При изучении любого языка необходимо исследовать и внутренние языковые закономерности, и внешние по отношению к языку факторы.
Языковое сообщество переживает разные периоды своего существования. Смена государственного строя, политические и экономические преобразования, новые социокультурные условия жизни способны привести к некоторым внутрисистемным языковым изменениям.
Национальный язык включает в себя литературный язык, социокультурные и территориальные диалекты, просторечие, функционально-стилистические разновидности языка.
В период, когда языковая ситуация отличается нестабильностью, происходит своеобразное смешение, подмена диалектов, стилей, которые под воздействием процессов, происходящих в обществе, теряют свою функциональную прикрепленность.
В этой ситуации даже литературный язык, по определению кодифицированный, подвергается столь сильным волнам социального, культурного и политического воздействия, что его носитель начинает терять некоторые ориентиры, языковая норма становится неустойчивой, способы речевой реализации задуманного -- не эффективны.
Само по себе их вхождение в литературный язык может быть и оправданным, и полезным, но в периоды социальных, культурных бурь и натисков мы сталкиваемся с их явной избыточностью, неотобранностью, поскольку «языковой вкус эпохи», призванный быть неким фильтром, с отведенной ему ролью не справляется.
Утрачивается высокий стиль, низкий, вульгарный занял место среднего, традиционно являющегося источником поступления в нормативный язык элементов его системы.
Перестройка принесла вседозволенность, языковая культура резко упала. Средства массовой информации буквально захлестнул поток просторечных жаргонных, а нередко -- просто непристойных слов.
Принятие огромного количества заимствованных слов привело к созданию сложной сети неопределенных терминов, которые постепенно вытесняют традиционные слова.
Постоянное развитие, изменение языка создает большие трудности описания современной языковой нормы.
Я ограничу рассмотрение языковой нормы лишь нормой произносительной, требующей особых методов исследования, особого материала и круга испытуемых.
Еще 60-70 лет назад так легко было узнать москвича или ленинградца по их речи, ведь было около пятидесяти ярких различий, вокалических и консонантных.
Чего стоило одно петербургское «еканье» в отличие от «иканья», произнесение щ и сочетаний сч, зч как /š'č'/ в Петербурге и /š':/ в Москве, произнесение сочетаний чт, чн как /št/ и /šn/ -- в Москве и как /č't/ и /č'n/ -- в Петербурге и многое, многое другое.
К середине XX столетия в результате развития средств массовой коммуникации, миграции населения сгладились различия между двумя вариантами, образовалась единая произносительная норма, заимствовавшая часть черт старого московского варианта, часть петербургского.
Какова же произносительная норма сегодня, удерживает ли языковая система ее в рамках, ею определенных, нет ли следов выхода за ее пределы?
Важно при этом отметить, что фонологическая система языка -- это не только инвентарь фонем, но и определенные взаимоотношения между фонемами, дистрибуция фонем, их сочетаемость, функциональная нагрузка фонем и их чередования.
Произносительная норма формируется и изменяется в рамках фонологической системы, изменения нормы в ней потенциально заложены. Произнесение /s'/ петербуржцами и /s/ москвичами в возвратных глаголах (учусь как /uč'us'/ и / uč'us/ возможно было потому, что в конце слов в русском языке может употребляться и /s'/, и /s/ (ось и ос, например).
При этом норма является как бы дальнейшим ограничением возможностей системы. Норма живет в своих вариантах, варианты эти борются друг с другом, архетип сменяется неотипом. Еще недавно московский вариант с твердым /s/ был ведущим вариантом нормы /b'irus/, а сегодня старый петербургский с мягким /s'/ стал ведущим.
Или еще один пример. Появление возможности произнесения твердого согласного перед гласным переднего ряда /е/ в заимствованных словах определяется безусловно тем, что в фонологической системе есть согласные, не имеющие соответствующих мягких и сочетающиеся с /е/. Это /š/, //, /с/ -- например, шест /šest/, жест /est/, цех /cex/.
При этом важно подчеркнуть, что противопоставление твердых согласных мягким, так широко реализуемое в русском языке, возникло именно перед гласным переднего ряда /е/. Появление минимальных пар типа сэр -- сер /ser -- s'er/, мэр -- мер /mer -- m'er/, бэл -- бел /bel -- b'el/ и др. сделало возможным утверждение в качестве ведущего варианта нормы произнесение твердого согласного, например дельта /del'ta/, сервис /serv'is/, темп /temp/ и т. д.
Хотелось бы обратить внимание на то, как тонко действует система. Ведь если проанализировать все заимствованные слова с твердыми или мягкими согласными перед гласным переднего ряда /е/, то окажется, что 80 % слов с переднеязычными -- твердые (имеющиеся в системе /š/, //, /с/ -- переднеязычные). Слов с твердыми губными и заднеязычными -- всего 20 %.
Интересно и то, что среди переднеязычных есть и твердый согласный /l/, который фактически в заимствованных словах не реализуется (кабриолет, например, всегда произносился с мягким /l'/) по-видимому, потому, что европейское /l/ ближе артикуляторно к мягкому, чем к твердому велярному /l/. Это уже действие факторов иного уровня.
При рассмотрении проблемы нормы и ее вариантов можно подчеркнуть необходимость различения нормы как внутриязыковой категории, присущей языку как системе, и нормы кодифицированной, являющейся результатом исследования нормы внутриязыковой и рекомендуемой как образцовой в словарях, справочниках и пособиях разного рода.
При описании нормы следует представлять два ее аспекта: орфоэпию, устанавливающую нормативный фонемный облик слова, и орфофонию, занимающуюся нормативной реализацией фонем.
Так, решение вопроса о том, какой заднеязычный согласный -- твердый или мягкий -- следует произносить в слове тихий /t'ix'ij/ или /t'ixъj/ -- дело орфоэпии, а определение качества гласных в первом и во втором предударных слогах в слове потакать /pъt∆kаt'/, например, -- дело орфоэпии.
Хотелось бы, чтобы в нормативных словарях были представлены оба аспекта нормы.
Специальное экспериментально-фонетическое исследование речи москвичей и ленинградцев-петербуржцев, проводимое на кафедре фонетики филологического факультета Ленинградского/Санкт-Петербургского университета, уже в течение более 50 лет, дало возможность описать основные черты современной русской орфоэпии и орфофонии и следить за их изменением.
Дикторами были 150 москвичей и 150 ленинградцев/петербуржцев. Экспериментальный материал, записанный на магнитную ленту, был разнообразный: текст, составленный на основании 200 наиболее частотных слов русского языка, рассказ о себе, рассказ сказки «Курочка ряба».
Методы исследования давали возможность объективного анализа экспериментального материала. Это слуховой анализ всего материала группой опытных фонетистов, аудиторский анализ части материала группами носителей языка, не посвященных в существо эксперимента, инструментальный (осциллографический, спектральный, с помощью компьютерных технологий). Кроме того, проводились опыты и по выбору одного из вариантов методом «оценочного чутья» (Л. В. Щерба) при предварительном рассмотрении произносительных вариантов тех москвичей и петербуржцев, которые в этих опытах использовались как аудиторы.
Применение всего этого сложного комплекса экспериментально-фонетических методов исследования и дало возможность получить перечень черт произносительной нормы русского литературного языка.
От французских лингвистов, занимающихся проблемами произносительной нормы 5, пошло понимание произносительной нормы как набора не обращающих на себя внимания реализаций (норма как категория отрицательная). Однако же важно представлять себе произношение тех, кто слушает, оценивает, пытается уловить что-то необычное. Ведь если встречаются два окальщика -- ничто не отвлекает их внимание от содержания беседы, а если вдруг на Невском проспекте, где все акают, к вам обратятся с вопросом: /kak projexъ't' k pam'etn'iku pob'edы/?, вы, может быть, помедлите с ответом, вслушиваясь в необычное оформление вопроса, хотя хорошо знаете ответ.
Итак, если останавливаться не на всех пятидесяти отличиях петербуржского-петербургского варианта от московского, а только на основных, то, определяя основные черты орфоэпии и орфофонии, следует указать следующее.
В области вокализма: произнесение /i/ на месте безударных орфографических е, а, я -- весна /v'isnа/, часы /č'isы/, память /pam'it'/.
На месте орфографических е и я в начале слов произносится /ij/ или /i/ : Япония, язык как /jiponija/, /jizыk/ и /ipon'ija/, /izыk/.
В словах, начинающихся с э, произносится /ы/ соответствующей степени редукции (этаж как /ыtaš/, экономика как /ыkanom'ika/).
Произнесение /ы/ связано с частотой употребления слова и местом по отношению к ударению: чем чаще употребляется слово, тем вероятнее произнесение начального /ы/: во втором предударном /ы/ произносится чаще, чем в первом. Начальное /ы/ всегда произносится в спонтанной речи.
Во флексиях существительных женского, мужского и среднего рода единственного числа дательного и предложного падежей произносится /i/, например, отправились в поле /f poli/ или /ы/ (в Польше /f pol'šы/).
В глаголах единственного и множественного числа 3 лица с твердой основой произносится редуцированное /ы/, то есть держит /derыt/ и держат /derыt/, с мягкой основой -- редуцированное /i/ (видит /vidit/ и видят /vidit/). Старое московское произношение /vid'ut/ признано устаревшим.
Формы прилагательных единственного числа женского и среднего рода реализуются одинаково: например, добрая и доброе как /dobrai/.
Формы прилагательных множественного числа с твердой основой фонетически реализуются как /dobrыi/, с мягкой -- как /s'in'ii/.
Исследование произношения /а/ после шипящих дает основание считать нормативным произношение в указанной позиции /а/ во всех случаях (например, жара как /ara/), за исключением слов ржаной, лошадь, жасмин, жакет, жалеть, где должно произноситься /ы/.
В небольшом числе иностранных по происхождению слов сохраняется безударное /о/.
Это связано в первую очередь с частотой употребления слова в речи и с позицией гласного о в слове. Так, в словах шоссе, бордо, тоннель, поэт, досье возможно только /а/. В словах какао,радио, адажио произносится /о/, так как гласный находится в заударной позиции в абсолютном конце слова. Иногда безударный /о/ может сохраняться в некоторых союзах, предлогах, безударных местоимениях.
Произнесение согласных. Произнесение твердых заднеязычных согласных в словах типа великий, громкий перестает быть равноправным вариантом нормы, становится отживающим, архаичным, то есть нужно произносить /v'il'ik'ij/, /gromk'ij/.
Аналогично обстоит дело и с согласными в возвратных частицах: предпочтительно сейчас произнесение мягкого /s'/: учусь /učus'/, боролся / barols'a/. О согласных перед /е/ речь уже была выше.
Орфографическим щ, сч, зч соответствует в произношении /š':/. Произнесение в этих случаях /šč'/ вряд ли можно сейчас считать равноправным вариантом нормы.
Сочетания согласных. Исследование произношения сочетания чн показывает, что произнесение /čn/ или /šn/ зависит от факторов морфонологических: при наличии чередования в корне к//ч -- в 80 % утвердилось произношение /čn/, в остальных случаях -- преимущественно /šn/. Так, например, булочная произносится как /bulačnaja/, а не /bulašnaja/, яблочный как /jablačnыj/, а не /jablašnыj/, порядочный как /par'adačnыj/, а не /par'adašnыj/ (яблоко, булка, порядок). В словах горчичник, скворечник, яичница, как и в словах конечно, скучно, нарочно сочетание чн произносится как /šn/.
Исследование произношения сочетания чт показывает, что в слове что и его производных оно произносится как /št/.
В сочетаниях стн, здн, стл, стк, стск, тск /t/ и /d/ не произносятся; в сочетании вств не произносится /f/.
Особого рассмотрения требуют сочетания двух согласных, второй из которых является мягким.
Уже было сказано, что согласно старой московской произносительной норме необходимо было во всех случаях при втором мягком согласном произносить и первый согласный как мягкий (то есть каплет /kap'l'it/, дверь /d'v'er'/); при этом ленинградский вариант нормы требовал произнесения мягких только в случаях сочетания двух переднеязычных согласных, что и стало нормативным сегодня. Например, степь /s't'ep'/, здесь /z'd'es'/, венчик /v'en'č'ik/, винтик /v'in't'ik/, Индия /in'd'ija/, пенсия /p'en's'ija/, бензин /b'in'z'in/. Следует отметить, что современная норма допускает употребление первого твердого даже в этих случая.
Перед /j/ все губные, как правило, произносятся твердо: пьют, объем, съест как /pjut/, /abjom/, /sjest/, а переднеязычные -- мягко (на стыках корня и суффикса): судья, жилье как /sud'ja/, /ыl'jo/; на стыках приставки и корня и переднеязычные произносятся твердо: отъезд, съезд как /atjest/, /sjest/.
Таким образом, мы можем наблюдать процесс образования единой произносительной нормы, лишенной местных черт 2.
Об устранении различий между вариантами нормы писал еще Л. В. Щерба, в работе которого «О нормах образцового русского произношения» мы читаем: «...в произношении будущего будет отметено все чересчур местное, московское или ленинградское, орловское или новгородское, не говоря уже о разных отличительных чертах других языков, вроде кавказского или среднеазиатского «гортанного» х, украинского г, татарского ы и т. д.».
Каждое общество создает свою, яркую и самобытную национальную культуру, которую в условиях бурного развития компьютерных технологий и межнациональных контактов все труднее сохранить.
В последние годы русский язык пополнился огромным количеством заимствованных слов. Эта тенденция сопровождается проникновением в язык сниженных пластов лексики, полной свободой в способах выражения мысли, и в итоге приводит язык к замедлению его естественного развития, так как языку приходится обороняться от вторжения «инородных элементов».
Совсем еще недавно язык был задушен штампами, жестко идеологизирован. Речь, звучавшая с высоких трибун, заполнявшая газетные страницы, была справедливо названа деревянной.
Все это не могло не затронуть и норму произносительную.
Говоря о нормативном языке, о современной русской орфоэпии и орфофонии, правилах нормативной реализации гласных, согласных, сочетаний согласных, отдельных слов -- важно различать 2 типа произнесения: полный и неполный1.
При полном типе произнесения определение фонемного состава слова не вызывает трудностей. Все фонемы четко артикулируются и соответственно воспринимаются слушающими. Так, например, как бы ни было произнесено слово часы -- /čisы/, /č'esы/ или /č'asы/ -- гласный 1-го предударного слога (/i/, /e/ или /a/) произнесен четко.
При неполном типе произнесения определить фонемный состав слова трудно, а без применения экспериментальных методов исследования -- невозможно. Каков, например, состав словадобрая и доброе? Только специальное исследование показало, что в заударной флексии 1-го и 2-го слов одни и те же аллофоны фонем /ai/. По-видимому, невозможно представить себе текст, реализованный только в полном типе произнесения (это была бы совершенно неестественная речь), так же как и целиком в неполном. Любой текст в зависимости от цели, конкретных обстоятельств реализации представляет собой сочетание полного и неполного типов произнесения, причем их процентное отношение может быть очень разным.
Так, например, лекция студентам 1 курса, только начинающим проникать в сложный языковой материал, будет отличаться более высоким процентом наличия полного типа произнесения, чем спонтанная беседа с этими же студентами.
Если же попытаться рассмотреть взаимодействие стилей произношения и типов произнесения на фонетическом уровне, то, по-видимому, можно считать, что в полном стиле больше реализаций полного типа произнесений, а в разговорном -- неполного4.
Как же с этой точки зрения ведет себя норма? Вероятно, следует различать норму кодифицированного литературного произношения (больший процент реализаций полного типа произнесения) и норму разговорной речи, речи спонтанной, не подготовленной заранее (больший процент реализаций неполного типа).
Так, например, как уже говорилось выше, в русском языке, как и во многих других, один из слогов слова выделен как ударный.
Позиция ударного слога -- системный признак слова. Ведущим коррелятом русского ударения, как известно, является длительность. Норма и ее вариантность определяют, в каких пределах может колебаться временнóе соотношение ударного слога с безударным в пределах слова. Известно, что одним из отличий петербургского варианта нормы от московского было разное отношение длительности ударного /а/ и его аллофонов во 2-ом предударном и заударном закрытых слогах: более значительное сокращение длительности безударных в указанных позициях в московском произношении по сравнению с петербургским при относительно несколько большей длительности ударного.
Эти различия укладывались и пока еще укладываются в разрешенную нормой орфофоническую вариантность. А как быть, если мы встречаем случаи полного исчезновения гласного во 2-ом предударном слоге? В полном типе произнесения, по-видимому, это невозможно, а в неполном?
Орфоэпические и орфофонические особенности нормы литературного языка, реализующиеся в текстах с преобладающим процентом полного типа произнесения, были продемонстрированы выше.
К сожалению, фонетические характеристики спонтанной речи изучены еще недостаточно, наблюдения над закономерностями спонтанных тестов носят в основном субъективный характер, так как являются лишь результатом слухового, а не серьезного экспериментально-фонетического анализа.
Основной причиной недостаточной изученности этого вопроса является, по-видимому, с одной стороны, нерешенность ряда вопросов, связанных с произносительной нормой литературного языка, с другой -- сложностями чисто технического характера и в первую очередь трудностью получения экспериментально-фонетического исследования материала для изучения закономерностей спонтанной, разговорной речи.
Единственным экспериментально-фонетическим исследованием характеристик спонтанной речи (на материале согласных) является диссертация Н. И. Гейльман3.
Н. И. Гейльман записывала диалоги хорошо знакомых людей, не скованных условиями эксперимента и быстро забывающих о том, что их речь фиксируется. Результаты исследования показали, что спонтанная речь отличается от литературного языка как консонантной насыщенностью, так и распределением фонем по дифференциальным признакам.
Сильнее всего изменяется соотношение смычных и щелевых согласных за счет замены смычных на щелевые; меняются соотношения звонких и глухих (в силу более частого оглушения звонких по сравнению с озвончением глухих), шумных и сонорных (в силу оглушения сонорных и замены их на щелевые шумные) и твердых и мягких (за счет увеличения количества твердых).
Сравнение устойчивости групп согласных показало, что звонкие модифицируются чаще, чем глухие, мягкие -- чаще, чем твердые, шумные -- чаще сонорных.
Самая устойчивая характеристика -- активный артикулирующий орган, с помощью которого образован согласный. В работе показано расширение допустимых пределов варьирования фонетических единиц, «размытость» их фонетических характеристик. Эта «размытость» присуща и фонеме, и слову, и синтагме, и степень ее возрастает по мере возрастания степени неофициальности общения.
При этом ненормативность согласных составила 18 % (от общего числа), гласных -- 7 %. Из 80 наиболее встречающихся слов -- 5 % встретились в 2-х разных вариантах; 10 % -- в 3-х; 20 % -- в 4-х; 52 % -- в пяти и более.
27 % словоформ, то есть 1/3, ни разу не были произнесены в полной форме. Из 354 реализаций только 22 (7 %) были реализованы в соответствии с произносительными нормами современного русского языка. По-видимому, следует говорить о необходимости определения норм спонтанной речи как особого вида реализации текста.
Так, например, в полном типе произнесения встречалось произнесение конечных смычных как имплозивных (отсутствие фразы взрыва) (слова дом, Дон). В неполном типе имплозивными оказывались и шумные (год, ход). Ряд согласных вообще не произносился: /j/ -- в 29 % случаев (например, слова если, еще, его) произносились как /esl'н/, /iš':у/, /ivу/; /b'/ -- в 16,6 % (тебя, тебе) как /t'ь/, /t'ьй/; /d'/ -- в 15,1 % (ходит, видит) как /хуьt/, /vньt/, /с/ -- 14,7 %, /v/ -- в 13 % (в суффиксах и окончаниях -ого, -его, -ыва, -ива; /f/ -- в 10,1 %.
Аффрикаты практически во всех случаях заменялись на щелевые: /č/ на /š'/, /с/ на /s/ (солнце /sуnsы/ вместо /sуnсы/, курочка /kъraš'ka/ вместо /kъračka/ (в полном типе произнесения это оценивается как отклонение от нормы).
Ряд слов совпадал в произношении, менялась ритмическая структура слова. Так, одинаково были произнесены слова представляете и представляйте, приставляете и приставляйте, не пробыл и не пробовал, интересно и интересный, наши и нашей, вышила и вышла, отдела и одела, перекрывать и прикрывать.
Не было различий между фразами нету начальника и нет, у начальника; говорит директор и говори, директор; к году шел и год ушел; там развезут и там разве зуд; лещ чей? и лещей; и злюсь и из Люси и т. п.
Редукция заударных и предударных гласных была настолько сильна, что во многих случаях гласные исчезали, а иногда исчезали и заударные и предударные слоги. Так, слово конечнопроизносилось как /kn'йš/, двадцать как [dvac], тридцать как [tr'ic], слушай как [sluš], значит как /znač/ и /nač'/, подождите как /pd'ь/.
Вместе с тем при беседе хорошо знакомых людей это не усложняет понимание, не мешает процессу коммуникации.
Рассматривая взаимоотношения фонетической системы разговорной речи и кодифицированного литературного языка, можно прийти к выводу, что сравниваемые системы очень близки, однако пределы нормативной вариантности разговорной речи -- иные, и, следовательно, иными оказываются и нормы разговорной (спонтанной) речи в отличие от кодифицированного литературного языка.
Закономерности спонтанной речи должны быть внимательно изучены и описаны.
В практике обучения нормативному русскому языку различия между нормами литературного языка и спонтанной речи очень важно учитывать.
В фонологической системе русского языка наметился ряд закономерностей, определенных внутренних перестроек, которые могут привести и к некоторым изменениям в норме. В противопоставлении твердых согласных мягким не все потенциальные возможности этой категории исчерпаны. Еще может произойти увеличение числа пар согласных, противопоставленных по твердости/мягкости, может увеличиться или уменьшиться число позиций, в которых это противопоставление реализуется. Процесс увеличения числа позиций, в которых твердые и мягкие дифференцируются, происходит в современном языке за счет расширения противопоставления твердых мягким перед гласным переднего ряда /е/.
В сочетаниях С1С'2 идет процесс замены первого мягкого согласного твердым, так как все позиции ассимилятивного слияния были позициями, где твердые согласные не противопоставлены мягким.
Намечается дальнейшее ограничение в употреблении гласных в безударной позиции. Если до сих пор это ограничение касалось только двух фонем из 6 -- /е/ и /о/, гласных среднего подъема, то в настоящее время наблюдается тенденция к ослаблению функциональной нагрузки /u/. Как уже говорилось, в неполном типе произнесения часто происходит утрата противопоставления /u/ -- /ы/ -- после твердых (произнесение бюро как /b'irу/, разума как /rаzъma/). Следует отметить, что произношение это пока еще оценивается как просторечное.
Вероятно, в определенной связи с этим явлением стоит и распространение варианта /хуd'at/ и даже /хуd'it/ вместо широко распространенного в Москве еще 30 лет назад /хуd'ut/.
Норма -- это идеал, к которому должны стремиться все говорящие. От успешной реализации этого стремления зависит не только чистота русской речи, но и будущее равновесие звуковой системы языка.
Библиографический список:
1 Бондарко Л. В., Вербицкая Л. А. и др. О типах произнесения и стилях произношения // Вопросы языкознания. 1973, № 3.
2 Вербицкая Л. А. Давайте говорить правильно! М.: Высшая школа. 1993, 1998, 2001, 2003, 2005, 2008.
3 Гейльман Н. И. Фонетические характеристики спонтанной речи (экспериментально-фонетическое исследование на материале согласных): автореф. дис... канд. филос. наук / Гейльман Н. И. Л.: 1983.
4 Щерба Л. В. О нормах образцового русского произношения. Избр. труды по русскому языку. М., 1957.
5 Martinet A., Walter. Dictionaire de la pronunciation francaise dans son usage real. -- France-Expansion, Paris, 1973.