Методология и тактика в примерах
Специфика текущего момента нашей общей со страной биографии заставляет вспомнить, что выиграть войну на поле сражения — еще не значит выиграть ее в целом. Наряду с военной составляющей всегда есть информационная, присутствующая незримо и в мирное по видимости время. А успехи наши в этой «незримой» составляющей ведущихся против нас войн оставляют последние пару столетий желать лучшего.
В качестве первого примера методологии и практики информационных или холодных войн, ведущихся против России с завидным постоянством, с подачи в основном «анти-Римской империи», со времен Ивана Грозного, наряду с обычными «горячими», рассмотрим так называемую Крымскую войну 1854–1856 гг., военными историками обычно именуемую Восточной войной. Заодно в очередной раз убедимся, насколько схоже верно понятое прошлое с настоящим.
Крымско-мировая война против России
Крымская, она же Восточная война, она же война за Ясли Господни (1853–1856) — война против России коалиции трех крупнейших империй мира: Британской, Французской и Османской, с примкнувшим к ним Сардинским королевством, при благожелательной к целям коалиции поддержке остальной Европы.
Чтобы в полной мере понять причины европейского единодушия против России, а также значение этой войны для грядущей судьбы России и мира, необходимо уяснить следующее.
Эпоха Николая I — продвижение русского цивилизационного проекта
До периода Крымской войны Россия была единственной мировой державой, отказавшейся от соблазна ценностной и структурной модернизации общества по европейскому образцу, сделав упор на техническое соревнование систем.
И соревнование это, вопреки стандартным россказням об отсталости Николаевской России, наша страна собиралась выиграть, не отказываясь от своих традиционных ценностей и исторической парадигмы Третьего Рима.
Так, за период царствования Николая I в четыре раза увеличилось промышленное производство, что составило ежегодный прирост около 14%. Проводилась независимая экономическая политика, интенсивно развивался внутренний рынок, защищенный покровительственными тарифами. Правилом стали государственные инвестиции в развитие местной промышленности и транспортной сети.
Были распаханы миллионы десятин ранее дикой степи. Уровень достатка даже крепостных крестьян во второй половине царствования был таков, что после реформы 1861 г. вновь достичь его удалось только к десятым годам XX столетия.
Стараниями Императора Россия стала страной с сильным образованием и развитой наукой. Его заслугой стал золотой век русской культуры. Русский язык был возвращен в обиход образованного общества. Были спасены уцелевшие памятники древнерусской культуры.
Впервые за два столетия возродилась, например, практика широкого пожалования государственных земельных и лесных угодий монастырям.
Самим фактом своего существования и развития, Россия ежедневно доказывала миру, что крупное государство может строиться, хозяйствовать и добиваться определенных успехов, не следуя нормам буржуазного права и протестантской этики.
Вместе взятое, — все это свидетельствовало о возникновении в мире, все больше живущем по единым англо-саксонским законам, — законам «анти-Римской империи» — альтернативной социально-политической системы в лице крупнейшего и сильнейшего государства. Успехи православной цивилизации стали очевидны для всех, кроме, разве что, русского «образованного общества». К середине XIX в. «передовые», то есть дальше других продвинувшиеся по пути «прогресса», страны «коллективного Запада» не могли допустить подобного безобразия. Назревал межцивилизационный конфликт. Конфликт ценностей.
Сокрушение Николаевской России стало для «анти-Римской империи» и ее европейских сателлитов жизненной необходимостью для дальнейшего продвижения на пути к тому, что ныне носит название глобализации.
Последняя религиозная война России
Крымская война — последняя война, которую Россия вела под чисто религиозными лозунгами, как Православная Самодержавная Русская Империя. Непосредственной причиной войны, называемой чаще поводом к ней, послужила передача Султаном ключей от храма Рождества Христова в Вифлееме в руки католиков по ультимативному требованию Наполеона III, за спиной которого стояли британские спецслужбы.
Николай Павлович потребовал восстановить законные права Иерусалимской патриархии. По наущению Франции, Стамбул отказался.
Религиозный характер войн, которые вела Россия, уже не раз приводил к тому, что, вступив в войну с одной страной, она оказывалась воюющей против нескольких государств. И тогда, выступив в поддержку православных народов Османской империи, Россия приняла на себя соединенный удар католического и протестантского Запада, поддержанный на сей раз всеми революционными партиями и движениями Европы.
«Война ... показала нам — заметил Данилевский, — что ненавидела нас не какая-нибудь европейская партия, а, напротив того, что каковы бы ни были разделяющие Европу интересы, все они соединяются в одном враждебном чувстве к России.
В этом клерикалы подают руку либералам, католики — протестантам, консерваторы — прогрессистам, аристократы — демократам, монархисты — анархистам, красные — белым, легитимисты и орлеанисты — бонапартистам».
Анализируя внешнеполитическую обстановку 1853 г., Маркс и Энгельс отметили, что в Европе есть фактически две равновеликие силы: Россия и революция, поддерживаемая демократическими силами.
Таким образом, хотя ближайшим поводом к войне явились поддержанные Францией претензии Католической Церкви на первенство в храмах Святой земли, английские интересы в Азии и австрийское влияние на Балканах, правительства антирусской коалиции фактически выступили на стороне собственной революционной оппозиции.
Европейский мир впервые со времен крестовых походов был объединен не столько прагматическими целями, сколько идеей. И идеей этой стало сокрушение православной цивилизации, приравненной к «варварству» английским статс-секретарем по иностранным делам лордом Кларендоном.
На православную Россию открыто наступало все «прогрессивное человечество». Право — «фронтовые сводки» наших дней!
1850 год и его следствия
(Следует в скобках отметить, что единственным крупным государством Европы, хранившим во время Восточной войны по отношению к России дружественный нейтралитет, была Пруссия. Хотя обычно ее вместе с Австрией относят к числу враждебных России в той войне государств. Но здесь нужно оценить следующий момент.
В том 1850 г. Пруссия пыталась объединить Германию, предвосхищая аналогичные действия 20 лет спустя, 1870–1871 годы. Однако Петербург запрещает, выступая в пользу Австрии, которую и так спасли от развала русской силой и кровью в 1848 году.
Результат: в Крымско-мировую войну «благодарная» Вена фактически в стане наших врагов.
Берлин — и спасибо ему за это— держит «нейтральный» нейтралитет, заставляющий, тем не менее, держать значительную часть русской Армии на западной границе. Все наши «патриоты» уж почти 170 лет дружно ругают за это... Берлин.
Но нам не вредно вспомнить и 1850 г., и, подчеркнем, что именно Берлин вел себя наиболее прилично из всей Европы в ту войну. Это мнение не мое, а Императора Александра II. Тот был благодарен Пруссии и за умеренную позицию в войну 1854–1855 гг., и за поддержку, вплоть до военной, в подавлении очередного польского мятежа 1863 г., когда остальная Европа вновь грозила нам войной.
«Во время Крымской кампании, будучи горячим поклонником императора Николая I, Фридрих Вильгельм IV сохранял дружественный России нейтралитет».
То, что интересы России и Германии — в широком смысле — стратегически совпадают, понимали все государственно мыслящие люди. Характерны в этом смысле слова Святителя Игнатия (Брянчанинова), сказанные им в одном из писем генералу Николаю Николаевичу Муравьеву, будущему Карскому (от 31.07.1855):
«...Цепи, готовимые Англо-Французами для Германии, сделались для нее очевидными. Германия должна желать торжества России и содействовать ему: торжество России есть вместе и торжество и Германии.
Так это ясно, что мы не удивимся, если на будущую весну увидим Германию вместе с Россиею идущею на Париж, расторгающею злокачественный союз; и потом всю Европу, устремленную для обуздания Англичан — этих бесчеловечных и злохитрых Карфагенян...
Решительный исход войны и прочный мир виднеются в самой дали: за периодом расторжения Англо-Французского союза и за побеждением Англии на море. Без последнего события она не перестанет злодействовать и играть благосостоянием вселенной».)
«Шестая великая держава»
Понятно, что каждое наступление на Россию — особенно в крупных масштабах — должно быть кем-то и хорошо оплачено. И здесь уместно отметить, что в Восточной войне с Россией, помимо названных империй с примкнувшими королевскими «сардинами», активно участвовала «шестая великая держава», как называли в середине XIX в. финансовую империю пятерых братьев Ротшильдов. В их руках была практически вся Европа, зависящая от финансов этой семьи. Но в Россию путь капиталам Ротшильдов был закрыт — русская экономика при Николае I не нуждалась в кредитах богатых братьев.
Напротив, сразу после Крымской войны Ротшильды впервые дали России крупный кредит, проникнув, наконец, своими капиталами в православную империю. По мнению ряда историков, именно для того, чтобы проникнуть в российскую финансовую систему, Ротшильды по мере сил и провоцировали саму войну. И хотя и без Ротшильдов было много желающих дать Третьему Риму укорот, влияние «мировой мамоны» в Восточной войне очевидно.
Протомировая война и ее военные результаты
Вопреки локальному названию «Крымская» война стала прообразом будущих мировых войн — протомировой войной. Она стала, по существу, первым в истории опытом кольцевой блокады России, то есть ее последовательным окружением и удушением со ставкой на дальнейшее расчленение. Вечная мечта просвещенного Запада!
Боевые действия велись в Крыму, на Кавказе, в азиатской части Турции, на Балтийском и Белом морях, на Тихом океане.
На всех театрах Крымско-мировой войны, кроме собственно севастопольско-крымского, объединенные англо-франко-турко-сардинцы терпели неуспехи. Во время штурма на краю света громадной англо-французской эскадрой Петропавловска-Камчатского, защищаемого старым фрегатом «Авророй», с горя застрелился английский адмирал Прайс.
Через два месяца после оставления нашими войсками южной стороны Севастополя, Кавказской армией генерала Николая Николаевича Муравьева был взят Карс — ворота в Азиатскую Турцию и на Босфор. Святитель Игнатий Брянчанинов в письме к Муравьеву-Карскому (от 06.12.1855) так оценил этот подвиг русского оружия:
«Союзники не могут исправить своей потери: врата Малой Азии растворились пред Вами, сорвались с верей своих; этих ворот уже нет. Вся Малая Азия может подняться по призыву Вашему против врагов человечества Англичан и временных их союзников, вечных врагов их, ветреных Французов. Влияние России на Востоке, потрясенное на минуту, и то единственно в мнении Европейских народов, восстанавливается в новом величии, в новой грозе, грозе благотворной. Взятие Карса — победа вроде Кульмской... с влиянием на судьбу всей кампании, всей войны».
Ф. Энгельс вместе с К. Марксом, страстно желавший не просто поражения, но уничтожения России, с глубоким сожалением отмечал, что после падения Карса «мы будем иметь нечто вроде войны всерьез, если только война вообще будет продолжаться...
...К тому времени, когда русский гарнизон оставил Южную сторону Севастополя, союзники потеряли 250 000 человек убитыми и ранеными, и израсходовали миллионы денежных средств... Севастополь не истощил силы России в такой мере, как силы союзников, ибо он не помешал русским взять Карс. Падение Карса является, действительно, самым позорным событием для союзников».
Таким образом, силы двух сильнейших западноевропейских армий и флотов, не считая усилий сардино-турков, были потрачены на то, чтобы в течение годичных титанических усилий взять половину русского города, практически отрезанного от страны.
По мере того как таял экспедиционный корпус союзников под Севастополем, таяли цели «объединенной Европы» в войне. Начальные цели, озвученные в марте 1854 г. лордом Пальмерстоном, в меморандуме членам своего кабинета, были грандиозны, в духе Беловежской пущи:
• Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции.
• Литва, Эстония, Курляндия и Лифляндия на Балтике уступаются Пруссии.
• Польское королевство с границей по Днепру восстанавливается как барьер между Германией и Россией.
• Валахия, Молдавия, Бессарабия и устье Дуная передаются Австрии.
• Крым, Черкесия и Грузия отбираются у России с передачей Турции Крыма и Грузии.
• Черкесия объявляется независимой или соединяется с султаном узами сюзеренитета.
Как видим, по сценарию Пальмерстона Россия должна была быть отрезана от Черного и Балтийского морей и фактически прижата к Уральскому хребту.
Вы можете смеяться, но вышеупомянутые классики марксизма в своих статьях, посвященных Крымской войне в англо-американской прессе, лорда Пальмерстона именует не иначе, как агентом русского царя на зарплате.
За слишком мягкую, по их мнению, политику в отношении России.
Его же классики именуют главным виновником сдачи Карса в интересах любимого Пальмерстоном русского самодержавия. Впрочем, для Маркса и Энгельса — английский двор состоит в очевидном заговоре с двором русским, парализуя усилия прогрессивной общественности раз и навсегда решить Восточный вопрос, заодно с русским.
Конечные же цели союзников: разоружение русского флота на Черном море и демилитаризация самого Черного моря, была в глазах Маркса-Энгельса прямой капитуляцией перед ненавистным царизмом.
Они еще не знали тогда, что в это же время другой Муравьев, будущий Амурский, вместе с адмиралом Невельским, без лишнего шума присоединили к России Приамурье и Уссурийский край: несколько сот тысяч амуро-уссурийских богатейших квадратных километров. Присоединили насовсем!
Классиков чуть мозговой паралич не хватил, когда узнали! Так же возмущали их успех экспедиции генерала Перовского в 1854 г. на Хиву, «когда внимание Европы было приковано к военным действиям на Дунае и в Крыму». Бедная наивная Европа...
И это — «проигранная война» называется!
На самом деле Россией была проиграна совершенно другая война.
Та самая, межцивилизационная. И оружием в этой проигранной нами войне была война, которую мы называем информационной.
Войны России проигрывают не армии, а «партии мира»
Рассмотрев в качестве примера Крымскую, или Восточную, войну 1853–1856 гг., мы видим, что считать ее проигранной в чисто военном смысле никак нельзя. А геополитические приобретения России, совершенные «под шумок» этой войны к великому негодованию классиков марксизма, с лихвой перекрывают ее временные неудачи.
Но вместе с тем очевидно, что общие результаты этой войны оставили болезненный след не только в русской политике, но и в русском национальном самосознании, сказывающийся и сегодня. До сих пор существует ощущение проигранной нами войны. Но если это не военный проигрыш, то тогда — какой?
На этот вопрос и постараемся дать посильный ответ.
Крымско-мировая война и ее информационные результаты
Новая стратегия информационной войны.
Как уже было сказано в заключение предыдущего очерка, Россией была проиграна не война «горячая» — «военная», а совершенно другая война — холодная, межцивилизационная. И оружием в ней была война холодная, которую мы называем информационной.
Сама информационная война, как бы ее ни называли, стара как мир. Недаром современные изобретатели термина ссылаются на труды и идеи Сун Цзы. Информационные войны, ведущиеся одним или несколькими государствами против их непосредственного врага, имеют многовековую историю. Однако, до времен Крымской войны и предшествующих ей лет, в большинстве случаев это были лишь ограниченные по времени вспомогательные акции, подчиненные решению текущих задач военно-политического характера, типа антианглийской пропаганды во французской печати при Наполеоне или антифранцузской в германской печати времен Бисмарка.
Все эти кампании нельзя даже сравнить с той планомерной и рассчитанной на долгие годы стратегией антироссийской агитации и пропаганды в Европе, набравшей силу со второй половины 1830-х годов. Свой максимум эта антироссийская кампания достигла в непосредственно предвоенный период и во время самой Восточной войны. Но и по окончании войны ее уровень практически не понизился.
Особенностью указанной стратегии стал ее тотальный характер. Пропаганда и агитация отныне велись во всех слоях и европейского, и русского общества с использованием самых разнообразных и изощренных способов. Наряду с привлечением средств массовой информации и широким распространением соответствующей литературы в «общее дело» шли дипломатическая переписка и направленное формирование светских сплетен. Сюда же подключалась устная агитация. Создавались партии, кружки и общества по интересам.
Уже во время самой Восточной войны результатом этой широкоохватной деятельности должно было стать не только и не столько создание информационного вакуума вокруг боевых действий в России, сколько формирование негативного имиджа России не только в европейском, но и главное — в русском обществе.
И вот эта информационная стратегия заражения и разложения России изнутри при «благожелательной помощи» извне достигла много больших успехов, чем англо-французский экспедиционный корпус в Крыму.
Во время самой войны эта стратегия сыграла, впрочем, и свою «военную роль».
В борьбе за Севастополь быстро выяснилось, что воевать с русской армией и морской пехотой очень трудно. Значительно проще их оболгать.
У «союзников» оказалось в руках такое мощное и самое современное на тот день средство массовой дезинформации, как телеграф. У нас в Крыму его, к сожалению, не было. Поэтому в Европе, а затем и в Петербурге о подвигах просвещенных европейцев и о неудачах «русских варваров» узнавали из европейских газет и дипдонесений значительно раньше, чем своя информация из-под Севастополя попадала в Петербург.
Так был произведен первый крупный эксперимент манипулирования сознанием мирового сообщества. И надо сказать удался он блестяще!
Войну проиграла «русская партия мира»
Между тем вскоре после войны выяснилось, что экономики Англии и Франции были перенапряжены. И если бы после оставления Южной стороны Севастополя, а еще лучше — после падения Карса, — Русский царь просто сказал, что для нас война только начинается, а в следующем году еще и чугунку в Крым протянем, да кучу войск туда подвезем, то это вызвало бы финансовой крах на биржах Лондона и Парижа.
Но Императора вместо этого дезинформировали нашими поражениями и западными победами. Войну проиграла исключительно «русская партия мира». В этом единодушны такие разные люди, как генерал А.Н. Куропаткин и историк С.М. Соловьев.
Отсюда, в частности, неприятные особенности Парижского мира, ставшего в какой-то степени первой духовной капитуляцией Третьего Рима.
На Парижском конгрессе 1856 г. Россия отказалась от своего статуса единственного протектора православных в Османской империи. О том, что мировым сообществом этому отказу было придано решающее значение, говорит хотя бы то, что По настоянию Англии отказ был внесен отдельной статьей в мирный договор.
Английское требование содержало в себе очевидный антирелигиозный вызов. Отныне все претензии к Турции Россия могла предъявлять исключительно в светском контексте. Если и велись у нас потом войны с Турцией за освобождение православных, то формально носили уже не религиозный, а обычный внешнеполитический или территориальный характер.
Произошла религиозная и идеологическая капитуляция России
Конечно, если бы русское общество после унижений Восточной войны и Парижского мира сплотилось вокруг престола под знаменем Православного Самодержавия, если бы продолжилось религиозное возрождение предыдущего царствования, то Россия, несомненно, сумела бы возвратить себе право религиозного суверенитета над православными подданными султана, как возвратила в 1870 г. право на Черноморский флот.
Но случилось нечто совершенно обратное.
Победа Европы в информационно-идеологической войне вызвала как следствие победу либеральных настроений в русском «образованном» обществе. Победу либерального и революционно-демократического направления в общественной мысли России.
Так, славянофилы и западники николаевских времен имели примерно одинаковое общественное признание, причем не все западники были настроены антиправительственно. Но идейные лидеры «шестидесятников», а тем более их последователей, почти все входили в антиправительственный лагерь. Именно из этих кругов пошли гнусные бредни о «севастопольском погроме», и более того, «о победе просвещенной Европы, благодетельной для дикой России».
В предыдущем очерке были приведены слова Данилевского, о том, что Крымская война показала, что нас ненавидит вся эта Европа — и слева, и справа. Но далее он там же говорит, что это новое знание весьма своеобразно было воспринято большинством наших «образованных людей», привыкших «смотреть европейскими глазами на все наши дела», и считавших, что «Европа ополчилась на нас, дабы наказать нашу нестерпимую гордыню.
Нашу гордыню, — восклицает Данилевский, — любопытно было бы посмотреть на эту диковину! [Прервав на секунду классика, скажу: мне тоже было бы любопытно!]
В чем, когда и где проявлялась она?
Еще после Восточной войны ходила по рукам рукопись, справедливо или нет приписываемая профессору Грановскому, где именно представлялась Восточная война справедливым возмездием за нашу политическую гордыню, хотя, в сущности, она [война] была произведена выходившими из границ политическими смирением и скромностью».
Как, добавим мы, и все последующие войны России...
Подобными людьми захвачены были практически все средства массовой информации, причем ситуация уже не изменилась до 1917 г., и очень напоминала таковую 1990–2020-х годов. Антирусские по своему глубинному содержанию СМИ смогли заглушить голос национально и православно мыслящих русских людей, и просто тех, кто хоть как-то протестовал против ускоренной модернизации России по общеевропейскому образцу.
Фактически произошла религиозная и идеологическая капитуляция России — вначале в лице ее образованных слоев — перед западными ценностями.
Россией был проигран глобальный межцивилизационный конфликт
Реформы Александра II стали следствием этой капитуляции. В результате этих реформ Россия стала не просто «более европейской страной».
Она утратила то внутреннее единство, которое позволяло еще недавно утверждать, что русская православная цивилизация может успешно развиваться по своим внутренним законам, не следуя нормам буржуазного права и протестантско-ростовщической этики.
Сословно-корпоративные механизмы, которые более двух столетий, с избранием на трон Михаила Романова, сплачивали русское общество, обеспечивали в целом его внутреннюю стабильность и позволяли в моменты серьезных внешних угроз давать успешный отпор, были в результате реформ в значительной степени утрачены.
Патерналистская модель отношений в русской деревне была просто грубо сломана и не заменена фактически ничем, что, в конечном счете, открыло дорогу либеральной и революционной агитации. После утраты внутренних скреп дело развала и распада Российской Империи, и ее государственного строя значительно облегчалось.
Так что Россией была проиграна не просто локальная война, но глобальный межцивилизационный конфликт.
О последствиях «тихих капитуляций»
Еще важный момент. Во все времена, начиная, по крайней мере, с Ивана Грозного, в России наличествовала пятая колонна. К царствованию Николая Павловича она заняла прочные позиции в русском высшем обществе. Первым откровенным обнаружением этой колонны стало выступление декабристов. Решительные действия Николая заставили эту колонну съежиться и до поры затаиться.
Но сразу после смерти «железного императора» наша «прогрессивная» или «образованная» публика, она же «общественность», высунула голову, принюхалась. А тут такая благодать — родную страну поносят!
И даже со страниц родной печати! Правда, пока со ссылкой на «Рейтер» или «Таймс», или что у них там тогда было. «Пари тужур» какой-нибудь.
Результат известен.
Реформы 1860-х годов, ставшие следствием нашей идеологической капитуляции, и возросшие возможности средств массовой информации увеличили численность это колонны многократно. У наших врагов появилась возможность вести пропаганду во всех слоях общества. Причем свою — для каждого слоя. Единственным условием принятия этой пропаганды была измена православию, или, по крайней мере, равнодушие к нему.
Измена православию исторически мгновенно превращалась в измену православному царю, а за ним и России православной.
Неверие влекло за собой неверность. Неверность — измену.
Окончательный успех пятая колонна одержала в феврале 1917 г., но посильный вред старалась приносить и раньше. [Сравните действия «пошитой» по тем же лекалам пятой колонны советского образца в 1985–1993 гг. и далее.]
И последнее, не менее важное. После тихой капитуляции на Парижском конгрессе 1856 г. крупномасштабных войн Императорская Россия больше не выигрывала. Если их и выигрывала Русская армия — наименее зараженная часть общества, то за дело бралась «русская» дипломатия и сводила успехи армии к почти абсолютному нулю. Это — к сведению.
Честь имею.
