«Русофобия возникла от зависти и страха перед величием России»


Французский врач, грузинский князь, православный священник, русская душа

Марк Константинович Андроников больше двух десятилетий возглавляет отделение скорой помощи больницы Антуан Беклер в парижском предместье Кламар. Он не только известный доктор, но и священник в парижском кафедральном соборе Трёх святителей. После завершения СВО на Украине он собирается отправиться в Донбасс, чтобы передать средства для разрушенных церквей и больниц. Андроников убеждён, что черты братьев Карамазовых можно найти в каждом из русских, как и в нём самом. Об этом врач и священник рассказал в беседе с нашим парижским корреспондентом.

«Коронавируса надо меньше бояться» – Во Франции стартовали две кампании вакцинации: против ковида, которая в первую очередь проводится для людей старше 65, и против гриппа для всего населения. С чем связана такая спешка? Это перестраховка или вырисовывается реальная угроза?

– Толком не понимаю такой поспешности властей. Ее срочная необходимость совсем не очевидна. И вообще всемирный психоз, разгоревшийся вокруг ковида, на мой взгляд, принял несоразмерные масштабы. Может быть, во Франции это связано с внутриполитическими соображениями или с тем, что закупили слишком много вакцины, которую надо пустить в дело? Я убеждён, что сегодня ковид не так опасен, как два-три года назад, это другая болезнь. Мой простой совет: надо меньше его бояться.

– Тем не менее число больных коронавирусом в вашей больнице растёт?

– Пациенты снова поступают к нам с начала сентября, но их настроение изменилось, они больше не опасаются за свою жизнь. Конечно, старикам приходится труднее – больше жалуются на слабость, но болезнь проходит достаточно быстро. Так или иначе, смертельных исходов мало.

– Вы врач-реаниматолог, который всю жизнь находится на передовой в борьбе за жизнь. Посвятили своей профессии книгу «Врач скорой помощи». Для вас это не просто работа, но и призвание, долг, миссия? Не превращается ли она со временем в рутину?

– Для меня профессия врача – это, разумеется, призвание. Я ни в коей мере не утратил интереса, продолжаю трудиться с прежней одержимостью и энтузиазмом. Иначе в медицине невозможно. Воодушевляет, когда поставил правильный диагноз, а это важнейшая задача для тех, кто работает в приёмном отделении скорой помощи… Надо сказать и о том, что в больнице мы не только спасаем людей, но и помогаем умирающим, знаем, как облегчить их страдания. Я противник эвтаназии, которая во Франции запрещена, но считаю профессиональным долгом врача помочь смертельно больным уйти из жизни самим, а не с посторонней помощью.

«Все мы Карамазовы»

– Есть такие больные, которым нельзя помочь, но нет таких больных, которым нельзя навредить», говорил в XVIII столетии немецкий философ, математик и врач Иоганн Генрих Ламберт. С тех пор что-то изменилось?

– «Не навреди» – вот главный принцип, который провозгласил «отец медицины» Гиппократ ещё 2400 лет назад. К сожалению, сейчас некоторые врачи о нём забывают. Сам я напоминаю о нём в моём отделении как можно чаще. Некоторые медики стремятся в первую очередь как можно быстрее начать борьбу с недугом и не всегда думают о последствиях.

– «Я французский врач, который родился и учился во Франции. Все остальное у меня русское – православие, мировоззрение. Душа русская», – сказали вы мне однажды. Что значит для вас русское мировоззрение?

– Вспомним великую русскую литературу. Для французов она прежде всего некая экзотика – очень увлекательная, захватывающая, открывающая совершенно чуждый им мир. Ну а для меня – как, наверное, и для вас – эта литература стала неотъемлемой частью нашего «я». Скажем, в каждом из нас есть что-то от Алёши, Ивана и Дмитрия Карамазовых, которые представляют разные архетипы русского человека. Все мы Карамазовы. Французы этого не понимают.

– А что такое, с вашей точки зрения, русская душа? Чем она отличается от души французской?

– Русские теплее, эмоциональнее, более открытые, непосредственные и доверчивые, порой наивные. Что же касается души французской, то мне кажется, что она постепенно исчезает. Французы сегодня меньше интересуются своей культурой, литературой, историей, плохо её знают, мало читают. В этом я вижу прежде всего влияние Америки и всего англо-саксонского мира, откуда во Францию приходят другие «ценности», которые раньше здесь отвергались. (Это влияние недавно проанализировал известный писатель и философ Режис Дебре в книге «Цивилизация. Как мы стали американцами». – Ю. К.). Я вижу это и на примере и детской литературы: дети раньше читали прекрасные французские книжки, а сейчас – всё больше американские.

– Ваши четверо детей унаследовали ваши убеждения?

– Они очень гордятся своими предками, разделяют наши православные ценности. Старший сын женился на русской, по-русски немного говорят мои внуки. Остальные мои дети ещё маленькие, не знаю, что потом будет с ними.

«Храм Трех святителей всегда был очень бедным»

– Вы иерей парижского кафедрального храма Трёх святителей, который подчиняется Московской патриархии, – единственной православной церкви Парижа, где службы совершаются ежедневно. Что побудило вас стать священником?

– Я всегда был человеком воцерковленным, меня тянуло в православный храм. Но никогда не предполагал, что стану священником. Это произошло, когда мне было уже около пятидесяти (Марку Константиновичу сейчас 62 года. – Ю. К.). В один прекрасный день я понял, что мне в жизни не хватает чего-то важного, захотелось обогатить свой духовный мир. После ухода из больницы на пенсию я обязательно продолжу служить людям в церкви.

– Ряды православных о Франции заметно выросли. Согласно подсчётам католической газеты «Ля Круа», их 700 тысяч, а число приходов приближается к 300. Для православных храм всегда был не только «молельным домом». В церковь идут за помощью в поисках жилья, средств к существованию. Что вы можете для них сделать?

– Храм Трёх святителей всегда был очень бедным. Наши прихожане – совсем не обеспеченные люди. Для многих православных храмов во Франции главное – это проблема выживания. Все они живут исключительно на пожертвования. Со своей стороны для помощи прихожанам мы выделяем какие-то небольшие суммы. В церкви после службы всегда можно поесть. Кроме того, мы организуем паломничества к Святой земле и другим местам, имеющим для православных сакральное значение. Наконец, у нас крестят и венчают. Есть и воскресная школа для детей, где преподают на русском. Но вот сегодня проблема в том, что потомки эмигрантов всех национальностей порой отходят от православия. И я вижу одну из наших задач в том, чтобы их дети не утратили веру своих предков. К сожалению, они редко посещают церковь. Из моих детей постоянно ходит в храм только старший сын.

– Порой православная церковь во Франции занимается неожиданными делами. Так, настоятель Свято-Николаевского собора в Ницце отец Андрей мне рассказывал, что монах Серафим даже проводил в их храме встречи анонимных алкоголиков, принёсшие свои плоды.

– Это замечательное начинание, но в нашем храме такого нет.

– Как складываются отношения православных с католиками?

– Они хорошие. Православные литургии проходят, в частности, в парижской католической церкви Сен-Лё-Сен-Жиль, где хранятся мощи равноапостольной святой Елены, матери римского императора Константина I. Идут службы и в большом католическом соборе Сен-Сюльпис в самом центре Парижа.

Поможем больницам и церквям Донбасса

– Какие цели стоят сегодня перед ассоциацией «Русские больницы во Франции», которую вы возглавляете? Поддерживаете ли вы связи с российскими медиками?

– Ассоциация была создана в 1992 году после развала Советского Союза. Наши врачи ездили в Россию для оказания помощи. Русских коллег мы приглашали на стажировку во Францию. После окончания СВО я собираюсь отправиться в Донбасс, чтобы передать оставшиеся в нашей ассоциации средства либо больнице, либо церкви или монастырю, которые пострадали во время военных действий.

– Врачом был один из самых известных православных проповедников митрополит Антоний Сурожский. В начале 30-х годов он служил именно в храме Трёх спасителей, который тогда был единственным храмом Московского патриархата в Париже. В годы войны он участвовал во французском Сопротивлении. Много ли примеров, когда врач становился священником?

– Среди самых ярких фигур – знаменитый французский писатель Франсуа Рабле, автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль». Он был иеромонахом, богословом и врачом. Это также святитель Лука, архиепископ Симферопольский и Крымский, в миру Валентин Войно-Ясенецкий, канонизированный церковью, гениальный хирург и учёный, которого репрессировали в 30-е годы (участник Второй мировой войны, за научные труды в 1946 году удостоен Сталинской премии первой степени. – Ю. К.). Вспомним также жившего во Франции Петра Струве – врача и протоирея, брата известного издателя Никиты Струве.

– Почему непросто, по вашим словам, быть одновременно врачом и священником? Разве их миссии не дополняют друг друга? Один лечит тело, другой – душу…

– Трудно это по двум причинам. Во-первых, врачи иногда совершают ошибки и могут оказаться под судом. Я всегда боялся, что это может бросить тень на церковь. Во-вторых, люди часто ждут от священника каких-то чудес, которых не ждут от врача. Я до сих пор опасаюсь разочаровать людей, но стараюсь преодолеть эти страхи.

– Что врачевать сложнее – душу или тело?

– Душу, которую гораздо труднее вылечить, чем тело. Для неё у нас меньше лекарств – только молитвы, причастие, обряд покаяния. Тело смертно, а душа у нас вечная. И если вы её не излечили, то обрекли душу на вечные страдания. Это очень страшно.

«Антироссийских настроений среди простых французов нет»

– Ваш отец, Константин Яссеевич Андроников (Андроникашвили), – уроженец Петрограда. Грузинский князь и сын русского офицера, стал известным православным богословом и дипломатом во французском МИДе. Служил в парижском Свято-Александро-Невском соборе. Блистательно переводил на французский как русских религиозных философов, так и переговоры на высшем уровне генерала де Голля и последующих президентов. Сегодня во Франции остались ещё сторонники генерала, который одним из первых мировых политиков ратовал за развитие связей с Советской Россией, предложил вместе с Москвой строить Европу от Атлантики до Урала?

– Большинство французских политиков называют себя голлистами, но это совсем не так. Они не понимают голлизма, далеки от него, лицемерно твердят «де Голль, де Голль!», но их взгляды ничего общего с ним не имеют. Единственным настоящим голлистом я считаю внука генерала Пьера де Голля, который часто ездит в Россию, где его очень тепло принимают (в начале октября 2023 года он участвовал во встрече Международного дискуссионного клуба «Валдай» в Сочи. – «ЛГ»). Думаю, что он хорошо понимает Россию.

– Нынешние отношения России и Франции переживают трудные времена. Но при общении с французами из разных слоёв общества – от таксистов и булочников до музыкантов, танцовщиков и писателей – я никогда не замечал враждебного отношения к россиянам. А вам приходится иметь дело с русофобией?

– Мне, как и вам, – никогда. Но русофобия существует в определённых кругах – в Еврокомиссии, в западных правительствах, в средствах массовой информации и, конечно, в Константинопольском патриархате, настроенном крайне агрессивно по отношению к РПЦ. Чтобы в этом убедиться, достаточно включить телевизор. Такая русофобия может быть частью нынешней «политкорректности» или стать результатом зависти и страха перед величием России. В православии очень чувствуется открытая русофобия со стороны Константинополя и его патриарха Варфоломея. Что же касается простых людей, головы которых не заморочены пропагандой, антироссийских настроений среди них нет.

Грузинская муза Серебряного века

– В России и во Франции издан ваш исторический роман «Царица Тамар». Какую роль Тамара, которая правила Грузией в последней трети XII – начале XIII века, сыграла в истории своей страны?

– Грузины чтут память этой великой царицы, создавшей миф, на котором базируется вся грузинская культура. Её эпоху принято называть золотым веком грузинской истории. Шота Руставели посвятил ей поэму «Витязь в тигровой шкуре». В православии царицу Тамару причисли к лику святых (в русских житиях иногда именуется Тамарой Великой. – Ю. К.)

– Если не ошибаюсь, многовековая история вашей княжеской семьи связана именно с этой царицей? Ваш род Андроникашвили уходит своими корнями в Византию, к императору Андронику Комнину, который правил в Константинополе в XII веке.

– «Царица Тамар» – это также история и моей семьи. Я рассказываю о том, как она приняла в Грузии моих предков, которым пришлось бежать из Константинополя.

– Своими предками и княжеским титулом гордитесь?

– Горжусь, но очень и очень умеренно (улыбается). Ну а князь и сегодня должен быть примером в жизни, в работе, в поведении. Это совсем не просто, но хороший стимул.

– В заключение нашей встречи давайте вспомним вашу двоюродную бабушку – красавицу Саломею Андроникову (1888–1982), легендарную музу Серебряного века, которая царила в петербургских литературно-художественных салонах. Ей посвящали стихи Мандельштам, Ахматова, Цветаева, которую Саломея поддерживала в годы эмиграции поэтессы. Кузьма Петров-Водкин, Зинаида Серебрякова, Константин Сомов, Борис Григорьев, другие художники создали целую галерею портретов Саломеи. Грузинская княжна стала источником вдохновения для выдающихся русских поэтов и живописцев?

– Она имела все для того, чтобы кружить голову, – Саломея была очень красивой, умной, блестяще образованной. В её душе горел особый огонь. Не будем забывать и того, что русские всегда питали к грузинам особую симпатию в XIX–ХХ веках.

– В 2009 году вы опубликовали в России книгу её младшего брата, вашего деда Яссе Андроникова «Я просто шёл, не ведая куда». В ней речь идёт и о Саломее. Не собираетесь ли взяться за биографию «Соломки звонкой», как называл княжну влюблённый Мандельштам? Странно, что такая книга до сих пор не написана.

– Тем не менее о Саломее написано много – воспоминания, статьи, есть её письма. Но за биографию пока не возьмусь, потому что у меня нет её архива, и неизвестно, где он. К сожалению, в наших семейных бумагах о ней почти ничего нет.

Беседу вел Юрий Коваленко, Париж

Источник: Литературная газета. lgz.ru