* * *
Сколько лет ты все тащишь себя сквозь пургу.
А куда, представляешь хотя б отдаленно?
Выйдет волк на опушку и взгляд удивленный
Кинет в спину согбенную, тихо рыча.
Этот след, утопающий в рыхлом снегу...
Ты оставишь на нем холстяную котомку
С горьким запахом слипшихся зерен — потомкам,
Ощущая во рту аромат калача...
Сколько лет ты все тащишь себя. По мостам,
Берегам и дорогам, обочинам белым.
Но ты разве один? За холмом задубелым,
Чуть скрипя, затихают колеса телег.
Выйдет волк на погост к молчаливым крестам
И, тебя поджидая, сольется с их тенью...
А ты, вспомнив свою синеглазую келью,
Обернешься... А там только снег. Белый снег...
* * *
Что ты знаешь, скажи, о возвышенной грусти,
Об огромной душе, охладевшей, пустой,
О старинной иконе над свечкой святой
И о времени этом в обличии монстра?
Неужель ты не видишь, мое захолустье,
На ветвях молчаливых березовых крон —
Эту белую-белую стаю ворон?
Не ордынское ли золотое потомство?
И не ты ль эту землю, не зная гордыни,
Сохранишь для свистящих имперских ветров —
Вдоль обочин, долин и заросших бугров —
Под крестами, вон там, у зеленого устья?
И, в грязи утопающей вечной святыней,
Как живое зерно на чужой борозде,
Тихо дышишь, спустившись к болотной воде,
Не виновно ни в чем, ты — мое захолустье...
* * *
Эта стылая гладь бесконечной реки...
Покатившийся грохот над яблоней спелой...
Что за музыка? Шнитке ли вихрь оголтелый
С оглушительным ревом ворвался в твой мир?
Что за птицы с коронами, словно божки,
Искупавшись в грязи, облепили деревья,
И кричат, распушив заблестевшие перья,
Представляя тебе звуки ангельских лир...
Эти мутные ряби болот и озер,
Беспредельная даль под когтем ястребиным...
Эти лживые краски ничейной картины,
Где ни верст, ни фонарных столбов, ни границ...
Сколь ни глянешь — листвы безупречный узор
Меж кленовых стволов на черневших кострищах
Да сокрытые плесенью влажные днища
В журавлином безмолвье застывших криниц…
* * *
Ты впервые взволнован так! Словно обрел
Целый мир для себя одного. Вот и рвется
Сердце в небо, откуда фонтанами льется
Незнакомый еще, ослепительный свет!
Облака ль над тобой? Разве там не орел
Обнимает пространство резными крылами?
А мгновеньем — за лесом, рекою, холмами
Камнем бросится вниз. И его больше нет...
Но тебя так манит эта белая высь,
Эта дикая сладость летящих мгновений!
И ты боле не помнишь скользнувших сомнений.
За спиною кричат два живых бугорка!..
И покоя не даст та безумная мысль,
Что, взрывая как клетку твое подреберье,
Обернется сокровищем облачных перьев
Да отчаянно бьющейся жилкой виска...
А живая стихия орла — в небесах!
Но ты истину эту отвергнешь во гневе —
Два огромных крыла в распахнувшемся небе!
Ты целуешь украдкой уста в образке...
И заснеженной высью в горящих глазах
Воспаришь, отдавая долги своим грезам...
И увидеть дано лишь холмам да березам,
Как четыре крыла бьются в красном песке...
* * *
Сорвавшийся листок заледенелый...
О, как стремишься ты, безумный, ввысь!
Продли свои мгновения, вернись!
Зачем тебе в закатную безбрежность,
Туда, за первозданные пределы
Орбитами обугленных планет,
Где ни горячих слез, ни счастья нет.
Лишь только чья-то жаждущая нежность...
Ах, этот лист оранжевого клена —
Щемящим вскриком гаснущей свечи...
Не он ли за окном моим в ночи
Горит еще во власти возбужденья,
И в миг, его предавший, изумленно
Коснется мрака тлеющей версты?..
И, затмевая свет моей звезды,
Вспарит над нею в жутком наслажденье...
