В год 75-летия окончания войны страна чествовала победителей. Естественно, военная тема школьных сочинений на аттестат зрелости давала возможность выпускникам высказать свое отношение к событиям Великой Отечественной войны. Как мне доверительно рассказал педагог, проверявший анонимно представленные сочинения, его повергло в оторопь прочитанное: «Фашисты были, в сущности, неплохие люди...» Вот так, по-домашнему: «неплохие люди»! Условия проведения экзамена исключали возможность публично обсуждать подробности представленных работ. И что тут обсуждать? Более того, нашлись коллеги, убежденно заявившие: «Имеет право на свое мнение». Но «свое мнение» было и у Гитлера, и у Гиммлера, и у Геринга, и миллионы людей отдали жизни, опровергая их и великого множества немцев мнение о превосходстве одной расы над другой, о праве уничтожать народы и государства, о праве крушить города и сжигать деревни вместе с жителями...
Иметь «свое мнение» — не священное ли право человека!?
Вот здесь надо понять, что же такое человек.
Дети, чудом выросшие среди животных, реальные «маугли», научиться разговаривать не могли, имели деформированный позвоночник и предпочитали передвигаться на четвереньках. Наш организм даже не приспособлен к самостоятельному выживанию, плохо оснащен средствами защиты и способностью самостоятельно добывать пищу в первый год-два существования, иногда и до двадцати лет и более.
Людьми мы становимся лишь в человеческом сообществе.
Стало быть, какое сообщество, такими мы и станем. Исключения не в счет. Посчастливится вырасти среди волков, будем бегать на четвереньках, вырастят обезьяны, будем счастливо прыгать с ветки на ветку...
А в каком же сообществе выросло молодое создание, признающее носителей человеконенавистнических идей, совершивших чудовищные преступ-
ления, «нормальными людьми»?
Ясно, что, претендуя на аттестат зрелости, выпускник (хочется думать, не выпускница), скорее всего, не имеет представления о том, что такое «фашизм», и каким параметрам должен отвечать «нормальный человек», и всякое ли двуногое прямоходящее может считаться человеком.
Естественно, возникает вопрос: как такое могло случиться в стране, где слова «Блокада», «Бабий яр», «Хатынь», «Освенцим» полны горечью и не проходящей болью?
Мне кажется, ответ очевиден: память отшибло. Или отшибли.
Есть летопись войны. Она написана кровью бойцов и пóтом тех, кто жилы из себя тянул в тылу ради победы. Это страшная трагическая и герои-
ческая книга. И слова Ольги Берггольц: «Никто не забыт и ничто не забыто» не утверждение, а призыв! Увы, Ольга Федоровна, на место фактов и имен приходят мнения и точки зрения.
Но и в Священном писании сказано, что и богам не дано бывшее сделать не бывшим.
Другое дело — мнения. О, здесь такое просторное поле для спекуляций и препровождения «рака за камень» и наведения светоэффектов на плетень! Мы же видим, как вместо фактов и цифр, вместо подсчета перебитых гитлеровских дивизий на Восточном и всех Западных фронтах последние десятилетия внедряется не история фактов, а «история мнений». Вот на этом «поле чудесных мнений» и вырастают недоросли, едва ли из озорства признающие фашистов «нормальными людьми».
Боюсь, что молодому существу, не способному ориентироваться в понятиях «добро» и «зло», может быть поставлен один диагноз: нравственная дистрофия! Впрочем, такой же диагноз может быть поставлен и тем, кто обещает умереть, на словах, разумеется, за право другого «иметь свое мнение» и даже защищать преступления против человечества.
Что можно противопоставить этой укоренившийся в нашей публичной практике демагогии?
Думаю, только одно: сохранение памяти о жертвах и подвиге, говоря прямым словом, советского народа в Великой войне.
Одну из давних своих статей, посвященных истории ленинградской блокады, я назвал «Блокадные весы». На одной чаше — трагедия, жертвы, на другой — подвиг и победа. Последние годы, восполняя неохотно приоткрывавшиеся в советское время (тридцать с лишним лет назад!) трагические страницы войны и блокады, скорбная чаша весов перевешивает героическую. Читаю воспоминания достойнейшего историка, сотрудника Эрмитажа, прожившего в Ленинграде всю блокаду: умирали, умирали, умирали, а потом поехали в Красное Село посмотреть на позиции немецкий батарей, обстреливавших город. А куда немцы-то делись? Город воевал или только хоронил, хоронил и хоронил погибших? А потом поехали посмотреть?
«Дорогу жизни», подарившую жизнь мне и маме с братом, и еще сотням тысяч ленинградцев, предлагают, со ссылкой на авторитет, именовать «дорогой смерти», где машины шли по вмерзшим трупам, «как по шпалам». И «сусальные» слова «Дорога жизни», оказывается, «придуманы впоследствии писателями». Теперь давайте звать ее «дорогой смерти».
Такими вот открытиями угощают сегодня доверчивую публику.
Нас везли по ладожскому льду в феврале 1942, и никаких «шпал из трупов» ни мама, ни вывезенная уже в марте двоюродная сестра, ни прошедший этой трассой по льду мой друг художник Михаил Щеглов не видели! Эти «шпалы» выдумал вывезенный по Ладоге в декабре сорок первого сочинитель разрекламированной в «Литературной газете» книги о блокаде, изданной сначала в оккупированном немцами Николаеве, а полвека назад — в США, и добытой нынче из потаенного чулана для нашего просвещения. Пункты обогрева и питания через пять-семь километров этот «свидетель правды» не видел. Зато слышал или сам видел, что «охрана хлебных мест (?) поручена фронтовикам», которые не вели следствия, а убивали прямо на месте. И ведь кто-нибудь этой лжи поверит: как же, писал человек из блокады! Понятно, кому сегодня надо про «шпалы» из трупов и про ленинградцев, которые «как апокалиптяне» еле передвигались, перепоясав пальто, кто чем мог. И почему это немцы за 900-то дней в город так и не собрались зайти, хотя бы на «апокалиптянок» посмотреть, совершенно непонятно.
Но «Дорога жизни» вовсе не «сусальные» слова, придуманные неведомыми писателями задним числом. Бессмертная песня, гимн героической Ладоге — единственная, сочиненная связистами 526-й отдельной роты связи старшиной П. Краубнером (погиб) и сержантом Л. Шенбергом на стихи П. Богданова. Богданов из той же роты связи, обслуживавшей ледовую трассу, из соседней землянки. Все трое не писатели! Все трое служили на Ладоге. Песня опубликована (!) в газете «Фронтовой дорожник» в декабре 1942 года. Ее подхватили, она придавала сил, была мужественной молитвой о победе. Вот эти трое и опровергают предположение о том, что «сусальное» имя «Дорога жизни» придумано впоследствии писателями. «И вот пройдут года войны суровой, / Залечит раны город мой...» — пели уже в 1942 году!
Мне, живущему с чувством неоплатного долга перед теми, кто страшной ценой подарил мне жизнь, стыдно признаваться в том, как мало я знаю о том, как жил и воевал Ленинград. Знал, конечно, что в блокаду работали заводы, но то, что работало двести из восьмисот крупных предприятий, не знал! О том, что строились аэродромы в кольце блокады, знал, знал про «Сосновку», про «Гражданку», но о том, что их было построено шестнадцать (!), прочитал нынче в январе. Немцы до конца блокады не знали о вновь построенном аэродроме «Смольный», впоследствии «Ковалево». То, что они не знали, и ни одна бомба, ни один снаряд на него не упали, прекрасно, но почему я не знал?!
В руках у меня случайно (!) попавшаяся книга. Издана, считайте, тоже почти случайно, за свой счет дочерью автора в 2015 году. Обжигающая книга! Все так или иначе помнят или слышали, что «Дорога жизни» шла не только по льду и по воде, но и под водой. В 1942 г. по дну Ладоги был проложен бензопровод, а 7 августа Военный совет Ленфронта принял решение «О прокладке кабеля через Ладожское озеро» от возрожденной Волховской ГЭС в Ленинград.
«Знаем, слышали!»
С этого и начинается беспамятство.
Книга называется «ЛАДОГА. Пять нитей жизни». Автор — Никодим Сергеевич Туманов. Издана Татьяной Никодимовной Косауровой (Тумановой). Это лаконичное, всего двести страниц, и необыкновенно емкое по содержанию повествование на основе документов и дневниковых записей одного из авторов проекта подводной трассы, участника и руководителя подводных работ капитан-инженера Туманова. Беспримерная работа! Талант, инженерная интуиция, разумный риск — все было мобилизовано чувством долга. Читая журналы прокладок, графики, дневники, метеосводки, пытаюсь представить себя на месте тех, кто был тогда на Ладоге. Это так же невозможно, как представить себя штурмующим Воронью гору. Сказал: «тогда на Ладоге», но после немыслимой работы на воде и под водой и в шторм, и под огнем немецких самолетов, еще два года (!) испытаний («если бы еще эти нити не рвались!»): ремонт кабеля в плавучих льдах, монтировки новых соединительных муфт, гибель товарищей... Два года!
О прокладке подводного кабеля упоминается в разных изданиях, но так небрежно, так поверхностно, в конце концов, оскорбительно по отношению к людям, совершившим невозможное. Так, в сборнике «900 Героических Дней» (изд. «Наука» (!), М.-Л., 1966) читаем: «Через Ладожское озеро проложены пять параллельных цепей подводных кабелей протяженностью около трех километров каждая». Очевидный вздор! Какие три километра?! Откуда и докуда? Но вот другое упоминание уже в книге «Огни седого Волхова» (Г.А. Береснева и Ю.П. Громова): «За 49 дней саперы смонтировали кабель на 600 тонной барже и в одну ночь уложили на Ладожское дно». Сорок девять дней монтировали и за ночь уложили? Читать неловко.
От Волховской ГЭС через леса и болота 104 километра, и почти 23 километра по ладожскому дну, такая трасса. Но до этого: определить количество материалов, составить смету, рассчитать последовательность всех работ, решить доставку к озеру и транспортировку по воде, построить баржи, найти буксиры, водолазные станции, выбрать место для лагеря на берегу, найти людей... Придумать конструкцию и материалы для соединительных муфт звеньев кабеля. Придумали: свинцовые, 60 кг каждая... Один не поднимет. Почему пять ниток? Да потому, что кабель под необходимое напряжение в 50 киловольт взять было негде, а 100 километров кабеля под напряжение в 10 киловольт завод «Севкабель» изготовил. Про сам кабель многажды упоминали, главным образом потому, что на гидроизоляцию пошла бумага с Гознака, предназначавшая для печатания денег. А теперь представьте эти огромные катушки с кабелем и девушек, молодых женщин, водружающих на заводе эти неподъемные махины на трамвайные платформы. На станции Кушелевка с трамвая на землю, потом на железнодорожные платформы, и уже в Борисовой Гриве опять на землю и к берегу, там на баржи. Самая простая (!) часть работы. Первую нитку начали прокладывать в ночь на 3 сентября. Никто не был уверен, что доживет до 4 сентября... Пошли. Штурман Ивановский докладывает: «Напоролись на потопленный немцами паром с паровозами!» Многое на что еще напорются.
Осенние штормы, потом первый лед и немецкая авиация сопутствовали адовой работе. 3 ноября, за три месяца накоплен опыт, дело пошло! На график работы смотрю как на нотный стан, как на партитуру:
«4 часа 10 минут. Начало прокладки. Глубина 11 метров.
4 часа 29 минут. Спуск муфты № 27. Удачно! Кабель шел хорошо. Глубина 11 метров.
4 часа 37 минут... Кабель шел хорошо. 4 часа 50 минут... Кабель шел хорошо. 5 часов 03 минуты... Кабель шел...» И вот: «Строп муфты задел за стойку рилинга, строп оборвался, муфта отвесно пошла в воду...» Но это, как сказано в «Книге про бойца»: «малый сабантуй», а вот другой:
«...Кабель шел хорошо, достигли почти тридцатиметровой глубины... И тут налетели бомбардировщики. Восемь штук.
Грохот разрывов потряс баржу. Первая серия бомб разорвалась у тральщика. С визгом, прямо на палубу баржи, выбросило стальной трос буксира. Тральщик рванулся вперед. Бомбы осколками пробивали его борта, корежили надстройки, мостики, рубку и пушки... Между разрывами слышался характерный звук очередей. Это строчил Вася из носового пулемета...»
На этой прокладке в бою погиб пулеметчик Вася, штурман Ивановский, водолаз Садовский. Были ранены солдаты роты связи. Палуба была залита кровью.
Так почему же эта книга, это свидетельство подвига, за полвека не нашла ни в Ленинграде, ни в нынешнем Санкт-Петербурге издателя? Работы были секретными? Чепуха. В списках награжденных, опубликованных в 1943 году в «Ленинградской правде», так и сказано: «за подводные работы», да и какие секреты через семьдесят лет! Книга, напомню, опубликована дочерью Никодима Сергеевича Туманова за свой счет. Семейная история?
«Никто не забыт, ничто не забыто»?
Кто знает, если бы юному созданию, почитающему фашистов за «нормальных людей» случилось взять в руки книгу «ЛАДОГА. Пять нитей жизни», хотя бы полистать ее, посмотреть на фотографии барж с циклопическими кабельными бобинами, на утлые буксирчики, пробежаться глазами по страницам с графиками прокладок и вглядеться в прекрасные, мужественные и такие родные лица тех, кто дал свет, поддержал жизнь воюющим в окружении ленинградцам, может быть, сочинение, написанное без единой ошибки, заслужило бы пять баллов. А так сочинение было оценено только на четверку, поскольку спорные утверждения не были автором обоснованы.
