* * *
Вот чай дымится на столе,
Вот за окном идет эпоха.
Да, этот мир лежит во зле.
Но миру стыдно, миру плохо.
Сегодня, думая о нем,
Я это понял всей душою:
Все одурманено кругом,
Как будто некой анашою.
Но мир не хочет анаши.
Обманут он, я это знаю...
«Ты со своей начни души», —
Мне говорят. Я начинаю.
Да, я начать уже готов,
Но как оно пойдет, не знаю...
Пока учу «Молитвослов»
И с радостью запоминаю.
* * *
Из жизни нашей стали исчезать
Слова: присяга, подвиг, верность...
Мы стали в межеумье зависать,
Какой-то низкой стала современность.
России быть расхлябанной нельзя.
Со всех сторон, со всех границ набеги.
Не расслабляйтесь, русские князья, —
В покое не оставят печенеги.
Они нам никакие не друзья
И не партнеры — что вы лебезите?
Не расслабляйтесь, русские князья,
И в сердце верность Родине носите.
* * *
Для России открылся Господь в эти годы.
Может быть потому, что стучится война...
Перебрали, как водки, мы нашей свободы,
Вопиет наша совесть и наша вина.
Времена наступают трезветь и собраться.
Времена наступают молиться — и в бой.
Мы для Бога еще не потеряны, братцы.
Поднимайтесь, рязанский мужик и тверской...
Впереди будут битвы не олимпийские.
Не потешные будут бои и полки.
Поднимайтесь, уральские люди, сибирские...
И Поволжье, и казаки...
И Кавказ, и московские люди, и питерцы.
Поднимайтесь и Север, и Дальний Восток...
Мне суровым и грозным грядущее видится.
Наступает безжалостный срок.
ГЕНОЦИД
Еще, быть может, не родился
Для этой темы наш Тацит,
Но, несомненно, в наше время
Был явлен русским геноцид.
Совсем недавно это было.
Мне боль армянская близка
И слезы Карса мне понятны,
И иудейская тоска...
Но я о русском геноциде.
Когда по миллиону в год...
И забывать нельзя об этом.
Иначе он опять придет.
* * *
Рок событий несет нас к войне.
Словно льдину несет к порогу...
Победим ли, сгорим ли в огне —
Я не знаю, предателей много.
Не готова, я вижу, страна —
Расслоенье людей вопиюще.
Мстит жестоко за это война.
Отвернется Господь всемогущий.
Кто лукавил — служил сатане.
Помогла ли Руси заграница?
Рок событий несет нас к войне.
Жизнь в России должна измениться.
* * *
Мужика зовут на революцию
И ругают: что, мол, не идешь?
А мужик читает Конституцию,
Говорит: меня не проведешь.
Он не против был бы революции,
Чтобы кой-кого она смела —
Но, чтоб не нарушить Конституции...
Вот такие на Руси дела.
* * *
Травы зябнут, и крыши, и ветки.
Как-то тише река потекла.
Печка лета остыла, и ветер
Выдувает остатки тепла.
Глажу я лошадиную морду
И никак не пойму одного —
В старой книге написано твердо:
Мир проходит, и похоть его.
Мир проходит... И, время не тратя,
Надо б думать о вере всерьез.
Но и травы мне сестры и братья,
И порой я люблю их до слез.
Все, конечно, проходит на свете.
Как бы жизнь не была мне мила —
Печка лета остынет, и ветер
Выдувает остатки тепла.
Но покуда стога и овины,
И поля, и леса предо мной,
С ними связан такой пуповиной,
Что не мыслю без них мир иной.
Да и вся моя вера отсюда,
От окрестного мира она.
Я увидел все это как чудо!
Разве может быть в этом вина?
* * *
Я не могу без родины моей.
Опять приеду, и опять, и снова.
Есть что-то для меня среди полей —
Как бы весь мир вмещающее слово.
А так, посмотришь, ничего и нет —
Пейзаж неброский, бедность и разруха...
Но есть какой-то изначальный свет
И та земля, что многим стала пухом.
* * *
Я мог бы забыться, и, словно герой Метерлинка,
Вполне предаваться какой-нибудь светлой мечте.
В мечтах уноситься от невыносимого рынка
И видеть лишь небо, в лучистой летя высоте.
Я мог бы забыться, но я не хочу забываться,
Хочу я с людьми разделить этот горестный путь —
Я с ними хочу не сдаваться и не продаваться,
И с ними попробовать нашу судьбу повернуть.
Нет, это не путь — это мрак, и нажива, нажива,
Обман и обман, и растленье и множество слез.
Но все же святое во многих сердцах еще живо,
Я с ними дождусь очистительных гроз.
P.S.
Тогда я был, конечно, утопичен.
И Мир, и Свет для мира — где они?..
И все-таки, и все-таки Россия
Зажжет необходимые огни.