(публикуется с небольшими сокращениями)
Прежде всего, хочу оговориться: это не научная статья, а откровенные размышления вслух практика, многие годы тесно соприкасающегося с творчеством как профессиональных, так и самодеятельных народных хоров.
Спору нет, народные хоры сыграли и продолжают играть важную роль в деле пропаганды традиционного песенного, танцевального и инструментального искусства. Само рождение профессиональных народных хоров было вызвано, несомненно, исторической необходимостью, а успех, который сопутствовал им долгие годы, был поистине триумфальным. Сколько прекрасных русских песен разных областей России впервые исполнено народными хорами, сколько открыто талантливых певцов, воспитано интересных, самобытных композиторов!
Неоценим вклад в пропаганду народного песенного искусства и тысяч самодеятельных коллективов, среди которых выявилось немало лидеров, чье мастерство отмечено высшими наградами на всероссийских, всесоюзных и международных конкурсах и смотрах. Одним словом, у народных хоров богатая творческая биография, заслуживающая искреннего восхищения и уважения.
Именно поэтому меня, практика, так глубоко волнует то обстоятельство, что за последние десять лет в творческом развитии народных хоров произошел какой-то общий спад, вызванный целым рядом объективных и субъективных причин. А в настоящее время, как мне кажется, народные хоры испытывают кризисное состояние.
Мы зашли в тупик.
Что такое исполнительство? Это особый дар, который способен взволновать аудиторию, захватить ее, это жизнь человеческого духа на сцене. Способность создавать яркие образы, передавать национальный характер. Вот она, сверхзадача каждого певца и танцора. А народные хоры в массе своей как раз и потеряли главную основу истинно народного исполнительства — эмоциональную заразительность, стали аморфными и бесстрастными. Они в принципе могут петь и очень чисто, и очень ритмично, и слаженно, но не могут донести до зала душу и идею песни, не могут увлечь публику, повести ее за собой. Отсюда, естественно, происходит и потеря определенной части слушательской аудитории.
И профессиональные, и самодеятельные хоры из самых разных областей сегодня все больше и больше походят друг на друга: и манерой пения, и костюмами, и количественным составом хоровой, танцевальной и оркестровой групп, и принципами обработки фольклорного материала, и формами построения программ, и сценическим поведением певцов и танцоров, а в самодеятельности, вдобавок ко всему, еще и репертуаром.
Тревожит меня эта непонятно откуда взявшаяся стандартизация.
В самобытное творчество многих народных хоров начали проникать и утверждаться исполнительские штампы. Сценическое поведение любого певца, поющего русскую народную песню, стало стереотипным и легко укладывается в схему из нескольких простейших заученных движений: так повернуть голову, так сложить руки... Артисты превратились в манекены: женщины все в одинаковых платьицах, с одинаковыми розовыми подкрашенными личиками, деланными улыбками. Плывут по сцене этакие степенные павушки-лебедушки в блестках, плывет по сцене этакое сусальное целомудрие. Да разве она такая в жизни, русская женщина! Не узнать ее — до того засахарили! А мужчины... безликие, бесполые, невыразительные, все как один в атласных рубахах, подпоясанных кушаками...
Чем же вызвана такая безликость, такая заштампованность на сцене? Думается, прежде всего, оторванностью от подлинных образцов.
Когда начинаешь сравнивать подлинный, всегда высокохудожественный, фольклорный материал с тем, что выносят порой на сцену народные хоры, как профессиональные, так и самодеятельные, видишь, насколько проигрывают последние в средствах выразительности. И пытаешься понять, откуда она, эта оторванность от первоистоков, от своих корней? Откуда это нежелание или неумение использовать свое наследие, творчески переосмысливать его? Откуда это неведение тех качественно новых сдвигов, которые происходят сейчас как в подлинных (аутентичных), так и в самых новых профессиональных и самодеятельных ансамблях и группах, опирающихся на современные достижения фольклористики?
А самодеятельные хоры... Казалось бы, уж кто-кто, а они ближе всех к подлинному искусству. И ездить далеко не надо — носители его подчас живут рядом с руководителями и участниками коллектива, но... нередко «ускользают» из поля их зрения. В лучшем случае небольшая группа хора отправляется в свободное время к народным исполнителям с магнитофоном. Однако мое глубокое убеждение: сегодня этого недостаточно, недостаточно даже многоканальной записи. Ну, хорошо, запишете вы песню, а как зафиксировать на пленке танцевальные движения, эмоциональный настрой исполнителя, его телесную пластику, манеру поведения, тот образ, который он создает? Все это надо наблюдать, изучать, прочувствовать, пропустить через себя, запомнить. А еще лучше — заснять на кино- или фотопленку.
Сейчас появилось много разных методов обучения детей народному искусству, освоения ими музыкально-песенного фольклора. Я не собираюсь разбирать досконально и подвергать критике эти методы — многое в них действительно ценно. Но кое-что вызывает у меня принципиальное возражение.
До чего же боятся некоторые руководители, что в детскую песню ненароком попадет «взрослая» лексика. Стерилизуют песню, убивают в ней живинку, заменяют фразы, слова. А уж как встретится хороводная, где в конце мальчик целует девочку, тут же отсекают эту концовку — дескать, не по возрасту. Но дети как никто чувствуют фальшь и ханжество этих горе-педагогов. Между тем в Сибири я записал подлинные детские вечерки, исполняют которые ребята 12 лет, и заканчивается эта доподлинная песня поцелуем, по-детски чистым. И никому в тех местах, ни раньше, ни в наши дни, не приходило в голову, что это непедагогично.
Странным кажется мне и другое: в программу занятий некоторых таких детских групп не входит даже знакомство, не говоря уже о тесном общении, с исконными носителями народной песни. А 50–60 лет назад не было никаких «методов», но дети пели, пели вместе со взрослыми, учились у них, впитывали в себя все огромное песенное наследие и несли традиции дальше. С такими «университетами», кстати, мне довелось столкнуться в Болгарии. Там они считаются незыблемой нормой обучения подрастающего поколения.
Я не случайно заговорил о детях — будущем самодеятельных и профессиональных хоров. Оторванность от подлинного в раннем возрасте не восполнит впоследствии никакая школа.
Итак, я убежден: чтобы выйти из полосы творческого застоя, необходимо вновь повернуться лицом к фольклору, но уже с качественно иных позиций, с позиций нового дня, используя современные методы записи, изучения и обработки образцов исконного народного творчества. Руководители и участники народных хоров обязаны учиться исполнительскому мастерству, высокому искусству импровизации, органичному поведению на сцене, прежде всего, у подлинных носителей этого искусства.
Но не только это.
По-моему, нельзя отказываться от творческих достижений и других видов и жанров искусства. Потому что штампы в народных хорах во многом идут еще и от боязни, нежелания иных руководителей выйти за узкие рамки своего жанра, от существующего пресловутого деления на «народников», «академистов» и «эстрадников», которое есть не что иное, как своего рода сектантство.
Это обстоятельство, между прочим, явственно отражается и на критериях оценок конкурсных жюри.
На одном из конкурсов исполнителей русской народной песни я был свидетелем того, как предъявлялись претензии к исполнителям, певшим в академической манере. И я представил себе: вот пришел бы на такой конкурс Федор Иванович Шаляпин и запел бы раздольную русскую песню своим великолепным академическим голосом. Но члены жюри, несмотря на всю магическую силу его искусства, оставались бы непреклонными: не та манера, не народная. Не слишком ли много мы спорим о манере, забыв о главном — художественном результате?
Знаете, с чем у меня ассоциируется слово «народник»? Вот с чем: «А ну-ка соберемся, братцы, наденем поддевки и лапти да ударим в балалаечки, чтобы “академикам” жарко стало...» Нет, если «народники» — это какая-то узкая секта, то я первый выхожу из нее!
Есть высокое понятие «Музыка», есть высокое понятие «Музыкант». И я не хочу числиться в таких, с позволения сказать, «народниках» — я хочу быть Музыкантом, хочу быть Художником. Хочу двигаться вперед.
Мне не раз доводилось видеть, как руководители народных хоров боялись выводить на сцену свои коллективы после исполнения русских народных песен академическими хорами. Боялись, ибо понимали, что у них не хватает мастерства, что народные хоры в школе уступают академическим, и это осознанно или интуитивно чувствует зрительный зал. А современное исполнительство должно основываться на высокой музыкальной культуре. Это значит, черпая ценное из фольклора, заимствовать критерии музыкального качества: чистоту строя, серьезную работу над интонированием, над звуком, артикуляцией, наконец, над драматургией песни — у академического направления. Абсурдно возводить барьеры между жанрами — это наносит лишь вред искусству в целом.
Мы привыкли к тому, что народный хор поет у нас без дирижера. Но заметьте — когда выстраиваются на сцене в ряд человек 50–60 хористов, стоящие с краю плохо слышат тех, кто поет на другом конце. И все их усилия направлены на то, чтобы вовремя вступить, а не на то, чтобы творить песню. Почему бы не попробовать, допустим, при исполнении сложных произведений ввести в народный хор дирижера? Но дирижера особого толка — лидера, художника, органично вписывающегося в хор, типа тех, что были раньше в хороводах, на посиделках и незаметно, с завидным артистизмом «верховодили» всеми плясками и песнями...
Надо искать новое и в исполнительстве, и в репертуаре. Репертуар же — это камень преткновения и для профессиональных, и для самодеятельных хоров, особенно репертуар современный.
Приемлемыми для народных хоров принято считать песни, похожие на народные. Да, действительно, у нас были прекрасные образцы (написанные, правда, лет 20–30 назад) — «Уральская рябинушка», « Пропел гудок заводской»... Мы имеем богатейшее наследие — творчество замечательного советского композитора В. Г. Захарова. Он создал песни «Провожанье», «Ой, туманы мои», «Русская красавица», «И кто его знает», которые и по сей день являются для нас эталоном. Но значит ли это, что сегодня для народных хоров надо писать лишь в таком ключе, и никак иначе? Я не знаю, как бы работал сейчас Захаров, будь он жив, но глубоко убежден в одном: композитор сочинял бы сегодня по-иному, не так, как 30 лет назад. Послушайте его поздние произведения, например песню «Наша сила в деле правом» — сколько там смелых ритмов, сколько нового, свежего! Это был новатор, хорошо понимавший: всякое движение вперед немыслимо без поиска.
Я лелею надежду, что появятся, наконец, композиторы, которые отбросят укоренившиеся штампы и напишут для русского народного хора песни, соответствующие духу времени.
Время требует перемен в русских народных хорах!
И когда речь заходит о современном репертуаре, давайте не обвинять во всех смертных грехах эстраду, а думать о том, как органично вводить те же ритм-гитары и ударные инструменты в состав русских народных оркестров, ансамблей и групп, которые сопровождают выступления хоров. Давайте думать о том, как использовать в народных хорах гитарную песню — современный фольклор, как его исполнять, ибо он и стилистически диаметрально противоположен нашему традиционному крестьянскому фольклору. Мы же умудряемся даже современные авторские песни исполнять так, чтобы они звучали у нас, как старинные. А я уверен, стилизованным подделкам пришел конец. Это уже вчерашний день.
К современности надо повернуться лицом. Фольклор — не какая-то доисторическая окаменелость, а живой, постоянно развивающийся организм.
Так давайте же учиться искать новое! Но не только мы, практики. Сегодня нужна и смелая теоретическая мысль, наука о нашем исполнительстве, которая обобщила бы весь огромный накопленный опыт и наметила бы перспективы развития народных хоров. Чтобы мы видели завтрашний день, чтобы мы знали, как и куда нам двигаться дальше.