«К Богу я обращаюсь в молитвах…»


Поэзия Садига Мамедова по-мужски скупа на слова и не расточительна в чувствах.

Вежливый, тихий. Таким он запомнился с той единственной нашей встречи осенью 2019-го в Иркутске на Днях русской духовности и культуры, затеянных ещё Валентином Распутиным. После вечера в местном Доме литераторов он подошёл ко мне, назвал по имени-отчеству, стеснительно попросил адрес электронной почты. И вскоре написал, прислал свои стихи, потом – рассказ. Ни то ни другое, честно говоря, не произвело впечатления. Но юноша был добрым, ясным, без обид принял пожелания – видит Бог, весьма бережные, щадящие, на самом деле не отвечающие моменту. Он, вполне вероятно, понимал это, но в себя не уходил, не отчаивался, зла, надеюсь, на меня не затаивал. И спустя время снова оказывался на связи, что-то отправлял и так же внимательно, чутко вслушивался в каждое ответное слово. И я тоже запросто стал слать ему весточки, делился какими-то ссылками, интересными публикациями, понравившимися стихами. Он радостно откликался, благодарил. Однако ничего нового уже не предлагал, а в последнем письме посетовал на свою нескромность и вскользь упрекнул в том, что сам-то я свои сочинения с ним не обсуждаю. А потом и вовсе замолчал и года три, наверное, не подавал знаков, так что я уже почти забыл о нём. И каково – как говорится в таких случаях – было моё удивление, когда в мае 2023-го я неожиданно встретил имя Садига Мамедова на страницах иркутской «Сибири»…

Это уже был поэт, которому, пожалуй, не нужны мои советы. Который не пришлёт новых стихов в надежде услышать что-нибудь стоящее. Он уже состоялся без моего участия, ибо и без меня, без моей критики прошёл огненные тигли, из которых вышло не одно поколение российских рифмотворцев от Дениса Давыдова и Михаила Лермонтова до Николая Гумилёва и Бориса Слуцкого. Нет, он не вырос – вымахал за эти годы отсутствия и в смысле жизненного опыта стал, может быть, даже не вровень со мной, а выше. Потому что в его судьбе уже было то, что стирает границы возраста и возводит к таким пределам осмысления действительности, которых не всякому достичь:

Знаешь, война – совершенно не весело.
Был ты, к примеру, здоровый пацан.
Вдруг вместо глаза – кровавое месиво:
Нету теперь половины лица.

...Современным писателям, даже одарённым, не хватает одного – события. А без настоящего события нет подлинного чувства, нет сердечного участия и необходимой нежности и любви к тому, о чём или о ком пишешь. Да – нежности и любви. Или, как в этих стихах, – боли и горечи. Боли – потому что действительно больно. Горечи – потому что не от поэтических стрел, но от пуль и снарядов гибнут товарищи. И ещё тут ранняя усталость. Она не от творческих семинаров и книжек – оттого, что хочется просто жить, посещая, кстати, эти самые семинары и читая эти самые книжки. А вместо этого нужно каждый день стрелять и окапываться, чтобы самому не схлопотать в ответку.

У Садига это событие есть. И есть всё остальное. И он – талантлив, поэзия его по-мужски скупа на слова и не расточительна в чувствах. Он не учился в литературных институтах. Многие строчки его стихов оставляют ощущение природной нестёсанности, сколь грубой, столь и естественной. Но ему приглаженности, глянца этого сияющего и не нужно. Должность сурового наставника и единственно справедливого судии в случае с Садигом Мамедовым взяла на себя военная операция. А у неё своя мера ценностей, свой аршин. И уж в этом начинающему поэту точно свезло. Иначе велика была бы вероятность так и остаться производителем мёртвых бескровных стишков и всю жизнь ошиваться в каком-нибудь объединении, бесконечно колесить с одного писательского хурала на другой да читать со смартфона свои жалкие опусы…



Мы списались с ним, когда он после ранения оказался на лечении в посёлке Ивановка Херсонской области и наконец-то появился в «Ватсапе». В душу ему я старался не лезть, лишних вопросов не задавал, да и сам он поначалу не касался главной темы, как будто ничего такого в его жизни не было. Говорили исключительно о литературе. К тому времени я посетил личную страничку Садига в интернете, прочёл стихи, написанные и выложенные им с того момента, как прервалось наше общение. Назрели кое-какие мысли, замечания. Что-то требовало пояснений, а значит, рождало чувство досады, ибо ни в какой сопроводиловке поэтический текст не должен нуждаться, от этого он только теряет. Так, очень правдивое и эмоционально сильное стихотворение Садига, этакий натужно-страстный монолог человека на войне, ломала – всё равно что о колено – предпоследняя строфа. В ней неожиданно возникал совершенно неуместный, с моей точки зрения, образ известного мультипликационного героя, которого я никак не мог соотнести с теми мрачными реалиями, что живописал автор:

Вовсе не праздничный брызгал салют.
«Фосфорный дождь!» – доносилось из раций.
Выл истерически дрон-камикадзе.
Сунешься, спрячешься – всяко убьют.

Были, кто мне бы сгодились в отцы,
Были и юные, нежные лица.
В госпиталь кто-то отправлен лечиться,
Кто-то – в Россию, положенный в цинк.

И далее:

Мой обожаемый фрукт – апельсин.
Я – апельсин, только сморщенный, выжатый.
Долг перед Родиной выплачен! Где же ты,
Мой Чебурашка? Приди и спаси…

Зачем, для каких таких целей понадобился тут этот Чебурашка? Как он затесался в стихотворение о войне? Почему именно к нему, словно к высшей воле, обращён голос поэта?..

Эти и другие вопросы я задал Садигу, попеняв ему за техническую небрежность отдельных стихотворений и предложив замену. И первое, что выделило его, теперешнего, – решительная твёрдость позиций, которые он не собирался сдавать. Он уже не смотрел открыв рот. Наоборот. Получив стихи с моими помарками, править что-либо на чужой лад запретил, все мои резоны отмёл. Иные стихи, отобранные мною для печати, снисходительно осмеял, а вместе с ними осмеял мой выбор. От публикации в том виде, на каком настаивал я, отказался, помянув слова погибшего друга: «Какого вам армия выдала, таким и пользуйтесь!» И как-то очень уместно и просто предложил перейти на «ты».

…После Гостомельской операции Садиг Мамедов принимал участие ещё в шести боевых задачах: удержание города Попасная (ЛНР), взятие стратегически важного района под названием «Сапог» на участке Кременная Краснолиманского направления (ЛНР), удержание северной части города Артёмовска (ДНР), штурм Клещеевки (ДНР), штурм Андреевки (ДНР) и штурм Крынок (Херсонская область). В Крынках получил осколочное ранение в ногу, от него-то сейчас и восстанавливается в госпитале. Потом очередной – долгожданный – отпуск в четырнадцать дней, зимний – или уже весенний, ранний – Иркутск, дом родителей в посёлке Горном, встречи с друзьями. Потом…

А потом, вполне вероятно, может случиться так, что его телефон снова долго будет вне Сети. Мы живём, радуемся, списываемся с кем хотим и когда хотим. А в это время не так чтобы далеко от нас связь с внешним миром осуществляется только по радиостанциям. Телефонами пользуются в тылу, а когда выезжают на передовую («на передок», как говорит Садиг), в обязательном порядке вынимают сим-карту, сам телефон переводят в авиарежим, отключают вайфай и геолокацию. Тяжёлый украинский дрон – или, по-тамошнему, «баба-яга» – летит низко и, если уловит сигнал, подключается, сбрасывает «стодвадцатую» осколочно-фугасную мину.

В свои двадцать шесть Садиг многое повидал, ещё больше – пережил. А вот стихов написал самую малость. Действительно хороши у него, по моему мнению, три-четыре стихотворения. И это великое, бесценное множество, учитывая условия, в каких они родились.

Корявость, грамматическая неточность – словом, всё то, с чем я из лучших побуждений стал бороться, пытаясь повлиять на человека, который диалектику познал вот уж действительно «не по Гегелю», – пожалуй, всецело окупается более ценным признаком истинной поэзии. Я говорю о вещественной содержательности стихов, которым безоговорочно веришь. И уж тут не до жиру, не до орфоэпических норм, будь они неладны. Потому что есть литература, вообще беллетристика, и беллетристика блистательная, тонкая, умная, восхищающая. А есть ещё то, что берёт за душу не этим. Не словесами, не изящным поставом их…

Несколько вопросов поэту

– Как появилось первое стихотворение на военную тему?

– Мы вошли в Гостомель, там в одном домике довелось перекантоваться. Я наконец-то остался один в комнате. Помню, сел, впервые подумал о том, что случилось за эти дни. Представил, что испытывает теперь моя мать, как она по ночам встаёт и делает намаз, чтобы отмолить меня, мою жизнь… И вот тогда нахлынуло, реально слёзы брызнули из глаз. И сами собой сложились заключительные строчки:

К бою расчёт подрывается резко.
К бою! Наводчик наводит прицел...
Только б одну написать эсэмэску:
«Мама, я жив.
Я всё ещё цел».

– Как ты пишешь в условиях боевых действий?

– По-разному. Например, стихотворение «Кузов «урала»...» начало складываться ещё в мае прошлого года. Мы как раз переезжали со своего местоположения под городом Рубежное. Всё собрали, закинули в «урал» и поехали. Я ехал в кузове. И вот смотрю наружу сквозь порванный тент. А там сосны – высохшие, жёлтые. И я понимаю, что в голову приходят строчки. А я к этому не готов, потому что совершенно не до того. Усталость такая, не столько физическая, сколько моральная… Она не даёт сосредоточиться, подумать о чём-то другом. А мне надо, чтобы была полная тишина, чтобы никто не мешал, чтобы можно было потратить на стихотворение день, а то и два. Но в условиях боевых действий так не получится. И вот я сочинил тогда лишь первое четверостишие:

Кузов «урала» – набитый трамвай.
Путь – отбивающий почки, несносный.
В прорезях тента – сгоревшие сосны
Жёлтыми иглами машут: «Бывай».

И всё, и застопорилось на три месяца. Потому что в мае как раз началось контрнаступление украинцев, нас бросили на его отражение. Это север Бахмута – первая задача. А ещё Клещеевка, Андреевка. То есть совсем не до стихов было. А стихотворение назрело. Оно почти готовое, оно ждёт, когда я к нему вернусь. Получилось это только в сентябре, меня тогда по болезни направили в луганский госпиталь. И вот там, в нормальной обстановке, когда немного разгрузился эмоционально и пришёл в себя, в беседке во дворе госпиталя написал всё стихотворение целиком.

– Откуда в стихах взялся Чебурашка?

–У нас, во-первых, много кто на фронте носит с собой эту игрушку. Носят футболки с таким рисунком, я даже брелок на сумку цеплял в виде Чебурашки. Как-то незаметно персонаж любимого советского мультика стал одним из символов СВО. Потом, мой Чебурашка на своём месте. Очень часто на передовой сидишь в окопе и одна мысль в голове: «Когда всё это закончится?» Реально хочется, чтобы случилось чудо, сверхъестественная сила взяла и переместила бы тебя куда подальше. Для меня такая сверхъестественная сила – Господь. Но в стихотворении я посчитал допустимым обратиться к Чебурашке. К Богу я обращаюсь в молитвах.

Пересилить бы смерть

* * *

Знаешь, война – совершенно не весело.
Был ты, к примеру, здоровый пацан.
Вдруг вместо глаза – кровавое месиво:
Нету теперь половины лица.

Кто-то взывает молитвенно – Отче наш,
Кто-то – к Аллаху, как вспыхнет заря:
Только бы это когда-нибудь кончилось,
Только бы это всё было не зря…

30.08.2022 г.

* * *

Запаяна клетка, и мёртвая птица
Внутри молчаливую песню поёт –
О том, как мучительно воли лишиться,
О том, как мечтается снова в полёт.

Пустыми глазами на небо сквозь прутья
С тоскою она продолжает смотреть.
А ей облака бы прорезывать грудью!
А ей хоть разок пересилить бы смерть.

Расправить бы крылья, свободы напиться,
Вспорхнуть в небеса, налетаться бы всласть...
Запаяна клетка. В ней – мёртвая птица.
А мёртвые больше не могут летать.

16.03.2023 г.

9 МАЯ

«Летите, летите, родные мои,
И бейте их сотнями, бейте проклятых!
За нас не волнуйтесь, ведите бои,
Бомбите! Ещё! Не жалейте снаряды!»

С соседкой мы слушаем яростный гул
Советских моторов, которыми вспорот
Мучительный морок, а в нём потонул
Фашистским отродьем захваченный город...

Кипящая лава эмоций в груди:
Восторг, пожеланье успеха пилотам,
Тревога за мирных… и «номер один» –
До бешенства злоба к зенитным расчётам!

«Поймали! Мой миленький, родненький мой!»
Лучами прожектора немцы прильнули
К серебряной ласточке с красной звездой,
И к ней полетели зенитные пули…

«Соколик мой, золотце, выше взлетай!
Наверх поднимайся, скорее, скорее!
О Господи, сжалься, не нужен нам рай,
Ты лишь подними его, скрой от злодеев!..

Ушёл мой касатик, ушёл невредим…»
Я слушаю эти молитвы и знаю,
Что мы непременно в войне победим…»
Они победили 9 мая.

09.05.2020 г.

* * *

Солёный воздух, неба купол
Пронзает взрывчатый металл.
Вздыхает шумно Мариуполь,
Он так же, как и я, устал.

Встаёт светило на востоке,
Тела погибших осветив,
И крови алые потоки
Стекают в Керченский пролив.

Цветущие кварталы выжег
Осадок залповых огней.
Торчат осколки, словно грыжи,
Из позвоночников людей.

В могилах трупы. Черви жрут их.
Ещё ракитник не порос.
А сколько горьких, сколько жутких
Над ними будет литься слёз...

21.01.2023 г.

Памяти Игоря Иванова и Дениса Овсянникова

«Воздух!» Быстрее бежать до укрытий.
«Воздух!» Команда, которая бьёт.
«Воздух!» Которую мы ненавидим
Из-за осколков, секущих живот.

«Воздух!» Команда заставит нас даже
Двигать обрубками взорванных стоп.
«Воздух!» Команда наглядно покажет,
Как глубоко нами вырыт окоп.

Бум! И солдат окровавленный стонет.
Бум! И за миною мина летит.
Бум! И горит, и трясётся Гостомель!
Ранен – трёхсотый. Двухсотый – убит.

Дайте в ответ побомбить по уродам!
Координаты комбат указал.
Тут же приказ: «Расчехлить миномёты!»
Следом – другой: «Приготовиться, залп!»

К бою расчёт подрывается резко.
К бою! Наводчик наводит прицел...
Только б одну написать эсэмэску:
«Мама, я жив.
Я всё ещё цел».

10.04.2022 г.

* * *

Дожгли восход просветы утра.
Дождливо с самого утра.
Я вспоминаю – как там Нура,
Моя любимая сестра?

Пробьётся между облаками
Кусочек неба голубой.
И что бы ни случилось с нами,
Поверь, твой брат всегда с тобой.

12.11.2022 г.

* * *

Осень. Вечер. Небо. Звёзды.
Запах дыма – выдох, вдох...
Я как будто меньше ростом,
Я как будто бы оглох.

Ослеплён упавшей миной,
Мир – осколками в груди.
Я контужен Украиной,
И такой я – не один...

30.10.2022 г.

* * *

Видна из-под воротника,
Врезается тельняшка в горло.
Тугая лямка от АК
Полоску на броне натёрла.

А где-то далеко сейчас,
Где дом родной, – не жизнь, а сказка...
На выступ ногу – и в КамАЗ,
С плитой от миномёта, с каской,

На плечи закрепил портплед –
Внутри лежат четыре мины.
И выхода как будто нет –
В башке играет песня «Сплина».

Но выход – вот он, в пустоту
Из самолёта смотрит люто.
Тяни за эту и за ту –
Как прыгнешь – стропы парашюта.

И приземлишься даже на
Замёрзший полюс ты немедля.
И батарейный старшина
Вслед проорёт: «За ВДВ, бля!»

10.02.2022 г.

* * *

Мой потрёпанный бушлат,
Отогрей во время стужи.
Сухпаёк, составь мне ужин,
Голодуха чтоб ушла.

Мой товарищ, верный друг,
Не покинь во время битвы.
Материнская молитва,
Укрепи десантный дух.

Пуля, не застрянь в боку.
Кость, не вывернись до хруста.
Мой металл – свинцовый сгусток,
Череп просверли врагу.

07.09.2022 г.

* * *

Кузов «урала» – набитый трамвай.
Путь – отбивающий почки, несносный.
В прорезях тента – сгоревшие сосны
Жёлтыми иглами машут: «Бывай».

Щепки летели – валил я сушняк,
В печку полешко – топилось бунгало.
Дерево выло, трещало, стонало.
Либо оно, либо я – было так.

Вовсе не женскими ласками пах
Трогала в стужу окопная сырость.
Комья земли с насекомыми сыпать
Не прекращали при танковых «Бах!».

Вовсе не праздничный брызгал салют.
«Фосфорный дождь!» – доносилось из раций.
Выл истерически дрон-камикадзе.
Сунешься, спрячешься – всяко убьют.

Были, кто мне бы сгодились в отцы,
Были и юные, нежные лица.
В госпиталь кто-то отправлен лечиться,
Кто-то – в Россию, положенный в цинк.

Мой обожаемый фрукт – апельсин.
Я – апельсин, только сморщенный, выжатый.
Долг перед Родиной выплачен! Где же ты,
Мой Чебурашка? Приди и спаси…

Враг наступает. Задача проста:
Сдерживать, с места на место кочуя...
Орден? Медаль? Ничего не хочу я.
Только прилечь и уснуть. Я устал.

Источник: Литературная газета