1
Когда возникло Древнерусское государство? Наиболее подробно об этом рассказывает древнейшая русская летопись «Повесть временных лет», но рассказ этот путаный и противоречивый, ибо он соединяет множество различных версий, легенд, оценок. Путаницу усугубляет и тот факт, что позднее текст летописи редактировался — что-то в него добавлялось, что-то вычеркивалось. Кроме того, существуют разные редакции самой «Повести временных лет», дополняющие друг друга, но и противоречащие друг другу в сюжетах, рассказывающих о второй половине IX — начале X в. [1]
Вполне понятно, что возникновение государства в те времена связывалось с фактом установления господства какого-то правящего рода, чаще всего легендарного. В Древней Руси господствующее положение занял «род русский», как его называет летопись и некоторые другие источники. Но в «Повести временных лет» представлены, как минимум, две генеалогические версии «рода русского» [2]. По одной версии родоначальником русов был легендарный князь Кий, основавший Киев [3]. По другой версии русы во главе с Рюриком пришли к славянам в северо-западные земли возле озер Ильмень и Ладога [4]. Более того, эти две версии в древности существовали независимо друг от друга: одна, о родоначалии Кия, — на юге Руси, и была первоначальной в летописи; другая, о призвании Рюрика, — на северо-западе Руси, и ее внесли в летопись позже.
В других, внелетописных, источниках можно найти и иные версии происхождения «рода русского». Так, согласно одной из них, третьей версии, родоначальником русской княжеской династии оказывается князь Игорь Старый [5]. Известна и четвертая версия: в «Слове о полку Игореве» родоначальником русов объявляется некий Троян (то ли бог, то ли легендарный предок), а сама Русская земля именуется «землей Трояна» [6]. Возможно, существовали и какие-то другие варианты происхождения «рода русского». Можно напомнить, что в летописи активно действуют и другие вожди русов: Аскольд, Дир, Олег Вещий. Но Аскольд и Дир погибли в междоусобной борьбе, а князь Олег то ли не оставил потомства, то ли его потомкам пришлось бежать из Киева (существуют поздние свидетельства о древних преданиях, в которых действует сын Олега Вещего, тоже Олег, изгнанный из Киева двоюродным братом князем Игорем [7]). Поэтому этих предводителей русов официальное летописание не считало именно «родоначальниками».
И за каждой из версий-преданий стояли определенные политические и социальные силы и определенные интересы, в том числе и претензии тех или иных родов на власть в Древнерусском государстве. Собственно говоря, борьба за историческое первенство во многом и определила противоречивый характер летописного текста — его ведь правили не просто так, а исходя из четко поставленных задач, в том числе стремясь возвысить одних исторических героев и вычеркнуть сведения о других.
Казалось бы, разобраться в подобной путанице помогает хронология. В самом деле, кто из исторических или легендарных героев раньше упоминается в летописи, тот и должен быть признан «отцом-основателем». Но, к примеру, рассказ о Кие и его родственниках (братьях Хориве, Щеке и сестре Лыбедь) летописец ведет вне каких-либо хронологических рамок, и историки до сих пор гадают: во-первых, существовало ли вообще Киево семейство; во-вторых, если существовало, то когда; в-третьих, связан ли легендарный Кий собственно с городом Киевом? [8] Ну и, наконец, еще один вопрос: даже если признать существование Кия на рубеже V–VI вв., то какое отношение он имеет к государству, созданному совершенно другими русами четыреста лет спустя?
Но и с имеющимися датами в «Повести временных лет» дело обстоит очень непросто. Так, уже давно установлено, что практически все даты в сюжетах, рассказывающих о событиях IX — начала X в., ... искусственные, и были вставлены позднейшим летописцем в летописный текст произвольно. Поэтому можно говорить о том, что летопись более или менее точно воспроизводит последовательность событий, но утверждать, что какое-либо событие произошло именно в тот год, на который указывает летопись, невозможно (если, конечно, изучать эти события со строго научных позиций).
Впрочем, даже с существующими датами — проблема. Дело в том, что дат возникновения Древнерусского государства... несколько, минимум, три. Так, первое упоминание русов в летописи под хронологической датой — это 856 год, под которым летописец вспоминает неких русов, совершивших поход на Византию (определенное число специалистов считают этих русов выходцами из Приднепровья, хотя другие указывают на Причерноморье и Крым).
Затем, в 862 г. русы упоминаются уже на северо-западе: по приглашению союза пяти племен, двух славянских (ильменские словене и кривичи) и трех финно-угорских (чудь, весь, меря), к ним приходит династия из варягов-руси — Рюрик, Синеус и Трувор. Рюрик стал княжить в Ладоге, а потом в Новгороде, Синеус — в Белоозере, а Трувор — в Изборске. Когда Синеус и Трувор умерли, Рюрик продолжал княжить один.
После смерти Рюрика власть принял Олег. И вскоре появляется третья дата. В 882 г. Олег уходит из Новгорода на юг, завоевывает Смоленск, Любеч, а потом и Киев, который объявляет «матерью городов русских» и объединяет под своей властью южные и северные земли.
Какая же дата может считаться датой рождения Древнерусского государства— 856 г., 862 г. или 882 г.? (При этом сами даты, напомню, условные, искусственные.) С научной точки зрения, каждая из дат имеет аргументы как «за», так и «против», и всякий специалист делает выбор, исходя из собственного понимания исторических процессов и собственного анализа источников.
Но вот выбор и утверждение какой-то одной даты в общественном сознании — это уже дело, скорее, политическое, нежели научное. Уже в дореволюционной России на этот счет велись дискуссии. Так, 8 сентября 1862 г. в Новгороде Великом, в присутствии Императора Александра II и всего августейшего семейства, был открыт памятник «Тысячелетие России», что стало официальным признанием 862 г. датой рождения Русского государства. Интересно, что на этом многофигурном памятнике (128 исторических персонажей) нет фигуры князя Олега, ибо он не включался в официальную родословную Рюриковичей. Но далеко не все историки были согласны с подобной трактовкой, и, например, В. О. Ключевский писал: «...Появление Рюрика в Новгороде, кажется мне, неудобно считать началом Русского государства... Из Киева, а не из Новгорода пошло политическое объединение русского славянства; Киевское варяжское княжество... стало зерном того союза славянских и соседних с ними финских племен, который можно признать первоначальной формой Русского государства» [9].
Дискуссии продолжались и в советское время. Но с какого-то момента датой рождения Древнерусского государства стал считаться 882 г., а первой русской столицей был признан Киев. И этот, «южный», вариант рождения русской государственности не вызывал больших возражений, ибо само советское государство было единым, а Киев и Украина составляли неотъемлемую часть этого государства. Более того, в позднесоветское время «южный» вариант был «развит и углублен». Летописные сведения о Кие, а также археологические свидетельства о наличии поселений рубежа V–VI вв. на Замковой и Старокиевской горах послужили основанием для проведения в 1982 г. пышных празднеств в честь 1500-летия г. Киева. Эти празднества должны были укрепить в общественном сознании представление о Киеве, как о первой русской столице, истинной «матери городов русских».
Вслед распаду единого государства в 1990-е гг. вновь возникли и споры о его начале. Причем споры, опять же, скорее политические. Так, «южный» вариант рождения российской государственности стал активно использоваться на Украине для доказательства собственного «самостийного» исторического «первенства», в первую очередь перед Россией.
В ответ в России предложили сосредоточить общественное внимание на «северном» варианте. Исторические основания для утверждения этого варианта, опять же, нашлись как в тексте летописи, так и в археологических данных. Здесь необходимо дать некоторые пояснения. Долгое время считалось, что летописный Рюрик, оказавшись у восточных славян, основал прежде всего Новгород, где и сел княжить. Об этом рассказывала одна из редакций «Повести временных лет», но летописные данные не находили археологических подтверждений. Более того, современная археология свидетельствует, что, хотя славянские поселения на северо-западном берегу озера Ильмень и особенно в междуречье Волхова и Варяжки, существовали с середины IX в., сам Новгород, как городское поселение, возник в X в. [10], а некоторые исследователи относят эту дату вообще к середине XI в. [11] Таким образом, Новгород никак не мог претендовать на роль первой столицы Древнерусского государства.
Но еще в 1967 г. было обращено внимание на то, что, согласно древнейшей редакции «Повести временных лет», Рюрик сначала пришел в Ладогу, а в Новгород (или под Новгород) переселился уже потом [12]. Археологические раскопки, проведенные в Старой Ладоге в начале 1970-х гг., не только подтвердили летописные свидетельства, но и значительно углубили их хронологию: укрепленное городское поселение на месте нынешней Ладоги существовало, минимум, с середины VIII в., т. е. оно возникло за сто лет до призвания варягов-руси [13]. И, как свидетельствует значительный археологический материал, в конце IX в. Ладога была уже крупным торгово-ремесленным и военно-стратегическим центром всего Северо-западного региона. Все эти данные и позволили российским историкам прийти к выводу о том, что «Ладога... стала первой столицей нового в Европе государства. В дальнейшем столица была перенесена в Новгород, а при преемнике Рюрика, князе Олеге — в Киев» [14]. В итоге, официальная дата основания Русского государства была опять перенесена на 20 лет назад — с 882 г. на 862 г. И вот теперь, в 2012 г., мы отмечаем 1150-летие российской государственности...
Впрочем, стоит повториться, что обе эти даты — условные и... верные. Думается, вообще, если определять время возникновения Древнерусского государства, то более правильно говорить о второй половине IX в., не заостряя внимание на какой-то конкретной дате. Впрочем, это тоже только мнение.
Но совершенно бесспорно то, что утверждение Древнерусского государства растянулось еще, минимум, на сто лет. И если оставить за скобкой политические недоразумения и споры о датах, то, думается, важнее понимать: возникновение государства — это не одномоментное деяние, а всегда длительный и противоречивый процесс, изучение которого и составляет суть научного поиска.
2
Политическая заостренность проблемы рождения российской государственности и определения точной даты начала Древнерусского государства как-то на второй план отодвинули еще один вопрос, который уже давно существует в отечественной науке. Этот вопрос связан с возникновением государственности у восточных славян. Не у русов, а именно у восточных славян. Ведь, понятно, что русы пришли не на пустое место. Тех же варягов-русь пригласили пять племен, два славянских и три финно-угорских, уже объединенных в некое разноэтничное государственное образование. Кстати, как показали археологические исследования, население Ладоги в древности было, в основном, славянским и финно-угорским, поэтому и было высказано предположение, что до призвания варягов именно Ладогу можно считать межплеменной столицей конфедерации славянских и финно-угорских племен [15].
Для того чтобы понять существо проблемы, необходимо разобраться в специфике собственно славянской истории и возникшего в ходе этой истории политического устройства славянских народов.
В науке вот уже более двух столетий обсуждается проблема происхождения славянства, но споры не утихают. Дополнительную сложность дискуссиям придает тот факт, что у славян не сохранилось, а скорее всего и не было легендарных преданий, уходящих корнями в глубокую древность. Где была славянская прародина — доподлинно неизвестно. Считается, что от общей семьи индоевропейских народов славяне отделились в середине I тысячелетия до нашей эры. Как славяне назывались в столь седой древности, мы тоже не знаем. Некоторые современные ученые утверждают, что славяне упоминаются в произведениях древнегреческих и древнеримских историков под другими именами — «сколоты» или «скифы-земледельцы» (Б. А. Рыбаков), «венеды», «анты», «венеты-сарматы» (В. В. Седов). Необходимо отметить, что другие ученые оспаривают эти утверждения (А. В. Подосинов, А. Н. Анфертьев) [16]. Под своим собственным именем славяне известны лишь с VI в. нашей эры. И уже в VII–VIII вв. славяне заселяли огромные территории Центральной и Восточной Европы — от Дуная (современная Австрия) на западе до Днепра на востоке и озера Ильмень на северо-востоке, от полуострова Ютландия (современная Дания) на северо-западе до Балканского полуострова на юге.
Несмотря на обширность занятых славянами территорий, славянские племена сохраняли в древности устойчивые общие черты. Прежде всего славяне вели оседлый образ жизни, и основным занятием большинства славянских племен являлось земледелие. Не случайно слово «жито», наиболее общее из славянских обозначений хлебных культур, непосредственно связано с термином «жити» — «жизнь» [17].
Важной особенностью славян стало то, что у них довольно рано кровнородственная община, в которой живут только родственники по крови, сменилась соседской (территориальной) общиной [18]. Еще многочисленные византийские авторы не без удивления отмечали специфику славянского общественного устройства, определенную именно соседской общиной. В соседской общине кровное родство не играло главной роли, более того, члены соседской общины могли даже происходить из разных этносов, но пользовались одинаковыми экономическими, политическими и социальными правами. Например, в славянскую соседскую общину, по общему решению жителей, могли принимать выходцев из других племен и народов. Поэтому уже в древности представители иных племен спокойно поселялись среди славян. Даже рабы, захваченные славянами в войнах, со временем имели возможность или уйти, или стать полноправными членами общины. Значимой особенностью славянской общины была общая собственность на землю — земля принадлежала общине, а не отдельной семье.
Существование территориальной общины определило многое в характере славян. Так, освоение новых земель происходило, в основном, мирным путем. Славяне не обкладывали никого данью, не устанавливали своего господства. Более того, занимая чьи-то территории, они соглашались платить дань их властителям (например, византийским императорам на Балканском полуострове). В немалой степени соседская община повлияла и на восприимчивость славянских народов к внешнему влиянию, спокойному заимствованию чужих традиций и обычаев. В свою очередь, многие народы, жившие по соседству со славянами, постепенно ими ассимилировались: начинали говорить на славянском языке, принимали славянские обычаи. Так, в VI в. славяне в короткое время ассимилировали многочисленные фракийские племена на Балканском полуострове. В VIII–IX вв. балканские славяне ассимилировали уже своих завоевателей — болгар (тюркское племя). При этом сами славяне стали именоваться болгарами.
На протяжении веков у славян сложилась собственная социально-политическая организация: отдельные общины объединялись в племена, а племена — в союзы племен. На востоке Европы центрами славянских племенных союзов были города. Территория восточнославянских союзов племен складывалась вокруг городов и обычно называлась «землей». Таким образом, еще до призвания варягов возникли мощные союзы восточнославянских племен, которые занимали огромные территории, превышавшие по площади многие государства Западной Европы, — поляне-русь, древляне, ильменские словене, кривичи, полочане, северяне, вятичи, радимичи, дреговичи, дулебы, бужане, волыняне, тиверцы, уличи (угличи). Впрочем, для решения насущных вопросов, славянские союзы племен могли объединяться с иными народами, неславянского происхождения, как это произошло в Приильменье и Приладожье, где в единый союз объединились два славянских и три финно-угорских племени. Высшей властью в каждом племенном союзе обладало вече [19]. На вече славяне выбирали себе князей и старейшин, решали вопросы о войне и мире, устанавливали порядки в своих землях. В свою очередь, князья проживали вместе с воинской дружиной в главном городе племенной территории. В обязанность князей входило обеспечение порядка на занимаемой территории, сбор дани, а также защита своего народа от завоевателей. Население городов делилось на десятки, сотни и тысячи. Вершиной городской и племенной администрации был тысяцкий, также избираемый на вече.
Исследователи именуют социально-политическую организацию славян, построенную на принципе выборности «снизу вверх», земской властью [20]. Но земская власть не могла простираться на обширные территории, не могла решить проблему объединения необозримых пространств восточнославянских земель. Соединить земли восточнославянских племенных союзов могла только внешняя сила, внешняя власть. Такими объединителями в IX–X вв. оказались русы.
В исторической науке до сих пор продолжаются споры о том: кто такие варяги? кто такие русы? как соотносятся между собой варяги и русы? как соотносятся между собой варяги, русы и славяне? [21] Корни этих споров уходят в самую седую древность. Дело в том, что уже в самых древних исторических источниках излагаются разные версии происхождения варягов и руси, противоречащие друг другу. Иначе говоря, уже в XI–XII вв. наши предки спорили между собой. Как уже говорилось, две версии происхождения русов представлены в «Повести временных лет». Наиболее древняя из них отождествляла русов с племенем полян и выводила их, вместе с другими славянами, с верховьев Дуная, из некого Норика, а легендарными предками народа называла Кия, Щека, Хорива и сестру их Лыбедь. Согласно другой, более поздней версии, русы — это варяжское племя, «призванное» на княжение в северо-западные земли, передавшее затем имя «Русь» Киевской земле при князе Олеге. Еще одна, третья версия, представлена в «Слове о полку Игореве», автор которого происхождение русов связывал с Северным Причерноморьем и бассейном реки Дон. Но в одном большинство и отечественных и зарубежных письменных источников сходятся — славяне, варяги и русы вплоть до X в. были совершенно различными народами. Славяне — мирные земледельцы, живущие соседскими общинами, сами выбирающие главу своего племенного союза. Варяги и русы — отличные торговцы и воины, у которых была кровнородственная община со строгой иерархией, подчинением «младших» «старшим».
В начале XVII в. возникла новая версия, создателем которой стал швед П. Петрей, впервые назвавший варягов — шведами. В XVIII в. эту версию развили немецкие историки, находившиеся на службе в Петербургской академии наук, Г. З. Байер, Г. Миллер, А. Л. Шлецер, которые считали, что русы и варяги — это норманны (т. е. германо-скандинавы), принесшие восточнославянским племенам государственность. Так возникла норманнская теория происхождения варягов и русов (или — норманизм), существующая до сих пор. Ученым-норманистам сразу же резко возразил М. В. Ломоносов, убежденный, что варяги и русы, пришедшие к восточным славянам, к тому времени уже сами были славянами и говорили на славянском языке. Так в исторической науке появился антинорманизм. И с тех пор в отечественной и зарубежной исторической литературе идет постоянная, непрекращающаяся дискуссия.
В ходе этой дискуссии возникают различные концепции взаимоотношений варягов, руси и славян, в том числе и такие, которые стремятся учитывать максимально возможное число известных нам фактов, объяснять большинство существующих противоречий. Согласно одной из таких концепций [22] разными народами изначально были не только варяги, русы и славяне, но и сами русы, ибо именем «русы» в разных концах Европы назывались племена, имевшие различное этническое происхождение (кельтское, иранское и др.). В результате взаимодействия со славянами в разных регионах Европы (в Южной Прибалтике, в Придунавье, в Приднепровье и др.) отдельные части русов, также как и некоторая часть варинов-варягов, были ассимилированы славянами, хотя русы и варяги какое-то время еще сохраняли собственные обычаи и общественные устои. В Восточной Европе по разным источникам известны три вида руси: варяги-русь, русы-аланы и поляне-русь.
В соответствии с изложенной концепцией, варяги-русь — это племя, проживавшее в Южной Прибалтике рядом с балтийскими славянами. Еще здесь варяги-русь перешли на славянский язык, а затем во главе некоторых балтийских славянских племен переселились в район озер Ильмень и Ладога. Обширнейший археологический, нумизматический, антропологический и лингвистический материал подтверждает самые тесные и широкие связи восточнославянского населения северо-запада нынешней России с южнобалтийскими славянами [23].
Варяги-русь продвигались на восток неслучайно. Дело в том, что варяги-русь, которых в те времена считали властителями Балтийского моря, а само море именовалось Варяжским, стремились контролировать два главных торговых пути Восточной Европы, которые проходили через земли восточных славян. Первый торговый путь, действовавший в VIII–IX вв., мы сегодня называем Волго-Балтийским путем. Он связывал южные провинции Арабского Халифата с народами Балтийского побережья и через них — с Западной Европой. Другой торговый путь, который действовал в X–XI вв., еще в древности получил название «Из варяг в греки». По этому пути велась торговля между европейскими и прибалтийскими государствами, восточными славянами, Волжской Булгарией, Византией и Арабским Халифатом. Стремясь захватить оба пути, варяги и русы из южных Балтийских земель продвигались все дальше и дальше на восток, пока не дошли до озер Ильмень и Ладога. Здесь они и встретились с восточнославянскими племенами, что, как уже говорилось, и положило начало Древнерусскому государству [24].
После смерти Рюрика на северо-западе устанавливается власть других русов во главе с князем Олегом. Скорее всего, это были русы-аланы, выходцы с Дона, которые, после разгрома хазарами Русского каганата на Дону, переселились в Прибалтику в область, известную по источникам под названием Роталия. Русы-аланы объединяются с варягами-русью, уходят на юг, захватывают Киев. Здесь они встретились с еще одними русами, которые называли себя поляне-русь. Поляне-русь своей прародиной считали провинцию Норик в верховьях Дуная и в X в. уже осознавали себя славянами, хотя продолжали придерживаться неславянских обычаев. В частности, летопись свидетельствует, что у полян были неславянские похоронный и свадебный обряды, а также моногамная семья (у славян было многоженство) [25].
По летописному преданию, именно Олег объединяет под своей властью северо-западные и южные славянские земли, объявляет подвластные ему территории единой Русской землей, а Киев — столицей своего государства. От русов, которые у славян стали князьями, славянские земли и прозвались Русской землею или Русью. После князя Олега, в первой половине X в. на киевском столе сидел сначала князь Игорь (ум. в 945 г.), а после его гибели — его вдова княгиня Ольга (ум. в 969 г.). Правда, княгиня Ольга была лишь правительницей государства до того времени, пока не достиг совершеннолетия их с Игорем сын Святослав Игоревич (ум. в 972 г.).
В позднейшей традиции все представители русской правящей династии, начиная с князя Игоря и вплоть до конца XVI века, будут считаться потомками князя Рюрика. Однако, как показывают современные исследования, Игорь, скорее всего, не был сыном Рюрика, и летописцы связали их узами кровного родства искусственно, чтобы создать впечатление преемственности власти [26]. Более того, Игорь, как и Олег, скорее всего, происходил вообще из другого, нежели Рюрик, племени русов-аланов. Сама легенда о призвании варягов стала известна в Киеве на рубеже XI–XII вв., а до того киевские князья ничего не знали о легендарном предке по имени Рюрик. Этого имени не было в княжеском именослове X–XI вв., и только в конце XI в. Рюриком назовут одного из новорожденных правнуков Владимира Мономаха, т. е. именно тогда, когда киевский княжеский род примет версию своего происхождения от легендарного Рюрика [27].
3
Как строилось Древнерусское государство? На основе различных источников и литературы можно выработать некоторое представление о том, как функционировало Древнерусское государство, т. е. предложить некоторую интерпретацию общественно-политической реальности X века.
Скорее всего, именно при Олеге русы разного этнического происхождения объединились в «род русский» [28], и с этого времени «род русский» занял господствующее положение в Древнерусском государстве. И сразу же на первый план вышли этнополитические противоречия, ведь славянские племена и представители «рода русского» придерживались разных традиций организации общества и власти. Стоит напомнить, что принципы общественной организации народов с кровнородственной общиной (а у русов разного происхождения была именно кровнородственная община) заметно отличаются от принципов организации общества у народов, где господствует соседская (территориальная) община. Так, в племени, состоящем из кровнородственных общин, существовала строгая иерархия родов — от правящих до совсем незнатных. Даже самый талантливый выходец из незнатного рода не мог стать во главе племени. Чужеземцы в такую общину попадали только в качестве рабов и не имели возможности освободиться или как-то изменить свой статус. Примечательно, что у племен с кровнородственной общиной обязательно присутствует своеобразный культ генеалогии — память о предках как племени, так и отдельного рода. Иногда имена предков помнились на протяжении десяти-двенадцати поколений, а в легендарных преданиях эти имена хранились столетиями.
Думается, «род русский» привнес в общественно-политическую жизнь славянских племен иерархический принцип управления «сверху вниз», основанный на традициях кровнородственной общины. Причем воинственные русы сразу же стали насаждать свои принципы общественного устройства силой. К примеру, нам неизвестно, чтобы восточнославянские союзы племен воевали друг с другом. Зато князья из «рода русского» — Олег, Игорь, — едва укрепились в Киеве, как сразу же начали военные действия против древлян, северян, радимичей, уличей и тиверцев, чтобы обложить их данью.
Впрочем, князьям из «рода русского» пришлось приспосабливать устоявшиеся у русов принципы общественно-политического устройства к славянским традициям общественного управления, где главную роль играло вече. Поэтому поначалу Древнерусское государство представляло собой довольно-таки рыхлое объединение различных славянских земель-княжений, общим главой которых считался киевский князь, выходец из «рода русского». При этом каждая славянская земля-княжение объединяла территории (или земли) нескольких славянских племен, во главе таких земель стояли свои, местные князья, избираемые на вече (свои князья были у древлян, кривичей, радимичей и др.). В свою очередь, киевский князь, помимо того, что считался главой всей Киевской Руси, владел и собственным княжеством, а именно территорией племени полян-руси с центром в Киеве.
Между киевским князем и славянскими землями-княжениями существовал своеобразный устный договор. Киевский князь имел право собирать дань в славянских землях («полюдье»), возглавлял общие воинские походы в чужие края и был обязан обеспечивать защиту подвластных ему земель. Местные князья, со своей стороны, должны были обеспечить сбор дани и участие племенных ополчений в общих воинских походах.
Власть киевского князя из «рода русского» была сильно ограничена. Внутри самого «рода русского» большое влияние на князя оказывали знать и воинская дружина: именно по совету со знатью и дружинниками киевские князья принимали самые важные решения. Однако полного единства в «роде русском» не существовало. Так, договор руси с греками, заключенный после похода Игоря на Византию, свидетельствует, что каждая знатная русская семья имела собственную долю в общерусских доходах. Более того, даже ближайшие родственники киевского князя (жена Ольга, сын Святослав, племянник Игорь) были представлены на переговорах с греками собственными послами и получали свою долю дохода, т. е. киевский князь не распоряжался и в собственной семье [29]. Из этого следует, что князь Игорь лично не мог представлять интересов не только всей Русской земли, но и всего «рода русского», а являлся главой своеобразного княжеского и боярского союза.
Известно также, что наиболее знатные русы имели собственную дружину, сохраняли право собирать полюдье на отведенных им территориях и оказывали самое серьезное влияние на жизнь русского общества. В частности, именно такой влиятельнейшей персоной в середине X в. выступает воевода Свенельд, чья дружина была мощнее княжеской, а дружинники богаче, чем воины Игоря. Именно Свенельд стоял у истоков некоторых конфликтов в княжеской семье [30].
Еще сложнее были взаимоотношения киевских князей со славянскими землями-княжениями. Славянские племена соглашались платить дань «роду русскому», защищавшему их от внешнего врага, однако идти в полное подчинение киевским князьям не хотели, а если и шли, то с большим трудом и только по какой-то крайней необходимости. Более того, опираясь на свои вечевые традиции, славянские земли-княжения периодически выходили из-под власти киевских князей. Так, после смерти князя Олега от Киева отделились древляне, и Игорю пришлось их завоевывать заново. А вятичи вообще долгое время не входили в состав Киевской Руси, оставаясь независимыми. Таким образом, власть киевских князей из «рода русского» в X в. была ограничена не только собственной воинской дружиной, но и славянским земским самоуправлением.
Трудности совмещения двух общественно-политических укладов демонстрируют события 945 г. [31], под которыми «Повесть временных лет» помещает рассказ о разыгравшейся войне между древлянами и киевскими русами. Началось все с того, что именно дружинники Игоря потребовали от князя пойти за данью на древлян. При этом дружинники указывали на воеводу Игоря Свенельда, который смог обеспечить богатое содержание собственной дружины, а вот Игоревы дружинники пребывают в бедности. Послушавшись дружинников, Игорь отправляется к древлянам и силой берет с них двойную дань. Однако этого Игорю показалось мало, и он с небольшим отрядом вернулся к древлянам за новой данью. Возмущенные древляне убили Игоря и его «малую дружину».
Этот рассказ показывает, с одной стороны, специфику отношений внутри «рода русского» (зависимость киевского князя от дружины и знати), а, с другой стороны, характеризует отношения между киевским князем и подчиненными ему славянскими племенами, в данном случае с древлянами. Как можно заметить, отношения эти ограничивались сбором «полюдья». Но славяне сохраняли за собой право на вооруженное сопротивление, если размеры дани превышали разумные пределы.
Важен еще один момент: единство киевского государства обеспечивает только личность князя. Поэтому, убив Игоря, древляне решили, что теперь они свободны от обязательств перед киевской династией. Более того, древляне стали претендовать на киевский стол — они потребовали, чтобы княгиня Ольга вышла замуж за древлянского князя Мала. Следовательно, в славянских землях-княжениях сохраняются и собственные князья, и собственное самоуправление — все главные вопросы решаются на вече, которое избирает и князей, и других «лучших людей». Но характерно, что конфликт с русами древляне, в соответствии со славянскими традициями, попытались разрешить мирным путем — послали к Ольге своих послов.
Дальнейшее хорошо известно по «Повести временных лет» — Ольга несколько раз жестоко отомстила древлянам. Столь жесткое поведение Ольги показывает методы разрешения конфликтов, характерные для русов, — они придерживались правила «кровной мести», причем мстили быстро и жестоко, в корне подавляя любое возможное сопротивление. Даже эти разные способы разрешения конфликтов у славян и «рода русского» свидетельствуют, что у русов и славян сохранялись различные традиции, имеющие истоком разное этническое происхождение и разные формы организации общества.
Правда, мудрая княгиня Ольга извлекала урок из смерти мужа. Поэтому сразу же провела налоговую реформу, впервые упорядочив сбор дани в своем государстве. Вместо того чтобы выезжать на полюдье, Ольга организовала пункты для сбора дани — погосты, на которые окрестные жители свозили дань. Кроме того, княгиня Ольга установила «уроки» — порядок сбора дани и ее размеры. А это означало, что киевские князья не могли собирать дань больше установленных размеров. И, как сообщает летопись, славянские племена, увидев мудрое и справедливое решение княгини Ольги, более не противились киевской правительнице.
Но киевские князья иногда сами способствовали разделению собственных владений. Так, в 970 г., перед походом в Дунайскую Болгарию, Святослав разделил всю Русскую землю между сыновьями: Ярополку достался Киев, Олегу — Древлянская земля, а Владимиру — Новгород. Это разделение княжества на уделы проводилось явно по этногосударственному принципу — по границам уже существовавших племенных союзов полян-руси, древлян и ильменских словен. Как видно из самого факта разделения, эти племенные союзы сохраняли определенную самостоятельность во времена правления Святослава. И после 970 г. на месте относительно единого государства фактически возникли три княжества во главе с тремя сыновьями Святослава.
И все же, несмотря на существовавшие этнополитические противоречия, в X в. русы довольно быстро ассимилировались славянами и, как следствие, утрачивали свои традиции, все больше и больше принимая славянские правила общественного устройства. Так, если у князя Игоря была только одна жена, то Святослав Игоревич и Владимир Святославич уже имели по несколько жен. Если поначалу русские князья носили неславянские имена (Рюрик, Олег, Игорь, Ольга), то, начиная с князя Святослава Игоревича, имена киевских князей становятся славянскими. Поэтому постепенно этнополитические противоречия между славянами и «родом русским» сошли на нет, русы окончательно стали считать себя славянами, но подарили славянам свое имя — русские.
На «притирку» различных принципов организации власти у племен, населяющих Киевскую Русь, потребовалось почти полтора столетия — с конца IX до начала XI века. А первые реальные попытки упорядочить государственные отношения и ввести некие единые правила государственного устройства были предприняты лишь в конце X в. князем Владимиром Святославичем (правил в 978–1015 гг.).
Уже в самом начале своего правления Владимир безжалостно уничтожил всех возможных конкурентов, в том числе и собственного брата Ярополка. Но особый исследовательский интерес представляет летописный сюжет, рассказывающий о взятии Владимиром в 978 г. Полоцка — племенного центра кривичей. Здесь, в Полоцке, Владимир взял в жены Рогнеду, дочь полоцкого князя Рогволода. В этом случае интересно сообщение именно о Рогволоде. «Повесть временных лет» свидетельствует: «Бе бо Рогволодъ перешелъ изъ заморья, имяше волость свою Полотьскъ, а Туръ Турове, от него же и туровци прозвашася» [32]. Следовательно, в Полоцке и, возможно, в Турове в этот период существовали собственные княжеские династии, не имеющие отношения к династии киевских князей и не подчиняющиеся Киеву. Имя князя — Рогволод — это, может быть, славянизированное имя-титул, в котором слышится: «владеющий рόгами» (впрочем, здесь заметен и кельтический элемент «олд» — «великий»). Поэтому можно предположить, что династия Рогволода пришла в Полоцк из земель каких-то прибалтийских ругов-русов.
Интересно, что сообщение «Повести временных лет» в данном случае перекликается с преданием, записанным в Туровской земле. Согласно этому преданию название одного из городищ Туровской земли, так называемого «Давыд-городка», связано с неким ятвяжским князем Давыдом, основавшим и Туров. Иначе говоря, «туровское предание» тоже сообщает о существовании отдельной династии, пришедшей из Прибалтики (ятвяги — это балтское племя). А в устюжской летописной традиции, независимой от киевской, Рогволод и Туры считались братьями. Устюжская летопись приводит еще одно свидетельство о переговорах между Рогволодом и Владимиром: «Бе бо Рогволод посла брата своего Тараиша ко Владимиру». В имени «Тараиша» нетрудно увидеть искажение имени все того же Туры [33]. Таким образом, покончив с Рогволодом, Владимир фактически уничтожил единственную на тот момент княжескую династию, которая так или иначе могла составить конкуренцию ему и его будущим потомкам в борьбе за власть в Русской земле.
Став единоличным правителем, Владимир Святославич сумел усилить собственную княжескую власть. Так, он изъял управление славянскими землями-княжениями из рук местных князей и передал его своим «посадникам» (т. е. наместникам, которых «посадил» в славянских землях) — это были сыновья Владимира или его наиболее доверенные лица. Большое значение для укрепления власти киевского князя имела религиозная реформа. Поначалу Владимир попытался установить единый языческий культ во главе с богом Перуном, но из этого ничего не получилось. Тогда в конце X в. Владимир Святославич ввел на Руси как государственную религию христианство, и Древнерусское государство стало христианской державой. Учреждение христианства сыграло значительную роль в окончательном преодолении этнополитических противоречий в Киевской Руси.
«Повесть временных лет» рассказывает о принципах управления государством при Владимире Святославиче в конце X в. [34] О внутри- и внешнеполитических делах князь советовался со своей дружиной, с боярами, с христианскими епископами, а также с представителями земского самоуправления — «старцами градскими», «десятскими» и «сотскими». Таким образом, в Киевской Руси произошло слияние различных общественно-политических традиций: властная иерархия русских князей сочеталась с древними славянскими вечевыми обычаями.
Но, несмотря на усиление власти киевского князя при Владимире, каждая земля в составе Киевской Руси продолжала жить своей жизнью. Направлявшиеся по славянским землям сыновья Владимира либо входили в противоречие с местным самоуправлением, либо, пытаясь опереться на него и взаимодействовать с ним, вступали в конфликты с Киевом и княжившим там отцом. В итоге, после смерти Владимира Древнерусское государство вновь распалось, а сыновья Владимира схлестнулись в жестокой борьбе за отцовское наследство. Победителем в этой войне вышел князь Ярослав Владимирович Мудрый (ум. 1054 г.), в годы правления которого единство Древнерусского государства опять укрепилось.
Конфликт между сыновьями Владимира Святославича позволяет понять принцип наследования, который, видимо, был принят внутри всего «рода русского». Главой всех князей и, как следствие, киевским князем, считался старший в роду, т. е. власть в Киевской Руси передавалась по принципу старейшества. Именно о «старейшестве» своего брата Святополка говорит князь Борис, когда отказывается занять киевский стол, несмотря на предложение дружины силой захватить власть: «И реша къ нему дружина: “Поиди, сяди Кыеве на столе отьни, се бо вси вои въ руку твоею суть”. Онъ же имъ отъвещааваше: “Не буди ми възяти рукы на брата своего и еще же и на старейша мене, егоже быхъ имелъ, акы отьца”» [35]. И скорая канонизация невинно убиенных князей-братьев Бориса и Глеба (в 1072 г.) — это не только прославление первых русских мучеников-страстотерпцев, но и сакрализация принципа наследования власти по старейшеству.
Заняв киевский стол, старший в роду князь получал право наделять других князей собственными княжениями в других городах Киевской Руси. Однако любому из князей, оказавшемуся в том или ином городе, приходилось вступать во взаимодействие с местным земским самоуправлением — городскими вече. Нередко бывало так, что вече не принимало пришедшего к ним князя и требовало другого.
Подобная политическая система была очень неустойчивой. С одной стороны, князей становилось все больше и между ними постоянно возникали конфликты — кто из них старше и кто в какой земле должен княжить. С другой стороны, земское самоуправление городов и земель, в которых сидели князья, конфликтовало как с князьями, так и с другими городами и землями. Иначе говоря, в этот период на первый план вышли, во-первых, династические противоречия внутри княжеского рода и, во-вторых, противоречия между различными городами и землями Киевской Руси. Разрешение этих противоречий происходило путем междоусобных войн, поразивших Русскую землю в конце XI в.
В результате, с конца XI в. Древнерусское государство все больше теряло свое и без того очень хрупкое единство, а от единого государственного объединения периодически отпадали отдельные земли — Полоцкое княжество, земли вятичей, Тмутараканское княжество. В 1097 г. на княжеском съезде в г. Любече по инициативе князя Владимира Всеволодовича Мономаха была предпринята попытка найти мирные пути разрешения внутриполитических конфликтов. Любечский съезд 1097 г. принял знаменитое решение, сформулированное в положении «каждый держит отчину свою», т. е. закрепил право князей на владение своими княжествами («отчинами») по наследству. Однако сохранял свою юридическую силу и принцип наследования земель по «старейшеству». Два принципа наследования вступили в конфликт друг с другом, и это породило будущие постоянные споры русских князей о том, кто из них «старейший» и кто обладает правом «отчины» на то или иное княжество. Во многом поэтому сразу же после Любечского съезда начались новые усобицы. Относительное объединение русских земель вновь достигается лишь в начале XII в., в тот период, когда на киевском престоле оказывается Владимир Всеволодович Мономах (правил в Киеве в 1113–1125 гг.) и затем его старший сын Мстислав Владимирович Великий (правил в 1125–1132 гг.).
Именно в годы великого княжения Владимира Мономаха около 1118 г. в официальном киевском летописании появляется легенда о призвании варягов во главе с Рюриком. Причем она вставляется в летопись целенаправленно, с задачей вытеснить легендарное предание о Кие [36]. В свое время было установлено, что, скорее всего, эта инициатива исходила от Мстислава Владимировича [37]. К тому моменту Мономаховичей пока ничего не связывало с Киевом: сам Владимир Мономах занимал Киев не по праву (не по «старейшеству», а по приглашению киевского вече), а Мстислав Владимирович более двадцати лет (в 1095–1117 гг.) княжил в Новгороде, и только в 1117 г. оказался в Киеве в качестве соправителя отца. Поэтому, как считают историки, первым Мономаховичам необходимо было закрепить и свои права, и права своих потомков на киевский престол, чему и могло послужить варяжское предание.
Но причины появления легенды о призвании варягов в официальном киевском летописании более глубокие. Стоит напомнить, что и Владимир Мономах, и Мстислав Великий еще при жизни прославились как защитники общерусских интересов, для которых идея единства Русской земли была главной в их внутри- и внешнеполитической деятельности. Использование Мономаховичами варяжского предания тоже следует рассматривать в этом «общерусском» контексте. Дело в том, что в процессе ассимиляции «род русский» постепенно переставал помнить и о своем этническом отличии от славянского населения Русской земли, и о своем кровном родстве. В такой ситуации очень важным историко-идеологическим инструментом поддержания единства княжеского рода и, как следствие, единства всей Русской земли, стало предание об общем предке русских князей, однозначно указывающее на сохраняющееся кровное родство всего правящего на Руси рода. Поэтому есть все основания утверждать, что именно эта причина побудила включить легенду о призвании варягов во главе с Рюриком в состав «Повести временных лет» [38]. Видимо, Кий, хоть и признавался основателем Киева, в начале XII в. уже не воспринимался общим предком. От Кия было очень сложно протянуть «генеалогическую ниточку» к князю Игорю Старому, да и самого Кия к тому времени многие уже считали не князем, а «перевозчиком», иметь же в предках простого «перевозчика» киевские князья не хотели. Другие же легендарные князья-нерюриковичи в летописи были либо объявлены самозванцами (Аскольд и Дир), либо лишены княжеского достоинства (Олега стали именовать воеводой).
Итак, с начала XII в. у всех русских князей появился общий древний предок. Несомненно, утверждение Рюрика как общего предка и в сознании князей, и в общественном сознании проходило с трудом, особенно в других, «некиевских» русских землях. Так, автор «Слова о полку Игореве», подробно рассказав собственную версию происхождения Руси и «рода русского», даже не упомянул Рюрика. Следовательно, в каких-то южных регионах Киевской Руси в конце XII в. или ничего не знали о призвании варягов во главе с Рюриком, или же не хотели этого знать, зато сохраняли и поддерживали собственные легендарные предания.
Однако для утверждения варяжской легенды в качестве основного исторического мифа в Киеве прилагались самые серьезные усилия. Современные исследователи отмечают, что, к примеру, «постоянный мотив “Повести временных лет”» — это «напоминания, что все князья — братья по крови», а «гарантией целостности и военного могущества Руси должно было являться владычество в ней единой княжеской династии — Рюриковичей» [39]. И постепенно князья стали считать себя единым родом Рюриковичей, все члены которого являются кровными родственниками («братьями»). В результате, если еще в X в. русские князья воспринимали Киевскую Русь как общее владение «рода русского», то теперь Русская земля признается общим владением всего рода Рюриковичей. В сознании правящих кругов, как, впрочем, и в народном сознании, представление о том, что русскими правителями могут быть выходцы только из рода Рюриковичей, сохранялось на протяжении нескольких столетий, вплоть до начала XVII в., несмотря на все самые тяжкие перипетии, пережитые народом в эти времена. Более того, это представление в значительной степени определило ход русской истории на несколько веков вперед.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Об этом писал еще А. А. Шахматов. См.: Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. Пг., 1916; Он же. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.; Л., 1938. Впрочем, это мнение Шахматова продолжает вызывать возражения в отечественном летописеведении.
2. См. об этом: Никольский Н. К. «Повесть временных лет» как источник для начального периода русской письменности и культуры. Вып. 1. Л., 1930.
3. Повесть временных лет // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 1997. С. 66–68.
4. Повесть временных лет... С. 74.
5. См. Иларион, митрополит Киевский. Слово о Законе и Благодати // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 1997. С. 42.
6. Слово о полку Игореве // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. СПб., 1997. С. 258.
7. Фризе Хр.Ф. История Польской церкви. Т. 1. Варшава, 1895. С. 33–46. На этот факт обратил внимание А. Г. Кузьмин. См.: Кузьмин А. Г. Начало Руси. М., 2003. С. 343–344.
8. М. Ю. Брайчевский считал, что возникновение Киева следует отсчитывать от первых поселений, возникших на месте будущего города, т. е. с рубежа новой эры (Брайчевский М. Ю. Коли i як виник Киïв. Киïв, 1963). Б. А. Рыбаков датировал деятельность князя Кия и начало Киева концом V — первой половиной VI в. (Рыбаков Б. А. Город Кия // Вопросы истории, 1980, № 5). С этим мнением согласен П. П. Толочко (Толочко П. П. Древний Киев. Киев, 1983). Однако существуют и другие точки зрения, относящие возникновение Киева к IX–X вв. (см.: Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1958–1961. Т. 1–2; Рабинович М. Г. Из истории городских поселений восточных славян // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. М., 1968; Мюле Э. К вопросу о начале Киева // Вопросы истории. 1989, № 4. С. 118–127).
9. Ключевский В. О. Сочинения в 9-ти т. Т. 1. М., 1987. С. 159.
10. Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологии // Археологическое изучение Новгорода. М., 1978.
11. Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 170–205.
12. Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 42–53.
13. См. об этом: Рябинин Е. Л. У истоков ремесленного производства в Ладоге (к истории общебалтийских связей в предвикингскую эпоху) // Новые источники по археологии Северо-Запада. СПб., 1994; Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская земля в VIII–XIII вв. // Славяно-русские древности. Вып. 1. СПб., 1988.
14. Кирпичников А. Н., Сарабьянов В. Д. Старая Ладога. Древняя столица Руси. СПб., 2003. С. 77.
15. Там же. С. 76–77.
16. Древнейшие сведения о славянах представлены в двухтомном издании: Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1. М., 1994; Т. 2. М., 1995.
17. См. об этом: Очерки истории культуры славян. М. 1996. С. 118–122. См. также: Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М. 1995.
18. Об особой роли территориальной общины у славян см.: Кузьмин А. Г. Начало Руси. С. 293–299.
19. О роли и специфике славянского вече продолжаются дискуссии. См., напр.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Л., 1980; Минникес И. В. Основания и порядок избрания князя в русском государстве X–XIV вв. // Академический юридический журнал. 2001. № 4 (6); Лукин П. В. «Народные собрания» у восточных славян: возможности сравнительного анализа // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. № 3(17). С. 5–11; Новгородика-2008. Вечевая республика в истории России. Материалы Международной научно-практической конференции 21–23 сентября 2008 г. Новгород, 2009; Толочко П. П. Власть в Древней Руси X–XIII вв. М., 2011.
20. О значении «земской власти» у славян и в истории России см.: Кузьмин А. Г. Истории России с древнейших времен до 1618 г. Кн. 1–2. М., 2004.
21. См. об этом в кн.: Фомин В. В. Варяги и варяжская русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005.
22. См.: Кузьмин А. Г. История России с древнейших времен до 1618 г. Кн. 1; Он же. Начало Руси; Фомин В. В. Варяги и варяжская русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу; Он же. Начальная история Руси. М., 2008.
23. Подробный анализ этого материала см.: Фомин В. В. Начальная история Руси. С. 199–216.
24. В науке продолжается очередной спор: что это было за государство и как оно называлось? Суть дискуссии опять же связана со сложностью определения этнической принадлежности русов и варягов. Так, наиболее последовательные сторонники норманнской теории вообще предлагают именовать это государство Скандославией (Лихачев Д. С. Раздумья о России. СПб., 2001. С. 35.) или Восточно-Европейской Нормандией (Скрынников Р. Г. Русь X–XVII века. СПб., 1999. С. 20–50). Впрочем, первым подобное предложение выдвинул еще 1834 г. О. И. Сенковский, который именовал Русь «Славянской Скандинавией» (Сенковский О. И. Скандинавские саги // Библиотека для чтения. Т. I. Отд. II. СПб., 1834. С. 22–27, 30–40). Некоторые исследователи, продолжающие считать хотя бы часть русов скандинавами, называют государственное образование с центром в Ладоге Русским каганатом, указывая при этом на упоминание некоего Русского каганата в западноевропейских средневековых источниках (Кирпичников А. Н., Сарабьянов В. Д. Старая Ладога. Древняя столица Руси. С. 53–54). Впрочем, это мнение оспаривается другими специалистами, которые локализуют Русский каганат в совершенно другом регионе — в верховьях рек Северский Донец, Оскол и Дон, и связывают его не со скандинавами, а со славянами (Седов В. В. Русский каганат IX века // Отечественная история, 1998. № 4. С. 5–15) или с ираноязычными русами-аланами (Галкина Е. С. Тайны русского каганата. М., 2002).
25. Повесть временных лет... С. 70–72.
26. Первым на это обратил внимание А. А. Шахматов. См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 228, 290–299, 302–319 и др.
27. См. об этом: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в X–XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. С. 14–16. Прим.
28. Известные нам личные имена русов имеют славянские, кельтские, иранские, венето-иллирийские, чудские, балтские и другие корни, и, следовательно, указывают на различное этническое происхождение членов «рода русского» (Кузьмин А. Г. Древнерусские имена и их параллели // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI–X. Кн. 2. М., 1986. С. 639–654).
29. См. об этом: Повесть временных лет... С. 96–104.
30. Повесть временных лет... С. 104–108, 120–122.
31. Повесть временных лет... С. 104–106.
32. Повесть временных лет... С. 124.
33. См. об этом: Лысенко П. Ф. Города Туровской земли. Минск, 1974. С. 118; Полное собрание русских летописей. Т. 37. С. 61 (Архангелогородский летописец); Карпов А. Ю. Владимир Святой. М., 2004. С. 381–382.
34. Повесть временных лет... С. 168–170.
35. Сказание о Борисе и Глебе // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. С. 334.
36. См. об этом в кн.: Никольский Н. К. «Повесть временных лет» как источник для начального периода русской письменности и культуры...
37. См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь. М., 1963. С. 290 и сл.
38. См. об этом в кн.: Шахматов А. А. Разыскания о Древнейших русских летописных сводах...; Греков Б. Д. Киевская Русь. М.; Л., 1939; Лихачев Д. С. Национальное самосознание Древней Руси. М.; Л., 1945 и др.
39. Творогов О. В. Комментарии к «Повести временных лет» // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. С. 487.