Рассказ
К 70-летию Великой Победы
Командир звена прикрытия старший лейтенант Сергей Бизурин старался не потерять дистанцию, сохраняя при этом пространство для маневра на случай появления вражеских истребителей.
Туман, заволакивающий сумрачную Ладогу, почти всегда воспринимался им двояко. С одной стороны, серая пелена позволяла нашим летчикам скрытно проходить на бреющем полете над поверхностью Ладожского озера. Фашистским асам было трудно обнаружить, а уж тем более сбить транспортные самолеты, которые были почти единственными связующими нитями огромной страны с зажатым в тиски блокады Ленинградом. Особенно помогал туман гражданским самолетам, часто летающим без воздушного прикрытия. Иное дело при особых рейсах, в которых безопасность транспортного самолета ставилась превыше всего. Такими спецрейсами переправлялись в осажденный город и обратно крупные военачальники, а то и представители руководства страны. В этих случаях полагалось надежное прикрытие истребительной авиацией. В условиях плохой видимости от летчиков сопровождения требовалась ювелирная точность. Вот здесь плотный туман являл огромный минус. В ту апрельскую ночь Сергей вел свое звено прикрытия выше транспортного самолета, в котором находилась когорта военачальников во главе со знаменитым генералом — представителем ставки Верховного главнокомандующего. В душе старший лейтенант не только уважал, а боготворил этого сурового генерала. Именно этот генерал помог вывезти старшую дочь Валю из блокадного Ленинграда. И с ним, с этим легендарным полководцем, Сергей связывал все дальнейшие надежды: и личные, и всенародные...
Впервые летчик Бизурин встретил этого генерала еще на Халхин-Голе. Там в боях с японцами молодой летчик-истребитель принял боевое крещение. В первом воздушном бою его самолет был подбит, и только необыкновенное везение позволило дотянуть до аэродрома и посадить израненный «ястребок». Печальный урок пошел впрок: лейтенант стал более осторожным, расчетливым и выдержанным. Он уже не кидался в бой сломя голову, а старался аккуратно маневрировать, пытался просчитать встречный маневр противника. Но эта осторожность улетучивалась во время схваток. В решающие моменты им овладевало отчаянное чувство безоглядной удали. Уже потом, выйдя из боя, Сергей не мог объяснить даже самому себе логику своих действий, порой выглядевших весьма странной в глазах опытных асов. Тем не менее, незаурядность и отчаянность давали результаты. Не каждый летчик мог похвалиться двумя сбитыми самолетами противника за короткий срок боевых действий на Халхин-Голе. За эти победы лейтенант Бизурин получил свой первый орден.
С тех пор прошло больше двух лет. Началась Великая Отечественная — война, в которой противник был во много раз сильнее, чем там, в монгольских степях.
Перед самой войной, за несколько дней до немецкого вторжения, жена Сергея Саша с двумя дочками уехала в Ленинград погостить у своих родителей. Отец Саши тяжело болел. Угасающему старику очень хотелось напоследок увидеть своих маленьких внучек.
— Негоже медлить с отъездом. Потом, если что, то век будешь корить себя, — назидательно говорила Саше бабушка Сергея. — Одари родителя своего последней радостью... Сережа сейчас на ученьях, так что самое время. Чует сердце мое, что вот-вот случится неладное.
Предчувствие не обмануло старую женщину: грянула война. Может, именно сообщение о вероломном нападении фашистов отняло у больного Сашиного отца последние силы. Единственным утешением осталось то, что успел он увидеть своих дорогих внучек — старшую, неугомонную озорницу, светлоглазую Валю, и младшенькую, тихую и послушную, черноглазую Иру.
...Старшему лейтенанту Бизурину неоднократно приходилось прикрывать с воздуха транспортные самолеты над Ладогой. Случались, конечно, и спокойные вылеты, но чаще все же приходилось вступать в бой с немецкими истребителями. Первая встреча с «мессершмиттами» случилась еще ранней осенью у самой береговой кромки.
В то памятное утро небо было удивительно чистым, что позволило «ястребкам» сопровождения своевременно заметить стервятников и занять боевой порядок. Бой проходил с переменным успехом: были сбиты по одному самолету с каждой стороны. После нескольких безуспешных атак силы немцев иссякли, но уходя на последний разворот, один из «мессеров» неожиданно оказался на встречном курсе «ястребка» Сергея. Самолеты стали быстро сближаться во встречной атаке. Еще несколько мгновений и вот-вот должен грянуть лобовой таран. Опьяненный азартом боя Сергей в те мгновения ни о чем даже не успел подумать. Леденящий душу страх пришел потом, после того как немец не выдержал и успел избежать столкновения — промелькнул над кабиной «ястребка». Самым обидным было то, что Бизурин не успел вовремя нажать на гашетку, и фашист избежал заслуженной кары.
Этот эпизод воздушного боя много обсуждался среди однополчан.
— Как же ты, Серега, дал маху? — недоумевал командир эскадрильи. — Выдержал лобовую атаку, а когда все было в твоих руках, растерялся.
Боевой товарищ Бизурина, опытный пилот, сбивший своего первого «мессера» еще в Испании, говорил свое:
— Немец летчик что надо. Умный, сволочь! Есть чему у них поучиться. Но есть у них изъян: фашисты не выдерживают лобовой атаки. Сам не раз убеждался... Вроде вот-вот идет в лоб, но кишка у них тонка. В самый решающий момент обязательно отвернет. Вот тут-то и нужно угостить его очередью...
Первая лобовая атака еще долго терзала сознание летчика.
...Итак, в студеный январский вечер 1942-го года старший лейтенант Бизурин получил приказ сопровождать со своим звеном самолет, летевший из Москвы в Ленинград. Командир полка особо подчеркнул, что самолет летит с важной миссией. В чем заключалась эта миссия, Сергей, конечно, не мог знать, но для него было вполне достаточно присутствия среди пассажиров самолета легендарного генерала.
Над замерзшей Ладогой сильно вьюжило, но несколько выше, где размещался используемый пилотами воздушный коридор, болтанка была вполне приемлемой. Члены делегации обсуждали животрепещущие вопросы обороны Ленинграда, и тут вдруг в разгар обсуждения из-за облаков неожиданно вынырнули вражеские истребители. Все приникли к иллюминаторам: начинался воздушный бой.
В азарте боя Бизурин забывал обо всем на свете, и время сливалось для него в один миг. Сперва Сергею здорово повезло: в первые минуты он срезал очередью «мессера». Но везение в бою переменчиво, вот и вражеская очередь прошила правое крыло его «ястребка». Пытаясь вывести свой истребитель из опасной зоны, Сергей нечаянно оказался на встречном курсе атакующего «мессершмитта». Вот она, нежданная лобовая атака! Похоже, немец тоже не ожидал такого поворота событий. Самолеты сближались на большой скорости.
— Давай, давай, гад! — Сергей вцепился в штурвал и приложил палец к гашетке. В момент вспомнились слова товарища: «Фашисты не выдерживают лобовой атаки». Еще одно-два мгновения и, действительно, немец не выдержал и, пытаясь уйти от столкновения, поднял свой самолет чуть выше. Этого и ждал Сергей. Над его кабиной, разрываясь во все стороны, промелькнуло распоротое брюхо фашистского истребителя...
После смерти отца Саша не решалась оставить в одиночестве убитую горем маму. Время шло, и тиски блокады все жестче брали в осаду Ленинград. Уже к середине сентября плотное кольцо немецких войск напрочь зажало город. Связь со страной стала крайне затруднительной, поскольку немцы имели значительное превосходство в авиации. Это превосходство давало им возможность контролировать все Ладожское озеро и большую часть прибрежной территории. Только отдельным самолетам удавалось прорываться сквозь смертоносные скопления фашистских орд.
Саша, как и многие ленинградцы, была рекрутирована на строительство оборонительных укреплений сначала на Лужской полосе, а затем и на других стратегически важных направлениях. Ее девочки, Валя и Ира, сначала оставались на попечении слабеющей с каждым днем мамы, а после ее тихой кончины — старенькой соседки Феклы Григорьевны.
В начале зимы нормы выдаваемых по карточкам продуктов опять были урезаны: работающие ленинградцы стали получать лишь 300 граммов хлеба, а иждивенцы и дети — 150. Это уже был голод, самый настоящий голод.
По специальности Саша была гуманитарием, теперь же она, освоив профессию фрезеровщика, работала в металлообрабатывающем цехе. На заводе трудились только женщины, не считая нескольких подростков. Цех изготавливал автоматы для защитников города. Работали круглосуточно, не выходя с завода даже на время коротких обеденных перерывов. Лишь изредка, один-два раза в неделю, удавалось несколько часов побыть дома. Мебели в квартире почти не осталось. Все, что могло гореть, использовалось для приготовления пищи и поддержания хоть какого-то тепла.
...После посадки на аэродроме осажденного города Сергея как командира звена истребителей захотел увидеть знаменитый генерал.
— Молодец, сокол! — даже в этот момент лицо военачальника сохраняло крайнюю суровость. — Родина наградит тебя за подвиги, не останется в долгу... Какие есть просьбы ко мне?
Сергей незамедлительно ответил, потому что постоянно думал об этом:
— Единственная просьба, товарищ генерал: вывезти семью к родителям в Москву.
— Сколько человек у тебя в семье?
— Жена и две маленькие дочки.
— Чего не вывез раньше?! — в глазах генерала блеснул гнев.
Сергей молчал, не стал пускаться в объяснения.
— Ладно, я распоряжусь. Подойдешь потом к коменданту, — сказал генерал.
Наши летчики-истребители были вынуждены совершать по нескольку боевых вылетов в сутки, особенно ночью. Это касалось всех, независимо от того, к какой части принадлежал пилот и каким образом он оказался в блокадном городе. Иного выхода не было, поскольку превосходство немцев в воздухе было подавляющим. Но старшему лейтенанту Бизурину удалось получить увольнительную до 22-х часов. Ночью же ему предстоял очередной боевой вылет.
Улицы осажденного города были пустынны. Сергею казалось, что большой город совсем обезлюдел. Однако Ленинград жил, боролся, работал. Самым страшным были не бомбежки и обстрелы, а тихий голод; нормы выдаваемого по карточкам продовольствия продолжали снижаться.
В доме Сашиных родителей уже почти все стекла в окнах были выбиты. Их пытались заменить фанерой, а то и просто заткнуть какими-то тряпками. К постоянным обстрелам и голоду прибавился еще и холод. Из-за царившего в комнате мрака Сергей сначала даже не смог ничего разглядеть. Лишь потом на заваленном чем-то диване произошло шевеление.
— Папа, это ты? — задрожал тоненький голосок Вали. — Ирка, вставай, наш папа приехал!
Сергей отдернул пыльное одеяло с окна и увидел двух выбирающихся из груды тряпья дочек. Девочки бросились к отцу и заплакали. У него и у самого перехватило от слез горло. Худые, чумазые, на них было страшно смотреть...
— А что ты нам принес? — спросили девочки.
Сергей поскорее вытащил из кармана припасенные галеты.
— Кушайте, мои хорошие, — он начал суетиться, вынимая из вещмешка продукты, которые получал в виде сухого пайка как фронтовой летчик. — Мама, наверное, на работе? А где Фекла Григорьевна?
Старшая Валя стала сбивчиво рассказывать, что мама часто целыми сутками остается на заводе, а когда ей удается прийти домой, то всегда приносит что-нибудь из еды, чаще всего сухарики. Бабушка Фекла тоже заходит к ним в комнату и старается немножко подкормить. Весь разговор был о еде, и только о еде.
— Ничего, мои милые. Теперь все будет хорошо. Скоро с мамой полетите в Москву. Все будет хорошо...
Посидев с дочерьми пару часов, переговорив с закутанной по самые глаза Феклой Григорьевной, Сергей пошел на завод. Саше нужно было оформить выезд семьи из Ленинграда.
А спустя двое суток Бизурин, его жена и дочки, истощенные, изможденные блокадой, с маленькими узелками в руках стояли в кабинете коменданта аэродрома. Уже немолодой полковник с серым лицом и покрасневшими от постоянного недосыпания глазами тяжело вздохнул:
— Слушай, Бизурин, посадить твое семейство в самолет до Москвы нет никакой возможности. Все под завязку забито ранеными.
Чего угодно, но этого Сергей никак не ожидал.
— У вас, товарищ полковник, есть приказ представителя Ставки Верховного главнокомандующего!
— Не учи меня, как выполнять приказы! — вспылил полковник. — Молод еще. Есть у меня и более поздний приказ, в первую очередь отправлять на Большую землю тяжелораненых... Еще вопросы есть?
— Есть, конечно, есть! — резко ответил Сергей. — Что же нам делать?
Комендант неспешно прошелся по кабинету, взглянув на прижавшихся к стене девочек:
— Что ты герой — знаю, а вот что делать в данной ситуации не знаю... Может, одну постараюсь все же пристроить. Самую легкую.
В конце концов было решено посадить в переполненный транспортный самолет Валю, — с одной стороны, еще маленькую, но с другой — старшую и более самостоятельную; а в Москве ее встретит бабушка.
Ну, а Сашу с Ирой комендант пообещал покормить. Действительно, в этот грустный вечер Сашу с дочкой ждал роскошный по тем временам обед — обед, состоящий из настоящего супа, из тарелки перловой каши, заправленной мясной тушенкой, и даже стакан сладкого киселя. Другие ленинградцы об этом не могли даже мечтать...
Еще Сергею удалось заранее получить паек, который он оставил жене и дочке.
— Валя скоро будет в Москве у бабушки, а эти продукты позволят вам продержаться в Питере до моего следующего прилета, — говорил он Саше перед прощанием.
Скоро, надрываясь от явной перегрузки, с взлетной полосы поднялся переоборудованный для нового назначения пассажирский «дуглас». Приблизившись к Ладоге, и так находящийся на небольшой высоте самолет стал опускаться еще ниже. Издалека могло показаться, что он не летит, а просто скользит по замерзшей поверхности озера. Сверху, на некотором расстоянии от него, шло звено истребителей, возглавляемое старшим лейтенантом Бизуриным.
Никогда еще Сергей так не страшился вражеского налета, как во время этого рейса. Там, в летящем рядом «дугласе», находилась дочка Валя. Правы, наверное, хирурги, что стараются не оперировать близких родственников и друзей: в критической ситуации волнение не идет на пользу дела... Но к счастью, перелет из Ленинграда в Москву прошел на удивление спокойно.
...Весна всегда порождает в душе человеческой надежды на лучшее. Несмотря на крайнюю сосредоточенность, командир звена истребителей сквозь пелену тумана над апрельской Ладогой как наяву видел уже завтрашнее утро. Ему представлялось, как он вот так же будет вести свое звено прикрытия, но в обратном направлении, на Москву. Будет вести и чувствовать не только работу моторов, но и стук родных сердец в охраняемом им транспортном самолете. Теперь-то Сергей был уверен, что вывезет на Большую землю, в мирную Москву, Сашу и Ирочку. Перед вылетом Сергей заходил домой, и дочка Валя сунула ему в карман две конфетки с просьбой передать их маме и сестренке.
При подлете к противоположному берегу Ладожского озера туман начал редеть, пропуская в отдельных местах лучи весеннего утреннего солнца. В одном из таких просветов мелькнул фюзеляж «мессершмитта», но только мелькнул и растаял в седой пелене. Вот прошли береговую линию, и пришлось подняться выше. Внизу проносились кроны деревьев и крыши строений. Туман почти рассеялся, уже вдалеке можно было разглядеть контуры пригородов Ленинграда.
Мерный успокаивающий гул моторов наших самолетов вдруг исказился воем появившихся неизвестно откуда трех «мессершмиттов». Ведущий «мессер» в атакующем крене сходу пошел на транспортный самолет. Сергей лишь каким-то чудом успел занять необходимую позицию и длинной очередью отсечь подход вражеского истребителя. Воздушный бой моментально превратился в огненное месиво. Боковым зрением Сергей увидел, как вспыхнул его ведомый, а затем задымил хвост и одного из «мессеров». Но главное, транспортный самолет оставался невредимым и, маневрируя на небольшой высоте, продолжал полет.
Ведущий фашистский ас старался перехитрить Сергея. Он сымитировал атаку на его «ястребок», а сам ловким маневром успел зайти в хвост транспортного самолета. Сергей попытался уйти в вираж, но не получилось. Тогда, испытывая безумную перегрузку, он выполнил некий кульбит, напоминающий петлю Нестерова, и в опасной близости пронесся над транспортником навстречу преследующему его «мессеру».
Теперь старший лейтенант Бизурин вошел в плотную лобовую атаку с фашистским асом, вошел совершенно сознательно, поскольку иного выхода не было. Несколько коротких секунд сближения, и вот уже он различает лицо врага. «Фашисты не выдерживают лобовой атаки...»
«Еще немного, — успел подумать Сергей. — Ведь должен гад отвернуть...»
Мгновенье, еще мгновенье. «Фашисты не выдерживают лобовой атаки...»
— Ну, давай, давай! — крикнул Сергей; онемевший палец лежал на гашетке. Еще одно мгновенье, еще чуть-чуть. «Фашисты не выдерживают...»
Неестественно ярко в грохоте взрыва воспылали два истребителя в лобовом таране. Сергей еще успел увидеть, как рассыпается на отдельные куски его «ястребок», и успел мысленно произнести:
«Милые мои, простите...»
