Шевцов Н. В. |
Наумова Е. Е. |
Конечно, мы не стремились добраться до 171-го разъезда и увидеть пожарный сарай, да выстроенный в начале прошлого века пакгауз «из подогнанных валунов». Понимали, что и сам разъезд, и краткое описание его построек — результат творческого воображения автора любимой всеми повести «А зори здесь тихие». Но писатель-фронтовик Борис Васильев хорошо знал войну и, описывая вымышленные события, часто наполнял их реальными фактами, воспоминаниями об увиденном в перестрелках и на отдыхе между боями. Поэтому мы нисколько не удивились, когда узнали, что в годы минувшей войны в оказавшемся в прифронтовой полосе поморском селе Унежме был создан пункт правительственной связи. Но только обслуживал его взвод не зенитно-пулеметного батальона, как в повести Васильева, а связи. И он целиком состоял из девушек-связисток.
Вот мы и решили побывать в этом стоящем на берегу Белого моря селе, чтобы хоть отчасти приобщиться к обстановке талантливого произведения Бориса Васильева. Но оказалось, что добраться до Унежмы весьма непросто. Еще до того, как отправиться в путь, узнали, что в деревне никто не живет, что от нее осталось несколько полуразрушенных, заброшенных изб. Ближайшее обитаемое поселение расположено в нескольких десятках километров. Да и там немного людей осталось.
Путь в Унежму оказался долгим и непростым. Сначала добирались до крупной железнодорожной станции Малошуйка. Она расположена на тянущейся вдоль морского побережья примерно четырехсоткилометровой магистрали, которая связывает Октябрьскую и Северную железные дороги. Построенная в 1941 году, она стала еще одной «дорогой жизни». В сентябре 1941 года финны перерезали Кировскую железную дорогу. Мурманская область с Северным флотом и Карельский фронт могли остаться без снабжения и, скорее всего, были бы захвачены врагами. Проходящая вдоль Белого моря среди непроходимых болот Сорокско-Обозерская линия стала настоящим спасением. По ней на фронт в Заполярье доставлялись боеприпасы, а в обратную сторону — поставки по ленд-лизу. Понятно, что к этой железнодорожной ветке вполне могли рваться немецкие парашютисты. Достаточно взглянуть на карту Октябрьской (тогдашней Кировской) железной дороги, чтобы убедиться, что описанный Васильевым 171-й разъезд мог находиться только на этом участке.
Ныне на станции Малошуйка останавливается всего один поезд дальнего следования: Вологда–Мурманск, да и то не каждый день. Но есть и пригородные «электрички», часто состоящие из одного-двух вагонов и грузовой платформы. На них из Малошуйки можно доехать до города Онеги. А вот автомобильных дорог до районного центра Малошуйки нет. В Интернете и сейчас можно встретить полное отчаяния восклицание предпринимателей: «Как доставить грузы в Малошуйку на автомобилях?» Никак — только на поезде. Мы спросили: «А если кто-то тяжело заболеет, как же тогда?» «На Чмухе в Онегу возим», — прозвучало в ответ. Попробуй, догадайся, что речь идет о маневровом тепловозе ЧМЭ3... Правда, зимой из Онеги прокладывают зимник, связывающий райцентр с Большой землей. И тогда все население поселка вздыхает с облегчением. Не радуются зимнику только горе-водители, поскольку одними из первых в город по зимнику приезжают сотрудники ГИБДД. Ведь в оставленной на весенне-осенний период без присмотра дорожных инспекторов Малошуйке резко возрастает число незарегистрированных автомобилей без номеров. А о нарушениях правил дорожного движения (в том числе о езде в нетрезвом виде) и говорить не приходится.
Не часто увидишь в Малошуйке и участкового милиционера, ведь проживает он в Онеге, до которой два часа езды на пригородном поезде. Но, что удивительно, правонарушений в Малошуйке, несмотря на отсутствие постоянного присутствия полиции, очень мало. Люди, как рассказали нам местные жители, более ответственно относятся к своему поведению. Те, кто не прочь устроить скандал или драку, понимают, что за свои грехи им придется отвечать перед всем миром — соседями по дому, по улице, которые в условиях Малошуйки, можно сказать, в известной мере заменяют органы правопорядка.
От станции Малошуйка мы отправились в село Абрамовское, расположенное примерно в пяти километрах. Здесь сохранился уникальный архитектурный деревянный ансамбль, состоящий из Никольской шатровой церкви 1638 года, срубленной в том же XVII столетии колокольне и ныне действующего Сретенского храма 1873 года. Обычно такие комплексы называют тройниками.
Когда мы шли в сторону Абрамовского по сельской дороге, нас то и дело обгоняли машины. И трудно было представить, что неделей ранее на этой же грунтовке застрелили медведицу, ставшую проявлять интерес к спешившим домой местным жителям, в особенности в вечернее время.
На русском Севере осталось совсем немного тройников, состоящих из летней, зимней церкви и колокольни. Их можно пересчитать по пальцам. Самый известный из них, вызывающий всеобщее восхищение, украшает остров Кижи. Остальные менее знакомы любителям старины. Они расположены в основном в разбросанных вдоль побережья Белого моря селениях: Ненокса, Ворзогоры, Варзуга. Когда-то тройниками гордились в каждом крупном северном селе, но люди и время не уберегли их. Одни, забытые всеми, медленно разрушались, пока не исчезли. Другие гибли в одночасье из-за попавшей молнии либо разведенного поблизости костра. Только в последнее десятилетие полностью погибли тройники в Усть-Коже и Мудьюге. Совсем недавно лишился шатровой церкви и колокольни архитектурный комплекс в селе Лядины, расположенном совсем близко от Каргополя. Все, кто приезжал в северный город, непременно старались увидеть деревянное чудо в Лядинах.
Но вернемся в село Абрамовское, живописно разместившееся на берегу тихой и неширокой речки Малошуйки. Могли ли мы представить себе, как будем через несколько часов волноваться при виде этой реки?
В Абрамовском нас ждал Геннадий Анатольевич Иванов, с которым предстоял дальнейший путь до Унежмы. Первое, что нас удивило, это транспортное средство — превращенный в вездеход УАЗик с огромными, в человеческий рост колесами. «Машина надежная, — поспешил предупредить нас Геннадий, — не переворачивается и не тонет». Эти слова, как выяснилось, оказались далеко не лишними. Мы стартовали в 6 часов вечера, когда на Белом море начинался отлив. Сначала ехали через болото. Наш вездеход сравнительно легко преодолел, казалось, непроходимые топи, а затем и так называемый «зеленый берег» или «кечкора» — прибрежные вязкие луга, любимое место стоянок перелетных птиц, прежде всего гусей. Наконец мы оказались на «куйвате» — песчаном морском дне, покрытом тонким слоем воды. Миновали каменную гряду, их здесь называют «лудами», — разбросанные по морскому дну валуны, затопляемые во время прилива. Двигались по этому на время раскрывшему свои тайны царству Нептуна примерно со скоростью 30 км/ч. Песок морского дна оказался прекрасным твердым покрытием. Но вскоре пришлось остановиться в ожидании окончательного обмеления во время отлива впадающей в море Кушереки. Прождали полчаса и вновь двинулись в путь. И сразу же воды хоть и обмелевшей реки почти полностью скрыли колеса. «Еще чуть-чуть, — заметил Геннадий, — и поплыли бы».
Миновав Кушереку, водитель, указывая в сторону видневшегося вдали холмика сказал: «Сейчас держим курс в сторону Синей горы». При этих словах мы сразу же вспомнили упоминавшуюся в произведении Васильева Синюхину гряду, разделявшую Легонтово и Вопь-озеро. Не правда ли, похожее название?
Затем увидели еще один мыс — Сосновый, где Геннадий устроил для себя летнюю дачу, заимку, на которой его в силу труднодоступности никто потревожить не может, разве все те же медведи. «Приезжаю сюда охотиться, рыбачить. Хожу за грибами и ягодами — черникой, брусникой, морошкой, которых здесь — неиссякаемые плантации». И вспомнились огромные пространства болота, покрытые цветущей морошкой. «А еще, — сказал Геннадий, — возле своей избушки я поставил крест в память о не вернувшихся с промысла поморах».
Но вот и Унежма, спрятавшаяся среди гранитных холмов, которые на севере называют вараками. Наш автомобиль вновь превратился в болотоход, минут за десять преодолевший топкий берег, разделявший деревню и море.
Увы, но мы сами убедились в том, что сегодня практически ничего не напоминает о былом благополучии Унежмы. Когда-то через нее проходил Поморский почтовый тракт, а в самой деревне насчитывалось 80 дворов с пятьюстами жителями. Сегодня видны остатки лишь нескольких избушек, целиком сохранился только один дом, в котором до недавнего времени жила последняя обитательница деревни О. Г. Куколева. С ее кончиной Унежма окончательно опустела. Но мы все же увидели людей. На завалинке возле бывшего дома Куколевой сидели трое мужчин, с любопытством смотревших на нас и большеколесный агрегат. Геннадий узнал их, поздоровался. Выяснилось, что нынешние обитатели Унежмы во главе с егерем Николаем приехали сюда провести отпуск. Добирались по болотам на отдыхавшем возле избы вездеходе от расположенной в 30 км от железнодорожной станции того же названия — Унежма. Так что разные, но одинаково непроходимые дороги ведут в эту исчезающую поморскую деревню. Николай показал нам остатки избушки, на крыше которой когда-то установили башенку, служившую наблюдательным пунктом для девушек-связисток. Такая же башенка имелась и у развалившейся Никольской церкви, которая, судя по всему, скоро прекратит свое существование.
В десять вечера мы расстались с Унежмой. Спешили, поскольку приближалось время прилива. Только выехали из деревни, как начались неприятности. Спустило одно из колес. Правда, с помощью компрессора Геннадий быстро накачал его, но все равно через каждые 10 км приходилось останавливаться и подкачивать колесо, а заодно затыкать целлофаном образовавшиеся дырки. А время шло, и море неумолимо приближалось. Тихое, спокойное, действительно белого цвета, оно очень скоро могло причинить нам массу неприятностей, прижав к непроходимому даже для нашей машины берегу. К счастью, успев вовремя пересечь Кушереку, мы поняли, что море не догонит нас. Но впереди виднелось болото, а за ним несла свои воды та самая тихая Малошуйка, которая в своем устье во время прилива превращалась в непреодолимую водную преграду. Но нам повезло. Мы успели оказаться на другом берегу, потому что прилив в районе устья Малошуйки начинался на час позднее, чем в Унежме.
Примерно в два часа ночи при свете так и не зашедшего солнца мы вновь оказались в Абрамовском, закончив наше незабываемое путешествие по морскому дну и застав тихую беломорскую вечернюю зарю.