О двух романах Николая Иванова
Николай Фёдорович Иванов – крупный, масштабный русский писатель и общественный деятель, автор более 30 книг прозы и драматургии. Каждое его произведение значимо в нашей литературе. Каждая книга обладает целостностью, стройностью композиции, богатством и выразительностью языка и опирается на личный жизненный опыт автора. Ведь Николай Иванов в качестве военного журналиста и писателя побывал в разные годы в Чечне, в Цхинвале, в Крыму, на Донбассе, в Сирии…
Возглавлял он и журнал «Советский воин», куда, словно ручейки в море, стекались невыдуманные истории русских воинов; позже – газету «Налоговая полиция», что даёт Николаю Фёдоровичу глубокое понимание экономической подноготной современной жизни. Словом, это не только талантливый искусный рассказчик, но и рассказчик, которому – даже с чисто житейской точки зрения – есть что рассказать.
Взрастил Николая Иванова и все особенности его бритвенно-острого слова тот самый хрестоматийный «суровый брянский лес» из песни, который из века в век встречает на Руси захватчиков партизанской войной, по Льву Толстому – «дубиной народной войны».
Позже уроженец Брянщины, впитавший в себя всю её земляную, лесистую и строгую истину, Николай Иванов за бесстрашное распространение правды о гибридной войне Запада против русского народа подвергнется санкциям Евросоюза. Что не только его красит, но и определённой краской «красит» и хвалёную свободу слова в этом самом Евросоюзе (не к ночи будь помянут!).
Будущий флагман русских писателей, Николай Иванов родился 8 июня 1956 года в селе Страчово Суземского района Брянской области, что на самой границе с «логовом змиевым», Украиной, её Сумской областью («Логовом змиевым» провидчески обозначил сие место ещё Николай Гумилёв: «Из логова змиева, / Из города Киева, / Я взял не жену, а колдунью…»).
Непростой была жизнь четвёртого ребёнка в послевоенной сельской семье, однако трудности только закаляли характер и оттачивали будущий талант.
Из немалого количества книг Николая Иванова (череда их начата томиком «Солдаты мира» в 1985 году) важно остановиться на его относительно недавних и относительно новых романах: «Реки помнят свои берега» и «Суворовец Воевода – боец Республики».
Роман «Реки помнят свои берега» – ураганное, стремительное, как поток на перекатах, грозовое повествование о жизни одной семьи, которая переживает самые страшные и тяжкие моменты отечественной истории.
Казалось бы, временной охват романа – небольшой: 1991-1993 годы: «бывали хуже времена, но не было подлей» (Н.Некрасов). Я сам одержим этой эпохой, её «фобосом и деймосом», много пишу о страшном переломе мировой судьбы, плесневелым лишайником на острые грани которого наросли уродливые контуры Горбачёва, Ельцина, и «прочая, прочая, прочая»…
Как говорится – «и треснул мир напополам». Или – просто треснул. Президент России Путин назвал распад Советского Союза «величайшей геополитической трагедией ХХ века». И назвал так вполне осмысленно, несмотря на то что ХХ век, напомним, – включил в себя немало иных потрясений, революций, перекроенных границ, и две мировых войны. И это не считая более «мелких» конфликтов, участникам отнюдь не казавшихся «мелкими»…
Миропорядок не просто менялся в 1991-93 годах, он рухнул. Николай Иванов, как и все мы, – пропускает это через сердце, переживает это остро и болезненно. У него особая задача – показать события в избранном им однажды и навсегда жанре, в котором он достиг небывалых высот выразительности: в жанре военно-патриотической художественной литературы.
А это очень сложный, может быть, наиболее сложный жанр, если делать, как Иванов, подлинно-художественное полотно, а не плакатную агитку. Военно-патриотическая проза всегда скользит по лезвию бритвы между Сциллой и Харибдой, между двумя погибелями для искусства.
Поговорим сначала о «Сцилле»: для любого военно-патриотического романа, для всякого автора, который об этом пишет, всегда есть опасность подать тему бравурно и мажорно, шапкозакидательски, не отразив истинные ужасы войны или острейшего человеческого конфликта. Есть опасность для художника стать апологетом войны. Именно на этот счёт предостерегала поэтесса Юлия Друнина:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Как, оставаясь патриотом, не снизить золотого эталона, не скатиться в ура-патриотизм и ретуширование ужаса кровавого действа? Многие не только не могут этого, но и не хотят: мол, если мы хотим воспитать патриотов, то зачем же их запугивать правдой жизни?
Ох уж эта правда жизни! Обогнули мы Сциллу – шапкозакидательский ура-патриотизм, лакированную бравость паркетных шаркунов в парадных мундирах, заменяющих запах пороха ароматом роз, – тут-то нас и поджидает Харибда…
А Харибда пострашнее Сциллы (хоть, впрочем, обе плохи). Увлечённые «правдой жизни», её смакованием, увлечённые «художественностью» батальные художники рискуют свалиться в гнилостный пацифизм. И объясняя, как страшна война, – вырастить из читателя капитулянта, «бравого солдата Швейка». Того, кто готов лечь под любого оккупанта – лишь бы не пахло порохом, потому что из мужчины такая превратная «правда жизни» делает безвольную тряпку. Мы понимаем, что война ужасна, но нужно рассказать правду о ней таким образом, чтобы не воспитать запуганного зайца, волчью сыть (что, кстати сказать, является мечтой либералов-западников).
И вот в этом узком коридоре очень важно мастерство Николая Иванова, который, может быть, один из почти всех нынешних писателей, или, по крайней мере, один из очень немногих, умеет провести читателя узкой тропой между хвастовством шапкозакидательства и пацифистской, позорящей мужчин, трусостью.
В этом прозе Николая Иванова помогают два обстоятельства: личное и очень близкое знакомство его, как боевого офицера, с войной, у которой «не женское лицо», и мужество настоящего солдата. А солдатам нужно состояние, на первый взгляд кажущееся неразрешимым парадоксом: бояться смерти, но не испугаться её.
Скажут: ну как так можно?! Или уж ты не боишься, или ты испуган. Проза Николая Иванова бесценна в разъяснении того, как естественный и полезный, обережный человеческий страх – не перерастает в панический убийственный ужас.
Военно-патриотическая проза Иванова выдержана в очень строгих, «золотых» пропорциях между романтизмом и реализмом, когда и того и другого – вровень и в меру. Например, действие романа «Реки помнят свои берега» начинается в Колумбии, где выполнявший задание офицер ГРУ Егор Буерашин попадает в плен. Имя в традициях русской литературы: говорящее. Буерашин – отчётливо несёт в себе корнесловицу «буерака», тех буераков истории, через которые отважно, но и осторожно пробирается столь романтично вначале поданный (всё же Латинская Америка!) герой.
Фамилия Буерашина – как бы диалектическая антитеза к другой говорящей фамилии из другого романа – «Суворовец Воевода – боец республики». Даже не «Воеводин», а именно Воевода, в фамилии отчётливо пропечатана миссия и судьба суворовца. Того, кому, в силу возраста и способностей, продолжать путь страны после буераков, мучительно и трагически пройденных Буерашиным. Два разных романа о разных людях и событиях, но авторская логика идёт через них нитью Ариадны.
В судьбе Буерашина огненными рубцами отложатся Москва, Ленинград, посещение Бреста, Брянщины, путаница скитаний земных, а под итог романа (не жизни!) автор приведёт его в родную брянскую деревню. И Буерашин станет очень символически разгребать пепелище родного дома, чтобы построить новый. И мы понимаем прозрачность символа: не только новые дома нужно строить преодолевшим буераки Буерашиным средних лет, и военным, и штатским! Прежние тоже из пепла поднять нужно – иначе прервётся традиция…
Герой на фоне меняющейся действительности – это и есть главная тема романа. Широкими мазками мастерски созданное полотно произведения – возрождает традиции русской патриотической литературы XIX века, в которой подвиг военного человека и мужество гражданина в отстаивании человеческого достоинства были неразделимы. Роман «Реки помнят свои берега» – включает в себя пронзительные, не отболевшие ещё для наших современников описания социально-исторической и бытовой жизни ломающейся, демонтируемой силами зла России, сложную структуру и множество персонажей. Несомненно и присутствие некоторых новеллистических черт – самодостаточные малые истории судеб, вкраплённые в ткань общего повествования.
Николай Иванов действует методом, можно сказать, попеременного «приближения и удаления» «оптики» читательского взгляда. То он фокусирует внимание на проблемах персонажей, на их опыте личной, бытовой обыденности и стремлениях к лучшей жизни (необходимый для патриотической прозы элемент бытописания, очеловечивающего героев, без этого выглядевших бы плакатно). А то раскрывает самые мрачные углы историософии планетарного масштаба, и здесь являет себя как реалист исторической темы.
Результатом оказывается уже отмеченный эффект: сочетание реалистических традиций с романтическими, на фоне выразительных, достоверных психологических образов.
Одной из заметных композиционных особенностей романа Николая Иванова является то, что он объединяет персонажей из трех миров в одну реальность. Вымышленные персонажи взаимодействуют с реальными историческими фигурами. Малый мир обывательского быта оказывается в столкновении с миром дум и стремлений народной интеллигенции, и с политической верхушкой.
Итак – народ – раз, интеллигенция – два, власть – три. Роковой треугольник, от которого русской литературе никуда не уйти, пока она верна своим истокам! Триединство русского мира – его общинный терпеливый и немногословный массив, его пики гениальности выдающихся сынов и его казённая, административная, имперская природа.
Главная цель автора – не пересказать историю одного из самых трагичных этапов жизни России, а пережить и переосмыслить её горькие уроки, что и создаёт ощущение неподдельной реальности и задушевной искренности для читателя. Иванов не ищет громоздких эстестствующих форм слова, его язык – живой и народный, в хорошем смысле слова «простой», не в ущерб выразительности. Иванов не ищет себе тоги пророка, вещающего сложными словесами: он говорит с нами языком соседа, друга, современника, языком «сегодня». Но при этом русская литература со всеми её многовековыми традициями – незримо стоит за каждой строкой прозаика. Автор как бы вовлекает читателя в большую историю через лирические отступления и проникновенные зарисовки с натуры:
«…Черёмухин в ожидании ответа прилепил отошедший кончик изоленты на очках. Он стыдился за контору, ещё вчера приводившую в трепет весь мир, а сегодня прячущуюся по лесам. Но поскольку Егор сам был выходцем из Лубянки, горько исповедался:
– Перед твоим звонком увидел в туалете одного нашего генерала. Он рвал бумаги, бегал по толчкам и спускал в них обрывки. Грешным делом подумал, что уничтожает документы, но, оказалось, избавлялся от рукописи о демократах. Таким нынче стал КГБ, Егор. Грустно.
Зря Юрка стыдился – Буерашин сам отвёл глаза. Он не знал, что творилось на данный момент в ГРУ, но если и там генералы дрогнули, то куда возвращаться и кому верить? Или быстрее бы уж Ельцин брал всю власть в руки, чтобы утвердить порядок?».
Мы не просто вспоминаем вместе с Ивановым те трагические дни, мы как бы заново переживаем их. А молодые читатели – ощущают впервые на себе их пульс, горчичный едкий вкус и нервную дрожь…
Не о таком ли, ни о тех ли окаянных днях сказал Пастернак, и повторяет за ним всякий не потерявший память и совесть современник «величайшей геополитической катастрофы», обращаясь к Богу:
Я люблю твой замысел упрямый
И играть свою согласен роль,
Но сейчас идёт иная драма
И на этот раз меня уволь…
«Если только можно, Авва Отче, чашу эту мимо пронеси…» – не скрою, в минуты слабости над страницами «Рек, помнящих свои берега» и я мысленно просил об этом у автора. Но не во власти Николая Иванова изменить то, что было. И в этот момент приходит особый, глубинный смысл названия романа, сокрытый под тоже немалым смыслом знатока природы, геофизики рек. Вспоминается псалом 136 «На реках вавилонских» – песня изгнанников, томящихся в вавилонском плену после падения Града Небесного и разрушения Первого Храма. Первая часть псалма (ст. 1-6) выражает скорбь о потерянной родине, вторая (ст. 7-9) – надежду на возмездие захватчикам и угнетателям. Разве может православный человек не вспомнить об этом, сопоставив название и содержание романа Иванова?!
Оттого тема рек, помнящих свои берега, – не может потускнеть или поблекнуть, вопросы её являются актуальными для всех людей независимо от времени. Работа Николая Иванова затрагивает моральные и социальные проблемы, которые дают достаточно пищи для размышлений.
Кто же главный герой? На мой взгляд, главный герой – сама русская жизнь, которую богатый жизненным опытом и очень наблюдательный, цепкий глазом автор изображает с поразительной, пронзительной и часто пугающей точностью.
Иванов представляет нам ещё одну вечную тему: идею конфликта индивидуума и господствующих кругов, когда Буерашин в новом мире не чувствует себя комфортно в той среде, которая, казалось бы, податливо и милостиво впускает его в свой круг…
Вот характерная цитата из текста – сплетающая в неразделимом единстве трагедию человека, «бредущего» через тёмный лес, и высокого разрешения историософию, пребывание в эпохе того, кто потерял берега, но не теряет ориентиров:
«Не за шкурой зверя и не за мясом его брёл по лесу охотник. Не те глаза имел Фёдор Буерашин, не так крепки были руки и быстры ноги, чтобы заниматься промыслом. Ружьишко устраивалось за спиной больше по привычке, с послевоенных времен, когда по лесу хозяевами рыскали волки.
Двустволка цеплялась за ветви и просилась на другое плечо, с которого, как ей казалось, не пришлось бы поминутно сползать. Но поскольку жизнь давила хозяину на оба плеча одновременно, то откуда второму оказаться моложе или сохраннее близнеца?
Польза имелась в случае, повесь хозяин ружьё на стенку. Да только когда подошла для Фёдора Буерашина пора лежать на печи да греть кирпичи, никого не оказалось в округе, кто бы смог заменить его в лесу. В пенсионные проводы начальство навезло подарков и грамот больше, чем за всю предыдущую жизнь, – лишь бы продолжал исполнять обязанности лесничего вкупе с лесником, что почти одно и то же. Оно и дураку понятно: кому охота бродить вокруг чернобыльской радиации, рыжей кляксой упавшей на лес. По карте глянуть – прям родимое пятно на лбу у Горбачёва…».
Охота, которая не охота, и тут же упоминание незадачливого лидера-обманщика, в реализме дум о котором – выражено и отношение к его жалкой роли.
Роман исследует противоположные темы верности и измены Отечеству. Основное внимание Николая Иванова уделяется поиску цели жизни, которая проиллюстрирована через самые разные, но всегда детально выверенные сцены, в которых романтическое мировоззрение самых достойных сынов Отчизны рушится под неумолимым катком жестокой новейшей истории. Вот пример из романа, пронзительный, как стихотворение в прозе, передающий мельчайшие детали быта одновременно с громадьём геополитического надлома:
«Раздался телефонный звонок. Пока Серёга, опустошая чашку, держал трубку на весу, все расслышали:
– Это КГБ? Сидите? Ну-ну, недолго осталось. Ждите.
Щекочут нервы перед штурмом? Или уверовали в свою всесильность? Где ГКЧП? Где аварийка, чёрт побери! И неужели у Серёги больше нет ничего в загашнике? А рыба в морозилке лежала всё-таки поганая…
Начальник ТЭЦ сработал быстрее звонивших и угрожавших. Контрразведчики, предав хлебовозку, в спешке побросали в жёлтый проём аварийки утрамбованные под завязку, опечатанные сургучной печатью мешки. Через минуту им гореть в топке, а всё равно от инструкции ни на шаг. Если в Книге рекордов Гиннесса есть раздел «педантизм», то КГБ явно претендовал на первую строчку.
На воротах ТЭЦ встречал сам Борисыч – сухонький мужичок в тесноватом, в катышках на животе, пуловере. Серёге кивнул несколько раз, чем подтвердил свои какие-то прегрешения перед властью. На попутчиков, сидевших на мешках, лишь покосился: более всего осведомители опасаются расширять круг знакомств.
– Надо сжечь, – кивнул на груз комитетчик. Икнул, поморщился от рыбной отрыжки, но довёл задачу до конца: – Срочно. При нас.
Борисыч поник, сделался ещё более сгорбленным и маленьким, и оказалось, что пуловер ему вообще-то впору. А катышки на нём оттого, что старик от волнения постоянно трёт ладони о живот…».
В какие-то моменты Буерашин кажется трагической фигурой: он скован одиночеством и непониманием, оторван от окружающего мира. Возвращение к себе, к своим берегам – главный оберег его на протяжении всей поломанной судьбы.
Суть романа «Реки помнят свои берега» в том, что идёт вечная борьба добра и зла, света и тьмы, человека и власти; поиска истины, правды, любви и счастья… А человек всегда должен оставаться Человеком!
Роман в современном литературном потоке поражает своей необычностью. Он по мере вдумчивого чтения открывает все новые и новые, мощные, глубинные грани. Его ценность возрастает по мере накопления тем или иным его читателем жизненного опыта и приобретением тех знаний, которые дает именно изучение литературы, истории и религии. Для верхогляда – просто приключенческая повесть. Для памятливого – соль на рану пережитого. Для вдумчивого – глубинные слои романа, анализ и синтез русской духовности, самости, особости…
Иванов затрагивает самые прикровенные пласты понимания Жизни, Веры и Сути Человека. Но, отдадим ему должное, не уходит при этом в заумность, в ненужное усложнение, остаётся прост с простыми. Остаётся понятным собеседником, общение с которым возвышает, а не унижает.
При этом выраженные с виду простым языком, бесхитростно, казалось бы, лежащие на поверхности мысли автора заставляют задуматься о многих-многих вещах... Казалось бы – какая простая фраза, а вы только вдумайтесь в нее:
«Начальник… Остановился в углу, около огромного глобуса. Повертел его. Земля закрутилась, замелькала материками и океанами. Где-то в этом круговороте крутились он сам, Егор, Максим Олич, Юрка Черёмухин с хлебовозкой. Горбачёв с Ельциным. Все вместе, в космос никто не улетел…».
Возможно, ответ на загадку этого романа лежит за гранью этого мира, по крайней мере, так проще относиться к загадкам.
Главный смысл этого романа Николая Иванова – выводить душу из оцепенения, рождать в ней желание жить и устремлять человека к свободе и любви – неизменным ценностям человеческой жизни.
В мире, где нет духовных ценностей и веры, творится истинное зло, торжествуют безнравственность и деградация: в это не нужно верить, это происходит в жизни, само по себе. Иванов даёт надежду: даже и в безысходности 90-х человек может прожить достойную жизнь и верить в себя и верить в любовь. А человек, который искренне любит, не может пойти на предательство и обман. Даже если его соблазняет сам Дьявол.
Сила любви – это единственная сила, что может противостоять самому дьяволу, злу и тьме! «Реки помнят свои берега» – та самая книга, которую достаточно открыть, и она затянет в себя. Роман достаточно кинематографичен, что для современного человека важно для визуализации повествования.
* * *
Книга Николая Иванова «Суворовец Воевода – боец Республики» – в определённом смысле авторский антипод, антитеза роману «Реки…», в котором жизнь рассматривалась ретроспективно – в «Воеводе…» же перспективно. Там страна гибнет, становится воспоминанием – здесь возрождается, обретает снова саму себя, не пепельным прошлым истории, а горячим и живым будущим молодых людей, сынов новой эпохи. Романом «Реки…» Иванов попрощался с ХХ-м веком, «Суворовцем Воеводой» – приветствует наступающий и наступательный XXI век.
Коротко говоря, события романа охватывают период с 1 сентября 2021 года, когда героя Артёма Воеводу ополченцы в наручниках вывозят в Россию, потому что убегает опять и опять – снова на войну, и до 1 марта 2022 года, когда уже идёт Спецоперация по демилитаризации Украины. Ярко и интересно, со знанием дела, изнутри показана в книге учеба ребят в Тульском суворовском военном училище. 23 февраля Артём с друзьями едет поздравлять «С днём защитника Отечества» одноклассников в Донецк. И оказывается в эпицентре событий Спецоперации Z. И ему предстоит сообщить танкистам координаты родительского дома, в котором засели нацисты, и самолично отдать команду «Огонь!»...
Литературные критики отмечают, в первую очередь, формальные моменты: то, что это первая прозаическая книга об СВО. И первая художественная в новейшей истории России – о суворовцах. По этой причине, как сообщает пресса, Тульское суворовское училище закупило у издательства «Вече» 800 экземпляров для вручения книги каждому суворовцу.
Еще 100 экземпляров туляки по призыву руководителя Тульского регионального отделения СП России Н.Жукова передали ребятам в школы и кадетские классы в ДНР. Руководство училища пригласило автора для проведения открытого урока, презентации романа и личного вручения книг учащимся выпускных классов в День знаний – и такого рода новостные заметки о многом говорят.
Но не обо всём…
Конкретные судьбы скрывают за собой и символический пласт: возвращение России в литературу (за сорок лет либеральной вакханалии выхолощенную до космополитической безыдейности и путеводителя по растлению души) и патриотизма в творчество.
Иванов – не только протестует против распространённого тезиса о том, что «патриотизм узколоб и с подлинной художественностью несовместим», но и выступает живым, практическим опровержением этого изуверского тезиса, искалечившего и писательские потуги и читательские судьбы очень многих, вовлечённых в его мутную антилогику, людей.
Отчего главному герою книги Артёму Воеводе, сыну полка в ополчении ДНР, кажется, что на войне, где он прошёл плен нацистов, где за важнейшие разведданные о противнике его награждают Георгиевским крестом, всё понятнее, чем в новом коллективе среди сверстников? В чём причина, что очень многие оказались не готовы к суровым испытаниям с началом Спецоперации по защите родной земли от нацизма?
И какой это мощный, корнями вросший в русскую духовность символ – дать координаты для стрельбы по родному дому! «Вызываю огонь на себя!» – известно из литературы о Великой Отечественной войне. А разве она закончилась? Разве фашизм не поднял снова голову? И разве не прячут голову в песок как страусы те, кто старается этого не замечать?
Вот цитата, которая обожгла сердце почти всем критикам, рассматривавшим произведение:
«– Хочешь почитать Чехова?
Майор, увешанный оружием так, словно собирался воевать вечно, выставил на остаток кирпичной стены книгу «Три сестры».
– Самостоятельная, сама стоит, – не забыл похвалить автора за толщину написанных пьес.
Отошёл на десяток шагов и с разворота, практически не целясь, выстрелил из пистолета в книжную мишень. Сёстры, безмятежно гулявшие в белоснежных платьях по центру обложки, кувыркнулись припудренными носиками в пыль.
Майор-артиллерист, словно за шиворот, поднял их пальчиками, пролистал пробитые страницы. Отвесил щелбан пуле, застрявшей внутри книги, словно она оказалась виновной в плохом скорочтении стрелка…».
Почему именно Чехов? Потому что целятся в душу русского народа, а не только в его голову или сердце. Из всех классиков Чехов отстоит дальше всего от власти, и потому Чехов подчёркивает своей жертвой: не против властей, не против режима ведут сегодня войну «духи злобы поднебесной», а против каждой русской колыбели.
Сегодня? – я сказал. А разве когда-то было у «духов злобы поднебесной» иначе?!
Сегодня фашистская пуля против русской книги.
И русская книга должна быть против фашистской пули.
Возвращая в большую и глубокую, неоднозначную, как и всё большое и глубокое, литературу однозначность патриотизма, русскую «геолокацию» авторского и читательского сердца, Николай Фёдорович Иванов ведёт нас по Ноосфере правильным путём.
Источник: День литературы
Фото: writer-ekb.ru
