Надежда Дурова: Кавалерист-девица, улан, гусар, писатель


Без особой натяжки её можно назвать дочерью трёх народов, ведь родилась она в Левобережной Малороссии, подрастала в Гродно (ныне Беларусь), совершеннолетия достигла в городе Сарапуле Вятской губернии России.

То же самое и по крови. Отцом нашей героини стал потомок рассеянных во времени и пространстве Российской империи князей Туровских, дворянами, но без титула, которым велели писаться не «Туровыми», а «Дуровыми», но многие из носителей этой фамилии, включая представителей знаменитой цирковой династии Дуровых, народного артиста СССР Льва Дурова и вплоть до создателя социальной сети «ВКонтакте» и мессенджера Telegram Павла Дурова, напротив, прославили её.

В их числе на весьма почётном месте находится и Надежда Дурова, которую небезосновательно называют первой русской женщиной-офицером (хотя это и не вполне соответствует истине, но это иной разговор). А Туровское, позднее Турово-Пинское княжество – это опять-таки нынешняя Беларусь. Матерью её стала дочь богатого помещика из села Великая Круча современного Пирятинского района, что на Полтавщине, которая, едва войдя в своё 16-летие, считавшееся в то время подходящим брачным возрастом, по уши влюбилась в гусарского ротмистра Андрея Васильевича Дурова.

Согласия эту на женитьбу отец ей не дал, однако Надежду Ивановну Александрович, так звали юную суженую русского офицера, это отнюдь не остановило.
Влюблённые повенчались, и вскоре, 28 сентября 1783 года (событию исполнилось ныне 240 лет), у них родилась дочь. Произошло это в селе Вознесенское ныне Черкасской области Украины, прежде Полтавской губернии, а на тот момент Киевского наместничества, в канун дня святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Из этого набора имён родители выбрали имя Надежда: в честь матери ребёнка тоже.

Чадо получилось шумное, а мать по младости лет была лишена должного терпения, и она однажды выбросила орущее во всё горло дитя из окна кареты. К счастью, кроху подобрали ехавшие следом гусары.
Давшую крен семейную лодку выровнял отец, полностью принявший на себя воспитание дочери. В качестве няньки он прикрепил к ней гусара Астахова. Кататься на седле, а позже на подаренном ей жеребце Алкиде, «рубить лозу», вначале деревянной сабелькой, а потом уж настоящей, щёлкать курками пистолетов, а затем и стрелять из них, стало её любимыми занятиями.

Надя росла сорванцом: на пикниках взбиралась на верхушки тонких берёз и спускалась с них, изогнувшихся под её весом, как на парашюте. Дома набивала порохом пустотелые пуговицы от гусарского мундира, поджигала эти снаряды и наблюдала, как они ракетами носились по комнате, в конце полёта взрываясь. Полковая музыка пьянила её паче любых полонезов, менуэтов и прочих вальсов.

Отслужив 22 года в армии, отец Нади запросил по состоянию здоровья «абшид (отставку) с пенсией»*, которой, понятное дело, не хватало для поддержания должного уровня благосостояния семьи, «лучшая половина» которой сызмальства привыкла к известному достатку.
Выручили кое-какие связи, имевшиеся у Андрея Васильевича в Санкт-Петербурге: он получил должность городничего в уездном городе Вятской губернии Сарапуле**, на которой оставался бессменно 35 лет, оставив по себе у горожан самые добрые воспоминания. «Общий трудовой стаж» его составил таким образом 57 лет – достойный пример для подражания.

Наде исполнилось в 1801 году 18 лет и её, не мешкая, выдали замуж за чиновника В.С. Чернова. У них родился сын, наречённый Иваном. Однако семейное счастье чете не улыбнулось, материнских чувств к своему ребёнку Надежда не испытывала и в итоге возвратилась под родительский кров, вызвав тем самым крайнее неудовольствие своей матери.
Гнетущая обстановка в доме привела к тому, что Надежда сбежала из него при первом удобном случае, переодевшись в одежду казака и уговорив казачьего есаула назвать её своим денщиком; на берегу реки Камы оставила своё платье – косвенное указание на то, что она утопла. Недолгой была её служба у казаков: были они сплошь брадаты, а у неё такое украшение на лице не могло появиться никогда. К тому же дворянам полагалось служить в регулярной армии, а отказываться от своего происхождения Надежда отнюдь не собиралась. И она добралась до командования кавалерийского Коннопольского уланского полка, назвалась дворянином Александром Васильевичем Соколовым, и была зачислена в его ряды в звании «товарища», чине рядовых благородного происхождения.
Решение записаться с казачий полк было спонтанно-ситуативным, но оно уже принесло Дуровой чувство свободы, о чём она признавалась позже в своих «Записках…», переход в уланский полк – взвешенно-обдуманным.
Уклад, вооружение в нём было примерно таким же, как в Полтавском легкоконном полку, где служил её отец и среди которого вырастала она сама. Форма – красивой, но не столь дорогой, как у гусар. К тому же уланы по обычаю брили бороду и щёки, и не носили усов, которые по ироничному стихотворению Пушкина «гусара украшают», что способствовало сохранению инкогнито кавалерист-девицы.

Начало службы Дуровой пришлось на лихую годину так называемых наполеоновских войск, поэтому невозможно отрицать и её патриотического порыва, который горячо и страстно был изложен в монологе корнета Шурочки Азаровой, прообразом которого стала Надежда Дурова, обращённого к Кутузову в момент разоблачения женского её естества и приказа фельдмаршала отправляться домой, к мамкам-нянькам-куклам-тряпкам: «А если очи зорки, руки верны в прицеле… А если всё: ум, сердце, силы, нервы приказа просят? Для тебя, страна, готов отдать я всё без остатка…»***

Полку, в котором служила Дурова, не довелось отсиживаться в тылу: он принимал участие в сражениях под Пултуском, Прейсиш-Эйлау, Гутштадте, Гейльсберге, Фридланде многих других, менее значительных. В первой из названных битв, состоявшейся 27 января 1807 года, погиб сам командир полка подполковник Н.С. Жегулин, что уж говорить о рядовых и офицерах…

Дурова, как дворянка, имела привилегию стоять в первой шеренге, стало быть и погибнуть в числе первых. Смерть, витающая где-то рядом, о чём напоминали полученные Надеждой ранения, разбудили в ней угрызения совести, и она написала покаянное письмо горячо любимому ею отцу, в котором просила прощения за свою мистификацию с утоплением. Отец, получив известие, что дочь жива, опять-таки подключив свои связи в столице, ходатайствовал о возвращении беглянки домой.

Сенсационная новость о столь необычном улане получила огласку в высшем свете Санкт-Петербурга и дошла до Александра I, который пожелал лично встретиться с Дуровой. Имел с ней продолжительную беседу.
Император был потрясён мужеством и отвагой женщины, лично наградил Георгиевским крестом за спасение ею офицера в бою, пожаловал чином корнета и определил на службу в элитный Мариупольский гусарский полк. Отца героини тоже уважили, отпустив дочь к нему в двухлетний отпуск на поправку здоровья после ран и увечий, полученных на полях сражений.

Служба на новом поприще не заладилась у Надежды по ряду причин. Шитый золотом гусарский мундир оказался неподъёмно дорог, но это ещё ладно. Хуже было то, что в «корнета Александра Александрова» (так они условились с императором именовать новоиспечённого гусара в честь него самого, а также матери Надежды, в девичестве Александрович) влюбилась без ума дочь командира полка полковника Ф.О. Парадовского, а он не оказывал ей должных знаков внимания, руку и сердце не предлагал.

Конфликт разрешился переводом Дуровой по её просьбе в более привычный ей 5-й уланский Литовский полк, с котором она прошла всю Отечественную войну 1812 года, включая участие в Бородинском сражении, Заграничный поход Русской императорской армии 1813-1814 годов по изгнанию войск Наполеона из стран Западной Европы и ещё два года службы до выхода в отставку в 1816 году в чине штабс-ротмистра и должности командира полуэскадрона, то есть командуя 60-80 всадниками-мужчинами. Два особо приметных эпизода были в её военной биографии: в 1811 году, когда её назначили адъютантом-посыльным у военного губернатора Киевской губернии М.А. Милорадовича, будущего героя Отечественной войны 1812 года (с каковой должности она, видимо, «сбежала», предпочтя строевую службу), и назначение адъютантом-посыльным у фельдмаршала М.И. Кутузова, на которую Надежда сама напросилась вскоре после Бородино.

Михаил Илларионович охотно взял в свою свиту «поручика Александрова», отличившегося со своим полуэскадроном и при отступлении, в Смоленском сражении, и битве под Колоцким монастырем – прологе Бородинской битвы, и самом Бородино, где уланы Дуровой защищали Семёновские флеши, понесли значительные потери, а она сама была контужена ядром в ногу. Кутузов прекрасно знал, кто она такая на самом деле. Благоволил ей ещё и потому, что в молодости, пребывая в малых чинах, стоя со своим полком в Пирятине он сам был влюблён в сестру матери Надежды, Ульяну Александрович. Лишь череда болезней невесты, в которой родственники усмотрели запретительный знак свыше, расстроили эту свадьбу.

Кутузов, уже будучи женат на другой женщине, родившей ему пятерых дочерей, продолжал переписываться со своей любовью юных лет. А Ульяна замуж так и не вышла и завещала, умирая, положить его письма в свой гроб.

Можно только представить, как блестяще сложилась бы карьера Дуровой при таком покровительстве, но… Вскоре ей пришлось просить отпуск на лечение от последствий контузии, а 28 апреля 1813 года М.И. Кутузов умер.

Дослуживала Дурова «на общих основаниях». После «отставки с пенсионом» жила то в Сарапуле, у отца, то в Елабуге, у младшего брата Василия – гвардейца, в отставке штабс-капитана, позже ставшего здесь городничим.

В это время у неё и обнаружилось литературное дарование. «Записки кавалерист-девицы» были обнародованы в 1836 году А.С. Пушкиным, получившим мемуары Дуровой через её брата Василия, который свёл близкое знакомство с Александром Сергеевичем ещё во время своей военной службы. Оглушительный читательский успех первой публикации повлёк за собой всё новые и новые переиздания, говоря современным языком, бестселлера, а также появление новых произведений «русской амазонки».

«Игра судьбы или Противозаконная любовь», «Серный ключ», «Угол» и многие другие романы и повести составили к 1840 году четырёхтомный сборник её произведений, за продажу прав на который Дурова смогла приобрести в Елабуге приличный особняк, где и прожила остаток лет, с 1841 по день смерти 2 апреля 1866-го, на 83-м году жизни. Здесь теперь находится единственный на всём пространстве бывшей Российской империи мемориальный музей «кавалерист-девицы».

Священник отпевал её дважды: как раба Божия Александра (по завещанию, с отданием надлежащих воинских почестей) и как дворянку рабу Божию Надежду, по канону. Она была похоронена на местном Троицком кладбище.

Спустя 35 лет, в 1901-м, на её могиле появился первый памятник. Время его не пощадило, однако ныне надгробье восстановлено. Позже, в 1993-м, в Елабуге был установлен конный монумент первой русской женщине-офицеру, а 20 лет спустя конной статуей героини почтили память своей знаменитой землячки и жители Сарапула.

Зато Украина о своей прославленной дочери, увы, не вспоминает. Понятное дело, у неё теперь совсем другие «герои».

* Был участником русско-турецкой войны 1768-1772 годов, взятия Бендер, Перекопской линии, Кафы
** Назначение оформлялось постановлением Правительствующего Сената
*** Фильм «Гусарская баллада», снятый по мотивам судьбы Надежды Дуровой

Заглавная иллюстрация: штабс-ротмистр в отставке, Георгиевский кавалер Н.А. Дурова
Источник: Одна Родина