В 2021-м г. исполнилось 800 лет со дня рождения святого князя Александра Невского. Это главный юбилей текущего года – по результатам опроса российских граждан, состоявшегося в 2008-м г., Александр Невский выбран «Именем России». Нашими современниками осознано, что для истории страны его подвиг важнее, чем деяния таких государственных деятелей, как Иван Грозный и Петр I, великих полководцев Суворова, Кутузова, Жукова, что он ярче представляет Россию, чем Ломоносов и Менделеев, чем Пушкин и Достоевский. Такой выбор оправдан, – можно было бы, правда, напомнить еще об одном из великих деятелей отечественной истории – о равноапостольном князе Владимире, но участники опроса потому, вероятно, не назвали среди первых имен крестителя Руси, что Россию в этом опросе осознавали в ее современных границах, в то время как поприщем главного подвига святого Владимира был Киев, и его имя одинаково дорого всему русскому миру, «всея», как она обозначена в титуле Российских Царей и Императоров, «Великия и Малыя и Белыя Руси», в то время как деяния Александра Невского положили начало «Великой Руси», чьим сердцем стало принадлежавшее ему с 1252 г. и до его кончины Владимиро-Суздальское княжество, хотя усвоенный ему в Орде в титул «Великого князя Киевского» распространялся на всю Русь, но только титул, а не реальная власть.
Правнук Юрия Долгорукого и сын Ярослава Всеволодовича, он родился, как это уточнил современный историк В. А. Кучкин, 13 (26) мая 1221 года в Переславле-Залесском, где в ту пору княжил его отец. В 1236-м г., в 15 лет, он в первый раз был приглашен на княжение в Новгород, и титул князя Новгородского носил затем с перерывами до 1259 г.
Александр Невский знаменит двумя победами, которые он одержал в ранней юности – над зятем шведского короля ярлом Биргером на реке Неве в 1240-м г., откуда пошло его прозвище, и над Ливонским орденом на льду Чудского озера два года спустя. Перед сражением на Неве святой князь произнес перед войском хрестоматийно известные слова:
«Не в силе Бог, но в правде. Вспомним слова псалмопевца, который сказал: ‟Одни с оружием, а другие на конях, мы же имя Господа Бога нашего призовем; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо” (ср. Пс.19, 8). Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог».
Ливонский орден действовал по прямому благословению Папы, целью его агрессии был не только захват Новгорода, который после уничтожения Киева ордой стал самым крупным городом на Руси, но и обращение покоренных «схизматиков»-православных в католичество. В 1204-м г. под ударом участников IV крестового похода пал Константинополь, столица православной Империи ромеев. По словам французского историка Жака Ле Гоффа, взяв штурмом Константинополь, «латиняне наконец-то утолили зависть и ненависть к византийцам… грабежом и жестокой резней мужчин, женщин и детей». На руинах православной державы была образована Латинская империя со столицей в разграбленном и обезлюдевшем Новом Риме. Весть об этом событии разнеслась по всему христианскому миру, так что князь Александр Невский знал, какую участь уготовали Новгородской земле крестоносцы Ливонского ордена, влекомые тем же духом ненависти к схизматикам и корысти, которыми одержимы были подобные им участники IV крестового похода.
Александр Невский побеждал противников и в других сражениях, менее известных. С ранних лет он сопровождал отца в военных походах, впервые в 1234-м году, когда князь Ярослав Всеволодович вторгся во владения ордена Меченосцев, который вскоре потом был переименован в Ливонский орден, под Дерптом и одержал над меченосцами победу в битве на берегу реки Омовже. В 1245-м г. язычники-литовцы напали на Торжок и Бежецк. Александр Невский во главе с новгородским войском разбил их, в битве погибло большинство нападавших, в том числе восемь литовских князей, а остатки побежденных были настигнуты его дружиной и новгородскими ополченцами и уничтожены без остатка у Жижицкого озера. На обратном пути в Новгород войско Александра под Усвятом разгромило еще один литовский отряд, после чего имя князя Александра наводило ужас на литовцев, и с тех пор они долго не дерзали вторгаться в пределы Новгородской земли. В 1256-м г. под Нарву, принадлежавшую Новгороду, пришли шведы вместе с покоренными ими финноязычными емью и сумью (суоми) и стали строить там крепость. В ту пору Александр княжил во Владимире. Новгородцы просили его о помощи, и он, откликнувшись на призыв, пришел в Новгород со своей дружиной, к которой присоединились новгородцы, и вместе они совершили удачный поход вглубь поселений народа емь, отбив у них и у господствовавших над ними шведов охоту вторгаться во владения Великого Новгорода. Князь Александр Ярославич не потерпел ни одного поражения. О его нравственной высоте говорит и то обстоятельство, что он был единственным из русских князей XIII столетия, кто никогда не участвовал в междоусобных войнах.
Между тем после неудачи ливонских крестоносцев под Псковом, после Ледового побоища папская курия прибегла к новой тактике в стремлении к окатоличиванию Руси. В 1251-м г. к Великому князю Александру во Владимир-на-Клязьме прибыли легаты Папы Иннокентия IV кардиналы Галд и Гемонт и вручили ему датированное 1248-м г. (путь из Рима во Владимир с остановками занял у них 4 года) папскую буллу, адресованную «герцогу Суздальскому» (в иерархии западноевропейских титулов герцогский следовал за королевским). В послании говорилось, что имя Александра прославлено во всем свете, а владения его обширны и богаты. Папа предлагал «герцогу» Александру ознакомиться с католическим учением и принять его, тем более что, мол, его отец, князь Ярослав, встретившись в ханской ставке в Каракоруме с монахом Иоанном дель Плано Карпини, пообещал тому принять католическую веру, и будто он непременно сделал бы это, если бы не умер внезапно в Каракоруме, так что уже из одной только сыновней любви Александр должен ознакомиться с католическим учением и принять его. Утверждение Папы о намерении Великого князя Ярослава Всеволодовича поменять вероисповедание никаких подтверждений не имеет, и его надо, как говорят в подобных случаях, оставить на совести составителя буллы, в которой говорилось затем, что было бы безрассудством отвергнуть предложение о перемене веры, потому что русские князья и их подданные могут обрести покой лишь в лоне Католической церкви. В заключение, пытаясь опередить ход событий, Папа похвалил Александра за то, что тот не желает подставить свою выю под жестокое иго татар, при том, что сама папская курия уже предприняла усилия к налаживанию дипломатических контактов и в перспективе к заключению союза с Ордой, направленного против исламского Халифата и православной Никейской Империи – сохранившегося осколка Империи ромеев. Когда Иннокентий отправил послание во Владимир, он не мог знать, что ко времени его вручения адресату Александр уже совершит поездку к сыну Батыя хану Сартаку и от него получит ярлык на великое княжение Владимирское.
Ознакомившись с папской буллой, святой Александр пообещал послам вручить им в скором времени ответ. Прежде чем его написать, он посовещался с находившимся во Владимире Митрополитом Киевским Кириллом, возглавлявшим Русскую Церковь, и со своими боярами. Легатам было передано адресованное Иннокентию IV ответное послание следующего содержания:
«От Адама до потопа, от потопа до разделения народов, от смешения народов до Авраама, от Авраама до прохода Израиля сквозь Красное море, от исхода сынов Израилевых до смерти Давида-царя, от Давида до начала царствования Соломона, от Соломона до Августа-кесаря, от власти Августа и до Христова Рождества, от Рождества Христова до Страдания и Воскресения Господня, от Воскресения же Его и до Восшествия на небеса, от Восшествия на небеса до царствования Константинова, от начала царствования Константинова до Первого Собора, от Первого Собора до Седьмого — обо всем этом хорошо знаем, а от вас учения не приемлем».
Александр Невский жил и правил в одну из самых трагических эпох отечественной истории. Русские княжества одно за другим пали под ударами Батыя, внука завоевателя полумира Чингис-хана. Батый обложил Русь данями, русские княжества стали вассалами улуса Джучи, который позже назовут Золотой ордой. Завоеванная татаро-монголами Русь утратила суверенитет, но ордынское иго не затрагивало души русского народа. Татаро-монголы не собирались ни захватывать русские земли в прямое подчинение, ни тем более заселять их, ограничиваясь признанием русских князей себя вассалами хана и взиманием дани; а главное, представляя сами поликонфессиональную массу, татаро-монголы обнаруживали веротерпимость и не собирались чинить религиозное насилие над русскими людьми. Ордынские ханы не пытались обращать покоренный православный народ в иную веру, в то время как возможный союз с Западом нес с собой угрозу утраты самой души народа – святого Православия. Союз с западными государями в попытке сбросить иго предполагал, как непременное предварительное условие, признание Папы главой Вселенской Церкви. Подобное предположения отнюдь не является продуктом чистой спекуляции, но основано на горьком историческом опыте, который сполна пережила Западная Русь. Александр предпочел, по словам Г. Вернадского, «дикую Азию» «цивилизованному Западу»: предпочел «отдать в рабство тело, но не исказить душу». Он отверг сделку, суть которой заключалась в продаже души за сомнительную выгоду включения в мир западного христианства на правах его неполноценного и зависимого клиента. Перед лицом агрессии с Запада, с которой он столкнулся на окраине Новгородской земли, мудрый князь предпочел терпеть иго восточных завоевателей, вместо того чтобы в неравноправном союзе с католическим орденом и с католическими королевствами Западной Европы попытаться сбросить это иго. Тем более что разорение и завоевание русских княжеств ордой Батыя осознано было на Руси как попущенное Богом наказание за грехи:
«За умножение беззаконий наших попусти Бог поганыя... нас кажа (наказуя), да быхох встягнулися (воздержались) от злых дел. И сими казньми казнит нас Бог, нахоженьем поганых; се бо есть батог (бич) Его, да негли (чтобы) встягнувеся от пути своего злаго».
Сделанный Великим князем Александром выбор предопределил на будущее исторический путь России и русского народа и место нашей страны в системе мировых цивилизаций. В представлении современных западников, этот выбор был неразумным и даже скандальным: как можно было предпочесть восточных варваров, язычников, инославным братьям по христианской вере!
Подобный выбор в ту пору предлагался и еще одному выдающемуся русскому князю, самому могущественному в Юго-Западной Руси, – Даниилу Галицкому. В стремлении освободить свое княжество и в перспективе всю Русь от татарского ига он готов был к союзным действиям с соседними католическими государями – Польским, Венгерским, – с которыми, впрочем, в прошлом он воевал. С ним вступил в переписку Папа Иннокентий IV, и Даниил не лишил его надежды на обращение в католичество, в награду за что был удостоен королевского титула, но в конце концов на прямое требование признать для себя и своего народа высшую духовную власть Римского престола Даниил ответил отказом. И все же дипломатическими и военными средствами Галицко-Волынскую землю со временем, уже после него, включили в состав католической Польши, власть которой впоследствии распространилась на всю Западную Русь, подвергшуюся духовному порабощению, религиозному насилию, принудительной, но потом ставшей привычной для миллионов галичан унии, при том, что, как и Православие, униатство в Речи Посполитой все равно считалось хлупской (холопской) верой. В политических и конфессиональных перипетиях Галицкого княжества времен Великого князя, или, если угодно, короля Даниила явлен был прообраз, прототип последующей, до наших дней трагической, истории Галиции и всей Юго-Западной Руси – Украины.
Не раз пришлось князю Александру путешествовать в Орду: в Сарай-Бату на Волге и в столицу Империи, созданной Чингис-ханом, Каракорум. После смерти отца, Ярослава Всеволодовича, который в ставке Батыя получил от него ярлык на Владимирское и Киевское княжение, в 1247-м г., Александр сам отправился в Сарай-Бату, а оттуда уже, из улуса Джучи, вместе с младшим братом Андреем, в далекую Монголию – в Каракорум, к великому хану Гуюку, вассалом которого был тогда Батый.
Гуюк выдал Андрею ярлык на княжение во Владимире, а Александру на Великое княжение Киевское и всея Руси. Несмотря на громкость титула Александра Невского, предпочтение было в действительности оказано его младшему брату, потому что Киев был почти стерт с лица земли при его завоевании татаро-монголами, а киевляне, оставшиеся в живых и не захваченные в плен, разбежались – кто на Волынь и в Галицкую землю, кто в Полесье, а кто – во Владимиро-Суздальское княжество. Поэтому, вернувшись из Каракорума в 1249-м г., Александр не поехал в Киев, но поселился в Новгороде.
В 1252-м году, когда великим ханом в Каракоруме при поддержке Батыя стал Мунке, князья Александр и Андрей снова были вызваны в Орду. Андрей не подчинился, и Батый направил против него войско под командованием Неврюя. Андрей бежал из Владимира в Переславль, оттуда в Новгород и, наконец, в Швецию. Александру выдан был ярлык на княжение во Владимире, оставленном его братом Андреем. В 1257-м г. монгольские баскаки провели перепись податного населения на Руси. Новгород, где тогда княжил юный сын Александра Невского Василий, воспротивился переписи. Тогда в Новгород прибыл вместе с татарскими баскаками Александр и подавил бунт. Своего сына Василия он сослал в Суздальскую землю, поставив князем в Новгород его младшего брата, 7-летнего Дмитрия. В 1261-м г. по хлопотам святого Александра Невского в Орде была учреждена православная епархия в составе Русской митрополии, на которую первым епископом поставлен был Митрофан. Существующая ныне Крутицкая кафедра преемственно связана с Сарайской, или, как ее называли у нас, Сарской и Подонской епархией.
В 1262-м г. Александр Невский отправился в Сарай-Бату, чтобы отговорить хана Берке, к тому времени принявшего ислам, от намерения провести набор годных к воинской службе мужчин на Руси в ордынское войско, что называлось тогда «данью кровью». И он преуспел в этом, но хан Берке долго не отпускал его на родину; пребывание князя в Орде затянулось почти на целый год. Там святой Александр заболел, болезнь оказалась смертельной. Существует подозрение, что он был отравлен медленно действующим ядом. Как бы то ни было, вернувшись на Русь, Великий князь преставился 14 ноября 1263-м г., 42-х лет от роду, в Городце, не доехав до своего стольного града Владимира. Перед кончиной он принял постриг и схиму с именем Алексий.
Мощи святого князя были преданы земле во владимирском монастыре Рождества Богородицы – «архимандритье великой», числившейся до середины XVI века первым монастырём на Руси. Его почитание началось сразу после кончины. Толчком к нему послужило чудо, происшедшее при его отпевании. Согласно житию Александра, когда митрополит Кирилл подошел ко гробу с разрешительной грамотой, рука почившего простерлась, как бы живая, чтобы принять грамоту. Митрополит Кирилл сказал тогда: «Зашло солнце земли Суздальской и земли Русской».
Со времени кончины святого князя прошло более века – и в ночь на 8 сентября 1380 г., в канун Куликовской битвы, пономарю монастырской церкви Рождества Пресвятой Богородицы было видение: князь Александр, восстав из гроба, выступил «на помощь правнуку своему, Великому князю Дмитрию, одолеваему сущу от иноплеменников». Год спустя после победы князя Димитрия Донского над Мамаем на Куликовом поле во Владимире состоялось открытие мощей Александра Невского, которые были обретены нетленными. По указанию Митрополита Московского святого Киприана Александр Невский стал именоваться «блаженным». Ему установлено было местное празднование в Рождественском монастыре. В начале XVI столетия Пахомий Серб составил канон князю Александру Невскому.
Имя святого Александра засияло особенно ярко в эпоху, когда Русь переживала один из самых важных рубежей в своей истории. Венчанием на царство 17-летнего Великого князя Московского и всея Руси Ивана, символизировавшим преемство Третьего Рима по отношению к Новому Риму, завоеванному османами, завершился процесс восстановления Руси как самодержавного, что значило, в переводе на современную терминологию, суверенного, государства – великой державы на востоке Европы, вскоре затем отодвинувшей свои восточные границы до самого Тихого океана и таким образом вступившей в наследие Империи Чингис-хана. Александр Невский был причислен к лику общечтимых святых Русской Церкви на Соборе 1547 г., при святителе Макарии и Царе Иоанне Грозном. Митрополит Макарий повелел составить житие святого князя Александра, включенное им в Великие Четьи Минеи.
Почитание князя Александра Невского пережило новый взлет в эпоху петровских реформ. В 1710-м г. Царь Петр повелел заложить на берегу Невы, на месте победы над шведами, одержанной Александром Невским, монастырь в его честь и перенести туда мощи святого князя из Владимира. Впоследствии этот монастырь получил наименование и статус лавры. 11 августа 1724г., когда монастырь был устроен, святые мощи были вывезены из Владимира-на-Клязьме и 30 августа установлены в церкви Благовещения Александро-Невского монастыря. Император сам участвовал в перенесении мощей. Чтобы связать свою победу над шведами в Северной войне с победой святого князя на Неве, Император повелел перенести празднование памяти Александра Невского с 23 ноября на 30 августа (дату перенесения мощей, которая совпадала с датой подписания мирного договора с побежденной Швецией в Ништадте в 1721-м г.). Кроме того, Петр I приказал, чтобы впредь святого Александра на иконах изображали не в схимническом одеянии, как преподобного, а «в ризах Великого князя». С этих пор Александр Невский стал почитаться как небесный покровитель Российской Империи и ее новой столицы, воздвигнутой Петром на месте его славной победы.
Императрица Екатерина I, выполняя волю Петра Великого, вскоре после его смерти, в 1725-м г., учредила орден Святого благоверного князя Александра Невского, который до конца существования Российской Империи занимал высокое положение в иерархии российских орденов – вслед за орденами Андрея Первозванного, Святого Владимира 1 степени и Святой Екатерины.
Казалось бы, политика вестернизации России, которую проводили Петр I и его преемники, расходилась с завещанием Александра Невского, ориентировавшегося на союз с Востоком в противостоянии агрессии со стороны католического Запада. Но ведь и Петр, заимствуя на Западе технические новации, научные достижения, государственные учреждения, делал это не в угоду Западу, не для того чтобы подчиниться его диктату, а чтобы, прежде всего, усилить армию, чтобы создать военно-морской и заодно торговый флот, чтобы развить и усовершенствовать в своей стране ремесла и создать промышленное производство, чтобы в конце концов Россия стала державой, способной на равных поддерживать мир и вести войны с великими государствами Европы. Рост могущества Российской Империи, запущенный Петром, продолжался, хотя и не без перерывов, и после него, достигнув своего апогея при Екатерине Великой и своего триумфа – в Отечественной войне с Наполеоном, на исходе которой Российская армия вошла в Париж.
Но не влекла ли за собой вестернизация России в послепетровскую эпоху отречение от завета святого Александра Невского – хранить душу Руси – святое Православие, угроза которому шла с Запада? Нельзя отрицать, что церковно-государственные отношения, а до известной степени и внутренний строй Русской Церкви, вследствие реформы, упразднившей патриаршество, подверглись деформации, однако она не шла так глубоко, чтобы утрачено было само Православие. Что же касается деформации в умах и сердцах людей, в русской культуре и быту, то общим местом стало колоссальное преувеличение масштабов этого процесса.
Увлечение Вольтером, Руссо или даже атеистом Дидро в XVIII столетии, масонские игры и забавы на рубеже XVIII и XIX веков – феномен, затронувший самый узкий круг общества, почти исключительно одно, хотя и высшее, сословие – дворян, составлявшее в разные периоды от 1 до 2% населения России. Но и российское дворянство, вопреки распространенному у нас искаженному представлению о степени его денационализации, подверглось лишь самой поверхностной вестернизации, в основном в бытовой сфере – сбрили бороды, переоделись из кафтанов в камзолы, поменяли манеры, но не нравы. В современной публицистике нередко можно обнаружить диковинные суждения – мол, в XVIII и XIX веках русские дворяне едва ли не лучше понимали и говорили по-французски, чем по-русски. Подобная оценка представляет собой курьезное преувеличение даже по отношению к дворянской аристократии, к придворному кругу, в котором все были друг с другом знакомы и который насчитывал от 300 до 500 семей, что не намного превосходило число дворянских семей одного из уездов Российской Империи. Свободное знание французского языка и, значительно реже, немецкого, но отнюдь не английского, само собой разумелось при дворе. В экзотических случаях в этом кругу и в самом деле французским языком владели лучше, чем родным, – например, дядя А. И. Герцена, дипломат Яковлев, который провел полжизни за границей, знал французский язык лучше родного, что не мешало ему отстаивать интересы России в переговорах с западными государями, министрами и дипломатами, а отец того же писателя читал почти исключительно французских писателей. Но это никак не характеризует провинциальную массу российских дворян. Вспомним помещиков из гоголевских «Мертвых душ» или его же «Старосветских помещиков», отнюдь не карикатурных, в отличие от Ноздрева и Собакевича. На французов они мало похожи, ни франкофонами, ни даже галломанами они не были. Но и люди из высшего света, при умении и привычке свободно говорить по-французски, все же оставались в душе своей русскими. Характерным свидетельством этого феномена может служить остроумное замечание умнейшего наблюдателя Жозефа де Местра, который бежал из революционной Франции в Россию – «Поскреби русского – найдешь татарина». Это свое суждение он вынес из общения с петербургским светом, в котором свободно умели говорить на его родном языке. Де Местр природных татар не знал, он всего лишь констатировал, что за французским языком и западными манерами скрывается в русском аристократе не француз и не немец, а человек, душа и ум которого скроены на иной, не западный лад, что он и обозначил словом «татарин». К высшему свету принадлежали полководцы, и среди них М. И. Кутузов, разгромившие, видимо, к удовлетворению роялиста Ж. де Местра, Наполеона, спасшие страну от чужеземных завоевателей и тем самым сохранившие верность заветам святого Александра Невского.
Потом, правда, юные выходцы из высшего общества, обольщенные политическими институтами Запада, попытались совершить революцию, или, скорее, дворцовый переворот, но потерпели поражение. Однако провалившийся гвардейский путч на Сенатской площади не остался бесследным. От декабристов потянулась цепочка к петрашевцам, нигилистам 1860-х гг., народникам, эсерам и социал-демократам. В разгар мировой войны, в феврале 1917 г., Российская Империя пала жертвой революции. В октябре 1917 власть в Петрограде и Москве захватили большевики, овладевшие на исходе братоубийственной смуты всей страной.
Новая власть, открыто декларировавшая свой атеизм, развязала гонения на Церковь, гонения на память святых. Затеяна была кампания по вскрытию мощей угодников Божиих. В мае 1922 г. по указанию правившего тогда в Петрограде Зиновьева было совершено кощунственное действо – публичное вскрытие мощей святого князя Александра Невского, после чего серебряная рака, в которой они почивали, была перемещена в Зимний дворец, включена в коллекцию Эрмитажа, а сами мощи вначале выставлены на общее обозрение, чтобы смутить немощных в вере христиан их неполнотой, а затем отправлены в музей истории религии и атеизма, устроенный в Казанском соборе.
В официальной советской историографии в 1920-е гг. и в первой половине 1930-х гг. господствовала концепция марксиста М. Н. Покровского, основанная на русофобских формулах: «Россия – тюрьма народов», «Россия – жандарм Европы». Правители России, выдающиеся государственные деятели прошлого и великие полководцы представлены были М. Н. Покровским и его последователями в карикатурном виде, клеймились как реакционеры, захватчики чужих земель, угнетатели покоренных народов, эксплуататоры трудящихся. Святой князь Александр Невский охарактеризован был в самом черном свете, и при этом – абсурдно – как «приспешник новгородской торговой буржуазии».
Успехи большевиков в закрытии церквей, в истреблении духовенства и ревностных мирян были ошеломляющими, а вот изгнать религиозную веру из человеческих сердец им не удалось. По результатам социологического опроса, проведенного в 1937-м г., особенностью которого было то, что имя опрошенного фиксировалось в формуляре, оказалось, что две трети сельского населения и треть городского, при том, что горожане в то время составляли четверть всего населения страны, назвали – хочется сказать исповедали себя – верующими. Репрессии против духовенства, как, впрочем, и против других элементов, продолжались, причем с нарастанием масштабов, и во второй половине 1930-хх, но уже в середине 1930-х власть предприняла радикальную ревизию идеологического курса. Руководством страны было осознано, что в неизбежной предстоящей войне стране не выдержать, если по-прежнему опираться исключительно на идеологию интернационализма, которая у поэта-идеалиста звучала как мечта о том, чтобы «в мире без Россий и Латвий жить единым человечьим общежитьем», в то время как у другого и совсем не великого, а мелкого поэта эта идеология выражена была с русофобским акцентом и на манер хулиганский: «Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского. Зачем им пьедестал? ...Случайно им мы не свернули шею… Подумаешь, они спасли Расею! А может, лучше было не спасать?» Впрочем, чтобы быть справедливым и по отношению к автору этих виршей Алтаузену, надо отметить, что он погиб в Великую Отечественную войну в 1942-м г., защищая Россию, которую он в своих стихах спасать не хотел.
Ревизия официальной историографической доктрины, в ходе которой М. Н. Покровский, к тому времени уже покойный, был охарактеризован как «вульгарный марксист», а его верные последователи, не успевшие перестроиться и запеть на новый лад, подвергнуты репрессиям, обозначала замену русофобского интернационализма на советский патриотизм, который оказался совместим с почитанием выдающихся государственных деятелей и военачальников дореволюционной России. В этом контексте Александр Невский был не только «реабилитирован», но и причислен к сонму великих полководцев.
В плане административно-бюрократическом этот перелом начался еще в 1934-м г., когда было принято решение возобновить преподавание истории в школе – в 1920-е гг. вместо истории стали преподавать обществоведение. Уже тогда была подвергнута критике однобокая интерпретация истории России с акцентом на негативных явлениях. А вот во всеуслышание на всю страну этот перелом символизировал снятый в 1938-м г. гениальный фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» с прекрасной музыкой С. Прокофьева, который на широкий экран вышел не сразу, а только в 1941-м г., после нападения фашистской Германии на Советский Союз.
Имя князя Александра Невского, рядом с именами князя Димитрия Донского, Козьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова, прозвучало в речи Сталина на памятном параде 7 ноября 1941 г. В тексте этой речи присутствуют узнаваемые параллели с обращением к пастве, которое составил Местоблюститель Патриаршего Престола Митрополит Сергий в самый день нападения врага на нашу страну – 22 июня. 29 июля 1942г. был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении ордена Александра Невского. Со стороны Русской Православной Церкви организован был сбор пожертвований на строительство авиационной эскадрильи имени Александра Невского. Имя святого князя Александра стало символом борьбы с германской агрессией на русские земли. Православные люди верили и верят, что осажденный Петербург-Ленинград не был взят врагом не только благодаря подвигу его защитников, но и по молитвенному заступничеству святого князя Александра Невского.
Через 40 лет после Великой Отечественной войны в нашей стране начались радикальные перемены. После угара 1990-х гг. российское общество опомнилось, осознав, что отказ от официальной марксисткой идеологии не должен был сопровождаться распадом государства и поступлением в ученики и вассалы Запада. Памятный социологический опрос 2008 г. показал, что российский народ сохранил верность заветам святого князя Александра, разгромившего пришельцев с Запада на льду Чудского озера. Правда, со времени Ледового побоища много воды утекло. Духовные вожди современного «Drang nach Osten» (натиска на Восток) пребывают ныне не в Риме, как в эпоху Александра Невского, хотя галицийское униатство сыграло свою роль в трагедии братской Украины. Но самые агрессивные враги православной России и всего Православия ныне уже не прикрываются христианским именем, откровенно пропагандируя идеи, радикально расходящиеся с евангельской этикой и с иными традиционными нормами человеческой морали. Как и в эпоху святого князя Александра Невского, агрессия эта грозит нам отнюдь не с Востока, но и живущие на Западе христиане, как и инаковерующие приверженцы традиционных моральных ценностей на разных континентах, способны к солидарным действиям против «мироправителей тьмы века, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12) и их добровольных приспешников, толкающих мир к антропологической катастрофе – к упразднению человека, каким его создал Господь.
Источник: Православие.ру
Картина: ВКонтакте, Фото: old.mpda.ru
