеческие камни, разве не они сочли чванливо, что история России если и начинается, то непременно с них самих, а до них и не было ничего, кроме «кровавого царизма» и каких-то там «блаженных» да «пожарских»?

Нет, надо знать свой Дух и Корень, знать, откуда пришли мы, и какая судьба уготована Богом стране нашей. Без этого — никак нельзя. Нельзя любить Россию, не зная, что у нее есть не только милые сердцу березки и овражки, но и душа ее и боль ее. Березки и овражки встречал я и на чужбине, в той же Европе, где я сейчас живу, да России иной нет нигде. Такую вторую не сыщешь. Историю ее не повторишь. И не исправишь.

 

ПРУССИЯ

Судьба — вещь забавная и шутница отменная. Когда в мае 2002 года, за два месяца до назначения меня в Калининградскую область, я впервые прилетел в этот российский анклав на Балтике, то почувствовал себя как-то странно — будто бы бывал я здесь не раз. Все вокруг казалось мне до боли знакомым и давно уже мною обжитым. Сосны на Куршской косе, тяжелый дюнный песок на отмели холодного моря, высокие юбочки облаков, изящно соединенных воздушным танцем Лебединого озера — все это мое, родное. Только чиновный народ какой-то ненастоящий, пришлый и особо эту землю не берегущий. А вот я чувствовал себя в Калининградской области в полной душевной гармонии. Мне здесь все нравилось — даже тысячи пауков, облепивших окна и входную дверь коттеджа на Куршской косе, где нас расселили на время командировки. Дело в том, что зацвел залив от необычно теплой погоды, и всякие мелкие жучки-паучки на радостях приступили к тотальному размножению и колонизации прибрежных санаториев и пансионатов — несмотря на протесты моей жены и прочих туристов.

Говорят же, что существует такое понятие как Зов крови. Эта генетическая память пробивается сквозь поколения и века. Даже черепашки, рожденные в яйцах в песчаных дюнах, знают, что первым делом надо забежать в набегающую волнами водичку. Там их среда обитания. Там их родной дом. Вот и я в Восточной Пруссии оказался вдруг дома. И вскоре я узнал почему.

В начале XIII века на исторических землях балтов и балтийских славян впервые появились немецкие крестоносцы. Католическую веру и папскую власть они насаждали в привычной для себя манере — огнем и мечом. Особую жестокость в отношении языческих племен проявил Орден меченосцев. За тридцать лет своего самостоятельного существования и последующего слияния с тевтонами и ливонцами этот Орден «прославился» физическим истреблением древнего балтийского племени пруссов — хозяев этой земли, давших ей свое имя.

Нашествия меченосцев, а затем и тевтонов на прусские земли сопровождались массовыми казнями язычников и сожжением их городов и деревень. Выжженная земля заселялась немецкими крестьянами-колонистами, а чудом выжившему или, точнее, оставленному в живых прусскому населению запрещалось вступать в брак и заводить потомство.

Естественно, с такой «лучезарной верой» и такими «методами убеждения» соглашались далеко не все пруссы — многие из них бежали в соседнюю Литву и уже оттуда продолжали бороться с захватчиками. Те, кто решил остаться, то и дело поднимал восстания против крестоносцев, которые, как правило, жестоко подавлялись.

История моего рода связана именно с этими бурными временами — моментом первого столкновения европейского Востока и Запада. Фамилия Миткевич имеет прусские корни, а ее родоначальниками стали три прусских князя. Спасаясь от меченосцев, они привели свои семьи и дружины в Гродно — на территорию современной Белоруссии. Должно быть, они принимали деятельное участие в формировании Великого княжества Литовского — объединения славяно-литовских племен, дожившего до XYIII века и в основном вошедшего в состав Российской Империи. Так, мечтая об освобождении своей родной земли от жестоких захватчиков, они дали жизнь роду, в котором практически все без исключения были воинами, умом и мечом добывавшими честь себе и славу Родине. Гербом рода Миткевич-Жолток является так называемый герб «Калинова», который в свою очередь происходит от герба «Прус» — с изображением занесенной к небу рыцарской руки в доспехах с обнаженным клинком, напоминающим о кровавой сече с меченосцами.

Позже — в 1568 году Король Сигизмунд Старый за «боевые подвиги» пожалует Боярину Даниле Миткевичу-Жолтку земли на краю польско-литовской Речи Посполитой — в Рогачевской волости (нынешний Рогачевский район Могилевской области Белоруссии). Оказавшись на рубежах Московского царства, представители нашего древнего дворянского рода пустили корни и в Смоленской губернии.

Кстати, о происхождении второй части фамилии нашего рода — Жолток — я узнал лишь тогда, когда восстановил все эпизоды знаменитой Грюнвальдской «битвы народов» 1410 года — сражения крестоносцев-тевтонов с объединенным польско-литовско-русским войском. Сражения, решившего судьбу Европы.

 

ДЕНЬ ЖЕЛТКА

— Мой юный друг, сегодня главный день в твоей жизни! Запомни его. Все запомни: запахи, этот влажный ветер, голоса и хрип коней, запомни звон мечей и крики людей. Краски: белые плащи с черными крестами — это цвета твоего врага. Запомни их. Это твоя мишень, но и ты для них — мишень. Вспомни все, чему я тебя учил. Уклоняйся от лобовой атаки тевтонов. Твоя кольчуга не выдержит удара их копий и мечей. Будь умней своего врага, но и его цени высоко. Гордиться нужно победами над сильным врагом. Коварный враг всегда занижает свою мощь, хочет казаться слабее, чем есть на самом деле. В сегодняшней схватке победит тот, кто уважал своего врага и не стеснялся учиться у него. Запомни это. И последнее, что хочу тебе сказать: если ты попадешься крестоносцам, то знай: шанса выжить у тебя нет. Лучше достойно принять смерть на поле боя, чем стать посмешищем. Это самое страшное. Ты можешь быть звонким или тишайшим, лютым зверем или добрым самаритянином, но нельзя быть смешным. Тевтоны — враги твоего рода. Двести лет твои предки были вынуждены жить вдали от своей родины только потому, что меченосцы отобрали у тебя и твоих предков твою родину. Они отравили твоего отца. Но теперь тебе выпал шанс отомстить им! Готов ли ты к этому?

— Да, мой князь! — Степан Миткевич старался не выдавать наставнику своего волнения, но на сей раз ему это плохо удавалось. Казалось, он весь пылал. О, если б видел его отец, в какого красавца-витязя превратился его мальчик, как ладен он в седле боевого коня, как горят его глаза, распаленные страстью скорой сечи, как крепко сжимает рука топорище до звона заточенного клевца.

Великий Князь Литовский внимательно смотрел на своего ученика. Этого молодого рыцаря, выросшего в родовом Гродненском замке вместе с его родной дочерью Софьей, Витовт любил как родного сына. И теперь он готовил его, наверное, к самому важному заданию, от выполнения которого вполне зависел исход всей битвы с крестоносцами.

— Тевтоны своим высокомерием давно заслужили смерти, и сегодня она встретит их на этом поле. Но сначала дадим им хорошенько пожариться на июльском солнце. Они в тяжелых латах с утра стоят в боевых порядках, а мы в лесу. Выходить пока не будем. Смотри, как земля у кромки леса размокла от ночного ливня. Коннице будет сложно выбираться на холм. Под тевтонами земля сухая, но до них еще нужно добраться. Ты все помнишь, о чем мы с тобой давеча говорили?

— Мой господин, все помню. Вместе с татарами атакую первую линию тевтонов, разведаю, где заготовили немцы свои «волчьи ямы», вызываю контратаку арбалетчиков и отступаю.

— Да, и не смей увлекаться боем! Немец — боец опытный. Находясь в Ордене, я тактику тевтонов изучил довольно. Когда скажу, татарская конница по твоему сигналу ринется на первую линию, где у тевтонов в обозах спрятана артиллерия. Она окажется под градом ядер, но выживет, если только сможет быстро миновать линию огня. Смотри, вон там за палисадом они установили свои пушки. Скажу тебе, сын мой, я еще никогда не видел столько пушек на поле боя. Представь, как трудно и долго наша тяжелая конница будет преодолевать холм, взбираясь на возвышенность. Расчет крестоносцев прост — расстрелять большую часть конницы еще до того, как она вступит в бой. Если конница не выдержит, она развернется и сомнет свою вторую наступающую линию. В этой свалке свои потопчут своих. Но для того я и позвал татар из Киева, чтобы они как ветер проскочили первую опасность.

— А хан знает, что наступать ему придется через «волчьи ямы» и пушки?

— Про пушки знает. А вот про «волчьи ямы», заготовленные тевтонами для нас, татарам не говори. Не стоит их предупреждать. Пусть провалятся в них, да выбираются скорей. Им это несложно будет сделать — не то, что закованному в латы рыцарю. Ты потому в атаке подотстань немного, скачи поодаль, да отмечай в голове, где основные опасности ждать нас будут. Про ядра не забывай, под обстрел не попади! Все понял? И сними ты этот желтый плащ! В первой атаке он тебе ни к чему, слишком на татарском фоне выделяться будешь, глаза уж больно режет. Сверни. Как вернешься, разрешу надеть, а сейчас не смей! И вообще, зачем он тебе?

— Мой князь! — молодой рыцарь буквально взлетел на коня и, встав во весь рост в стременах, распустил на левом плече узел от привязанного к спине тугого свертка. Это была рыцарская накидка. Ярко желтый плащ из тяжелой ткани с вышитым на нем фамильным гербом рода Миткевичей упал с его плеч:

— Я буду сражаться в этом желтом плаще, ибо нет у проклятых тевтонов права узурпировать папские знамена! Посмотри, князь, неужто не понятно, зачем крестоносцы привезли на поле столь много знамен и хоругвей? То есть Знак Благословения их войска Святым Престолом! Под черно-желтым стягом собрали они своих братьев со всего западного мира и идут убивать нас, как и убивали наших отцов и дедов, будто мы идолопоклонники, а не верные христиане. Дозволь мне не снимать сию накидку в знак того, что Господь с нами, и Вера Христианская ведет нас на праведный бой за свою землю и честное имя!

— Прекрасные слова, мой юный друг! Пусть будет по-твоему. А сей час скачи к татарскому хану. Скажи ему, чтоб был готов к атаке на фланг крестоносцев, как только солнце встанет в зените, но без моего сигнала чтоб ни одна конская голова из лесу не показывалась. Скачи! Господь с тобой, мой мальчик! — Витовт, довольно ухмыльнувшись, проводил глазами вмиг удалившегося молодого рыцаря. На минуты он застыл, погрузившись в тревожные думы, но завидев показавшего из леса в сопровождении оруженосцев внука Дмитрия Донского — молодого русского князя Юрия Мстиславского, направил к нему своего коня. Вместе они направились к заброшенному амбару, видневшемуся у края опушки.

У ворот его Ягайло — кузен и друг Витовта — в окружении свиты и духовенства — посвящал воинов земских хоругвей в рыцари. Этот обряд посвящения Король Польский совершал перед каждым новым сражением, успокаивая свои нервы и вселяя бодрый дух в своих вассалов.

Братья молча обнялись. Они, конечно, понимали, что вторгшись в пределы Тевтонского Ордена, союзное польско-литовско-русское войско бросило крестоносцам вызов. На кон было поставлено само существование их балто-славянских государств.

Да, к войне Витовт и Ягайло готовились тщательно. Поляки собрали изрядное войско, серьезно подготовили обозы к походу в земли Ордена. Их Король привел с собой 20-тысячную армию, в основном конную. Поляки шли под хоругвями Краковской шляхты, как самой многочисленной и настроенной на победу.

Витовт же собрал под своими хоругвями весь цвет мужества своего великого княжества. В то время как под командованием Коронного Гетмана Польши стояли тысячи католиков, готовых умереть за свою землю, в литовском войске преобладали православные воины — смоленские русские полки, литвины, белорусы, пруссы, бежавшие от тевтонского истребления — всего около 12 тысяч богатырей. К тому же Витовту удалось заключить союз с Ордой, выставившей на поле брани около двух тысяч легких татарских конников под командованием старшего сына хана Тохтамыша. Пехота же в основном состояла из крепостных холопов-язычников. Эти землепашцы из Жемайтии, вооруженные кто — кольями, кто — дубинами, имели с тевтонами особые счеты — за разорение своей земли, за поругание святынь, за истерзанных и угнанных в полон детей и женщин. Перед боем литовские пехотинцы решили твердо — крестоносцев в живых не оставлять, всех предать смерти. Не обладая имущественной самостоятельностью, холопы не могли брать выкуп за пленных крестоносцев. Потому их руки были совершенно развязаны и чесались от желания передушить ненавистных извергов.

Конечно, они не ведали, в битве какого исторического значения им суждено сразиться. Да и не было на Свете такого воина, кто бы думал об истории и лаврах, взойдя на поле, где сойтись ему придется в смертельном поединке со страшным по силе врагом. Да, они были готовы умереть за Честь и Родину, но надеялись в этой сече выжить.

 

* * *

— Есть ли новости от великого князя? Чего мы ждем? Мои батыры рвутся в бой! — хан Джелал Ад-Дин, собравший свою конницу на крайнем правом фланге войск Великого княжества Литовского, щурил глаза на молодого Миткевича. Животное под юным витязем хрипело и рвалось вперед, будто заразившись от своего седока азартом предстоящей битвы. Степан потрепал коня за гриву и легко спрыгнул с него на землю. — Князь просил ждать. Князь знает крестоносцев. Среди них он провел столько лет, что всем нам стоит слушать не только его команды, но и советы! Скажи хан, помнишь ли ты о нашем уговоре? Ты атакуешь первым. Твоя задача — проскочить линию огня и подавить пушкарей. На вторую линию тевтонов силы не трать, а вымани их лучше на встречный бой.

— Ты еще будешь учить моих славных воинов, как действовать в бою? — татарин расхохотался. Его почти женский смех вдруг сорвался на пронзительный визг. Сидевшие в седлах стражи-монголы дружно поддержали гоготом своего предводителя. — Передай Великому князю, что Джелал Ад-Дин-хан сделает так, как мы с ним договорились. Я приведу крестоносцев под его копья и пушки в обозе, а немецких пушкарей изрублю и в котле сварю, если хоть одно их ядро попадет в моих всадников. Но пусть и Витовт не забудет об обещании, данном хану Тохтамышу! Так и передай!

Миткевич взлетел на коня и, пришпорив его, помчался в расположение своей Гродненской хоругви. Завидев лихого земляка в ярко желтом плаще, рыцари встретили его приветственными возгласами. В этот час последнего ожидания все были рады друг другу, ибо сейчас в рядах своих каждый был действительно свой.

 

* * *

— Смотри, брат, по-моему, у нас гости! — Витовт заставил польского короля обернуться. Два всадника, держа в руках тевтонское бело-желто-черное знамя и папское бело-желтое знамя, отделились от первой линии крестоносцев и неспешной рысью стали спускаться к ставке Ягайло, расположившейся у заброшенного амбара. Приблизившись вплотную к свите Польского Короля и Великого Князя Литовского, они оголили свои мечи и вонзили их перед собой в сырую землю. Один из парламентеров поднял забрало головного шлема, украшенного страусиным пером, и хриплым голосом закричал: «Нас послал магистр Ульрих фон Юнгинген! Не прячьтесь по лесам и болотам, выходите на битву. Если вам мало места на поле, то мы можем отойти!»

Это был вызов к смертельному бою. Тевтоны больше не хотели ждать. Они были готовы драться. Второй парламентер поднял правую руку, и по его сигналу первые шеренги тевтонов отошли назад на сотню метров.

— Какое невиданное благородство! — рассмеялся Витовт. — Этот маневр мне знаком. Магистр, должно быть, думает, что мы клюнем на эту приманку, обидимся и сломя голову бросимся в атаку. Смотри, Ягайло, тевтоны отступили туда, где заранее приготовились к обороне. Там у них пушки в обозах. Ты обратил внимание, что отходя, они слегка расступались перед поваленным на пашню сеном?

— Не вижу, ничего не вижу, — Король тщетно всматривался в передовые шеренги конных немецких рыцарей.

— Там ямы, брат, заложенные кольями и присыпанные сверху для маскировки сеном. Это они для тебя землянки приготовили, чтоб твои рыцари в них отдохнули! Ты их пока не видишь, но сейчас татары тебе их покажут! — Литовец залился смехом. — Давай обнимемся, брат! Вызов брошен. Мы отрежем этим бешенным тевтонским псам головы! — Кузены обняли друг друга за плечи, Витовт пришпорил коня и в сопровождении оруженосцев сорвался с места. Ему нужно было спешить. Сражение начиналось, и первый шаг должен был сделать именно он.

— Юрий! — Витовт подозвал к себе Князя Мстиславского. — Миткевич от татар вернулся?

— Да, он в своей Гродненской хоругви.

— Скажи ему, пусть скачет к Хану. Пора! Господь с нами!

Мстиславский развернул коня, хлопнул себя перчаткой по левой груди и радостно умчался прочь.

Сейчас, сейчас. Господи, как бьется сердце! Ну, где же вы? А вот. Пошли…

«Лау-лау, еохоуу!» — татары ринулись в бой. Их легкая конница вмиг пересекла пространство, отделявшее неприятелей, и по касательной врезалась в самый левый фланг крестоносцев. Татарские стрелы отлетали от тяжелых лат первой линии тевтонов, не причиняя им видимого ущерба, но по всему было видно, что такого начала боя крестоносцы никак не ожидали. Их пушкари явно замешкались с первым залпом. Возможно, им было жаль тратить ядра и выстрелы на эту летучую конницу. В конечном счете, это стоило им жизни.

Несмотря на то, что первые татарские всадники все же провалились в заготовленные тевтонами «волчьи ямы», им удалось оттуда быстро выбраться. Следующая же волна татар обошла ямы и накрыла тевтонских пушкарей. Охранявшие артиллеристов арбалетчики не смогли помочь своим погибающим товарищам — в завязавшейся в артиллерийских обозах рукопашной невозможно было отличить, где — свой, а где — чужой. Тевтоны мрачно наблюдали за тем, как татары рубят молящих о помощи пушкарей.

Закончив кровавый пир, укрывшись за обозами, татары тут же ввязались в перестрелку с пажами-арбалетчиками. Но не прошло и пары минут, как они вновь вскочили на своих быстроногих коней и, изображая панику, рванули прочь от крестоносцев. Увлеченные погоней, оказавшейся западней, конные арбалетчики-оруженосцы помчались за ними. Это была их смертельная ошибка. На полном скаку они смогли выпустить в спины своих неприятелей лишь по одной стреле. Перезарядить арбалет на скачущей лошади, в пылу боя, вынув одну ногу из стремени, и с ее помощью оттянуть струну и вновь зарядить арбалет — нет, эта задача оказалась им не по силам. Зато татарам стрельба из лука в преследующего их врага, поглощенного заряжением своего бесполезного в тот миг оружия, доставляла массу удовольствия.

Погоня за татарами захлебнулась. Немногие уцелевшие в этой скоротечной схватке арбалетчики-оруженосцы смогли вернуться из атаки к своим рыцарям. Командующий левым флангом армии тевтонов Маршал Фридрих фон Валленрод был взбешен. Бой еще не успел начаться, а войска Ордена уже лишились оруженосцев, призванных обеспечивать защиту рыцарей!

Наконец, Маршал поднял жезл. Забили в литавры, заиграли трубы. То был знак к наступлению тяжелой рыцарской конницы. Сомкнув ряды, братья-крестоносцы ринулись на войска Витовта. Железная армада копытами закованных в латы коней затрясла землю, вырывая из нее гигантские комы сырой глины. Тяжелая, раскаленная на солнце лавина надвигалась на ощетинившиеся копьями первые линии обороны армии Великого Княжества Литовского. Взмывшие на скаку белые рыцарские плащи образовали отсвечивающий на солнце воздушный шлейф, несущий в атаку черные орденские кресты.

Вернувшись вместе с татарами из набега на тевтонскую артиллерию, молодой Миткевич уже мечтал о новом бое. Но то, что он увидел — стремительно сползающую с холма черную лаву крестоносцев с развивающимися плащами и орденскими знаменами — сильно его взволновало. «Выдержать! Устоять!» — закричал он что есть мочи стоявшим подле него пехотинцам-литвинам. Но через мгновение сила железного удара конницы тевтонов смяла легковооруженных пеших воинов.

Рыцарское копье проскочило мимо головы витязя всего в нескольких сантиметрах, едва задев латы левого плеча и порвав надвое его желтый плащ. По инерции тевтон еще пролетел на своем коне пару метров и врезался всем своим корпусом в Миткевича. Рыцарь был грузен, и Степан чуть не потерял равновесие от глухого удара лат крестоносца. Враг оказался настолько близко, что витязь почуял запах его пота. Миткевич выгнулся в седле и, не обращая внимания на слетевший с головы шлем, нанес по спине рыцаря мощный удар клевцом. Топор пробил латы спины и перерубил позвоночник. Тевтон рухнул на землю. Витязь оттолкнул его овдовевшего коня ногой, и именно это спасло его от нового удара — на сей час от меча пажа убитого им рыцаря. Лезвие скользнуло по его бедру и, отрикошетив вниз, силой своей инерции увлекло за собой нападавшего. В этот момент Миткевич сумел вновь поднять клевец и, замахнувшись, тут же обрушил всю мощь боевого топора на затылок пажа. Безжизненное тело немецкого воина-слуги легло рядом с его рыцарем.

Витязь поднялся в седле и оглянулся вокруг. Повсюду тевтоны теснили войска Витовта, хотя те и оказывали яростное сопротивление. Крестоносцы наседали с холма, и все новые их линии усиливали натиск на княжеские хоругви. Лишь три русских смоленских полка стояли как вкопанные на месте. Они прикрывали левый край литовских войск — ближний к стоящей поодаль польской армии Ягайло, который только сейчас начал вводить против стоящих перед ним крестоносцев свою конницу.

Смоляне гибли под мечами и копьями тяжеловооруженных тевтонов, но с занимаемых позиций не сходили. На этом участке фронта шла сплошная сеча. Скрежет и звон металла, воинственные крики, испуганное ржание тысяч лошадей и стоны людей — все это превратилось в один вой, укутавший поле брани.

Неожиданно единый строй тевтонов дрогнул. Под напором наваливающихся сзади товарищей часть крестоносцев увлеклась преследованием дрогнувших литовских хоругвей и сдвинулась далеко за холм. Напоровшиеся же на сопротивление смоленских полков тевтоны застыли на месте, будто бы налетели на скалу. Рыцарский кулак разжался. В образовавшуюся брешь устремились татары. На сей раз в их руках оказались уже не луки со стрелами, а арканы. «Лау-лау!» — ловкие азиаты набрасывали петли на шеи рыцарей и сбрасывали их с седел. На земле скованную латами добычу уже поджидали крестьяне-литвины. Сподручными средствами — кто дубинами, кто трофейным оружием, кто своим кинжалом, а кто просто ногами — они добивали тевтонов, а сбившиеся в кучу лошади затаптывали их в глину.

Но тут в войсках поляков случилось несчастье. Миткевичу, бившемуся в расположении смоленских полков, показалось, что на соседнем фланге — в войсках Ягайло — произошло что-то непоправимое. Приободренные звуками труб и радостными криками скорой победы, тевтоны взвинтили темп сечи. Удары их мечей становились от раза к разу все тяжелее — будто у немцев открылось «второе дыхание».

Внезапный порыв крестоносцев был вызван гибелью от удара копья польского знаменосца. И хотя его большой королевский штандарт с белым орлом был тут же подхвачен стоявшими рядом с ним слугами Ягайло, тем не менее, тевтоны восприняли это как Божий знак и начали петь псалмы в благодарность Пресвятой Деве Марии за скорую победу. Это был самый опасный момент всей битвы.

— Степан! Я сзади! Не оборачивайся! Я иду к тебе! — Миткевич услышал крик Князя Витовта. Несколько воинов-исполинов из его стражи прорубали сквозь тевтонов коридор к его ученику, сражавшемуся сразу с двумя крестоносцами. Один из гигантов, вооруженный алебардой, со второго ряда стаскивал немецких рыцарей с коня, второй — с помощью шестопера — гвоздил их к земле.

— Эй, Желток! По плащу твоему желтому, мальчик мой, узнал тебя. Слушай внимательно. Мы свою задачу выполнили, но Королю Ягайло сейчас худо. Не придем ныне на помощь ему, сомнут крестоносцы его войска и потом все вместе за нас возьмутся. Бери свою Гродненскую хоругвь, бери всех, кто еще в седле держаться может, и заходи в тыл тевтонам, что при Великом Магистре в резерве стоят. Атаковать вторую линию бубновых будешь с холма. Солнце тебя в спину подгонять будет, потому есть у тебя преимущество в начале атаки. Сумеешь им воспользоваться — победа будет за нами. Давай! Пошел!

— Да, мой Князь! — Миткевич рванул коня и, перескочив через бьющуюся в агонии тевтонскую лошадь, вылетел из схватки. Разорванная желтая накидка как знамя реяла за ним. Через несколько минут собранный им конный отряд уже заходил за спину тевтонскому резерву.

Поле битвы стало похожим на осетинский пирог. Тыл поляков был атакован резервом тевтонов, а у них самих в тылу появились литвины. Тевтоны оказались в «котле».

Предчувствуя скорую и неминуемую гибель, рыцари бились отчаянно и обреченно, рыча как дикие звери. Они погибали, даже не прося о милосердии, ибо знали, что за их злодеяния прощения и плена им не будет. Они сами лишили себя такой милости и дрались, желая лишь забрать с собой на тот Свет как можно больше язычников и православных воинов Витовта.

«Я убью Великого Магистра! Я убью Великого магистра!» — скрежетал зубами Миткевич. Он все ближе пробивался к свите крестоносцев, отбивавшей от наседавших литвин главу Ордена рыцаря Ульриха фон Юнгингена. Наконец, молодой витязь достиг седла могучего оруженосца, прикрывавшего спину Магистра, и молниеносным ударом клевца сшиб его с коня.

Юнгинген, чуя опасность, обернулся. Было видно, что он уже ранен или оглушен — на его шлеме глазная прорезь была искорежена лезвием меча. Великий Магистр, казалось, безучастно смотрел на приближающегося к нему Миткевича. «Все кончено!» — сказал он по-немецки и медленно, с достоинством поднял на противника свой меч. Через мгновенье боевой топор витязя раскрошил его шлем и череп. «Все кончено» — повторил Миткевич, наблюдая, как медленно оседает на коня поверженный враг, как заваливается он на бок и, застряв ногой в стремени, волочится по земле за уходящим прочь конем. «Все кончено!»

 

СЕМЬЯ

Отец умер в конце марта. Мы все — мама, сестра, тетка, я моя жена — стояли рядом с ним. Когда он перестал дышать, доктор с грустными глазами накрыл его лицо белой простынею.

Маму мы сразу забрали домой. Быстро собрали и вынесли на мороз все их вещи. Мама вспомнила, что забыла в палате, где остывало тело, какую-то сумку. Я зашел туда и первый раз в жизни почувствовал, что присутствие мое в комнате с покойником меня никак не беспокоит. Это мой батя лежал рядом. Мой большой друг.

— Отец, я так и не успел рассказать тебе про Грюнвальдскую битву. Ты так и не узнал, откуда в нашей фамилии появилось забавное прозвище «Жолток». Но это не так важно! Важно другое. Отец, спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни! Мы все гордимся тобой — я и мой сын. Вырастут внуки, и мы расскажем им о тебе. Ведь это так важно, когда у тебя есть отец!

Август 2010 г.