по страницам великой русской литературы
Выдающийся русский философ И. А. Ильин писал, что духовный путь России определило особое «национальное задание», идея Православного христианства: «Россия восприняла свое национальное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности»1.
До сих пор многим непонятно, почему именно Россия стала страной самой великой литературы мира. То, что Германия стала родиной классической философии, — ясно; Англия гордится политэкономией — по праву. Но Россия, отсталая и нищая, израненная в бесконечных войнах с захватчиками... История России — это история осажденной крепости. Б. Башилов в своей работе приводит подсчеты историков, по которым с 1055 по 1462 год Россия перенесла 245 иноземных нашествий. Причем двести нападений на Россию было совершено между 1240 и 1462 годом, то есть нашествия происходили почти каждый год. С 1365 года по 1893-й, за 525 лет, Россия провела 305 лет в войне, отстаивая национальную независимость и веру2.
Литература такой страны не могла быть занимательной литературой или даже художественным наслаждением. Русская литература с ее первых страниц стала героической летописью русского народа, его духовной биографией, «подвигом самоуглубления и самопознания в образе художественной всенародной исповеди...»3. Не случайно главными жанрами древней русской литературы, литературы X–XVII веков, стали жития, рассказывающие о подвигах во имя защиты Православной веры, и летописи, повествующие о подвигах во имя защиты Отечества. Произведения древнерусской литературы чаще всего были анонимны. Их авторы воспринимали свой талант как дар, данный им Богом для того, чтобы поднять дух защитников Отечества и воспитать «русское чувство».
Воспитание «русского чувства», «русскости» как мировоззренческой ценности и национальной черты характера станет одной из знаковых традиций русской литературы. Так, например, уже в XX веке в стихотворении И. Северянина она отзовется словами: «Родиться Русским — слишком мало, // Им надо быть, им надо стать!».
Что же значит, в понимании великих русских писателей, быть русским? Во-первых, быть русским, значит, быть православным. Нельзя быть русским не будучи православным. С момента Крещения Православие стало абсолютно исчерпывающим философские потребности русского народа мировоззрением. Базовые понятия Православия, духовность стали мировоззренческими категориями национальной литературы. Именно это позволило русской литературе подняться на необычайную высоту философского осмысления мира. А. С. Волжский, размышляя об этом феномене, писал: «Русская художественная литература — вот истинная русская философия, самобытная, блестящая, философия в красках слова, сияющая радугой мыслей, облеченная в плоть и кровь образов художественного творчества»4.
Словари не дают полного толкования понятию «духовность», как правило, оно сводится к перечислению его так называемых «составляющих»: чести, любви, милосердия. «Философия в красках слова» дала практически исчерпывающее определение духовности, сложного религиозно-философского, мировоззренческого понятия. «Духовной жаждою» томимы любимые герои русской литературы. Они живут по совести. Потому отказывается от счастья быть с любимым Татьяна Ларина, сына родного за предательство веры и товарищества убивает Тарас Бульба, на поле сражения оказывается близорукий Пьер Безухов, после убийства находится на грани безумия Родион Раскольников. При этом совсем не обязательно, что в произведениях прямо говорится о Христе или духовности. Г. П. Федотов назвал «Капитанскую дочку» А. С. Пушкина самым христианским произведением русской литературы, хотя религиозные мотивы в повести прямо не обозначены. Но герои даже перед лицом смерти отказываются нарушить присягу, служить предводителю антигосударственного выступления Пугачеву.
К сожалению, долгие годы у многих поколений в школе и в вузе формировалось определенное отношение к нашему национальному гению, центральной фигуре русской культуры — А. С. Пушкину. «Наш Пушкин» был «обязан» быть врагом «царизма», материалистом, интернационалистом, атеистом. Умалчивалось, что А. С. Пушкиным созданы шедевры православной поэзии: «Пророк», «Ангел», «Воспоминание», «Подражание итальянскому», «Из Пиндемонти», «Отцы пустынники и жены непорочны...», «Памятник», «Мирская власть» и многие другие. Православная система ценностей определяет поступки героев трагедии «Борис Годунов», романа «Евгений Онегин», прозаических произведений.
«Духовной жаждою томим // В пустыне мрачной я влачился...». Так начинается лирическое повествование в хрестоматийном, знакомом всем стихотворении А. С. Пушкина «Пророк». Эта духовная жажда оказывается сильнее всех человеческих чувств. И Бог посылает к человеку шестикрылого Серафима: «...И он мне грудь рассек мечом, // И сердце трепетное вынул, // И угль, пылающий огнем, // Во грудь отверстую водвинул». После этого Человек, «причастный тайнам», переродился, он услышал голос Бога: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, // Исполнись волею моей, // И, обходя моря и земли, // Глаголом жги сердца людей». Человек стал пророком, праведником, святым, хранителем Русской земли.
Известна высокая оценка А. С. Пушкиным роли Православия в жизни России: «Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство. В этой священной стихии исчез и обновился мир...»; «Греческое вероисповедование, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер»; «Религия создала искусство и литературу, — все, что было великого с самой глубокой древности, все находится в зависимости от религиозного чувства...».
Гениальный русский писатель Н. В. Гоголь, которого подарила миру чудная украинская земля, все свое творчество посвятил спасению Русской земли от дьявола. «Как черта выставить дураком» — это, по собственному признанию Гоголя, было главною мыслью всей его жизни и всего творчества. В религиозном понимании Гоголя «черт есть мистическая сущность и реальное существо, в котором сосредоточилось отрицание Бога, вечное зло»5.
Черт, напоминающий сказочный персонаж, появляется уже в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». В жизнь врывается страшная сказка, смещаются границы реальности. Человек еще способен бороться с чертом, даже заставляет служить себе. И все же ему страшно в этом пространстве, он пытается спастись от нападения темных сил, наполняющих «тихую украинскую ночь» страхами и мглами. В «Петербургских повестях» черт правит бал: девушка-мечта оказывается женщиной из публичного дома, по главной улице города спокойно разгуливает нос, оживает портрет, появляется привидение с «преогромными» усами. Еще более «отвратительными» черт делает людей в «Мертвых душах». У героев «Мертвых душ» деформированы лица, деформированы души, деформированы тела. В мире, где они живут, спокойно отвечают на вопрос о продаже мертвых: «Ведь я мертвых никогда еще не продавала...».
Последнее, прощальное произведение Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» становится своеобразной художественной ареной открытой борьбы человека с чертом. В нем Гоголь обращается к современникам с призывом: «Всем миром бороться “со страхами и ужасами России”», ощутить себя Единым Православным народом, «осознать избранность своей страны перед Богом и ее ответственность за это перед миром»6.
Потому главный герой повести Гоголя «Тарас Бульба», седовласый Тарас, обращаясь к своим товарищам с призывом защищать родную землю и веру отцов до последней капли крови, говорит: «...Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей... Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а... — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их.... Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело...».
Нет для Тараса Бульбы, нет для Н. В. Гоголя отдельно России и Украины, есть единая Русская земля, Русь, единая Православная вера. За нее умирает Тарас Бульба и принимает мученическую кончину христианского праведника Н. В. Гоголь.
В записных книжках другого великого русского писателя Ф. М. Достоевского читаем: «...Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нем и у него ничего нет — да и не надо, потому что Православие все <...>. Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла...»7.
«Большое горнило сомнений» — это участие молодого Достоевскогов кружке Петрашевского и увлечение идеями христианского социализма — построения рая на земле, который наступит тогда, когда люди удовлетворят все свои страсти. Правительство расценило деятельность кружка Петрашевского как антигосударственную, петрашевцы были преданы суду. Достоевский выслушал свой смертный приговор, но был помилован. Через много лет написал: «Я социалист, но переменил идеал с эшафота. Великая идея Христа, выше нет...»
Вопрос о Христе — во всех романах Достоевского: «Его ставят взрослые и дети, убийцы, сладострастники, блудницы, воры и пьяницы, самодовольные и смиренные...»8. Длинной чередой перед нами проходят странные люди, для которых главный вопрос жизни: «Есть ли Бог?». Эти люди совершают преступления, каются, вновь совершают преступления. В книгах Достоевского человек плачет, у человека больны нервы, женщины бьются в истерике, мужчины трясутся в лихорадке — людям плохо! У Достоевского нет благополучных героев. Читатель, попадающий в мир истерик, лихорадок, заломанных рук и воспаленных глаз, начинает сочувствовать, жалеть и невольно идет вслед за героем туда, где Достоевский «ставит нас лицом к лицу с Богом, ведет нас к Богу...»9.
Быть русским — значит ощущать кровную связь с Отечеством, быть убежденным сторонником российской государственности, чувствовать личную ответственность за выполнение «национального задания».
Еще в древнерусской литературе из уст Афанасия Никитина прозвучало: «Да сохранит Бог землю Русскую! Боже сохрани! Боже сохрани! На этом свете нет страны, подобной ей! Некоторые вельможи земли Русской несправедливы и недобры! Но да устроится Русская земля...». А. С. Пушкин в письме к П. Я. Чаадаеву, защищая Россию от критики, пишет: «Клянусь Вам моею честью, что я ни за что не согласился бы — ни переменить родину, ни иметь другую историю, чем история наших предков, какую нам послал Бог».
Красоту своей родины Пушкин видел в самых, казалось бы, прозаических картинах: скучной зимней дороге, родной песне ямщика, в днях поздней осени, которые «бранят обыкновенно». Сама осень у Пушкина стала не просто «унылая пора», а «очей очарованье...». Объясняя этот пушкинский феномен и гордясь им, Л. И. Шестов писал: «Там, в Европе, лучшие, самые великие люди не умели отыскать в жизни тех элементов, которые были бы примирили видимую неправду действительной жизни с невидимыми, но всем бесконечно дорогими идеалами, которые каждый, даже самый ничтожный человек вечно и неизменно хранит в своей душе. Мы с гордостью можем сказать, что этот вопрос поставила и разрешила русская литература и с удовольствием, с благоговением можем теперь указать на Пушкина: он первый не ушел с дороги, увидев перед собой грозного сфинкса, пожравшего уже не одного великого борца за человечество. Сфинкс спросил его: как можно быть идеалистом, оставаясь вместе с тем и реалистом, как можно глядя на жизнь — верить в правду и добро? Пушкин ответил ему: да можно, и насмешливое и страшное чудовище ушло с дороги»10.
В творчестве Н. В. Гоголя любовь к Руси, само понятие «русскость» наполняется тайными, по-настоящему мистическими смыслами: «Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?»11. На эту удивительную любовь писателя к России обратил внимание А. Белый: «Любит Гоголь Россию, страну свою; как любовник любимую, ее любит Гоголь...»12.
Один из главных заветов Н. В. Гоголя соотечественникам — «Нужно любить Россию»: «Как же сделать это? Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывает этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви ведет нас теперь сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней сострадания. А состраданье есть уже начало любви...»13.
Идея русскости пронизывает гениальную лирику Ф. И. Тютчева, три сотни небольших поэтических фрагментов, без которых, как сказал Л. Н. Толстой, «нельзя жить». Ф. И Тютчевым написано гениальное стихотворение, которое является своеобразной поэтической формулой русской национальной жизни, национального самосознания, картины мира:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил, благословляя.
Как отметил Б. Башилов, эти строки «с предельным совершенством выразили правду русской бедности»14. Русский народ увидел в бедности испытание, которое надо было пережить, чтобы сохранить свое главное богатство — великий дар Православия. Потому «край родной долготерпенья» «...Царь Небесный // Исходил, благословляя».
Быть русским — значит обладать обостренным чувством славянского братства, нести ответственность за судьбу славянства как культурно-исторического типа.
Русская литература открыла миру особый тип — славянского всечеловека. «Его высший идеал, его главная тайна — всечеловеческое братство людей в богочеловеке Христе. Во всех идеях и во всей деятельности славянского всечеловека можно усмотреть одну движущую силу: евангельскую любовь-вселюбовь»15. Идея славянского единения — одна из любимых, знаковых идей русской литературы. В знаменитом стихотворении «Клеветникам России» А. С. Пушкин во время очередного политического конфликта обратился к Западу в лице французских политиков от имени «нас», от имени славян, может быть, не всегда понимающих друг друга, но связанных тесными семейными узами: «О чем шумите вы, народные витии? // Зачем анафемой грозите вы России? // Что возмутило вас? волнения Литвы? // Оставьте: это спор славян между собою, // Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою, // Вопрос, которого не разрешите вы».
В лирике Ф. И. Тютчева под русскими знаменами славянский мир объединяется, звучит призыв к сохранению святого славянского братства: «Привет вам задушевный, братья, // Со всех Славянщины концов, // Привет наш всем вам, без изъятья! // Для всех семейный пир готов!» («Славянам»). Ф. И. Тютчев был дипломат, профессиональный политик, который считал, что сила славянских народов — в единстве. Именно этого единства, «славянского самосознанья», боится Европа: «Смущает их, и до испугу, // Что вся славянская семья // В лицо и недругу и другу // Впервые скажет: “Это я!” // При неотступном вспоминанье // О длинной цепи злых обид // Славянское самосознанье, // Как божья кара, их страшит!» Святым называетСлавянское братство, «побратанье», Н. В. Гоголь: «...Что есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа, — доказательство тому уже то, что без меча пришел к нам Христос, и приготовленная земля сердец наших призывала сама собой Его слово, что есть уже начала братства Христова в самой нашей славянской природе, и побратанье людей было у нас родней даже и кровного братства...»16.
Ф. М. Достоевского «самым большим пророком и самым ревностным апостолом всеславянства» назвал преподобный Иустин, выдающийся богослов Сербской Православной Церкви. Славянская идея, по мнению преподобного Иустина, является одним из самых главных пророчеств писателя. Славянская идея, по Достоевскому, «в высшем смысле ее» — это прежде всего есть жертва, потребность жертвы даже собою за братьев с тем, чтобы «основать впредь великое всеславянское единение во имя Христовой истины»17.
Наконец, быть русским — это быть «славянским всечеловеком», чувствующим ответственность за судьбу всего христианского мира, способным слышать и понимать другие миры и культуры, быть «всемирно отзывчивым».
Ф. М. Достоевский в своей знаменитой речи о Пушкине открыл удивительное качество нашего национального гения — слышать, чувствовать и понимать другие культуры, «всемирную отзывчивость». На этом основана «Русская идея», в понимании Достоевского, — идея любви к Отечеству, а через это — ко всему миру, способность русского человека отозваться на всемирную боль, понять и воспринять чужие миры и культуры. «Но если так, то вот и у нас, стало быть, у нас всех, есть твердая и определенная национальная идея; именно национальная. Следовательно, если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры до времени, стать поскорее русскими и национальными»18.
Быть русским трудно.
1 Ильин И. А. О русской идее // Русская идея. М.: Айрис-Пресс, 2002. С. 407, 414.
2 Башилов Б. История русского масонства. Вып. 1, 2. М.: МПКП «Русло»; ТОО «Община», 1992. С. 13.
3 Зайцев К. В сумерках культуры // Заветы Пушкина. Из наследия первой эмиграции. М., 1998. С. 34.
4 Волжский А. С. (Глинка). Из мира литературных исканий. СПб., 1906. С. 300–301.
5 Мережковский Д. С. Гоголь и черт // В тихом омуте. М.: Советский писатель, 1991. С. 213.
6 Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями / сост., вступ. ст. и коммент. В. А. Воропаева. М.: Сов. Россия, 1990. С. 181–184, 270–272.
7 Достоевский Ф. М. Возвращение человека. М., 1989. С. 470–481.
8 Шмелев И. С. О Достоевском. К роману «Идиот» // Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994. С. 285.
9 Зайцев К. В сумерках культуры // Заветы Пушкина. Из наследия первой эмиграции. М., 1998. С. 34.
10 Шестов Л. И. А. С. Пушкин // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. М.: Книга, 1990. С. 197.
11 Гоголь Н. В. Мертвые души // Собр. соч. в 8-ми т. Т. 5. М.: Правда, 1984. С. 220–221.
12 Белый А. Гоголь // Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 368.
13 Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями / сост., вступ. ст. и коммент. В. А. Воропаева. М.: Сов. Россия, 1990. С. 128–129.
14 Башилов Б. История русского масонства. Вып. 1, 2. М.: МПКП «Русло»; ТОО «Община». 1992. С. 74.
15 Иустин Попович, преподобный. Достоевский о Европе и славянстве. М.-СПб.: Сретенский монастырь, Часовня иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», 2002. С. 233.
16 Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями / сост., вступ. ст. и коммент. В. А. Воропаева. М.: Сов. Россия, 1990. С. 271.
17 Иустин Попович, преподобный. Достоевский о Европе и славянстве. М.-СПб.: Сретенский монастырь, Часовня иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», 2002. С. 224.
18 Достоевский Ф. М. Дневник писателя // Русская идея. М.: Айрис-Пресс, 2002. С. 158.
