Многое изменилось с того времени, когда я, бродя по монастырским развалинам, начал задавать себе те вопросы, на которые отчасти попытался ответить в этой статье. Неумолимо движение времени, неведомы нам пути его. И вот уже возродились монастыри. А ведь совсем недавно это казалось немыслимым. Появилась в продаже православная и патриотическая литература. Но оказалось ли это панацеей от всех наших бед? Все-таки выздоровление общества происходит медленно, в борьбе как внутри себя, так и вне... И, похоже, что борьба эта — вечна.
Мой интерес к истории и культуре отечества стал складываться в первую очередь под влиянием вновь приобретенных книг. Должен признаться, что особой стройности, последовательности в этих пополнениях не было. Главным критерием отбора было одно — публикация до 1917 года. Книга должна была выйти к читателю в той самой России, которую я вновь для себя открыл. Содержание книги принципиального значения не имело. Судите сами. Наряду с замечательными изданиями Евангелий и Ветхого Завета, Тютчева и Шекспира в моей библиотеке появились подшивки журналов и «Обиходная рецептура садовода “П. Штейнберга”» (1911). Вместе с учебником по «Русской истории», составленным М. Острогинским (1912), и учебником «О Православном богослужении» (1900) на полке стояли брошюра дешевого издания «Скупого рыцаря» А. С. Пушкина (1899) и повесть «Из жизни Макарки» С. Т. Семенова (1909), а на стене появилась карта участка реки Волги в «Николаевском уезде Самарской губернии».
Это не было простым увлечением, приступом собирательства — это было необходимой потребностью большими видимыми нитями связать себя с историей и культурой той страны, которой меня так долго, но, как оказалось, безуспешно хотели лишить. Тогда же я и пошел по разбитым и заброшенным храмам и монастырям, собирая медные кресты, погнутые подсвечники, еще хоть как-то сохранившиеся иконы. Именно там интуитивно я надеялся найти ответы на задаваемые самому себе вопросы. Но от посещения этих мест вопросы только множились, а разрешение их виделось необходимым, обязательным. И дело не только в отдаленном религиозном чувстве, пробудившемся во мне. Напротив, чаще всего эти вопросы касались исторических, этических аспектов нашей жизни.
Что же в духовном плане представляла и представляет из себя Россия, вот уже на протяжении 1200 лет не дающая спокойно жить Западу своей загадочностью, непостижимостью?
Здесь я вынужден из тех далеких 70-х годов сразу переместиться в наше время, дабы по возможности максимально обострить и осовременить разговор на поднятые темы. (Далее цитаты из книг и статей будут приводиться без сносок на время первого ознакомления с ними автора этих заметок. В дальнейшем это перестает иметь какое-либо принципиальное значение.)
Замечательный наш критик, историк и публицист Вадим Кожинов в своей недавней большой работе «Россия как цивилизация и культура» (в журнале «Наш современник», № 5,7 за 2000 год) приводит поразительную цитату из сочинения Карла Маркса «Разоблачение дипломатической истории XVIII века» («Вопросы истории», № 1–4, за 1989 год). Корифей «материалистического понимания истории» пишет о царе Иване III: «Православное вероисповедание служило вообще одним из самых сильных орудий в его действиях... Между политикой Ивана III и политикой современной (то есть России 1850-х годов) существует не сходство, а тождество... Она является единственным в истории примером огромной империи, само существование которой, даже после достижения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру, чем признавалось фактом».
Размышляя над историей России, ее светским и религиозным прошлым, сопоставляя эти размышления с днем сегодняшним, приходишь к выводу, что соборное ощущение национального единства в нашей стране в подавляющей своей основе зиждется на Православии. И это не дань определенной моде на религиозность, довольно широко распространенной в современном обществе, а как бы невольное, закрепленное на генетическом уровне осознание нашего пути. Выдающиеся умы человечества на протяжении всей нашей истории понимали это. Именно отсюда вытекает наша «некоммерческая дикость» и необдуманная неприбыльность наших политических решений. Вера изначально двигала Россией. Без веры мы мертвели, терялись, разрушались. Но вновь обретая ее, творили невероятное, возрождаясь из пепла.
В уже упоминаемой нами выше работе Вадим Кожинов обращает внимание читателей на следующий факт: «Восстания населения на Западе, как правило, преследовали конкретные экономические цели; между тем, сотрясавшие Россию мощные бунты были, по словам Пушкина, «бессмысленными», то есть не имевшими прагматических целей, и, как убедительно доказывал Ключевский, порождались утратой веры в наличную Россию. Необходимо со всей определенностью пояснить, что, говоря об утратах веры как причинах общественных потрясений, я не имею в виду именно и только веру в собственно религиозном смысле слова, хотя в какой-то степени и этот смысл присутствовал во всех российских катаклизмах. В России вера... понятие очень емкое и многосмысленное».
И все-таки в большей степени мы попытаемся акцентировать внимание именно на вере как понятии религиозном, рассмотрев для этого в качестве примера предпоследний всероссийский бунт 1917 года. Вот как, в предчувствии и в предупреждение, писал о нем, обращаясь к православному народу, святой праведный отец Иоанн Кронштадтский: «Откуда эта анархия, эта забастовка, разбои, хищения, эта общественная безнравственность, этот царящий разврат, это огульное пьянство? От неверия, от безбожия... На почве безверия, малодушия, безнравственности совершается распадение государства. Без насаждения веры и страха Божия в населении России она не может существовать. Скорее с покаянием к Богу! Скорее к твердому и непоколебимому пристанищу веры и Церкви!» И еще: «Вера слову Божию, слову истины исчезла и заменена верою в разум человеческий... Не стало у интеллигенции любви к Родине, и она готова продать ее инородцам, как Иуда продал Христа злым книжникам и фарисеям...» Закончим же это большое цитирование сбывшихся пророчеств святого еще одним: «Горе тебе — лукавый, непокорный, неблагодарный человек! Все бедствия нынешние, постигшие Россию, постигли ее из-за тебя! Но смотри, скоро наступит и день твоего праведного, страшного воздаяния вечного. Трясись, трепещи, человек, недостойный этого великого имени, и скоро жди праведного суда Божия».
То есть, через сотню лет у разных по своему мировоззрению людей мы встречаем сходные мысли и выводы относительно исторического существования России, которое немыслимо без ее духовного здоровья.
Наступили те времена, о которых за многие годы вперед предупреждал подвижник. Но почему же тогда не произошло скорого возврата на прежние, как уже ясно, исторически единственно верные основы существования нашего государства? Да потому, что свершившийся катаклизм явился ответом на упорно осуществляемый долгие десятилетия замысел, итогом, результатом которого оказалось нарушение духовной преемственности внутри страны. Произошел разрыв на вневременном, мистическом уровне между тысячелетней Россией и сиюминутной, обманчивой выгодой отречения.
Вадим Кожинов напоминает такие слова Пушкина, написанные им всего за сто дней до своей смерти: «...Наша общественная жизнь — гнусная вещь». И все же непреклонное противостояние Поэта: «...Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя... но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме... той, как нам Бог ее дал».
Трагедия начала века и ее долгое, в столетие, продолжение заключается в том, что, зациклившись на первой фразе цитируемого отрывка, мы не пошли дальше, не доосмыслили продолжение ее. Россия в глубине своей соборной души не вознесла хвалы Богу за свою историю. Вернее, довольно быстро разгадав обман, опомнившись, она все равно не смогла уже что-либо изменить. Слишком крепки оказались оковы. Слишком силен оказался прессинг сил, стремившихся разрушить ход исторической преемственности, слишком энергично и точно стал осуществляться замысел в этом губительном для России направлении. Нужно было время для осмысления происшедшего, для накапливания свежих, жертвенных сил.
Насколько глубоко был разрушен процесс преемственности в сознании отечественной интеллигенции, проиллюстрирую следующим примером. Примечателен он тем, что случился в стенах местного отделения Союза писателей. Во время моего разговора с одним из ветеранов этого творческого «цеха» он мне с горячей убежденностью стал доказывать, что живем мы отныне в совершенно другой стране.
— Чем же она другая? — поинтересовался я. — Остались, как вот уже многие столетия, на своих местах русские города. Могилы наших предков (а у меня, насколько удалось проследить, пять поколений лежат в нижегородской земле), слава Богу, не вырыты. Реки тоже вспять не потекли...
Оказалось, сменился общественный строй, сменилась власть, райкомы заменили администрациями (хоть и люди в этих администрациях зачастую прежние), и этого «инженеру человеческих душ» достаточно, чтобы почувствовать себя в «иной» стране. И такое поверхностное, внешнее отношение к истории своей, к сожалению, в среде интеллигенции преобладает.
— А как же тысячелетняя история, Куликовская битва, нашествие Наполеона?..
Досада писателя на мою непонятливость и отсталость была искренней. Он отказался от дальнейшего разговора с человеком, не понимающим элементарных истин. А ведь даже демократ из демократов Даниил Гранин еще в 1994 году сокрушался: «Изничтожается ленинградское во имя петербургского. Оборвалась цепь времени, и культура оказалась беззащитной. От нее ждут нового слова, но новое появляется не на кладбище, а вынашивается в утробе уходящего... История не терпит обрывов... Петербургу придется осваивать Ленинград, включать в себя, сохранять и защищать лучшее, что было в нем» (журнал «Российская провинция», № 5. С. 9).
Трудно не согласиться с нашим современником. Но давайте напомним ему слова русского религиозного философа Николая Александровича Бердяева, который в своей работе 1924 года «Новое средневековье» писал: «Секулярная демократия... хочет политически устроить человеческое общество так, как будто Истины не существовало бы... То оторванное человеческое поколение очень краткого отрывка исторического времени, исключительно современное поколение, и даже не все оно, а какая-то часть его, возомнившая себя вершительницей исторических судеб, не может быть названо народом. Народ есть великое историческое целое, в него входят все исторические поколения... Самоутверждение современного поколения, превозношение его над умершими отцами и есть коренная ложь демократии». Вообще-то, приводить в статье цитаты, да еще столь обширные, считается признаком «дурного тона». Но в нашем случае, в наших, надо признаться, довольно вольных заметках это видится оправданным и даже необходимым. Ибо то, что происходит сейчас во многих отечественных СМИ, то настойчивое их желание внедрить в сознание обывателя негативное, даже раздражительное отношение к Русской Православной Церкви иначе как «ложью демократии» не назовешь. Пытаясь выступить главными и единственными судьями, они наносят удары по основам нашего национального бытия. И попадают под влияние этого информационного натиска в большинстве своем люди молодые, еще не воспринимающие историю своих предков, дедов и отцов как нечто единое, неразрывное от их собственной истории, которую они уже творят сами, не ощущают своей ответственности за будущее доставшейся им в наследство страны.
Хотя, как уже было нами отмечено, старая советская интеллигенция этим вирусом заражена основательнее и неисправимо. И за ее «души» борьба практически не ведется. Вся острота полемики своими выводами, методами ее ведения, условиями и способами подачи информационного материала в основной своей части, конечно же, обращена к молодым. К ним взывают: «Ты прав!» Прав твой максимализм, твое желание самостоятельно желать, требовать и угрожать... В молодом поколении вновь пытаются, оттолкнув его от истинных национальных ценностей и задач, возбудить революционное состояние отрицания. А ведь еще великий Тютчев, как никто проникший в ментальную сущность русского сознания, национальной бытийности, в статье «Россия и революция» (1848) писал: «Давно уже в Европе существуют только две действительные силы — революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».
Прослужив около двадцати лет на дипломатической работе в Европе, Федор Тютчев воочию наблюдал это разраставшееся непонимание, отторжение России Западом. И виной тому было не что иное, как русская вера, державное Православие. Многие выдающиеся умы уже тогда предостерегали Европу от отношения к России как к своим задворкам, от раздражения и агрессивности по отношению к ее самобытности, ибо не практицизм, а Дух лежал в ее государственной основе. В своем роде России было уготовлено выступить неким сберегающим эталоном именно общемировой духовности. В этом и заключается ее исторический путь.
«Россия прежде всего христианская империя, — пишет Тютчев, — русский народ — христианин не только в силу православия своих убеждений, но еще благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения... Революция — прежде всего враг христианства!.. Те видоизменения, которым она последовательно подвергалась, те лозунги, которые она последовательно усваивала... были второстепенны и случайны; но одно, что в ней не таково, это именно антихристианское настроение... и оно-то... доставило ей это грозное господство над вселенной...»
Эта сила, являющаяся безусловным и агрессивным антиподом русского христианства (вечное противостояние двух начал в человеческом мире — добра и зла, что не исключает того, что каждое из них воспринимает противоположное себе именно как зло), была отмечена и осознана даже теми, кто в силу определенных причин был втянут в это противостояние. Так, Лев Тихомиров, профессиональный революционер, в своих воспоминаниях (1921) невольно отмечал, что его соратники, которым казалось, что они действуют согласно своим убеждениям, на самом деле поступали «словно пешки... ввиду достижения цели не нашей, а какой-то нам неизвестной... Я уже давно не мог отрешиться от какой-то всесильной руки, нами двигающей...»
Именно в этой «всесильной руке» и заключается суть проблемы. Отрицание ее существования (опять же под настойчивым давлением СМИ) не позволяет нам осознать, для достижения какой цели столь «плотно» нас опекают западные идеологи. Мы не осознаем глобальности этого противостояния, относя все происходящее лишь к технологиям политической борьбы. К идее существования целенаправленного приложения неких сил для расчленения и уничтожения России как государства и мирового духовного центра, обладающего определенным мистическим значением для судеб всего человечества, в нашей стране традиционно относились, благодаря стараниям все той же прессы, с определенной долей скептицизма. И даже те две глобальные катастрофы, что пережиты нами за последнее столетие, о планировании которых мы были извещены заранее, не настораживают и не вразумляют нас. Сила, о которой я говорю и которую Тихомиров называет «всесильной рукой», существует. Она хорошо организована и материально обеспечена. С ее представителями мне доводилось участвовать в дискуссиях, слышать озлобленное охаивание русского народа, уверения, что они развалят «эту страну».
Православная Церковь — последний существующий скреп русской державности. Внутри ее много назревших проблем, но это не должно застилать от нашего взора главного — за счет ее существования мы имеем возможность ощущать свою «землю обетованную» — Россию. Другой земли, другого государства для нас и наших детей, внуков, правнуков не существует. Это понимание необходимо бережно хранить в отзывчивом вселенском русском православном сердце.
Закончить же эту мысль хочу словами еще одного русского философа, нашего современника М. В. Назарова, который в статье «Смысл истории и тайна России» (1998) написал: «Если человечество будет и далее скользить вниз, то конец истории «близ есть, при дверях». Потому что Господь может продлить историю, лишь если только будет ради кого. Хочется верить, что Он это делает сейчас именно ради миссии России, которую предстоит выполнить тому «остатку» русского народа, верному Православию, который накапливается в ходе поляризации российского общества».
И далее автор делает такой вывод: «В XX веке православная Россия оказалась распята, но не побеждена духовно. Русский народ с безмерным терпением перенес от мира такие испытания, какие ни один европейский народ не выдержал бы. После векового атеизма эти страдания и терпение, конечно, далеко не всеми осознаются религиозно, но совесть и обычаи народа все же во многом сохранили христианскую основу. Это делает его непригодным для капиталистических реформ. Русское сопротивление этим реформам — невиданное для других посткоммунистических стран явление. Как и то, в каких условиях оно проходит: ...в нищете... при разлагающем давлении демократических СМИ... Именно на этом фоне... можно сказать, что «чудо русской истории продолжается».
От себя добавим, что мы верим и в чудо русского возрождения.