СОБИРАНИЕ РУСИ
«Троицкий храм в 1930-е годы использовался для содержания скота. В задней части нижнего, пещерного храма были устроены загоны для молодняка; в средней части — загон для овец на ночь. Правда, содержали овец в храме недолго: с животных стала «сходить шерсть», и их пришлось перевести в другое помещение. В верхнем храме в это время содержались лошади...»
Я возвращался с Пасхальной ярмарки на трамвае № 8 и читал на заднем сиденье листочки «Задонского паломника». На коленях у меня тяжело лежала сумка с книгами, которые я купил в лавке Задонского монастыря. Я вез книги домой и радовался, что весь вечер буду опробовать покупку, а потом уж, потихоньку растягивая, читать. «Серафимо-Дивеевские предания», «Задонский патерик», «Печерский патерик», «Святитель Тихон Задонский в воспоминаниях келейников» — для памяти душевной о прошлогодней поездке в Задонск и о Тамани преподобного Никона. А ради покойной матери моей купил «Антония, святителя Воронежского», «С крестом и Евангелием». Растратил все деньги на иерусалимские и афонские крестики, маслица, четки, открытки, на оливковое масло и кагор и вдруг в московской лавке «Добрые книжки» наскочил на чугунный том (в тысячу триста страниц) архиепископа Никона (Рождественского) «Козни врагов наших сокруши...». Господи, пошли кого-нибудь знакомого, займу и куплю, а то нынче в два часа ярмарка закроется и уедет. Но никого уже нет, последний день, все насытились, ушли. Но Господь подослал мне паломника на Святую землю, приспевшего оттуда на днях. Столько нечитанных православных книг! Зачем читать газеты и всякий светский беллетристический сор, зачем знать о суетливом, ненужном? Ехал, не замечал остановок.
«Что же касается чтимых мощей блаженного Иоанна, то еще в первые послереволюционные годы насельницы монастыря, обеспокоенные сохранением честных останков подвижника, перевезли их в село Мечнянке Ефремовского уезда Тульской губернии, где и было произведено перезахоронение в часовне около Свято-Никольского храма.
Но как раз тут и было потревожено место упокоения блаженного. После 1920 года могила чудотворца была разрыта местными активистами.
Сообщается, что, когда гроб вскрыли, в нем обнаружили нетленное тело затворника Иоанна, неизменными сохранились одежда и обувь. И тогда для подтверждения давности захоронения был вызван врач... По преданию, когда врач захотел тряхнуть тело в надежде, что оно рассыплется, рука затворника неожиданно коснулась руки доктора, отчего волосы на голове того мгновенно поседели, и он отказался от дальнейшего обследования. А когда один из гробокопателей попытался взять у Иоанна крест из руки, то был остановлен. И тогда тело затворника было захоронено на прежнем месте. В расплату за содеянное все гробокопатели погибли».
Я проехал мимо своей остановки.
Нынче много православных книг в киосках при храмах, есть замечательный магазин православных изданий «Кладезь»; иконки, календари, освященные на святых мощах крестики и маслице легко заполучить там же. Но на выставке меня радовало сошествие в один уголок рукотворных православных даров с необъятных наших просторов, со Святой земли, с горы Афон, из монастырей Поволжья, Суздаля, Украины. И толчея на выставке не была обычно-базарной, а какой-то затаенно-родной, и тихое счастье приобрести крестик, освященный кагор или четки «Слезы Божией Матери» было еще в том, что все это подает тебе белобородый монах со Святой легендарной горы Афон. Чудотворная икона Святого великомученика Цесаревича Алексия, к которой клонились многие посетители выставки, исцелила недавно больного отрока от страшной болезни — гемофилии, которой страдал при жизни и Цесаревич. У мальчика, как только он приложился к иконе, просиял потемневший нательный крестик.
Вера в Бога соединяет русских людей в вере в историческое воскрешение родной земли. После гонений, напастей и разлада Русь собирается.
Но что же это опять не было заметно «возрождающегося казачества»?
СВЕТ ДОБРА
Мы не хотим и не умеем толково и выразительно вспоминать замечательные деяния земляков ушедших времен.
Утрата примеров патриархального местного патриотизма, гражданской нравственности и милосердия, благотворительных стараний и забот на пользу обиженным жизнью, бедным, а также на пользу общественного блага повлекла поздние поколения (и наше, «демократическое», тем более) к полной потере представлений о том, «как жили» православными традициями на Кубани и на Руси. Вместо торговых и театральных плакатов развесить бы и расклеить и укрепить в табличках напоминания о благородных следах в городе Екатеринодаре, о достойных казачьих именах и названиях обществ; вместо пустых, едко пахнущих туристических реклам выпускать бы путеводители другого рода (путеводители по бывшей нравственной родной тропе) и вместо графоманских книг и сухих казенных брошюрок размножить чудесную статью великого историка В. О. Ключевского «Добрые люди Древней Руси».
Мы вспоминаем имена (одни и те же) на административных и ученых конференциях, вспоминаем просто так, без души и размышления, а добросовестные историки и архивариусы знают, что на самом деле мы забыли всех и, даже пытаясь что-то и кого-то вернуть, ничего и никого не можем вернуть «как живых», потому что, имея кое-какие способности (иногда большие) и стремления к дотошным знаниям, не имеем самого дорогого — родства к тому, что пишем, о чем и о ком вспоминаем.
Все сказанное верно в отношении памяти о благотворительных обществах в Екатеринодаре.
Кого помним?
Никого.
Известны ли кому-нибудь (кроме двух-трех краеведов) Председательница Женского благотворительного общества графиня Елена Сергеевна Сумарокова-Эльстон и ее заместитель Дарья Федотьевна Бабыч? Вместе с другими дамами состояли они в Обществе, которому покровительствовала сама Ея Величество Государыня Императрица Мария Александровна (супруга Государя Александра II). Жили они в 60-е годы XIX века. Их могли бы застать в Екатеринодаре и Пушкин, и Лермонтов, и Грибоедов, если бы не погибли так рано. После первого трехлетия Общество переизбиралось «согласно 12-му и 13-му параграфам высочайше утвержденного устава этого Общества».
В старину в отчетах не умели так лгать и приукрашивать серьезные дела, как нынче. Потому веришь в то, что сообщала газета «Кубанские областные ведомости».
«Выборы не длились. Пользы, принесенные нынешним Правлением Общества краю в деле образования молодого женского поколения, так велики и так осязательны, что особы, призванные к участию в выборах, единогласно обратили свои просьбы к Председательнице правления, дамам-помощницам о принятии ими своих званий и в предстоящем трехлетии».
Графиня Е. С. Сумарокова-Эльстон была супругой Наказного атамана (1863–1866), а ее помощница, вице-председатель, — супругой знаменитого генерала, героя Кавказской войны, П. Д. Бабыча, сын которого Михаил Павлович станет Наказным атаманом и погибнет под Пятигорском в 1918 году от злодейских рук красноармейцев.
Нужно ли все это знать? Нужно ли знать о благотворительных душах из дворянских родов, о купцах и приказчиках, офицерах и казаках, жертвовавших в пользу бедных или нуждающихся в образовании? Нужно ли это знать правителям города и края, депутатам Законодательного собрания, сенаторам от Кубани, атаману Кубанского казачьего войска, председательнице краевых профсоюзов, молчаливо взирающей на уничтожение последних заводов ради торговых и развлекательных центров, на изгнание с заводов рабочих, нужно ли знать дамам из департамента народного образования, доцентам и профессорам истории, журналистам, писателям и проч.?
Благотворительность старого времени была освящена православной традицией, заповедями Божиими, помазывалась церковным благословением.
Читайте «Добрые люди Древней Руси» В. О. Ключевского. Сочинение это писала сама душа, и читать его без сочувствия невозможно.
«Целительная сила милостыни, — писал Ключевский сто лет назад, — полагалась не столько в том, чтобы утереть слезы страждущему, уделяя ему часть своего имущества, сколько в том, чтобы, смотря на его слезы и страдания, самому пострадать с ним, пережить то чувство, которое называется человеколюбием. Древнерусский благотворитель, “христолюбец”, менее помышлял о том, чтобы добрым делом поднять общий уровень общественного благосостояния, чем о том, чтобы возвысить уровень собственного духовного совершенствования. Когда встречались две древнерусские руки, одна с просьбой Христа ради, другая с подаянием во имя Христово, трудно было сказать, которая из них больше подавала милостыни другой: нужда одной и помощь другой сливались во взаимодействии братской любви обеих. Вот почему Древняя Русь понимала и ценила только личную, непосредственную благотворительность, милостыню, подаваемую из руки в руку, при том “отай”, тайком не только от постороннего глаза, но и от собственной “шуйцы”. Нищий был для благотворителя лучший богомолец, молитвенный ходатай, душевный благодетель. “В рай входят святой милостыней, — говорили в старину, — нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается”».
Благотворительность рождена доброй душой и ею поддерживается во всякий час деяния, во все сроки. Воспоминания о людях, чуткое поднесение фамилий к сведению позднего племени, строки обращений (и даже информации) и порою даже то, что между строк, дают чувству нашему пульсирующие благие толчки, нервно трогают нашу совесть.
Все вековое наследие благотворительности утрачено.
Прежние сведения о благотворительности, интересные и необозримые, покоятся в газетах и на листах в архиве.
1865 год! Как далеко от наших дней.
В «Кубанских областных ведомостях» целая полоса возвещает о выручке денежного сбора в пользу женских школ «по Кубанскому войску». Весь тон сообщений, стиль речи — домашний, теплый, доверительный. Выручка «за каких-нибудь четыре вечера» 405 рублей серебром.
«Будут ли у нас еще литературные вечера с благотворительной целью для женских училищ, не знаем, а следовало бы продолжить, и в таком случае не мешало бы придать им характер более семейный.
Литературные вечера в Екатеринодаре — крутое явление, их никогда не бывало в нем».
Верили в свою миссию помощи, потому писали статьи с длинными заголовками: «Как велики могут быть пользы для народного образования в Кубанском войске от разумной деятельности наших благотворительных обществ». В ту первобытную пору обитания на новом месте казаков все надо было приводить в порядок и всему помогать. Женское общество не только собирало деньги на поддержку уже готовых школ, но и открывало новые: в станицах Полтавской, Уманской, Отрадной, способствовало своей активностью общему развитию женского образования. Они рассуждали так: «Школы женские на первый раз имеют возможность комплектоваться по крайней мере дочерьми бедных чиновников. Чиновники прежде других сословий станут посылать своих дочерей в школу, и, глядя на них, разохотятся и простолюдины-казаки». Надо учесть, что тогда еще не было обязательного образования («чого його учить, нехай дома сыдыть»), и желание «высшего класса» выучить простолюдинов достойно похвалы. «Будем надеяться, — писали дамы, — что время, иной строй жизни общественной перевоспитают дух наших казаков при внимательных заботах об этом со стороны Войскового начальства». Старание к переменам, идейное понимание государственной важности в образовании народа, женская казачья настойчивость поразительны для камышового захолустья. «Конечно, высшему чиновному классу надо показывать пример. Если этот класс не подаст дружеской руки сочувствия меньшим нашим братьям — низшему классу — в делах общеполезных учреждений, если он не принизится, не сольется с простонародьем в общественных интересах, то гражданское преуспеяние нашего края затянется надолго».
Значит, не все дело в деньгах и цель благотворительности — не только сбор пожертвований. Полное соучастие во всем — вот с какими утешениями и задачами принимались за дело благотворители времен наказного царствования графа Сумарокова-Эльстона.
Участвуют ли нынче в благотворительных обществах господа начальники, а особенно супруги высших руководителей Кубани, городов и станиц? И где эти общества? В 1865 году Наказный атаман Кубанского казачьего войска граф Сумароков-Эльстон соизволил войти в члены Екатеринодарского благотворительного общества и вместе с супругой постоянно вносил в кассу приличные денежки. Этот же высокочтимый родовитый начальник (граф) был вице-президентом Екатеринодарского Войскового Попечительного общества о тюрьмах, «помогавшего улучшить быт содержащихся под стражей»; желающие приглашались споспешествовать приношениями: наличными деньгами, «но также съестными припасами, платьем и проч.».
Наместник на Кавказе Великий князь Михаил Николаевич утверждал Устав Екатеринодарского благотворительного общества. В государственном банке заводилась уставная сумма (не менее 10 000 рублей), капитал, «проценты с которого общество свято завещает своим последователям расходовать согласно целям общества. Звание «члена общества» может быть присвоено лицам всех без различия сословий, вносящих в кассу общества ежегодно не менее 10 рублей серебром. А званием благотворителя общества «пользуется всякое лицо, к какому бы сословию оно ни принадлежало, вносящее в кассу единовременно 100 рублей или в течение четырех лет сряду по 30 рублей в год». Деньги немалые, если учесть тогдашние цены на рынке. Заглянем в таксу на съестные припасы. Пшеничная мука 2-го сорта — 2,5 коп. за фунт, печеный хлеб 1-го сорта — 6 коп. за фунт.
Кто не скупился, сочувствовал, тот приносил жертву по нескольку раз в год (по случаю государственных и церковных праздников, например). В газетах легко проследить, кто каким щедрым был. Сколько знакомых казачьих фамилий! Вот вспомоществование учащимся в 1886 году: Ф. И. Леонова (20 рублей), Л. Н. Кухаренко (10 рублей), Е. Н. Малама (10 рублей), В. И. Стратонов (5 рублей), Я. А. Мордмилович (3 рубля), И. С. Нордега (3 рубля), протоиерей И. Эрастов (3 рубля), Е. А. Калери (5 рублей), Е. М. Соломко (5 рублей), Г. П. Бабыч (3 рубля), князь М. А. Дондуков-Корсаков (3 рубля), княгиня М. П. Дондукова-Корсакова (3 рубля), Н. А. Даркин (10 рублей). С трудом прерываюсь, жалко их всех бросить, не упомянуть — быть может, им аукнется там, в царстве небесном. Вот к Святой Пасхе «взамен обычных визитов» екатеринодарцы жертвуют «в пользу бедным жителям»: Д. Н. Сквориков, отец будущего городского головы (3 рубля), П. Кияшко (3 рубля), В. Вареник (1 рубль), В. Климов (3 рубля), Ст. Эрастов (1 рубль), С. X. Слабизион (1 рубль), Н. Н. Канивецкий (1 рубль), А. В. Соляник-Краса (2 рубля).
Память о благотворителях сохранилась только в газетах и в архивных «делах». Еще в 70-е годы прошлого века, когда я писал роман о Екатеринодаре и ходил по дворам с тетрадочкой, старожилы «помнили всех». Все они умерли, поразъехались после Гражданской войны кто куда, и печалились о них только окна особняков, в которых они жили и порою собирались во имя милосердия (у Е. А. Бурсак, у Е. А. Калери). Нынче разгулялась по городу нелепая реконструкция, и особняки (памятники екатеринодарской жизни) исчезают один за другим. А кто где жил, можно узнать из списка Правления кубанского общества братской помощи воинам. Историк, прилежный краевед, теплый любитель родной старины (учитель или бухгалтер — таких уж мало), случайно увидев их фамилии в газете 1915 года, может с поклоном сказать тайно или вслух: «Здравствуйте, мои дорогие. Вот где вы жили...».
Софья Иосифовна Бабыч — Дворец Наказного атамана.
Елизавета Афанасьевна Калери — Рашпилевская, 20.
Константин Порфирьевич Гаденко — Медведовская, 23.
Вера Ивановна Лебедева — Почтовая, 5.
Любовь Николаевна Глинская — Медведовская, 97.
Мария Кузьминична Лозинская — Ростовская улица.
Мария Георгиевна Пужай — Крепостная, 20.
Анна Ивановна Камянская — Крепостная, 8.
Александра Николаевна Шапарева — Посполитакинская, 91.
Вера Тимофеевна Черник — угол Красной и Базарной.
Зинаида Павловна Корсун — Штабная, 16.
Все писалось с домашней, давно пропавшей (в этом же городе) откровенностью. По этим простым сообщениям легко почувствовать, как люди жили когда-то.
«Попечительский совет об-ва “Ясли” сердечно благодарит Е. А. Бурсак за пожертвованные ею 100 рублей в пользу детей приюта и просит принять ее звание пожизненно действительного члена об-ва “Ясли”».
«Дамский кружок по изготовлению теплого платья для воинов» (вагон отправили — на 1000 человек) сопровождает председательница городского приюта для детей запасных Александра Ивановна Толстопят. Г-жа Толстопят намерена, если явится возможность, доставить вещи лично на передовые позиции и раздать их там».
«От Наказного атамана Бабыча М. П. 300 рублей для детей городского приюта».
Слыхал ли кто-нибудь из... (не обывателей, нет, из профессоров истории) фамилии кубанских дворян? Вот они жертвуют в 1915 году воинам на турецкий фронт.
С. П. Бурсак (предводитель Ставропольского и Кубанского дворянства) — 1000 рублей. Будет зверски убит красными в 1918 году под Горячим Ключом.
Е. А. Вербицкая — 500 руб.
Барон П. Л. Штейнгель — 500 руб.
В. П. Штейнгель — 1250 руб.
Л. В. Штейнгель — 200 руб.
В эти дни на рынке гусь стоил 90 копеек, куры — 45–50 коп., индюки — 1 р. 40 коп., поросята — 1 р. 50 коп., молоко — 30 коп. за четверть.
Е. А. Бурсак отправила в действующую армию теплых вещей на 60 человек: куртки, бурки, шарфы. Кроме того — чай, сахар, папиросы, мыло, можжевеловое масло от насекомых.
От знаменитого И. Н. Дицмана (не раз избирался городским головой) поступило 25 пудов муки. К Светлому празднику Пасхи от пекаря Киор-Оглы — 2 пуда пасок.
Так жили.
В царской России благотворительные жесты не были вынужденным моральным и хитроумным откупом, как зачастую нынче. Так Господь Бог воодушевлял; так сама душа отзывалась. Сочувствие уносилось порою далеко. Читали ли вы что-нибудь о помощи боснийским сербам в мгновение страшного покушения на них всей «цивилизованной Европы», можете ли припомнить, что русское общество демократической России сострадало сербам, угнетаемым албанцами (опять же при молчаливом согласии «цивилизованной Европы»). А в старой России не забывали о несчастных, пострадавших где-то на острове Сицилия, и в каком-то неизвестном миру Екатеринодаре устроили концерт-бал во 2-м общественном собрании, из музыкального магазина греков бр. Сарантиди перевезли рояль фабрики Мюльбах, играл военный оркестр, танцевали, развели летучую почту, и местные дамы: Ю. Соломко, В. фон Кавер, В. Ширинская — пели и услаждали гостей сонатами — все ради того, чтобы собрать денежку и отослать золотым рублем (не то что сейчас) в адрес бедствия. Нынче же только от всего государства взлетает самолет МЧС с продовольствием и материалами. Мы, граждане, сидим у телевизора и слушаем (порою недовольно).
Газеты того времени пестрят сообщениями такого рода: «...в пользу убежища для бесприютных детей состоится вечер с правом входа в обыкновенном платье. В БЕСПРОИГРЫШНОЙ ЛОТЕРЕЕ РАЗЫГРЫВАЮТСЯ 130 предметов всевозможных плетений из корзиночной мастерской убежища, 100 серебряных и золотых вещей».
Царское правительство не оставляло без внимания и государственной благодарности жертвенное поведение граждан.
«Награждается орденом св. Анны 2-й степени почетный член попечительства кубанского войскового приюта для девиц Батыр-Бек-Шарданов».
«От Государя Императора золотая медаль на Анненской ленте членам Попечительского совета Кубанской общины Любови Глинской, Зинаиде Дон-Дудиной, Александре Майгур».
Нет памяти об этом. Нету такой привычки — беспокоиться «всем миром» даже о беспризорных детях (а их не менее 7 миллионов).
Олигарх, присвоивший народный завод, приглашает («выписывает») из-за границы известного английского певца к себе домой на свой день рождения и «отстегивает» ему, пропевшему несколько песен, 3 миллиона (!) долларов, а летом и на Новый год прогуливает «бабки» с семьей в Европе, и только за то, что от его благотворительного фонда отламываются кусочки студентам и проч., газеты взахлеб расписывают о его... великой щедрости. Странными стали в России порядки милосердия. И нет к таким «благодетелям ни капли уважения. Это не то, что подарок есаула Е. Д. Фелицына: пожертвовал библиотеке «15 названий в 18 книгах и 2 названия в 24 книгах периодических изданий». Передавал как родным, накопил трудами своими, любовью своей согревал казачью старину. И вслед за ним сотник И. В. Дубонос доставил «33 названия в 43 томах и 12 названий в 137 книгах периодических изданий».
Нынче печать как будто стыдится в домашнем стиле сообщать о жертвенных мгновениях. Народу стало много, нету ощущения общей единой семьи.
В пору смуты нужда в милосердных акциях усиливалась; просьбы о помощи звучат порою надрывно, а за благодарностью видится глубокий душевный поклон.
Гражданская война. Белые в Екатеринодаре. Много горя повсюду. Газеты «Великая Россия», «Утро юга», «Вольная Кубань», «Единая Русь», «Казачьи думы», «Станичник» и другие не перестают молить, от имени страждущих и увечных протягивать руку к «добрым русским людям» и оповещать о приношениях, зазывать объявлениями.
«8 февраля 1919 года в зале биографа “Монплезир” состоится концерт в пользу «Комитета скорой помощи» членам Добровольческой армии (под председательством А. Н. Алексеевой). Певица Мария Дельмар исполнит романсы. Скрипач Петр Ильченко, совершивший турне с Шаляпиным в 1914 году по России и за границей, сыграет концерт Паганини».
Быть может, последние два-три месяца доживает век особняк на углу Карасунской и Посполитакинской (Октябрьской); его пока хитро обнесли зеленым жестяным забором, а во дворе уже высится самозваный небоскреб. Так в этом-то особняке и писала, видно, 19 марта 1919 года дочь убитого генерала Корнилова в газету «Утро юга»:
«Благодарю от души всех сотрудников по устройству благотворительного вечера в Зимнем театре 1 марта, а также артистов, принимавших участие в спектакле, и всех пожертвовавших деньгами и продуктами на подарки воинам к празднику Св. Пасхи...
Наталья Лавровна Корнилова».
«Сестра милосердия желает ухаживать за тифозными больными.
ул. Северная 74, Грабенко».
«дек. 1918
...Пожертвования и подарки на Рождество для 1-й Кавказской казачьей дивизии принимает только супруга Начальника дивизии Татьяна Сергеевна Шкуро (ул. Крепостная, 2)».
«дек. 1918
“Чашка чая”
Председательница Л. Н. Глинская, А. А. Городецкая, А. В. Петина, С. В. Камянская, Е. И. Яровая и секр. В. М. Зеленская».
«1919
Концерт в пользу “Белого креста”. Присутствовали М. В. Родзянко, А. Алексеева, граф Уваров».
«Открытое письмо А. Н. Алексеевой
Наши защитники, добровольцы, созидатели новой Единой России гибнут от недостатка белья. Тиф уносит тысячи жертв в страшных мучениях.
Я ежедневно вижу Вашу самоотверженную работу, я вижу сотни воинов, которые толпами осаждают Вашу маленькую контору в надежде получить помощь.
Хотя вижу и другое. Как мало сотрудников у Вас! Вы почти одиноки. Казалось бы, Ваше благородное дело должно было бы собрать около Вас десятки и сотни людей. Казалось бы, что к Вашему скромному подъезду должны были бы толпами подходить дамы-благодетельницы, бойкие расторопные юноши, подъезжать десятки автомобилей с пожертвованиями, и все должно было бы кипеть кругом!
Но где же общество? Где оно?
С другой стороны, пройдите по Красной. Посмотрите на эти сытые скучающие лица, на публику в кафе, в театрах, на балах, на пожирателей пирожных!
И это те самые люди, которые с трепетом прислушивались к каждому пушечному выстрелу, когда приближалась Добровольческая армия, чувствовали, что вот-вот близко спасение от ужасного режима большевиков.
Спаслись! Даже платочками помахивали и цветы поднесли. Но вот... поуспокоились и... забыли.
Еще раз простите, глубокоуважаемая Анна Николаевна! Но кое-чему можно бы поучиться у большевиков.
Вы полагаете, что у них был возможен недостаток молока в лазаретах? Поверьте, ни одна молочница не смела появиться на базаре прежде, чем отвезет свою порцию в лазарет.
Пришли вы, добровольцы. В большинстве такие скромные, деликатные, самоотверженные. Вы, спасающие Россию!
и т. д. К. Гр.».
В Отечественную войну 1941–1945 годов жертвовали в помощь фронту. В мирные годы партия считала зазорным «выискивать нищих и малоимущих», социализм не терпел попрошайничества. И потихоньку-помаленьку сама идея старомодной вековой помощи и тем более оглашения (кому и от кого) иссякла, выветрилась.
А нынче стали попрошайками мы все: и тот, кому покушать с утра нечего, и кому заплатить нечем за ребенка в садик или в институт, и тот, кто клянчит полмиллиона на книгу. Иногда через газету ищут богатых, которые выкинут десятки или сотни тысяч долларов на спасение ребенка, нуждающегося в срочной дорогой операции. Но это редко бывает.
Традиционное христианское милосердие пока не возобновилось.