Моему внуку Никите посвящается...
Первой книжкой, которую я прочитал самостоятельно, была книга Корнея Чуковского «Мойдодыр». Но сначала мне пришлось целый месяц учить с мамой азбуку. Помню свой неописуемый детский восторг, когда из уже знакомых мне букв алфавита — А, Б, З, У, Р — я сам, без маминой помощи, составил слово: АРБУЗ. Потом было много других замечательных и важных для меня слов: МАМА, ПАПА, ВЕЛОСИПЕД, МОРОЖЕНОЕ... Но именно со слова АРБУЗ и началось для меня мое путешествие в удивительную страну под названием ЛИТЕРАТУРА. Тогда, в шесть лет я сделал для себя важное открытие: я — уже взрослый, а не маленький мальчик, потому что, как мама и папа, умею теперь читать и писать.
Книгу «Мойдодыр» мне подарил папа. Она мне сразу понравилась. В ней было много ярких, смешных картинок, и я был готов тут же приступить к ее чтению. Но папа сказал, что книгу мы будем читать вечером, всей семьей.
«Почему? — чуть не заплакал я. — Ведь это моя книжка».
«Читать книгу будешь ты сам, — успокоила меня мама, — а мы с папой будем тебя слушать».
Привычка к семейному чтению, привитая с детства родителями, научила меня любить книгу и в то же время дорожить своей семьей.
«Мойдодыра» я читал вместе со своими детьми, потом с внуком — и всегда вспоминал слова моей мамы: «Сынок! Книгу надо читать с чувством, с толком, с расстановкой. Вдумываясь в каждое прочитанное слово».
Не сомневаюсь, что у каждого человека есть своя самая любимая книга. И с ней обязательно связаны какие-то дорогие и незабываемые воспоминания. Историю об одной такой книге, услышанную в детстве, мне бы и хотелось сейчас рассказать.
Мой отец был офицером и служил в ракетных войсках. Переезды к новому месту службы отца происходили у нас с завидной регулярностью, раз в два года. Поэтому мама шутливо называла нас военными путешественниками поневоле. Лично мне такие путешествия-переезды были по душе. Новая школа, новые друзья...
Городской поселок Слобудка в Белоруссии. Военный городок. Вокруг лес. Летом — грибы, ягоды. Зимой — лыжи, санки. Там такие горки и трамплины на старом стрельбище! Семьями ходили туда кататься. А еще озеро. Небольшое. В самом центре военного городка. Рыбалка отменная. Летом и осенью зеркальные карпы, карасики, плотва ловились прямо на пустой крючок. Зимой — каток. Днем в хоккей играли, а вечером под музыку военного духового оркестра катались на коньках.
Наша школа-восьмилетка располагалась в старинном одноэтажном деревянном здании, построенном в виде большой буквы П. Как потом я узнал, это был дом какого-то польского помещика, который жил в этой местности давным-давно. Таких деревянных школ уже нет. Это точно. Сейчас школы строят из стекла и бетона. Окна и двери из пластиката. Полы, если не паркетные, то уж точно — ламинат. Ну, на худой конец, линолеум. Наверное, так и надо. Время сейчас другое. Только мне очень школьную парту жалко. И что бы там ни говорили в Министерстве просвещения об удобстве современной мебели для школьника — с отсутствием парт не соглашусь никогда. В той школьной парте все было продумано до мелочей. Место для учебников и ручки, наклон для удобства правописания, крышка откидная, сиденье удобное, для двоих, отполированное за годы учебы не одним поколением школяров, а еще спинка — это чтобы сколиоза не было. За такой партой сидеть «развалившись» было просто невозможно. А сейчас... Заходил я к внуку в школу. Сидят ребята за столами на стульях. Не то в школе они, не то в кафе. Портфели, ранцы на полу стоят. Раздуты от учебников, как сумки хозяйственные. Тут же, рядом — мешки, пакеты со сменной обувью... Чего не хватает? Спальных мешков (шутка). Не так смешно, как грустно.
А наша школа... Я ее часто вспоминаю. У нас во всех классах, учебных коридорах, учительской и даже в школьном буфете — можете себе представить? — на окнах были самые настоящие деревянные резные ставни! Те, кто учился во вторую смену, после уроков убирали за собой класс и запирали ставни на ночь изнутри на засов. А еще в моей школе не было парового отопления, и поэтому в каждом классе стояла печка. До потолка — такая высокая. А потолки у нас в классах в высоту были метра три, это точно. Потому что дом старинный. Раньше так строили. Так вот, печки были облицованы кафелем, и все разные. Все — разного цвета. В нашем классе печка была белая. Ну, просто белоснежная. В соседнем с нами — фиолетовая. Даже черная была. А вот в учительской стоял самый настоящий камин. Отопительный сезон в школе начинался с первого октября и заканчивался в середине мая. Топились печки только дровами. И занимался этим ответственным делом школьный дворник, он же по совместительству истопник. Фигура, я вам скажу, загадочная. Судите сами. Независимо от поры года ходил он в одной и той же одежде: старая черная телогрейка, военные офицерские брюки-галифе, валенки, подшитые снизу резиной от старой автомобильной камеры, а на голове солдатская шапка-ушанка. «Зима, лето попугай! Зима, лето попугай!» — дразнила его малышня из начальных классов. Но ни я, ни мои друзья ни разу не заметили, чтобы печник, так мы его между собой называли, обиделся на малышей. Он даже улыбался иногда в ответ на их дразнилки. Я сам это не раз видел.
У нас в классе была масса предположений насчет печника. Кто он такой? Почему работает в школе? В конце концов, сошлись на том, что он фронтовик, у которого вся семья погибла во время войны. Правда, была одна очень интересная версия: печник — кладоискатель. Ее предложил мой друг Андрюха Рогожников, с которым мы сидели за одной партой. Но от этой версии, как и от многих других, пришлось отказаться. Мы случайно узнали от технички тети Кати, что печник живет и работает в школе уже десять лет! За это время любой клад найти можно.
Как это часто бывает, все тайное становится явным совершенно случайно, и как бы само собой. Однажды в пятницу, на перемене после четвертого урока, к нам в класс зашла наша классная руководительница Фаина Ивановна и объявила, что урока литературы не будет, потому что заболела учительница. Мы все, конечно, обрадовались. Литература была пятым уроком по расписанию, а это значило, что можно будет раньше уйти домой. Но Фаина Ивановна улыбнулась и сказала:
— Вместо литературы у вас сегодня будет урок внеклассного чтения, который проведет наша заведующая школьной библиотекой Кира Ивановна.
— А что мы будем делать на этом уроке? Ведь мы к нему не готовились! — стал возмущаться Андрей и, толкнув меня локтем в бок, зашептал: — Ну, че ты молчишь? Поддерживай. Лучше на каток пойдем. В хоккей поиграем.
— На этом уроке вы, ребята, поговорите о своих любимых книгах, а Кира Ивановна познакомит вас с новыми книгами, которые недавно поступили в нашу библиотеку, — не обращая внимания на Андрея, закончила свое объявление Фаина Ивановна.
— Ну, все! — вздохнул расстроенный Андрей. — Теперь наша «Энциклопедия» всю душу из нас за сорок пять минут вытащит своими рассказами. «Ах, Наташа Ростова!.. Ах, Чацкий!.. Карету мне, карету! Не опоздать бы мне к обеду!..»
— Рогожников! Прекрати кривляться.
— А я и не кривляюсь, Фаина Ивановна, — как ни в чем не бывало пожал плечами Андрей. — Я классиков цитирую. Че, нельзя что ли?
Читать художественную литературу Андрей не любил, а если что и читал, то только журналы: по авиамоделированию, «Технику — молодежи», «Науку и жизнь». Забегая вперед, скажу, что после окончания школы он поступил в летное училище и, как и мечтал, стал военным летчиком. Совсем недавно, в Интернете на страничке «Одноклассников», я узнал, что мой школьный друг и сосед по парте — военный летчик первого класса Андрей Михайлович Рогожников — погиб в Афганистане.
А в тот день его «цитирование классиков» в очередной раз вызвало в классе хохот. Ну, умел он хохмить, за это его все и любили.
На огромной, почти на всю стену, географической карте мира, которая висела в нашем классе прямо напротив печки, Афганистан виделся нам в то время одним из многих маленьких государств, о местоположении которых мы знали только благодаря школьной программе. Ровно через двенадцать лет слово «Афганистан» в нашей стране будут знать и стар, и млад... А пока за окном был октябрь 1967 года, и ровно через пять минут должен был начаться тот самый памятный для меня урок внеклассного чтения.
— Жаль не удалось классную уговорить, а так бы пошли на каток, в хоккей играть, — мечтательно произнес Андрей. — Тоже мне друг называется. Трудно было поддержать, что ли?
Я не успел ему ничего сказать в ответ, потому что одновременно со звонком на урок в класс вошла Кира Ивановна. С первого дня, как я записался в школьную библиотеку, у меня с Кирой Ивановной сложились доверительные читательские отношения. Что это такое? А вот что: это, когда можно не боясь высказывать свое личное мнение о прочитанной книге, даже если оно не совпадает с мнением «старших товарищей». Например, лично я не люблю Анну Каренину, а Печорин, я вам скажу, еще тот герой того времени.
Так вот, Кира Ивановна меня понимала, слушала и даже спорила как с равным. Невысокого роста, седенькая старушка, с удивительно добрыми, по-детски голубыми глазами. Настоящая хранительница книжницы, как говорил некогда Владимир Даль. «Читатель, мой мальчик, не имеет возраста. Перед книгой мы все равны», — часто любила повторять Кира Ивановна. А «Энциклопедией» ее за глаза прозвали ребята в школе за то, что она могла ответить на любой вопрос.
Урок внеклассного чтения уже подходил к концу, и если бы не Кира Ивановна, то мы бы все точно перессорились между собой, стараясь доказать друг другу, чья книга лучше. Андрей, просидевший весь урок надутым на меня за то, что я не поддержал его перед классной, и тот не выдержал и стал всем советовать — обязательно прочесть книгу о Валерии Чкалове. Мы так увлеченно спорили, что даже не обратили внимания на то, что в класс зашел печник. Если честно признаться, то мы все к нему просто давно привыкли. Ну, ходит человек по классам во время уроков, следит за тем, чтобы нам тепло и уютно было учиться. Значит, так надо. Работа у него такая. «Тут ведь дело вот в чем, — популярно объяснил мне Андрей, когда я с удивлением в первый раз увидел появившегося во время урока в классе печника, — когда дрова в печке полностью перегорят, необходимо вовремя вьюшку в дымоходе закрыть. А не то все тепло в трубу вылетит. Понял?
— Понял. А что такое вьюшка? — чувствуя, что краснею, спросил я.
— Ну, ты и темнота городская! — удивленно произнес Андрей. — И чему вас только в городе учат! Вьюшка — это такая чугунная заслонка в дымоходе, которую закрывают, чтобы тепло в печке оставалось. Теперь понял?
— Теперь понял, — окончательно покраснев, ответил я. Ну откуда мне было знать все эти печные премудрости. В тех школах, где я раньше учился, было паровое отопление.
— Ребята! Вы меня, признаюсь, удивили своими рассказами о ваших любимых книжках. У нас еще есть время до конца урока, — Кира Ивановна посмотрела на часы, — и я вот что думаю: вам наверняка будет интересно узнать, а какая книга была самой любимой в детстве у нашего Виктора Ивановича?
В классе все стали удивленно переглядываться, не понимая, о каком это Викторе Ивановиче говорит нам Кира Ивановна.
— Прошу вас, Виктор Иванович. Мы вас слушаем.
И только тогда нам всем, как говорится, дошло до ума, к кому Кира Ивановна обращается по имени и отчеству. К печнику!!!
В классе наступила такая тишина, какая бывает только на контрольной по математике. Никто из нас не ожидал такого поворота событий к концу урока, и теперь все наше внимание было сосредоточено на человеке, стоявшем у печки. По его лицу было видно, что он сильно волнуется. Оно и понятно, вопрос Киры Ивановны застал его врасплох. Наконец он решился. Сняв с головы шапку-ушанку и откашлявшись в кулак, Виктор Иванович тихо произнес:
— Моей любимой книгой в детстве, ребята, была книга «О вкусной и здоровой пище». Потому что...
Хохотал весь класс, и я в том числе. А Андрей — так тот от смеха аж под парту сполз.
— Ой, мамочки! Пирожки вы мои, котлетки любимые. Как же я вас люблю читать да перечитывать, — раздавались из-под парты, веселя весь класс, его причитания.
Все вдруг стали вспоминать разные смешные случаи из своей жизни, которые касались темы еды, и спешили рассказать их друг другу. Вот уж правду говорят: искра в стогу сена. Безудержное веселье захлестнуло класс. На какое-то время мы просто забыли, что находимся на уроке. Забыли о Кире Ивановне, о Викторе Ивановиче...
С материнской нежностью, полными слез глазами смотрела на нас стоявшая у доски Кира Ивановна. Губы ее беззвучно шевелились, и мне вдруг показалось, что я понимаю, о чем она хочет нам сказать: «Война! Война! Война!»
А Виктор Иванович, прижавшись небритой щекой к белоснежному кафелю печки, просто улыбался, глядя на нас. Улыбался-то он улыбался, а в глазах были тоже слезы...
Не раз еще потом, в моей взрослой жизни, встречались мне такие люди, как Виктор Иванович. С улыбкой на лице и со слезами на глазах. Сегодня даже песня об этих людях есть, и называется она «День Победы». Хорошая песня о хороших людях. А что мы знаем об этих хороших людях? Так, общие факты из биографии... Родился, учился, работал, воевал... Живут они, кстати, рядом с нами, а не где-то там за тридевять земель. А мы не то что фамилий, имен и отчеств их, к своему стыду, часто не знаем. Они для нас все на одно лицо — ветераны. Нам бы у них, пока не поздно, научиться жизнь любить. Главное, не опоздать! День сегодняшний дороже «вечной памяти» по праздникам...
Прозвенел звонок, но никто из нас, как это бывало обычно после окончания уроков, не сорвался со своего места и не бросился наперегонки в школьный гардероб. Глядя на нас, можно было подумать, что мы вдруг все как один вспомнили главное школьное правило: «Звонок — для учителя, а не для учеников».
Нет, конечно. Чего уж тут говорить, мы уже не первоклассники, которым палец покажи — и будут смеяться. Не сразу, но поняли, что у нашего печника Виктора Ивановича какая-то жизненная история с этой книгой о вкусной и здоровой пище случилась. А мы, не дослушав ее до конца, своим «весельем без повода» обидели человека.
И тут на помощь нам пришла Кира Ивановна.
— Ребята! На этом наш урок закончен. — Тут она сделала небольшую паузу. — Но я вижу по вашим глазам, что вам хотелось бы дослушать до конца историю о любимой книге Виктора Ивановича. Ведь так?
— Так! Да! Хотим! — тут же с благодарностью за ее поддержку отозвался весь класс.
Кира Ивановна подошла к печке, где все еще стоял Виктор Иванович, и, взяв его за руку, направилась с ним к доске.
— Может быть, как-нибудь в другой раз, Кира Ивановна. Ребятам домой пора, — пытался он возражать. — Да и стоит ли им об этом рассказывать?
— Стоит, Виктор Иванович, поверьте мне, об этом им стоит рассказать.
«Об этом...» Какое это удивительное русское слово. В нем, пожалуй, скрыта та самая правда нашей жизни, узнав которую, мы взрослеем не по годам и становимся мудрее.
— Моей любимой книгой в детстве была книга «О вкусной и здоровой пище». Эта книга, ребята... — Виктор Иванович неожиданно закашлялся.
— Может быть, воды? — заботливо предложила Кира Ивановна.
— Нет-нет, — прижав руку к груди и превозмогая кашель, прошептал он. — Сейчас все пройдет. Это после ранения бывает так иногда.
«Ранен, ранен. Он был ранен», — зашептались в классе.
— Еще хоть слово кто скажет, будет иметь дело со мной, — строго сказал Андрей и в подтверждение серьезности своих намерений погрозил всем кулаком.
— ...Эта книга спасла мне жизнь, и не один раз, — справился с приступом кашля Виктор Иванович. И стал рассказывать.
— В том году я заканчивал четвертый класс. До начала каникул оставалась одна неделя, и я очень обрадовался, когда мама сказала, что мы уезжаем с ней к бабушке в Ленинград на все лето. Помню, я тогда спросил у нее: «А почему папа не едет с нами в Ленинград?» — «У него на заставе начинаются срочные военные маневры», — ответила мама и заплакала. Но я не обратил внимания на ее слезы, скорее побежал на улицу, чтобы сообщить своим друзьям о поездке в Ленинград и о том, что по этой причине в школу я завтра не пойду... На вокзале мама с папой о чем-то говорили, и мама опять плакала. Мне же было не до их прощаний. В это время я думал о том, как бы уговорить маму занять мне верхнюю полку в вагоне. Ведь с верхней полки так здорово, лежа на животе, смотреть в окно.
— Мне было одиннадцать лет, — тяжело вздохнув, произнес Виктор Иванович, — всего одиннадцать лет, ребята...
Прошлое вдруг так ярко проступило в чертах его лица, что всем в классе без слов стало понятно, о чем он хотел нам сказать. Оглядев притихший класс, Виктор Иванович виновато улыбнулся:
— Что-то я тут не на шутку разговорился. Вам, наверное, это не интересно.
— Рассказывайте, рассказывайте! — зашумел весь класс. — Нам интересно!
Впервые взрослый мужчина разговаривал с нами на равных, доверяя нам, детям, самое дорогое, что было у него, свою семейную историю, которую он все эти годы бережно хранил в своем сердце.
— ...Через неделю началась война. Из Ленинграда мы с мамой и бабушкой никуда не эвакуировались. Почему, не знаю. А потом... потом была блокада. Осенью умерла бабушка. Наступила зима. Было очень холодно. За печку-буржуйку мама отдала свои золотые сережки, обручальное кольцо и бабушкин перстень. Дров у нас не было, и потому свою печку мы топили мебелью, а потом паркетом. Когда паркет закончился, мы с мамой стали жечь книги из дедушкиной библиотеки. У дедушки была большая библиотека, ее нам хватило почти на всю зиму. Тогда-то мне и попалась в руки та самая книга — «О вкусной и здоровой пище». Я не помню ее автора. Такая толстая, старинная книга с картинками. Много-много разных картинок, на которых была нарисована еда: колбаса, масло, рыба, пироги, торты, разные фрукты... А самое главное, там был нарисован хлеб, такой настоящий, черный и белый... хлеб. Но больше всего я любил картинку, где был большой жареный гусь с яблоками.
Мама работала в военном госпитале санитаркой и приходила поздно, но я всегда ее дожидался. Она приносила хлеб, а иногда даже суп в банке. Мы садились у нашей печки-буржуйки и устраивали «пир на весь мир» — так любила говорить мама.
«Сегодня едим жареного гуся», — объявлял я.
«Как, опять гуся, — улыбалась мама. — Ну что же, гуся так гуся. Только, чур, мне шейку и крылышки, а тебе все остальное, сынок...
Мы отламывали хлеб маленькими кусочками, клали их себе в рот, смотрели на картинку с жареным гусем и запивали наш ужин крутым кипятком. Так было теплее.
Под Новый год мама ушла за водой на Неву. Я прождал ее два дня, но она так и не вернулась. И тогда я принял решение идти на поиски. Одевшись потеплее, я запихал свою любимую книгу за пазуху и отправился искать маму. Но как только я вышел на улицу, начался артиллерийский обстрел... Очнулся я уже в госпитале. Потом доктор сказал мне, что осколок от снаряда угодил в мою книгу, и потому не попал в мое сердце. Так что мне повезло, а вот книге нет. По Дороге жизни через Ладожское озеро меня вместе с такими же мальчишками и девчонками вывезли из блокадного Ленинграда. Вот и вся история о моей любимой книге...
...Вечером на катке собрался весь наш класс. Мы тогда приняли решение взять над Виктором Ивановичем шефство, но только так, чтобы он об этом не догадался и не обиделся на нас. Девочки взяли на себя контроль за чистотой на школьном дворе, ну а мы, мальчишки, решили по очереди помогать Виктору Ивановичу колоть дрова и выносить золу из печек на школьный огород. Ленка Мирошник, дочка нашей «ботанички», вспомнила, что у них дома есть точно такая же книга: «О вкусной и здоровой пище» — и предложила подарить ее Виктору Ивановичу на память. Все у нас получилось, как мы и задумали. Правда, Виктор Иванович наше шефство раскусил сразу, но виду не подал. Мы просто по-настоящему подружились с ним, а дружба — это большое дело.
Прошло детство. Многие события моей школьной жизни стерлись из памяти, но никогда не забуду тот урок внеклассного чтения в нашем седьмом «Б» классе. Именно тогда мы поняли, что книга может быть настоящим другом и товарищем на всю жизнь. И еще: главное в жизни — не опоздать дарить людям добро.