«Нет корысти в служении свету, где корысть, там — служения нет».

* * *

Приснилась мама мне. Давно не снилась,
А тут приснилась — не пойму к чему…
Всё вещи собирала, суетилась,
Переезжать куда-то торопилась,
Как будто тесно ей в родном дому.
 
А я ей помогал, хотя и помнил,
Что мамы-то давно на свете нет:
Увязывал пожитки в тюк огромный
И книги — чей-то важный многотомник —
Старательно укладывал в пакет.
 
И спрашивал себя: куда мы едем?
Осознавая: ехать не хочу…
А мама говорила мне о деде,
Который ждет нас где-то на «Победе»
И обещает: «С ветром прокачу!»

 


 
У деда моего, насколько знаю,
Машины не бывало никакой,
Но для чего-то маме я киваю,
Как будто вовсе и не понимаю:
Она и дед приехали за мной!
 
А я ведь ничего еще не сделал
И даже вещи толком не собрал…
Проснулся. За окошком — сумрак белый,
Машина, проезжая, прогудела,
И ветерок по веткам пробежал.
 
И смотрит на меня с портрета мама,
И сон на явь похож, а явь — на сон…
«Я вещи не собрал…» — шепчу упрямо,
Хоть там, куда зовут, не нужно хлама,
Но торопиться — тоже не резон. 

 

* * *

Я был бы вправду одинок,
Когда б меня сочла обузой
Поэзии негромкой муза
Или лишил терпенья Бог.
 
Когда б оставили меня
Сиротствовать на белом свете
Мои старинные друзья —
Березы, сосны, дождь и ветер.
 
Когда б на всей большой Земле
Моей бы не было России,
И очи мамины во мгле
Мне б родину не осветили… 

 

ДЕВЯТНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ

                             Александру Кононову
Словно в книге листаю страницы,
Проживая отпущенный срок…
То ли правда, а может, мне снится,
Что стою на скрещенье дорог.
 
Хоть налево иди, хоть направо,
Выбор может быть только один:
Лучше скорая смерть, но со славой,
Чем в бесславье дожить до седин.
 
Что тут звания, что эполеты,
Если сердцем ты принял обет:
Нет корысти в служении свету,
Где корысть, там — служения нет.

 

* * *

Родился мальчиком, а умер стариком —
Сюжет такой, как будто всем знаком.
И вроде бы не жалко старика:
Свое уж прожил он наверняка…
 
Но понимает тот, кто сам старик,
Как короток земной юдоли миг.
И наконец-то ясно старику,
Как мало понял на своем веку.
 
Когда б поворотилось время вспять,
Чтоб мог опять мальчишкою он стать,
Он, может быть, не торопился б впредь,
Взрослея, приближать невольно смерть.
 
Мальчишкой был бы до конца пути —
Так легче в Царство Божие войти.

 

ПОГОНЯ

Зайчишкины следы,
А рядом — лисьи,
По краешку беды
Переплелись и
Идут, то в чащу, то
К дороге стылой…
И угадает, кто,
Как дело было?
 
Удрал ли тот косой,
И —  не догонишь,
Иль съеден был лисой
В конце погони?
Что мне, казалось бы,
Великий Боже,
До заячьей судьбы
И лисьей тоже?
 
В окно гляжу, скорбя,
И все гадаю,
Как будто за себя
Переживаю.
Ушел ли, спасся ли
Зайчишка малый?
Рассветный луч вдали
Кроваво-алый…
 
Как будто это я —
Участник драмы.
По следу смерть моя
Бежит упрямо
И скалит лисью пасть —
Поджилки рвутся…
Ах, только б не упасть
И не споткнуться!

 

ПАМЯТИ В. Р.

«Отменили» Россию, прикрывшись названьем,
Да и то скоро станет расхожим словцом…
Как, забывшие дедов святые преданья,
Мы предстанем пред нашим Небесным Отцом?
Оправдаться пред Ним мы сумеем едва ли,
Жизнь свою проплясав под чужую дуду…
Всё, что предки столетья для нас собирали,
Созидали, пройдя и войну, и нужду,
Мы профукали или профукать готовы,
И надежды у нас не осталось почти
Кроме веры последней в высокое Слово —
То, что было вначале и может спасти…

 

* * *

               Уж не мечтать о подвигах, о славе…
                                                          А. Блок
Мечтать о подвигах, о славе,
Как в юности, уже — смешно…
Я грезы прежние оставил,
Но ведь мечтаю, все равно
 
О том, чтоб жить своей судьбою,
Не став обузою родне,
И чтоб жена моя рукою
В свой час глаза закрыла мне,
 
Не поминая словом горьким,
Простив за все, в чем был не прав…
Чтоб век детей был светлым, долгим,
И не зловредным был их нрав.
 
И не найти мечты — дороже,
И славы не сыскать другой,
Чем — жизнь прожить по воле Божьей,
В согласии с самим собой.

 

К НОВЫМ ЕВРОПЕЙЦАМ

Вы теперь говорите иное —
Позабыли, какою ценою
В сорок пятом, победной весною
Заплатили, чтоб жить в тишине…
И полезла вся нечисть из схронов,
Развернула нацистов знамена,
С факелами шагает колонной
Прямо к новой всемирной войне.
 
Ну, а мы? Изменились мы сами
И бессильно разводим руками,
Все талдычим про «совесть», про «память»…
«Толерантность»… Господь, нас прости!
А случится подняться в атаку,
«Толерантные», сможем без страху,
На груди по-отцовски рубаху
Распластав, до Берлина дойти?..

 

В РЯДАХ «БЕССМЕРТНОГО ПОЛКА»

«Бессмертный полк» — из края в край —
Во славу наших предков…
И ты, мой друг, в ряды вставай,
Твой дед служил в разведке.
 
Мой дядя тоже — боевой,
Брал в сорок пятом Прагу…
С войны пришел он чуть живой
С медалью «За Отвагу». 

А вот знакомый депутат,
Гляди, слуга народа…
Его отец, хоть и солдат,
В РОА1 служил два года.
 
А вместе с ним шагает чин,
Чей дед был полицаем…
Мы среди множества личин
Врагов не различаем.
 
Несем портреты дорогих
Родителей и дедов,
Уже не видя тех, других,
Кто отдалял Победу.
 
Их отпрыски теперь во власть
Прошли и, коли мода,
Спешат в ряды «полка» попасть,
Встать впереди народа.
 
Мол, тоже «свой» я человек
И есть мне, чем гордиться!
Но в генах каждого навек
Предательство таится.
 
И потому, мой друг, гляди
В рядах полка святого,
Кто там шагает впереди
И кто предаст нас снова.

 

РУКОПОЖАТИЕ

Мой Демиург —
Санкт-Петербург
(Далее можно не в рифму)…
Белый, как ночи, прибрежный гранит,
Балтики ветер — дыханье эпохи…
Где бы я ни был, навеки со мной
Город такой чужеродный и гордый,
Ставший родным, по неясной причине,
Или, вернее, совсем без нее…
Так вот становится близким Господь,
Не потому, что — Творец и Создатель,
А вопреки пониманию…
Здесь
Кровосмешение я ощущаю
Скифии с Западом, Правды и Лжи —
Всё во спасение дрогнувших истин,
Павших империй и новых надежд,
Толпы метафор теснятся в округе…
Вот лишь одна, что на ум мне пришла:
Каменным гостем явился Ты мне
И протянул для пожатья десницу…
Страшно и радостно — окаменеть:
Камень снаружи, а сердце — живое.
Я пожимаю десницу Твою
И становлюсь (снова в рифму) Тобою.

 

* * *

Хрустко яблоко жую,
Медом полнится округа.
Жизнь бедовую свою
Обнимаю, как подругу,
 
Что любовью налита,
Точно чаша сладким хмелем…
Спас медовый, даль светла,
Ветер веет еле-еле…
 
Будто это — рай земной,
Я стою в саду у древа,
И судьба моя со мной —
Целомудренна, как Ева,
 
До мгновения, пока
Мы себя не знаем сами,
И Отцовская рука
Простирается над нами…

 

* * *

Окна дома напротив — сусальное золото,
В них рассвет расплескал ощущение праздника,
И в душе, что тревогами вся перемолота,
Где так много мгновенного, праздного, разного,
Нарастает уверенность: всё перемелется,
Испечется кулич и разделится поровну…
Надо только любить, и жалеть, и надеяться,
Даже если не смотришь в ту самую сторону,
Где светило восходит, как будто не ведает
Тьмы, царившей всю ночь до мгновения ясного,
И еще никого в этом мире не предали,
И еще ничего не случилось ужасного…
И уже не случится!
                            Ведь золото плещется
В окнах дома напротив, в душе неприкаянной…
Всё, что нас не убило, наверное, лечится
Светом добрым, молитвой и взглядом нечаянным… 

 


1   Русская освободительная армия генерала Власова.