«На берегу пустынных волн...»

Здесь будет город заложен...

            А. С. Пушкин

Город российской славы, блестящая столица великой империи, музей под открытым небом, сокровищница мировой культуры, парадный западный фасад России — это один взгляд на Петербург.

Есть и диаметрально противоположная точка зрения: нерусский город, возникший как чудовищная фантасмагория волею безумного Петра, чтобы стать плацдармом для экспансии западной цивилизации на православную Россию, город, с которым связано уничтожение древнего, сложившегося веками порядка, наконец, город цареубийств и революций. Сегодня нередко мы слышим и такое: провинциальный город с великим прошлым и областной судьбой в настоящем, мумифицированный город-музей.

Все эти высказывания в той или иной степени справедливы. Но ни одно из них не открывает ни истинного значения Петербурга, ни его тайны.

 

«На берегу пустынных волн...»

Наш город имеет много устоявшихся мифов. Один из таких мифов это то, что он возник на пустом месте. Рефреном вновь и вновь плещутся в нашем сознании «неведомые воды». Затем всплывает страшное предсказание: «быть месту пусту» и другие неясные пророчества о грядущей катастрофе и затоплении. На пустом месте возник — на запустение и обречен.

Действительно, перед городом неоднократно вставал гамлетовский вопрос «быть или не быть». Вначале его существованию грозили чудовищные по своему размаху и последствиям наводнения, когда, казалось, сама природа восстала против творения Петра. Спор — кто кого переупрямит — природа или человек — был долгий и нешуточный. Человек все же оказался упорнее.

В минувшем столетии, в роковом 1941-м Петербург стоял на грани полного уничтожения. Никогда еще он не был столь близок к гибели. Планы немецкого генерального штаба «стереть город с лица земли» в точности соответствовали древнему зловещему предсказанию. Но, будто невидимая рука отвела беду. Вопреки всему и вся, город стоит, незыблемо и твердо.

Вопрос о «пустоте» этого места в прошлом и в будущем далеко не так прост, как кажется.

Во-первых, так ли уж безвестны были невские воды, и насколько место было пусто? Географически и геополитически проток, соединяющий Финский залив и Ладогу, был настолько важен еще в древности, что в течение многих веков новгородцы и шведы упорно оспаривали его друг у друга (Невская битва была лишь одним из эпизодов этой борьбы). Для шведов Нева была ключом к России и Карелии, что же касается новгородцев, то все их процветание зависело от того, в чьих руках находится проток. Потому борьба шла не на жизнь, а на смерть, и только после утраты Новгородом своей независимости, шведам удалось завладеть этими территориями, чем, кстати сказать, они не сумели воспользоваться в должной мере. Основав здесь мало чем примечательную крепость Ниеншанц, они удовольствовались простой фиксацией этих территорий за Швецией, не пытаясь здесь всерьез обосноваться, будто не понимая стратегического значения невских берегов. Пребывание шведов здесь было настолько эпизодическим, неглубоким и чужеродным и настолько осталось без последствий для будущего города, что мы опять не можем не задуматься, какие силы помешали нашим северным соседям использовать сто с лишнем лет своего присутствия здесь для более решительных действий?

Впрочем, куда важнее то, что происходило здесь до шведов. Каждое событие, начиная с глубокой древности, является ключом к разгадке тайны Петербурга, его блестящей судьбы и грядущего его возрождения. Древние легенды и предания, связанные с этим местом, образуют необычайное по своей силе метафизическое пространство. Оно формировалось веками, последовательно и неуклонно. Начиная с древнейших времен, события, происходившие здесь, неоспоримо показывают, что появление Петербурга не было случайностью. Не каприз Петра и даже не военно-политические соображения вызвали город к жизни. Мы имеем веские основания говорить о предопределенности Петербурга. Даже имя города было предопределено задолго до его основания. Итак, обратимся к древним преданиям.

Во время оно «Бе путь из варяг в греки и из грек по Днепру, и верх Днепра волок до Ловати, и по Ловати внити в Ылмерь озеро великое, из него же озера потечеть Волхов и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внидеть устье в море Варяжьское. И по тому морю ити до Рима...»

Так начинается сказание о путешествии апостола Андрея из Царьграда в Рим, которое он проделал, пользуясь вышеупомянутым маршрутом. Как известно апостол во время этого путешествия благословил место будущего Киева на Днепре, своим присутствием он освятил также и Невские берега. Среди валаамских монахов есть предание, что апостол Андрей не просто проплыл здесь, но установил крест на Валааме и этим освятил место.

Через восемьсот лет после этого легендарного путешествия мы видим эти земли основательно обжитыми славянскими племенами совместно с чудью, ижорой, карелами и другими угро-финскими народами. И здесь в дремучих приладожских дебрях был заложен камень будущего древнерусского государства. Понятие «Киевская Русь» часто заслоняет от нас тот важный факт, что именно у нас на севере находятся истоки русской государственности и Киев вторичен по отношению к Ладоге и Новгороду.

Сегодня, если вам случится побывать у места впадения Волхова в Ладожское озеро, точнее, чуть ниже этого места, вы окажетесь в крохотном поселке Старая Ладога. Вас встретит небольшое, на первый взгляд ничем не примечательное российское сельцо с ее пронзительной нищетой — почти никаких признаков современной цивилизации. Но подходя к Волхову вы с удивлением обнаруживаете мощные каменные крепостные стены и башни, древние храмы XII века, монастырские обители. Вот она, древняя крепость Альдыгейя на Ладоге при начале пути «из варяг в греки», первоначальная столица Рюрика и Олега, скромная колыбель русской государственности. Отсюда Рюрик спустился вниз по течению Волхова и «срубиша Новъгород», как об этом повествуют древние летописи. Отсюда Олег отправился в свое знаменитое плавание к берегам Днепра и приступил к объединению разрозненных восточнославянских поселений под единым правлением. Ничто, кроме древних камней и высокой сопки над Волховом — могильного холма Олега — сегодня не напоминает о прошлом величии. Будто какая-то неведомая сила хранит это потаенное место от глаз любопытных в тишине и вдали от суеты...

Позднее, когда Киев занял главенствующее положение в образовавшемся русском государстве, Северная Русь во главе с Новгородом, сохраняя известную независимость и будучи родовой вотчиной Рюриковичей, продолжала оказывать ощутимое воздействие на развитие ситуации на Юге. Самые прославленные русские князья — Владимир Святой и Ярослав Мудрый — в междоусобных распрях начинали свою борьбу за киевский престол из Новгорода и этим обеспечивали себе дальнейший успех. Мы видим: неизменное правило, начиная с Рюрика и Олега, кого приняла Новгородская земля (Ильмень-Ладога-Белозерье), того принимает и вся Русь.

Круг как известно — символ вечности. Начало и концы сходятся. Так центр русского государства, перемещаясь по кругу от Ладоги и Новгорода до Киева и через Владимир к Москве, в Петербурге возвращается к своим истокам. Круг замкнулся.

Я говорю тебе — ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18).

Существует одно удивительное предание, которое переносит нас в начало XII века и в котором можно усмотреть прямое пророчество о будущем городе, его названии и его исторической вселенской миссии. Речь идет о чуде Святого Антония Римлянина. Случилось это в исторические времена, хорошо освещенные в наших источниках — в бытность архиепископом Новгородским преподобного Никиты. Житие Св. Антония повествует, что вскоре после схизмы, когда латинская церковь отпала от Православия, часть монахов удалилась от папских гонений в пустыни. В 1086 году к ним присоединился юный Антоний. Сын богатых родителей и единственный наследник, он отказался от мира и отдал себя служению Богу. Св. Антоний роздал свое имение нищим, а оставшееся золото, серебро и драгоценные сосуды сложил в бочку (делву) и пустил в море. Странствуя, он добрался до пустынного берега моря. Год и два месяца молился преподобный Антоний на камне на берегу моря, и потом чудесным образом был перенесен по волнам на том же камне по морю до Финского залива, через Невские воды в Ладогу и оттуда по Волхову до Новгорода. Камень пристал к берегу в ночь с 7 на 8 сентября 1106 года. Очнулся Антоний, заслышав колокольный звон, и думая, что он перенесен в Рим, стал готовиться к тяжким испытаниям.

И тут с изумлением он видит жителей неведомой страны, говорящих на странном непонятном наречии. Три дня он молился, боясь покинуть свой камень. Господь послал ему греческого купца, знавшего латинскую речь, который и объяснил Антонию, что он находится в Новгороде. Обучившись немного русскому языку, Антоний открыл свою тайну епископу Никите. Позднее Антоний по его совету основал на берегу Волхова, в том самом месте, куда пристал камень, монастырь, который теперь носит имя преподобного (Антоньевский), и там же построил храм Рождества Богородицы. Монастырь стоит до сих пор, также как и храм того времени. На здании церкви есть памятная надпись, рассказывающая о том, что храм был построен на средства Антония Римлянина. Дело в том, что та самая бочка с наследством, согласно легенде, тоже была перенесена к Новгороду и спустя год Св. Антоний обрел ее чудесным образом в Волхове и эти средства употребил на строительство храма. Часть же сосудов хранилась в монастыре, откуда их забрал в Москву государь Иоанн Грозный. Еще до революции эти драгоценные сосуды с надписями на латинском языке можно было видеть в Московской Патриаршей ризнице. В храме, построенном Преподобным, и сегодня стоит тот самый легендарный камень, на котором он, согласно преданию, приплыл к нам из Италии, там же почивают под спудом мощи Святого.

Символическое прочтение этого предания может служить пророчеством о грядущем городе. Камень из Рима символизирует переход благодати Божией из Рима на Русскую землю (ведь случилось это спустя полвека после схизмы). Петром (в переводе с греч. «камень») нарек Господь ученика Своего Симона, как основание Своей Церкви. Латинская церковь претендует на свою исключительность именно в силу особой благодати, дарованной Спасителем апостолу Петру, который проповедовал в Риме и здесь принял мученический конец.

Камень Антония Римлянина, таким образом, становится прообразом Петербурга. Ведь через 600 лет в устье Невы возникнет город-камень, город Святого Петра. Знаменательно в этой связи и то, что город строился изначально в камне, в отличии от большинства русских городов. И то, что название его имеет западную латинизированную форму — Санкт-Петербург, которое при этом смогло прижиться, органично вписывается в общую метафизическую канву событий. И даже архитектурный облик римского собора Св. Петра, повторенный в Казанском Соборе на Невском проспекте, в котором пребывает главная святыня города — чудотворная икона Казанской Божией Матери, наводит на размышления о неслучайных случайностях. Получается, что третьим-то Римом оказывается не Москва, а город на Неве, никогда, кстати, на это не претендовавший.

 

«Да поможем сроднику нашему князю Александру»

В следующем XIII веке в этом регионе произошло еще одно важное событие — знаменитая Невская битва — самый выдающийся ратный подвиг новгородцев во главе со Св. благоверным князем Александром Ярославовичем. Вся юго-восточная Русь лежала растерзанная Батыевым нашествием. Шведы, а затем немецкие рыцари сочли, что наступил благоприятный момент для разгрома и завоевания северной Руси. Здесь, на Невских берегах, решалась тогда судьба всего русского государства. Здесь князь произнес свои знаменитые слова: «Не в силе Бог, но в правде», вступив в сражение с превосходящим противником.

И опять все детали и обстоятельства сражения глубоко символичны. Накануне битвы дозорному Пелгусию рано поутру было видение русских князей-мучеников Бориса и Глеба, плывущих по Финскому заливу в челноке. Святые мученики стояли посреди лодки в красных одеждах, держа руки на груди. Один из них сказал, обращаясь к другому: «Брат Глеб, повели грести скорее, да поможем сроднику нашему князю Александру».

Вот и еще одно пророчество: явление святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, убиенных Святополком Окаянным, на Невских берегах — не прообраз ли будущих царских мучеников, которым предстояло претерпеть насильственную смерть на этой земле. Не раз, начиная с царевича Алексея, она обагрялась августейшей кровью: Петр III, Павел I, Александр II, отсюда начал свой путь на Голгофу царь-мученик Николай II. Святые великокняжеские мученики своим появлением ознаменовали, что место это под их особым княжеским попечением, возвещая о будущем жертвенном служении русских царей Богу и Отечеству. Так обстоятельства Невской битвы отметили эту землю как место русской славы и вместе с тем — царского заклания. Сам же князь Александр на Неве получает свое историческое имя и благословение от князей-мучеников. И, как оказалось в последствии, оно касалось не только исхода битвы, но и будущего — особой роли его потомков в русской истории, ведь от корня Александрова пошли московские цари.

 

Освящение земли

В следующем столетии, в 1383 году, опять по тем же Невским волнам, согласно преданию, пройдя в Ладогу и оттуда по реке Сясь до Тихвина (прежде село Пречистенское) приплыла икона Божией Матери, называемая Тихвинская. Отметим, что случилось это спустя три года после Куликовской битвы, по существу означавшей конец золотоордынского ярма и будущую мощь Русского государства, и примерно за 70 лет до падения Константинополя. Именно в это время в Константинополе исчезла одна древняя, глубокочтимая икона Божией Матери — полагают, что именно она объявилась в крохотной безвестной деревушке, затерянной в карельских лесах на берегу речки Сясь, где в XVI веке (в 1546 году) возник знаменитый Тихвинский мужской монастырь.

С древнейших времен заповедные приладожские леса освящались монашескими обителями. В глубокой древности преподобные Св. Сергий и Герман основали на одном из островов Ладожского озера Валаамский Свято-Преображенский монастырь. Если с доверием относится к житию Авраамия Ростовского, то св. преподобные Сергий и Герман основали свой монастырь еще до крещения Руси, таким образом, здесь, в сердце Ладоги, находится колыбель русского монашества и русской святости. В XIV веке на одном из соседних островов на месте древнего языческого капища стараниями преподобного Арсения была основана Коневская Рождественская обитель. Здесь известна своими чудотворениями Коневская (Голубинская) икона Божией Матери, привезенная Св. Арсением с Афона. Икона эта необычайна тем, что Младенец Иисус держит в руках двух птичек. Голубки — символ жертвенности (два голубка были принесены в Иерусалимский храм Иосифом как жертва Богу в благодарность за рождение Иисуса по обычаям древних иудеев).

В XV веке на реке Свирь подвязался великий угодник Божий, первоначально монах Валаамского монастыря, преподобный Александр Свирский, основавший обитель, которая теперь носит его имя. Здесь в заповедных приладожских лесах, как в новой Палестине Святой, удостоился подобно патриарху Аврааму лицезрения Св. Троицы в виде трех ангелов.

Итак, мы видим каждое столетие здесь происходили события далеко не рядового значения, место освящалось и подготовлялось для своей будущей исторической роли. В целом, символическое прочтение большинства событий, которые передают нам древние летописи и предания, выдвигает на первое место знаки царственности, жертвенности, богоизбранности.

 

Больше, чем русский

Санкт-Петербург, город Святого Петра, ключи от рая. Nomen est omen. Когда-то в XVI веке шведы попытались закрепиться в районе реки Охты, основав поселение с громким названием Ландскрона — «Венец земли». Можно только недоумевать, что могло побудить шведов назвать жалкое свое поселение, затерянное среди болот и непроходимых лесов, столь пышным именем? Вот вам и еще одно пророчество.

Город на Неве — это не «нерусский» город, как его часто называют, а больше, чем русский. Он имеет вселенский масштаб, всемирное значение. Камень Антония Римлянина отметил его как новый Рим, явление Св. преподобному Александру Свирскому Св. Троицы — как новую Палестину. Приход Тихвинской иконы обозначил преемственность со вторым Римом — Константинополем. Не случайно отсюда начинается расширение русского государства вплоть до Тихого океана. Русь выходит за узко национальные рамки, объединяя вокруг себя множество самых разных народов. Русь становится Империей. От момента основания города государство наше своей культурой и историей начинает оказывать влияние на судьбы всего мира.

На первый взгляд у города европейский облик, но только по внешнему виду, внутренний логос его совершенно иной. Его стройный величественный аскетичный профиль ничего общего не имеет с уютными, празднично разнаряженными, хаотичными городами Европы. Петербург вобрал в себя черты и Амстердама, и Венеции, и Гамбурга, и Парижа, и Рима, древней Александрии, оставаясь всегда самим собой — непостижимым и суровым. Ф. М. Достоевский в своей речи, посвященной юбилею Пушкина, отмечает, что русский человек обладает особой отзывчивостью к чужим культурам; он способен почувствовать себя и англичанином, и французом, и испанцем, что ярко демонстрирует творчество Пушкина, но при этом остается всегда русским: «Нет, положительно скажу, не было поэта с такой всемирной отзывчивостью, как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине ее, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов». Достоевский определил это свойство Пушкина, присущее православным русским, как свойство всечеловека: «Ибо что такое сила духа русской народности, как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности?.. Наш удел есть всемирность». В Санкт-Петербурге ярче всего воплощена эта «отзывчивость» и «всемирность» русского духа, которые так точно подметил Ф. М. Достоевский.

Стремительный культурный и научный взлет, который мы видим в Петербурге, тоже говорит о многом. Все мировые культурно-исторические центры, такие как Афины, Рим, Париж, Лондон имеют многовековую, а то и тысячелетнюю историю. Петербург за двести лет сумел внести столь значимый вклад в мировую культуру, что уже к концу XIX века занимает достойное место среди древних столиц Европы. Такая стремительность — уникальный и единственный случай в мировой истории.

Отметим еще одну немаловажную деталь этого «нерусского города» — а именно всенародную любовь к нему всей России. Я думаю, каждый петербуржец не раз испытывал это на себе, куда бы его не занесла судьба — в глухую ли деревушку Нечерноземья, в Сибирь ли, в Кубанские степи — всюду он встречает самый теплый прием. Город любят и чтят, также как его жителей, которые были для всей России образцом образованности, хорошего воспитания, сдержанности (по крайней мере, еще в недалеком прошлом). Да, как и подобает аристократу, город несколько чопорный и холодный, но это нисколько не умаляет любви к нему россиян. Не случайно Гитлер так жаждал стереть его с лица земли. Этим бы он уничтожил славу и гордость русского народа. Россия без имперского величия Санкт-Петербурга лишена крыльев, или точнее парусов, которые несут ее на просторы всемирности — к новым победам и новой славе.

Кажется, что сегодня город мирно дремлет, что он погружен в свои собственные будничные заботы. Однако, несомненно, это временное затишье. Вся его история, мощная его энергетика и заложенная веками многозначная символика говорят о том, что ему еще предстоит сыграть свою особую, пока для нас загадочную роль и в истории России, и в судьбах мира.

Уже после основания города Господь не оставлял своим попечением его жителей. Он прославил блаженную Ксению Петербургскую в городе интеллектуалов, ученых и поэтов — великую подвижницу и юродивую, как бы в напоминание и назидание о тщете человеческой премудрости без духовного возрастания. Особой милостью свыше для петербуржцев в начале ХХ века было пребывание здесь Святого и Праведного Иоанна Кронштадтского.

После революции здесь просияли первые новомученики российские: иерархи, священники и монахи Петербургской епархии вместе с митрополитом Петроградским священномучеником Вениамином.

В период либерально-демократических реформ был дарован городу Владыка Иоанн, распространявший здесь после семидесятилетнего периода гонений на церковь свет истинной духовности и веры.