Военкор Дмитрий Стешин побывал в одной из самых горячих точек спецоперации под Работино
11 ДНЕЙ В ВОДЕ
Меня встречали в традиционном месте свиданий – на окраине города Токмак, возле бензозаправок размотанных «Хаймерсами» еще весной. Ехал я не к чужим людям – этих бойцов я давно опекаю гуманитаркой. А весной передал им лодку с мотором, заслуженное плавсредство, на котором я с Экспедицией «Комсомолки» «Вниз по матушке» прошел всю Волгу от истоков в тверском Селижарово до Астрахани. Старшина с позывным «Моздок» очень удивился, узнав, какая героическая лодка досталась десантникам. Товарищи, завозившие груз, успели лишь сообщить, что мотор в отличном состоянии и форсирован. Сейчас лодка лежит на базе полка – плавать под степным Токмаком решительно негде. «Моздок» предлагает мне заскочить в этот городишко и быстро съесть бульон или суп. Я не отказываюсь, потому что непонятно, когда еще раз удастся поесть. В таких выездах я сутками питаюсь протеиновыми батончиками. У них есть один малоизвестный плюс – можно долго не ходить по нужде. И кто бы знал, как это важно в местах, где воздух кишит дронами.
От Токмака до ЛБС (линии боевого соприкосновения. - Ред.) – километров 30, в город прилетает, но люди стараются этого не замечать. Выходной день, рынок с щедрыми дарами запорожской земли выплеснулся на проезжую часть. Пробки, заторы и суета. Мы хлебаем тепленький вчерашний суп в пустом кафе и я расспрашиваю «Моздока» о войне на днепровских берегах, о новом для них участке фронта.
- Здесь дронов вражеских много, дронобойки их не берут, очень бы нужен нам мобильный РЭБ в подразделение. Войсковой РЭБ работает, конечно, глушит все живое, но как он работает, по каким задачам – нам с земли непонятно. А нужно, например, нам прикрыть эвакуацию раненых в конкретные минуты. Тут все подходы к позициям по открыткам…
Не сразу, но я соображаю, что «открытка» - открытая местность.
- Здесь тяжелее? – спрашиваю я полуутвердительно.
«Моздок» вздыхает:
- Там тоже был не сахар, своя специфика…
И рассказывает мне историю, которую я еще до конца не переварил, это легенда полка, апокриф:
- Когда хохлы взорвали плотину Новокаховской ГЭС, наши позиции затопило. Российский боец 11 дней считался пропавшим без вести. Все это время он плыл. Считали потом расстояние. Сам говорил, что проплыл километров 30-40, мы считали, выходило, что целую сотню. Питался плавающими на воде сухими пайками, какими-то закрутками-консервацией, их вымыло из погребов. Спал на ветках, делал себе лежанки из тростника. Парня подобрала наша разведка, отправили в госпиталь, приставили к ордену «Мужества».
Нет сомнений в достоверности услышанного, но как парня зовут, я не смог выяснить на месте. Может быть, кто-то из читателей подскажет. Почему этот пример героизма остался «за кадром» СВО? Наверное, потому что не удалось оповестить вовремя все посты о случившейся техногенной катастрофе и принять решение на отход.
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ НЕГОДЯЕВ
Мы лупим 140 км/час по отличной асфальтовой дороге, «змейки» на пустых блоках проходим на 120 – практически предел, чтобы не вписаться в «зубы дракона» - надолбы-треугольники. «Моздок» мне объясняет заранее, что конфигурация линии фронта сложная. Одни отрезки дороги простреливаются, другие нет, а потом опять – прострел. Дроны шныряют везде, приоритетные цели у них «Грады» и артиллерия, меняющая позиции, поэтому лучше к таким машинам на дороге не жаться:
- И по колеям двигайся. Вчера медики на «Линзе» (бронированный санитарный автомобиль, поступил в войска в 2020 году. - Авт.) наехали здесь на мину-лепесток, откуда она взялась – непонятно.
Останавливаемся в одной из деревень, где базируются подразделения. До ЛБС тут километров десять, но мы собираемся ехать дальше. По краю деревни раз в минуту «ляпает».
«Моздок» комментирует:
— Это ВСУ пытается нащупать нашу артиллерию в лесополосе. Вообще не понимаю, откуда у них снаряды? На каждый наш чих они кладут два, на активность – десять. Ребята шутят, что с их стороны линии фронта рельсы проложены и эшелонами завозят...
Наша артиллерия тоже работает, конечно, но на передовой всегда кажется, что ее недостаточно и так далее. На самом деле, это не так, эта история еще со времен Первой мировой.
Приходит боец, дежуривший на рациях, и докладывает «Моздоку»:
- Опорник … химией обстреляли.
Оказывается, противник применил какое-то химическое средство, пытаясь выкурить наших бойцов из лесопосадок. Радист перечисляет симптомы – слезы, кашель и главное – резь в животе. Я предполагаю, что это хлорацетофенон, так называемая «слезогонка». Но, судя по всему, сбросами с дронов нужную концентрацию создать не удалось. Говорю ребятам, что водой эту дрянь вымыть сложно, лучше молоком. Вспоминаю, что такую же отраву ВСУ применяли на Угледарском направлении прошлой осенью. И под Кременной, и под Купянском – везде, где украинские "контрнаступы" буксовали....
Опять срабатывает рация. Переговорив коротко, «Моздок» обращается ко мне:
- Легкораненых поможешь закинуть в поселок …? Ребят только вывели с ротации, тяжелых «трехсотых» увезли, а им места не хватило, стоят там, на обочине, на солнышке.
ЗДЕСЬ НАШИ, ЗДЕСЬ НЕ НАШИ
Ребята еще на адреналине после боя, говорят, перебивая друг друга. У «Пульмана» легкие осколочные в шею и ожоги, а «Секач» два раза вывихнул стопу – когда заходил на позиции и когда выходил, в одной и той же яме.
Я пытаюсь говорить с ними, не отрывая глаз от убитой дороги, при этом смотрю на небо и левым ухом слушаю атмосферу. «Пульман» рассказывает, как на позиции заезжали:
- Мы на пикапе ехали, и «Наемник» в кузове увидел, что за нами дрон пристроился, заорал. Мы 130 шли. Я двери открыл, чтобы выкинуло из машины, когда попадет. Но мы оторвались, у него батарея садилась.
«Пульман» ржет и это страшный смех. И мне становится страшно, я вдруг понимаю, почему ровно неделю назад, в Артемовске, дрон-камикадзе не догнал нашу «санитарку», моментально выбрав другую цель – батарейка умирала.
Спрашиваю, сколько от их позиций до противника? «Секач» говорит спокойно:
- Ночью до противника было десять метров…
По словам ребят, выходит, что «всушники» пытаются наступать все время, штурм за штурмом, малыми группами. Перерывы у них, как положено - днем и под вечер, как бы на обед и ужин. Вся «лесополка» (лесопосадка. - Ред.) завалена рюкзаками, оружием, прицелами, тепловизорами и трупами врага. В первый раз всех выворачивало от запаха. Я тоже чувствую этот трупный запах в машине, он въедается в ткань и практически не отстирывается. «Пульман» говорит, что присмотрел себе автомат с откидывающейся оптикой, очень дорогой, поставил в воронке, чтобы на ротации забрать. Но этот фрагмент местности контролировали с коптера и «Пульман» просто плюнул на этот трофей. Говорит, что есть участки, где позиции в одной «лесополке» идут пунктиром: «наши, не наши, опять наши». Рассказывают про комбата из смежников, который отбил один за другим два опорника, потом раненый, перетащил один всех своих раненых к точке эвакуации и засел в отбитом блиндаже – «занял позицию»:
- А потом в блиндаж прилетел снаряд, ему с рук мясо обстрогало. Но жив, вынесли.
Я, памятуя об эпическом бое нашего танка «восемь против одного», который случился точно в этих местах, спрашиваю:
- Броня вас поддерживает?
«Секач» оживляется:
- Конечно! Сегодня ночью наш красавчик, танк Т-72-й, вышел на прямую наводку – три выстрела, два попадания. Нас с каких-то броневиков разматывали. Потом ему в ДАЗ (динамическая активная защита – контейнеры со взрывчаткой, которые навешиваются на танк и срабатывают при попадании. – Авт.) прилетело, она стала рваться, он дымы поставил и задом ушел. И всушники больше со своей броней не лезли.
ИНОСТРАННЫЕ ПОДАРКИ
Мы въезжаем в поселок, где улицы ломятся от перезрелых слив и груш, и никто их не собирает, не ест – не до этого. Прячу машину, до передка тут уже 2-3 километра: это смотря с какой стороны деревни смотреть. Раненые ждут, когда до них дойдут руки. Я тоже жду, мне их еще везти обратно.
Говорю с обработанными ранеными. Зам.ком. взвода Марат, пока с осколком в плече. Наркоз отходит и видно, как он иногда темнеет лицом. Говорит, что так и останется в нем иностранное железо навсегда:
- Врачи говорят, если ворошить – всю руку может высушить. Осколок от кассетного боеприпаса, иголка. Под задницей весь кевлар в клочья.
- Блиндажи от них защищают?
- А на блиндажи они кассеты и не сыплют. Разлет очень большой, применяют на открытой местности.
Марат говорит, что «контрнаступ» противник не закончил, «их много, лезут».
- Боеприпасы к артиллерии у них закончились?
Марат мотает головой:
- За три часа боя, по нам, по разведвзводу, они выпустили пятьсот-шестьсот штук… С корректировкой клали, птички над нами висели. Но танки наши работают, хорошо работают. Я видел, когда эвакуировался. Попадают.
Возможно, Марат описал тот фрагмент боя, о котором чуть раньше рассказывал «Пульман».
Владимир уже в годах, мобилизованный из Новороссийска, сидит в тени на слабом ветерке. Ему только что вытащили осколок из бедра, магнитом:
- Мина прилетела, «полька».
- Это та самая, бесшумная, польская?
- Да, в окоп прилетела, нас четверых зацепило. Так-то противник на нас не лез, просто обкладывал.
Показывает крохотный кусочек металла размером в три спичечные головки. Говорит, был еще один, меньше, но боец его выкинул, а этот сохранил на память. До Запорожья, Владимир воевал под Херсоном, как он говорит: «на островах». Там тоже всякого хватало:
- Утром пришел на смену, трех ребят запытали, одному отрезали конечности, издевались по-всякому … даже рассказывать не буду. Разбирались – как так? Все заминировано. Пришли к выводу, что зашли в обход, с тыла острова, обошли его по кругу и не один день за нашим постом наблюдали.
Может и зря я вытащил из Владимира это воспоминание, но мне показалось, что он рассказал и стало ему легче.
«МОЛЮСЬ И СМОТРЮ НОВОСТИ»
«Моздок» предлагает:
- А давай к нашему батюшке зайдем? Он у нас фронтовой, даже ранен был. Он с нами с 2016 года.
Судя по тому, где батюшка поселился, в его смелости нет сомнений. Отец Михаил оказался на удивление молод. Возможно, это я слишком стар. В футболке и шортах – пока не заговорил, совсем невозможно в нем было опознать священника. «Моздок» запросто поздоровался и спросил:
- Что поделываете, батюшка?
- Молюсь и смотрю новости. С батюшкой местным познакомился.
- Много людей к вере пришли во время СВО?
Тут отец Михаил меня удивляет:
- Так атеистов, таких закоренелых, я и не встречал. В мирной жизни вера просто находится где-то далеко, пока первые осколки не засвистят. Я так парня покрестил, а он мне говорит: «Как, батюшка, пули услышал, все в голове сразу на место встало».
- Богослужебная утварь у вас есть, конечно, а служите где?
Вопрос этот отца Михаила даже развеселил:
- Так мы же как первые катакомбные христиане! Трое верующих собрались, значит среди них и Господь. Везде служу, в окопах, в блиндажах, там, где живут. Иногда просто встречу бойца по пути на позиции – причащу.
Говорим про замполитов и священников. Как я видел много раз под Донецком, они работают с личным составом в связке или в паре. Отец Михаил соглашается:
- Мы с замполитом работаем с людьми. Он с социальной стороной, я с духовной. Полковые священники, конечно, появились раньше, потом строй сменился, но быстро поняли, что без них не обойтись … в итоге, через сто лет все управилось.
Вопрос дурацкий:
- А бывало так, что самому в первую очередь к Богу приходилось обращаться, когда страшно?
- Страшно – всегда! Это нормально, смерть для человека не естественное состояние. Хочется пожить, больше пользы принести пастве, Церкви…
Я цитирую 90-й псалом, который с лета 2014 года на Донбассе все выучили наизусть:
- Долготою дней своих прославлю Имя его. Отец Михаил, вас же спрашивают бойцы: «За что воюем?». Что вы им объясняете?
- Сейчас проще стало, тяжело было в начале. Все пришло в правильное русло. Я сам, здесь, стал переосмысливать происходящее с точки зрения Бога. Военные действия, любые, имеют духовный смысл, они попускаются Богом за наши грехи. Когда чаша терпения переполняется, это оказывается единственным способом что-то изменить в людях. Мы привыкли относиться к Богу, как доброму Дедушке Морозу, с бородой – попросил, как следует, и он дал. А мы при этом, будем делать все, что хотим. Покрестились – должен, в церковь сходил – должен. Бог праведный судья. И любящий отец, а отец не может только гладить по голове свое чадо. И мы виноваты, конечно – попустили, не досмотрели, вовремя не пресекли.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Уже под вечер, я отвез раненых в располагу. «Моздок» взялся меня провожать, чтобы я не запутался в поворотах, но на половине пути он остановился и вылез с рацией в руках:
- По радиоперехвату, через два часа ОНИ начинают атаку, а мне нужно заводить группы. Усилить. Извини, не проводил.
Я замахал руками:
- Что ты! Пусть все будет хорошо, пусть живые и здоровые вернутся, а я доберусь. Спрошу дорогу если что, язык он до Киева… как известно.
«Моздок» улыбнулся:
- Язык и … слаженные действия всех родов войск.
Источник: Комсомольская правда. kp.ru
Фото источник: tgstat.ru
