В ходе более чем 250-летней истории связей России с Цинским Китаем на огромном не только временном, но и пространственном отрезке (от Тихого океана до Памира) происходило взаимодействие двух мощных мировых цивилизаций, до определенного момента на протяжении тысячелетий развивавшихся практически независимо. Лишь на рубеже ХVI–ХVII вв. было положено начало взаимообусловленности их исторического сосуществования. Взаимная связь и взаимная обусловленность развития двух цивилизаций, определенная модификация взаимодействующих объектов характеризуют традиции их отношений.
Углубленному пониманию специфики межцивилизационных контактов способствует освоение новых массивов конкретно-исторического материала. Этому служит публикация источников, статей, монографий. Отечественная и зарубежная, в первую очередь китайская историография отношений между Россией и империей Цин насчитывает десятки работ. Среди них особую роль играет издание документальной серии «Русско-китайские отношения в ХVII–ХIХ вв.». Тома этой серии включают архивные документы и материалы русского, китайского, маньчжурского, монгольского происхождения, свидетельства находившихся в России и Китае европейских дипломатов, торговцев, миссионеров, оставивших источники на латинском, английском, французском, испанском, португальском, голландском языках.
Изучение истории русско-китайских контактов как части общего процесса становления всемирной системы международных отношений ставит проблему определения типологии взаимосвязей России с Китаем. Культурные традиции, во многом определяющие политическую культуру общества, воздействуют на внешнеполитический процесс на всех уровнях. Как свидетельствует исторический материал, связи государств, относящихся к общей цивилизации, например, европейской, имеют существенные различия по сравнению с контактами государств, развивавшихся в разных цивилизациях. Поэтому без применения методов, выработанных сравнительным культуроведением, и огромного материала, накопленного этой отраслью исторического знания, в настоящее время вряд ли возможно рассматривать любой смешанный тип международных связей.
Политическая культура России основывалась на нормах христианской морали и европейской традиции, предполагавшей равенство всех суверенных государств. Европейская, в том числе и русская, политическая традиция стремилась строить главным образом горизонтальные связи между равными государствами. В рассматриваемый исторический период (ХVII–ХIХ вв.) Россия и Цинский Китай были вполне сопоставимыми по основным политическим, экономическим и культурным параметрам феодальными державами. Поэтому их взаимодействие в политической области с русской стороны рассматривалось как контакт равных субъектов международных отношений, то есть по горизонтали. В основе политической культуры Цинского Китая лежали конфуцианские принципы политической иерархии и традиционные китайские представления об окружающем мире. Китайская политическая культура практически исключала равенство в отношениях Китая с любой страной мира. Китай стремился выстроить все свои международные связи по вертикали — от высшего к низшему.
Таким образом, при установлении отношений двух стран естественно сложилась своеобразная система координат, в которой горизонтальную линию образовывали европейские традиции и методы, а вертикальную — китайские. В результате взаимодействие сторон формировалось как вектор развития, получилась третья линия, вобравшая в себя элементы того и другого подходов.
Но эта векторная линия складывалась и под влиянием третьей силы, ибо взаимодействие России с Китаем на протяжении длительного периода осуществлялось при активном участии народов-медиаторов. В этот процесс были вовлечены монголы, маньчжуры, уйгуры, казахи, киргизы, малые народы, жившие на берегах Амура и в Приморье. Эти народы, находившиеся на различных стадиях общественного развития, населяли огромную контактную зону, первоначально пролегавшую между Россией и Цинским Китаем. На протяжении многих веков они обитали на периферии китайской цивилизации, имели собственный богатый опыт взаимодействия с ней. Затем в ходе формирования многонациональных империй — Российской и Цинской — были включены в их состав. То, что Русское государство первоначально вступило в связи с народами этой зоны, давало ему не только опыт общения с ними, но и помогало адаптировать их опыт отношений с Китаем. Имевшая, таким образом, место кумуляция опыта облегчила русским восприятие реалий китайской цивилизации.
Что касается Китая, то свой опыт сношений с народами северо-западного региона он распространял и на русских. Первоначально в Цинском Китае считали, что русские являлись потомками усуней, сведения о которых имелись в китайских источниках. К тому же первые встречи с русскими имели место именно в контактной зоне. Лишь спустя столетие этот подход несколько модифицировался.
Взаимодействие России и Цинского Китая касалось политической и культурной сфер. В каждой из этих сфер проявились этно-культурные особенности и своеобразие цивилизации, представителями которых выступали оба государства. К моменту установления связей с Русским государством Цинский Китай был мощной феодальной империей, доминировавшей на огромных просторах Восточной Азии. Тысячелетняя культурная традиция сформировала этнос, достаточно устойчивый по отношении к внешним воздействиям, будь то завоевания, культурные или религиозные вторжения, миграционные волны. В середине XVII в. Китай был завоеван маньчжурами, создавшими на его основе мощную многонациональную азиатскую деспотию — империю Цин. Маньчжурские правители Китая строили международные связи своей державы на основе идеологических постулатов и практических методов, выработанных китайской цивилизацией в ходе взаимоотношений с «варварами четырех сторон света», как в Китае именовали чужеземцев.
Стремясь установить и развивать добрососедские отношения с империей Цин, Россия на протяжении двух столетий (до середины XIX в.) направила в Китай более 18 дипломатических миссий различных уровней — от дипломатических агентов до великих и полномочных послов в ранге министров. Из этих дипломатических контактов лишь один принес несомненный успех русской стороне — это посольство С.Л. Владиславича-Рагузинского, заключившего в 1727 г. Кяхтинский договор. Подписанный же за 30 лет до этого Нерчинский договор был крупным поражением России на Дальнем Востоке, так как лишал ее значительных территорий в Приамурье и фактически блокировал широкий выход к Тихому океану. Причем Кяхтинский договор пересматривал условий Нерчинского, которые действовали вплоть до середины XIX века.
В ответ на дипломатическую активность России Цинская империя направила в русские пределы всего четыре миссии: одну в XVII в. и три в XVIII веке. Причем лишь две из них посетили столичные центры России, и то по пути направляясь к волжским калмыкам. Налицо был явный дисбаланс политических усилии сторон.
Видела ли русская сторона это нарушение паритетности в отношениях? Ощущала ли она свои неудачи в политических связях с Китаем? Разумеется, да. Как же объяснялись эти неудачи? Документы XVII, XVIII и первой половины XIX столетий часто содержат упреки в адрес китайских властей в «консерватизме», «упрямстве», даже «коварстве» и «невежестве». Вслед за официальными документами это нашло отражение и в историографии. Дело в том, что и дипломаты, и историки рассматривали русско-китайские отношения лишь в рамках двусторонних межгосударственных связей, оценки действий китайской стороны основывались на критериях европейского права и обычаев. Идеологические доктрины и методы их осуществления, определявшие сущность внешней политики Китая, отличавшие ее от политики других азиатских государств, длительное время были скрыты от иностранцев.
Лишь после того как научное востоковедение дало достаточно полную картину азиатского мира, раскрыло своеобразие китайской цивилизации, специалисты начали менять свои оценки. Основоположник научного китаеведения в России Н.Я. Бичурин первым из востоковедов использовал цивилизационный подход в своих исследованиях. В предисловии к своему труду «Китай в гражданском и нравственном состоянии» он следующим образом охарактеризовал специфику китайской цивилизации: «В наше время — беспрерывных нововведений в жизни народов, как в Европе, так и на Западе Азии, — на Востоке Азии существует государство, которое по своей противоположности во всем с прочими государствами, составляет редкое загадочное явление в политическом мире. Это — Китай, в котором мы видим все то же, что есть у нас, и в то же время мы видим, что все это не так, как у нас. Там люди так же говорят, но только не словами, а звуками, которые сами по себе, порознь взятые, не имеют определенного внутреннего смысла. Там имеют и письмо, но пишут не буквами слагаемыми, а условными знаками, из которых каждый представляет в себе не выговор слова, а понятие о вещи; в письме порядок строк ведут от правой руки к левой, но пишут не поперек, а сверху вниз, и книгу начинают на той странице, на которой у нас оканчивают ее. Одним словом, там много находится вещей, которые и мы имеем, но там все в другом виде».
Известный правовед Ф.Ф. Мартене пришел к выводу, что «текст или слова трактатов обыкновенно понимались совершенно одинаково как Россией, так и Китаем, исключая случаи ошибок в переводе. Но дух этих международных актов был понимаем различно двумя правительствами по той простой причине, что их нравственные и юридические понятия о международных отношениях были существенно противоположны». Так была поставлена проблема влияния межцивилизационных различий на отношения двух государств.
Почему же потребовалось столь длительное время, чтобы прийти к осознанию межцивилизационных различий? Дело в том, что адекватному восприятию этого феномена мешало типологическое сходство форм государственности и организации общественной жизни, то есть формационное подобие. Классовые структуры обеих империй были практически одинаковы, сходны были и органы управления. Исторические прецеденты не вызывали каких-либо особых толкований, религиозные же различия были обычными и в рамках одной цивилизации. И не случайно даже такой знаток Китая, как Н.Я. Бичурин, идеализировал имперский порядок в Китае.
Другой особенностью русско-китайских отношений является то, что межцивилизационный контакт осуществлялся в основном в мирных формах. В отличие от испанцев в Латинской Америке, англичан в Индии, голландцев и американцев в Японии и многих других случаев, когда межцивилизационные отношения сопровождались орудийной канонадой, Россия вела в Китае осторожную политику, нацеленную на добрососедские и торговые связи.
Наконец, в России был достаточно известен тот факт, что китайский народ, имеющий древнюю культуру и славную историю, находился под властью маньчжуров, немногочисленного и сравнительно отсталого племени, как его характеризовал Сунь Ятсен. Это обстоятельство вызывало у русской общественности симпатию к китайскому народу, в России никогда не было какой-либо предубежденности против китайцев.
По-иному складывалась, так сказать, китайская линия русско-китайских отношений. После первых контактов, происшедших в Приамурье в середине XVII в., русские получили наименование «лоча», что является транслитерацией санскритского слова «ракшас» — «демоны, преследующие людей». Это объяснялось не только тем, что маньчжуры потерпели ряд поражений от казаков-землепроходцев, но и традицией, которая всем «варварам четырех сторон света» присваивала какие-либо уничижительные названия. Эта традиция была связана с представлениями китайцев о своей стране и окружающем мире как о центре и периферии. Китай — цивилизованный центр, вокруг которого расположена «варварская» периферия.
Многовековая история международных отношений в обширных районах Восточной и Центральной Азии может быть подразделена на два больших исторических периода.
Первый — история «чистых» (то есть в рамках одной восточноазиатской цивилизации) связей между соседними государствами (Китаем, Японией, Монголией, Кореей и многими другими складывавшимися в различные периоды государствами, о которых нам повествуют ныне лишь исторические хроники) с древнейших времен до начала вхождения народов и государств Сибири и Дальнего Востока в состав Российского государства, а народов и государств Дальнего Востока и Центральной Азии — в состав империи Цин и сближения границ между Россией и Китаем (ХVI–ХVII вв.).
Второй — период перехода от «чистого» к смешанному типу международных отношений после установления между Россией и Цинским Китаем границ в XVII столетии и начала широкого политического проникновения европейских держав и США в Восточную Азию в XIX столетии и вплоть до 1917 года.
В первый период наибольший урон экономическому и культурному развитию народов Китая и сопредельных с ним стран нанесло монгольское нашествие, в результате которого под владычеством державы Чингизидов — Монгольской империи — оказались обширные территории двух континентов — Азии и Европы. Связи между народами оккупированных стран были подчинены военно-стратегическим замыслам монгольской знати. Крушение Монгольской державы и освобождение народов от монгольского ига открыло новую страницу в судьбах порабощенных народов и в отношениях между ними.
Во второй период политические, экономические и культурные контакты между двумя феодальными государствами — Россией и Цинским Китаем были установлены в середине XVII века.
На начальной стадии взаимоотношений Русского государства с Цинским Китаем их владения не соприкасались, между ними пролегала обширная (от нескольких сот до нескольких тысяч километров шириной и многие тысячи километров протяженностью) зона, населенная народами, находившимися на стадии разложения общинно-родового строя (Южная Сибирь, Забайкалье, Северная Маньчжурия, Приамурье и Приморье) или на различных стадиях развития кочевого феодализма (Халха-Монголия, Джунгарское ханство, казахские ханства).
Развитие русского абсолютистского государства, вхождение в его состав Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока, а затем Казахстана и Средней Азии, с одной стороны, и завоевание Китая маньчжурами, расширение владений Цинской империи, установление протектората над Кореей, освоение Северной Маньчжурии, присоединение части русского Приамурья, Монголии (Восточной, Южной, а затем и Северной), Джунгарского ханства, Восточного Туркестана — с другой, — все эти события привели к сближению пределов двух государств, формированию их общей границы. Оба государства складывались как многонациональные.
Последовательные и настойчивые поиски путей в Китай начались после появления русских в Зауралье и образования в Сибири первых русских городов (Тобольск — 1587 г., Томск — 1608 г., Красноярск — 1628 г., Якутск — 1632 г.) и выхода русских первопроходцев к Тихому океану (Иван Москвитин — 1639 г.) и к Амуру (экспедиции Василия Пояркова — 1644–1646 гг.; Ерофея Хабарова — 1649–1652 гг.).
К середине XVII в. в Цинский Китай стали направляться правительственные посольства Российского государства (в 1654 г. — посольство Ф.И. Байкова; в 1657 г. — И.С. Перфильева). С первого же момента русской стороне было предложено «вносить дань» и признать верховенство китайского императора над «чахан-ханом» — «белым ханом», как именовали в Пекине русских царей. Имперская внешняя политика была нацелена на «приобщение варваров» к китайской цивилизации. Этому служили такие атрибуты даннической системы, как инвеститура, принятие китайского календаря и целый ряд других мер по привлечению «варваров» на сторону империи. Эта система «гуманного обращения» не исключала и активное применение силы, а также стратагемной дипломатии, нацеленной на то, чтобы не допустить политического усиления соседних государств, разрушать их возможные союзы и предотвращать тем самым их вторжения на имперскую территорию.
Россия как партнер Цинского Китая по международным отношениям столкнулась со всеми упомянутыми формами воздействия на нее соседней цивилизации и представлявшего ее государства — империи Цин. Русская дипломатия категорически отвергла попытки навязать России статус «вассала» империи Цин. Лишь после визитов цинских посольств в Россию в Пекине осознали параметры и реальную мощь соседнего государства.
Нерчинский договор заложил условия торговли между странами. Она должна была осуществляться путем направления русских торговых караванов в Пекин (маньчжурское правительство не разрешало выезд китайских купцов за границу).
Исследователи истории торгово-экономических связей России с Китаем обычно обращают внимание на такие их особенности, как наличие протяженной сухопутной границы двух стран, взаимодополняемость экономик, большая заинтересованность русской стороны именно в этой форме отношений, отсутствие в номенклатуре товаров, которые вызывали бы протесты и конфликты (как это было с опиумом в англо-китайской торговле), постоянная эволюция организационных форм торговли. Бесспорно, влияние этих факторов было столь глубоко, что оно в известной мере ощущается и по сей день, в целом позитивно сказываясь на нынешних российско-китайских экономических контактах. Но, на наш взгляд, кроме упомянутых существуют и другие, не менее существенные особенности, лежащие вне сферы торгово-экономических отношений, но в значительной степени определяющие характер ее функционирования. В первую очередь это — цивилизационные особенности.
По условиям следующего, Кяхтинского договора, были установлены торговые пункты на границе — город Кяхта на русской стороне и на цинской — городок Маймайчэн для проживания китайских купцов. Русско-китайская торговля через Кяхту проводилась около 150 лет, вплоть до установления речной (по Амуру) и морской торговли. Русско-китайская пограничная торговля, основывавшаяся на равноправных, договорных условиях, выгодно отличалась от морской торговли Англии и других западных стран, постоянно создававших враждебную обстановку.
Кяхтинский договор 1727 г. фиксировал равносторонние отношения двух империй. Обе стороны пошли на уступки. Русская — в области посольского церемониала, цинская — в том, что разрешила учредить в Пекине постоянное русское представительство — Духовную миссию. Тем не менее до середины XIX в. в Пекине рассматривали связи с Россией как отношения с одним из «подчинившихся» соседей. Такой интерпретации способствовали и успехи Цинской империи в ее борьбе с другими соседями: Монголией, Джунгарским ханством, Восточным Туркестаном, Тибетом.
Институционально дипломатия «от высшего к низшему» оформлялась путем специфических приемов. Например, сношения с Россией осуществляло «Ведомство по управлению вассалами» Лифанъюанъ, через которое управляли Монголией, Кукунором и мусульманскими княжествами в Западном Китае. Соответственно оформлялась вся переписка между двумя государствами. В царствование Екатерины II «листы», приходившие из Китая, содержали столько грубости, что Сенат принял специальное постановление не отвечать на них. Но в большинстве случаев русская сторона стремилась не замечать все эти «мелочи» ради сохранения добрососедских отношений и поддержания торговли.
Это была единственно разумная политика. Тем не менее она не приводила к сглаживанию противоречий не политического, а этнокультурного уровня. Ведь именно эти факторы сыграли решающую роль в провале первой попытки России заявить о себе как о великой азиатско-тихоокеанской державе в первом десятилетии XIX в. Приступив к реформам, правительство Александра I попыталось установить систему русской торговли от Аляски через Японию и Китай до Кабула, Связанные с этим планы и проекты должно было осуществить посольство Ю.А. Головкина (1803–1806), которое, однако, не смогло проехать далее Урги, так как ему навязывались церемонии, рассчитанные на то, чтобы создать и закрепить представление о привозе им «дани» от «вассального» государства.
Каков был уровень взаимопонимания на уровне дипломатических представлений двух стран, свидетельствуют документы того времени. Я позволю себе процитировать два их них. В 1807 г. помощник пристава Русской духовной миссии М. Попов, сопровождавший ее в Пекин, писал в российское Министерство иностранных дел: «Долгом поставляю присовокупить, что во все время пребывания нашего в пределах соседственного Китайского государства можно было не только чувствовать, но видеть на самом опыте, что мы находились между лучшими приятелями... Словом сказать: находясь между мунгалами, китайцами и маньчжурами, довольны были все до одного дружественными обращениями, пособиями во многих случаях, особливо во время проезда, и лестными уверениями имевших частное свидание с нами, что россияне предпочитаются от них всем прочим народам, искавшим сближения с ними».
Совсем иная картина рисуется в донесении императору Юн Яню цинских пограничных правителей в Урге, которое датируется практически этим же временем (4 августа 1806 г.). «Внимательно поразмыслив, мы, ваши преданные слуги, пришли к заключению, что русские — это ничтожное племя — совершенно не осознают того, что подобный Небу и Земле император несколько раз кряду удостоил их исключительной милости. Более того, в настоящее время они снова прислали письмо, в котором содержатся лишь хвастливые выражения и делается попытка что-либо у нас выведать. Русские являются, поистине, неблагодарными и мерзкими тварями, недостойными милости императора».
Исследователями отмечается существенное различие приоритетов во внешней политике России и Китая. Китай во главу угла ставил политические интересы, Россия стремилась обеспечить устойчивые экономические связи с Цинской империей. Но в этой сфере действовали специфические факторы межцивилизационного контакта. В Цинском Китае внешнеэкономические связи были своеобразны, они рассматривались как милость для сопредельных народов, как форма, в которой они могли получать дары китайской цивилизации. Заинтересованность самой же цивилизации в товарном обмене практически отсутствовала. Торговля считалась «низким» делом. Поэтому сложилась система рынков на границах империи, где разрешалась торговле с «варварами», а также допускалось прибытие торговых караванов в Пекин как правило, они сопровождали посольства. Численность персонала этих караванов была установлена в 200 человек.
Цинское правительство умело эксплуатировало заинтересованность русской стороны в торгово-экономических связях. Добиваясь политических целей, оно вводило запреты на торговлю с Россией. Например, в XVIII в. такие перерывы, длившиеся иногда по несколько лет, были одиннадцать раз. В экономической, как и в политической области, таким образом, русская сторона постоянно находилась в положении преодолевающей препятствия.
Фактически равенство в отношениях было признано с цинской стороны (и то относительно) лишь после поражения империи в борьбе с западными державами — Англией, Францией, США. Эти державы путем колониальных войн начали вовлекать Китай в мировые политические и хозяйственные связи. В России многими политическими деятелями того времени оба государства рассматривались как естественные союзники в противостоянии натиску капиталистических держав Запада.
Сближение между Россией и Китаем предопределило мирное решение остававшихся вопросов размежевания ничейных территорий и установление договорного режима на смежных границах. В 1858 г. в этой связи был заключен Айгуньский договор, установивший русско-китайскую границу по реке Амур, а затем и Пекинский дополнительный договор 1860 г., в котором определен последний участок дальневосточной русско-китайской границы — от устья р. Уссури до моря (в 20 китайских ли выше впадения р. Тумэнцзян в море). На основе Пекинского договора в 1864 г. был заключен Чугучакский протокол, установивший русско-китайскую границу в Центральной и Средней Азии.
Этот новый, особый характер отношений между Россией и Китаем находил отражение во внешней политике. В трудный для Цинского Китая период, когда он был не в состоянии сдержать наступление интервенционистских войск Англии и Франции в ходе второй «опиумной войны», цинское правительство обратилось с просьбой к России выступить посредником в мирных переговорах с Англией и Францией. Россия встала на сторону Китая. 35 лет спустя, когда японское правительство предъявило Китаю, потерпевшему поражение в войне 1894–1895 гг., тягостные условия, Россия принудила Японию отказаться от отчуждения территории Южной Маньчжурии. В отношениях между двумя странами сложилась благоприятная ситуация, и в 1896 г. был подписан Русско-китайский союзный договор.
Превращение Китая во второй половине XIX в. в полуфеодальную, полуколониальную страну уменьшило влияние этнокультурных факторов на его внешнюю политику. В этот период формационные факторы развития начинают действовать энергичнее, чем цивилизационные. Думается, что цивилизационный и формационный подходы в анализе истории международных отношений не должны противопоставляться, они дополняют друг друга, превращая исследование в более многомерное.
Огромную роль в размывании этнокультурного барьера в конце XIX — начале XX столетия сыграли взаимные волны эмиграции. Сотни тысяч китайцев в России и огромное число русских в Китае привели в действие механизм установления близких отношений именно между народами двух стран. Познание друг друга скреплялось совместным трудом и общей бедностью, ностальгией по отечеству и стремлением принести в него все лучшее, что черпалось в соседней стране.
Итак, некоторые выводы.
Этнокультурные особенности имеют глубокое влияние на политическую культуру общества и, в свою очередь, на внешнюю политику государства.
Рассматривая историю международных отношений и, в частности, отношений России с Китаем, мы видим, что типология межгосударственных связей, основанная на социально-экономических характеристиках государств, может быть дополнена типологией, за исходные данные которой берутся этнокультурные, цивилизационные особенности субъектов международных отношений. И в этой типологии могут быть как «чистые», так и смешанные виды отношений.
Взаимодействие России и Китая по формационным характеристикам относится к однотипному, а по цивилизационным — к смешанному виду межгосударственных связей.
Отдельно должна быть рассмотрена роль взаимодействия двух соседних государств во всемирно-историческом процессе. Это взаимодействие по временному срезу включает в себя формационные изменения на огромных пространствах Евразийского материка — от Балтики до Южно-Китайского моря и от Закавказья до Тибета. Падение Российской и Цинской империй произошло почти одновременно — в ходе Синьхайской революции 1911 г. и Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года.
Взаимодействие двух этнокультурных комплексов продолжается и в наши дни. Это выдвигает задачу безотлагательного осмысления огромного исторического материала.
