На стене кабинета австрийского предпринимателя Райхеля я увидел большое фото боевого немецкого самолета, рядом с которым стоял молодой лейтенант люфтваффе. Под снимком надпись — «июнь 1943 года». Ганс перехватил мой взгляд и тепло проговорил:
— Это мой отец и легендарный самолет «Гота-145». О нем упоминается во многих военных справочниках и мемуарах крупных военноначальников. И не потому, что на этом самолете летал мой отец. Нет. Он летал недолго. История этого небольшого связного самолета очень интересная. В сорок третьем на нем совершили побег двое русских заключенных. Они работали на строительстве взлетно-посадочной полосы аэродрома у Кенигсберга и умудрились угнать самолет…
Мой собеседник сделал паузу, задумчиво посмотрел в окно, как бы собираясь с мыслями. За стеклом раскинулась панорама Вены, разрубленная величественным Дунаем, и трудяга-буксир с высоты многоэтажного дома напоминал божью коровку на зеркальной поверхности реки.
— А прославилась эта машина тем, — продолжал австриец, — что на ней некий советский летчик доставил в 1944 году письмо Сталина командующему группой армий «Норд» генералу Шернеру. Я знаком с содержанием этого письма, с реакцией на него фон Шернера и самого фюрера, но до сих пор не могу установить имя бесстрашного пилота…
Тогда, в Вене, я с интересом слушал рассказ Ганса Райхеля, и где-то в подсознании укрепилась мысль, что при случае следует установить имя этого летчика.
Как-то журналистская судьба привела меня в Центральный музей Вооруженных Сил СССР, и на одном из стендов я увидел знакомый самолет. «В августе 1944 года, — прочитал я под снимком, — советские летчики Н. Вульф и П. Эльвих на немецком самолете «Гота-145» перелетели линию фронта и доставили личное послание Сталина командующему группы армий «Норд». Этот легендарный полет вошел в военную историю, как символ мужества и отваги…»
Я много беседовал с крупными военными историками, прежде чем я узнал о дальнейшей судьбе этих летчиков. Оказалось, что Н. Вульф и П. Эльвих в годы войны служили в латвийском полку ночных бомбардировщиков.
Итак, героев следовало искать в Риге.
Поиск нужного адреса привел меня к старому сероватому дому в Задвинье. Николай Вульф жил в скромной квартире, и соседи по лестничной клетке вряд ли догадывались о его героическом прошлом. И этот понятно: боевой летчик хранил свою тайну многие годы. И вот сейчас Николай Августович грузно шагал по комнате, сцепив за спиной широкие и сильные ладони, говорил взволнованно, а на его морщинистом лице, в серых живых глазах, как на экране, читались страницы военных лет. Я мысленно представлял, как рисковал этот человек тогда, в сорок четвертом, если спустя десятилетия он до мельчайших подробностей помнит тот рискованный полет в логово врага.
Я слушал фронтовика, и передо мной зримо вставали события августа предпоследнего военного года.
Майор Карл Кирш лихорадочно перебирал в уме опытных летчиков. Штаб дивизии срочно просил командировать для особо важного задания пилота латыша, знающего немецкий язык и хорошо ориентирующегося в небе Прибалтики. В полку ночных бомбардировщиков, которым командовал Кирш, было много достойных ребят, прошедших сквозь горнило войны. Он мысленно оценивал каждого и остановился на Николае Вульфе. Почему? Воздушные трассы Прибалтики знает, как свои пять пальцев. Отважный инструктор, сумевший «укротить» за последние годы несколько типов советских и зарубежных машин. Правда, майору не очень-то хотелось посылать своего заместителя по воздушно-стрелковой службе, но лучшей кандидатуры не найти.
— Вызови ко мне Вульфа! — приказал он дежурному.
В землянку вошел высокий плотный блондин.
— Садись, Коля, и слушай внимательно, — без предисловий начал командир. — Штабу дивизии нужен человек для особого задания в тылу врага. Я решил рекомендовать тебя. Кого из штурманов возьмешь с собой?
— Павла Эльвиха, — не задумываясь, ответил Вульф.
Через двадцать минут они тряслись в стареньком грузовике по изрытой бомбами дороге. Николай пытался мысленно «расшифровать» секретную миссию, о которой даже сам командир латвийского летного полка не знал. Павел Эльвих словно прочитал его мысли и заметил:
— Странно как-то. Может, в гости к самому фюреру решили нас командировать? Чтобы мы с тобой разъяснили ему ситуацию, дескать, война проиграна, и лучше всего вывесить белый флаг…
Штурман шутил, но, оказалось, был близок к истине.
Едва машина остановилась, из бревенчатого домика вышел полковник. Жестом пригласил следовать за ним. Узкая полоса делила ельник надвое. В тени деревьев виднелся странный самолет с желто-зеленым фюзеляжем и… черными крестами!
— Знакома эта марка? — спросил полковник.
— Видел в небе, — растерянно проговорил Николай. — Кажется, называется «Гота-145»…
— Верно. Сможете взлететь?
— Попробуем, — друзья переглянулись.
— Даю два взлета по тридцать минут для опробования. Больше, к сожалению, не могу.
Николай обошел машину, которая спереди напоминала советский «По-2».
— Ну что, Паша, будем укрощать?
Эльвих натянуто улыбнулся и проговорил:
— Как бы она не лягнула. Ведь не нашенская…
Николай хорошо знал штурмана, в каких только воздушных передрягах не побывали. Павел прекрасно владел немецким и считался в полку лучшим специалистом. Человек смелый, но сейчас в его голосе улавливалась тревога. Да и самому Николаю было не по себе: незнакомый приборный щит зловеще сверкал аспидными делениями приборов с чужой маркировкой, рычаги управления располагались непривычно.
Наконец двигатель ожил и зарокотал, подчиняясь воле пилота. Задвинули фонарь, переглянулись. Павел криво усмехнулся:
— Срубят нас зенитчики, как куропаток. Причем наши же…
— Будем уповать на везение, — хрипло произнес Николай. — С Богом!..
Машина вела себя, как необъезженная лошадка — тряслась, сердито переходила на басовые ноты, злобно чихала, но постепенно пришла в себя и стала послушной.
— Управляется легко, — докладывал Николай, — двигатель добротный, но угол планирования непривычный. Наш «По-2» проще и лучше.
— Считайте, что сдали экзамен, — заключил полковник. — Вылет в восемнадцать ноль-ноль.
— Куда вылет? — решился уточнить Эльвих.
Полковник внимательно ощупал глазами лица пилотов. Взгляд, затуманенный холодной тайной, и одновременно колючий. В нем чувствовалась хмурая тьма и деспотичная энергия. Выдержав паузу, полковник пояснил:
— Вам доверено выполнить приказ самого Иосифа Виссарионовича Сталина и доставить пакет командующему группой армий «Норд».
Он опять ощупал тяжелым взглядом пилотов и продолжал:
— Главная опасность, как это ни парадоксально, таится в нашей зенитной артиллерии. Да и советские истребители будут ваш самолет клевать. О том, что в немецком самолете наши летчики, никто не знает. Совершенно секретная миссия. Конечно, мы могли бы предупредить нашу противовоздушную оборону, но тогда она будет бездействовать на целом участке фронта, что врагу на руку.
— А если нас собьют? — задумчиво произнес Николай.
— Тогда придется добираться до штаба Шернера любыми путями и обязательно доставить пакет. Вам будет легче это сделать, чем другим пилотам. Под ногами — латвийская земля, и ваши сородичи всегда придут на помощь. А если вы наткнетесь на немцев — то их язык знаете и потребуете личного свидания с командующим группой армий «Норд»… Словом, приказ следует выполнить любой ценой. Маршрут полета разработаете сами. Все. Удачи вам!..
Стоял жаркий августовский день. Друзья лежали на траве и обдумывали приказ полковника.
— Нет смысла лететь сразу к линии фронта, — размышлял Павел. — Надо двигаться в тыл. Так мы обманем наших зенитчиков, да и немцев. Разгадай они ребус — нам крышка!
— Согласен. Полетим на минимальной высоте, чтобы локаторы не засекли. И зенитчики не смогут вести прицельный огонь под таким углом.
— Зато любой пехотинец срежет нас из автомата, — усмехнулся Эльвих и добавил: — Впрочем, выбора нет. Нас может спасти лишь неожиданность. Будем проплывать над верхушками деревьев. Появимся внезапно для врага, а пока внизу сообразят что к чему, скроемся.
Под крылом запестрела лесная чаща. Вдруг она неожиданно оборвалась, и внизу выросла советская зенитная батарея. Она была далеко от линии фронта, поэтому солдаты купались, загорали, полоскали обмундирование. Увидев «врага», как и предположили летчики, они на миг растерялись. Но быстро пришли в себя, бросились к орудиям и стали разворачивать стволы в сторону неприятеля. Что делать? Впереди раскинул широкую крону дуб. Едва Николай бросил машину за дерево, снаряд пропорол верхушку… Летчик рванул штурвал на себя и взмыл вверх. Но в эту секунду необузданная сила развернула машину — снаряд разорвался в нескольких метрах…
— Высоту теряешь! — услышал он голос Павла.
Николай и сам понимал это, но рука, словно чужая, не подчинялась ему.
— Колька! — хрипел штурман. — Что с тобой, брат!
Шок прошел. Но уже потом Николай понял, что секунды оцепенения помогли ему. Получилась неожиданная, нелогичная петля, которую и зенитчики не смогли предвидеть. Он обернулся. Лицо Павла белое, как бумага, губы слиплись бескровной полоской. Николай чувствовал, как резинки ларингофона давят шею, а в кабине духота невыносимая. В висках стучит, и горячий пот заливает брови.
— Пока везет, Павлуша! — бросил он дрожащим голосом по внутреннему переговорному устройству.
— Охота лишь начинается, — пробубнил Эльвих.
Линию фронта пересекли под градом пуль и снарядов. В тылу врага стало легче: как-никак «свой» самолет. Павел успевал наносить на карту базы с горючим, орудийные позиции, спрятавшиеся в тени деревьев танковые колонны. О некоторых позициях в нашем штабе не знали, поэтому штурман тщательно фиксировал дислокацию частей вермахта, которые явно готовились к наступлению.
Каждая минута полета вытягивалась в вечность. Когда Николай увидел море, радоваться не было сил. А ведь так мечтал пролететь над балтийскими волнами!
— Слева Петрупе! — доложил штурман.
Здесь располагалось здание штаба. У входа спокойно беседовали немецкие офицеры, не обращая внимание на свой связной самолет. Пакет упал прямо у их ног. Офицер прочитал на конверте «лично командующему» и торопливо направился в штаб. Но на этом миссия летчиков не заканчивалась. В запасе было еще два пакета, которые следовало доставить к штабам в Малпилсе и Пабажи, где располагались центры группировок армии.
Обратный путь осложнялся тем, что фон Шернер, прочитав донесение, поднимал в воздух истребители. Он гневно разносил своих пилотов, проморгавших дерзких посланцев. Но Николай перехитрил их и здесь. Он направился в глубокий тыл и дождался ночи…
— Разве перечислишь все опасности, которые нас подстерегали? — устало заканчивал рассказ Николай Августович. — Я вел машину в каком-то отупении и уже не обращал внимания на взрывы. Маневры в воздухе проделывались автоматически, интуитивно. Только у штаба своей дивизии мы впервые раскрылись сигнальными огнями…
Недавно я опять побывал в Вене у старого знакомого Ганса Райхеля.
Он внимательно слушал мой рассказ, что-то помечая в блокноте.
— Николай Вульф совершил 184 боевых вылета, — продолжал я, — потом контузия, пришлось распрощаться с авиацией. Многие годы он проработал в министерстве лесного хозяйства Латвии, заведуя охотничьим отделом.
— А Павел Эльвих? Как сложилась его судьба?
— Павел демобилизовался, закончил вуз, занялся научной работой. Написал несколько книг по истории. Самолет, — я кивнул на фото, — на котором они совершили бесстрашный рейс, побывал в Москве на выставке трофейной техники. А вот как выглядит летчик, заменивший в самолете твоего отца.
Я протянул фото Николая Вульфа. Австриец долго разглядывал снимок.
Незаметно подкралась темнота. Ночная Вена искрилась ажурными мостами и вальсировала мириадами огней. Мы молча смотрели в окно. Ганс повернулся к фотографии и тихо проговорил:
— Все, кто летали на этом самолете, включая моего отца, играли в прятки со смертью…
— Мне удалось разыскать и тех двух военнопленных, — заметил я, когда мы прощались у дверей, — которые угнали самолет твоего отца. Но об этом я расскажу в следующий раз…