Рассказ
В конце 1960-х после окончания института я работал в Алжире в Консульском отделе Посольства СССР. Иногда к нам заходили старики, которые обращались с просьбами оказать им содействие в конфликтах с алжирскими местными властями.
Эти люди сражались в Белой и Русской армиях и после их разгрома вынуждены были эмигрировать из России. Пройдя всю Первую мировую и Гражданскую войны, они научились решать боевые задачи, но ничего другого делать не умели. Попав за границу, младшие офицеры и юнкера поступили в Иностранный легион. Судьбу их поменяло 22 июня 1941 г. Нападение Германии на Советский Союз было воспринято ими не как борьба фашистов с коммунистами, а как агрессия немцев против русских. Они дезертировали из Легиона и влились в сражающуюся Францию либо в английские войска. Бывшие русские сражались в Северной Африке, а закончили войну в Италии. После войны они получили советское гражданство, вернулись в Иностранный легион, а после выхода в отставку остались в Алжире, получая пенсию от французского правительства.
Как-то мне удалось разговориться с одним из них, и его воспоминания заслуживают того, чтобы быть опубликованными.
Моего собеседника звали Сергей Степанов. Он сражался в последний год Первой мировой войны и в Гражданскую войну. Сергей эвакуировался из Крыма с последними подразделениями врангелевской армии, долго оставался в Галиполи, а когда исчезла всякая надежда вернуться на Родину, он поступил в Легион. 22 июня 1941 г. в судьбе Сергея произошел перелом. Он дезертировал из Иностранного легиона и присоединился к союзникам.
Его, знакомого с жизнью в пустыне, направили в Истребительный эскадрон № 1, который был сформирован в основном из русских и которым командовал майор В. Пеньяков. Война, пояснил он, которую мы должны были вести в Сахаре, была схожа с войной на море. Колонны автомобилей играли роль эскадр кораблей, а оазисы — военно-морских баз. Ориентация осуществлялась по компасу, а определение места — по счислению, при этом спидометр заменял лаг. Наблюдатели внимательно следили, не возникнут ли на горизонте облака пыли, возвещавшие — точно так же, как в океане облака дыма — о появлении противника. Опасность неожиданной встречи с врагами была особенно велика ночью, когда игра светотеней на залитых лунным светом просторах придает окружающему фантасмагорический вид.
И все же, продолжал Сергей, это была война не на море, а в пустыне — с ее вади1 с отвесными берегами, образующими непреодолимые препятствия, с острыми как бритва камнями, распарывающими колеса автомобилей, с предательски зыбучим песком фаш-фашем, в котором мгновенно увязают машины, с внезапно налетающими самумами, холодными ночами и палящим солнцем, которое буквально воспламеняет ледяной воздух, наконец, с постоянным чувством жажды, порожденным скудостью рациона воды. И, конечно же, песок, песок везде — в воздухе, в еде, в карбюраторах, проникая в которые он, как констатировали наши водители, создавал намного более серьезную проблему, чем итальянские войска. Война в Сахаре выработала особый тип бойца — самостоятельного, уверенного в своих силах, способного не отступать перед трудностями, всегда готового ценою собственной жизни спасти своих товарищей.
Мы, сказал Сергей, осуществляли дерзкие рейды в пустыню. Нами был разгромлен аэродром под Тобруком, где было уничтожено 20 самолетов противника. Мы занимались минированием дорог в тылу немецких и итальянских войск, взрывали склады горючего и боеприпасов, из концлагерей освобождали военнопленных. Узнав о жестоких казнях заподозренных в сотрудничестве с англичанами ливийцев, которых подвешивали за челюсть на крюк и оставляли умирать на солнце, Пеньяков направил письмо командующему итальянскими войсками в Киренаике генералу Патти, предупредив, что за каждого замученного араба он будет расстреливать одного итальянского офицера, и казни прекратились.
Особенно, — рассказывал Сергей, — мне запомнился один рейд, которым командовал я. Мы получили разведданные, что в Северной Сахаре находится командный пункт одного из генералов, предположительно генерал-полковника Э. Роммеля. Мы выехали на двух машинах немецких моделей. Всего нас было восемь человек. Не буду вам описывать дорогу через пустыню. Скажу лишь, что мы испытывали муки жажды и голода, поскольку запасы пищи, а главное — воды у нас были ограничены.
На четвертый день мы добрались до германского лагеря. Один день мы, забросав машины песком, потратили на наблюдение за немецкими позициями. Они представляли собою четырехугольные окопы, снабженные пулеметами и несколькими пушками. За ними находились зенитные установки. В центре помещался штаб дивизии. Мы определили нахождение спальни германского генерала (увы, это оказался не Роммель).
На следующую ночь мы решились атаковать. Выждав до 3 часов утра, мы поползли вперед. Разрезав проволоку, сняли часового и проникли внутрь здания. Показалось сначала, что нам повезло, и мы добрались до спальни, не будучи замеченными никем. Но на подходе к ней дремал дежурный офицер, и нам пришлось заняться им. Его ликвидировать без шума не удалось. Он проснулся и успел сделать выстрел из пистолета. После этого мы ворвались в соседнюю комнату, где генерал доставал свой пистолет. Мгновение, и он упал бездыханным. Но выстрел дежурного офицера разбудил гарнизон. Мы добрались без потерь до улицы, но здесь по нам открыли огонь. Спастись удалось трем людям, включая меня.
К счастью, поднялся самум, и наши следы быстро занесло. Мы направились на юг, а на следующий день повернули на восток. Нам пришлось идти четыре дня. Однажды мы столкнулись с «Сахарианой» — итальянскими подразделениями, специально обученными ведению боевых действий в пустыне. К счастью для нас, мы, вовремя заметив столбы пыли, отвернули в сторону. На четвертый день мы ушли на север. Утром пятого дня я, оставив своих двух человек собираться, решил пройтись. Когда я находился от машины на расстоянии 100 м, неожиданно раздались выстрелы из пушек: наш автомобиль был обнаружен двумя английскими танками, патрулировавшими с юга позиции коалиционных войск, и поскольку у нас была немецкая автомашина, открывшими по ней огонь. Оба моих товарища были убиты первым же залпом! Мы, — подчеркнул Сергей, — выполнили задание, но при этом лишились семи человек, двое из которых были уничтожены англичанами.
Второй эпизод, — продолжал собеседник, — запомнился, когда я с товарищами был придан Соединению «Л» сражающейся Франции под командованием генерала Ф. Леклерка. Оно пришло из Чада, преодолев с боями 3 тыс. км пустыни. Соединение насчитывало 600 французов и 2,7 тыс. «сенегальских стрелков» и мехаристов с несколькими бронеавтомобилями и 10 орудиями. После встречи с англичанами французы получили из английских арсеналов 16 противотанковых орудий с гусеничными тягачами. Соединению были приданы подразделения саперов, разведывательная рота греческого «Священного батальона» и небольшой отряд русских из Истребительного эскадрона.
В ходе развернувшегося наступления на Тунис, — продолжал Сергей, — куда отошла Африканская армия Роммеля, перед Соединением «Л» была поставлена задача удерживать на западе наступающих войск оазис Ксар Гилян, что позволило бы гарантировать успех английской 8-й армии. Вышедшая впереди батальона из Гадамеса греческая рота и группа русских 23 февраля 1943 г. без боя заняла Ксар Гилян, а один из ее дозоров пытался продвинуться дальше к северу, но, натолкнувшись на немецкие аванпосты, был вынужден отойти. Тем временем к оазису подошли части Соединения «Л». 25 февраля германцы в целях выяснения обстановки направили к Ксар Гиляну 5 броневиков, которые, попав под обстрел, отошли на север к колодцу Бир Султан.
Леклерк сразу же приказал организовать оборону, тщательно маскируя занимаемые им позиции. Левое крыло этих сил опиралось на барханы Большого Восточного эрга, а правое упиралось в скалистые холмы, что делало невозможным обход флангов.
9 марта командующий 8-й армией генерал Б. Монтгомери сообщил Леклерку, что на следующий день они будут атакованы частями немецкой 90-й легкопехотной дивизии, и предложил отойти. Французский командующий отказался это сделать, но просил обеспечить ему авиационную поддержку. Последующие события, — отметил Сергей, — выявили, насколько прав был Леклерк.
Утром 10 марта действительно началось наступление немецкой пехоты, поддержанной 50 бронемашинами, артиллерией, авиацией. Сказалась хорошая маскировка позиций, к которым германцам было трудно пристреляться. Кроме того, разрывы бомб и снарядов вздымали в воздух гейзеры песка, которые заволокли поле боя. В небе появились «Спитфайры», они вступили в ожесточенную схватку с «Мессершмиттами».
Атаки следовали одна за другой. К вечеру сражение затихло и части 90-й дивизии отошли, оставив на поле боя 12 броневиков, 10 орудий и 40 автомобилей. Узнав о результатах, Монтгомери телеграфировал Леклерку: «Well done!». Русские, правда, в этом бою участия не принимали, будучи в составе резерва.
Успех у Ксар Гиляна, по словам Сергея, стал «камешком, падение которого вызвало сход лавины». Все дело в том, что наступавшая по побережью 8-я армия вышла к «Линии Марет». В свое время эта укрепленная полоса была построена французами, чтобы защитить Тунис от возможного вторжения из Ливии итальянцев. Теперь же итальянцы и немцы использовали ее, чтобы остановить продвижение вторгнувшихся из Ливии в Тунис англичан и французов.
Немцы провели значительные работы по модернизации «Марета». Эти работы, подчеркнул Сергей, выполнялись «белыми рабами Роммеля» — советскими военнопленными, направленными в Африканскую армию. Из 22 тыс. пленных, посланных в Северную Африку, более трети умерло из-за нечеловеческих условий содержания.
После модернизации укрепрайон превратился в серьезное препятствие для наступающих. Он вытянулся на 45 км по северному отвесному берегу уэда Зигзау от побережья до горного массива Матмата. Образующие ее артиллерийские и пулеметные долговременные огневые точки, окопы полного профиля, бетонные казематы и блиндажи были прикрыты 25 км противотанковых рвов, 110 км проволочных заграждений и 45 тыс. мин. «Линию Марет» защищал немецко-итальянский корпус численностью в 76 тыс. человек при 110 танках, 1200 орудиях и 200 минометах.
20–23 марта Монтгомери пытался прорвать укрепления, но, потеряв 150 танков, вынужден был остановиться. И здесь, как нельзя более, кстати оказалась победа Леклерка, сумевшего удержать Ксар Гилян, что открывало возможность обхода «Линии Марет» с фланга. Командование 8-й армии приняло решение перенести направление главного удара с побережья в Сахару. Но для этого нужно было разыскать проход через песчаные горы Матмата.
Задача, — продолжал Сергей, — была поставлена нашей группе. Рано утром мы отделились от Соединения «Л» и взяли путь на Восток. Две наших машины, в которых сидело четыре человека, были оснащены компасами и картами. Мы, естественно, избегали встречи с итальянцами, позиции которых находились к северу от нас, поскольку контакт с ними представлял бы опасность для нашей основной задачи. Мы скрывались за холмами, упорно пробирались вперед, пока не достигли предгорий. И вечером того же дня проход был найден. Мы сообщили о нем командованию и провели за собой разведгруппу. Оставшись на вершине, мы наблюдали проход через горы 10-й бронетанковой, 1-й бронетанковой и 4-й индийской дивизий — лавину из 200 танков и 27 тыс. солдат. В результате обхода английские части прорвались к Аль-Хамме, и Африканская армия должна была оставить укрепрайон, начав отход на север. Наши подразделения вступили в Габес. Сахара осталась позади. Нам предстояло еще два года боев, но уже в Европе.
После войны, — заметил собеседник, возвращаясь в прошлое, — приходилось участвовать в военных парадах, хотя и против своей воли. Ведь я помнил, что английские танки уничтожили двух моих уцелевших спутников после рейда в немецкий лагерь. Эти воспоминания до сих пор заставляют меня страдать. Но я понимаю, что война — это всегда несправедливость и жертвы.
1 Вади (араб.) — сухие долины в пустынях Аравии и Сев. Африки; заполняются водой обычно после сильных ливней.