«Земля дышала, отчая земля»

ТА ОСЕНЬ

Та осень была не прекрасней других.
Но в ней был обрыв над холодной рекою,
Продрогший лесок и роман под рукою,
В котором судьба разводила двоих.
Еще был художник. Не сват и не брат,
Не муж, не жених, а случайный знакомый.
Он осень прозрачной писал, невесомой,
И эти холсты был раздаривать рад.
Был в осени мальчик — художника сын.
Его только сказкой могли успокоить.
Мы бегали с ним над холодной рекою...
У осени были повадки лисы.
Она затихала, дождям и ветрам
Подолгу над нами шуметь не давала.
Пока ее все-таки не прорывало.
Какой начинался тогда тарарам!
Река бушевала, бил ветер в окно,
Да так, что казалось, не выдержат стекла.
Дождь шел не смолкая.
И мерзла, и мокла
Земля, на которой мне жить суждено.
Быть может, тогда и подумалось мне,
Что именно в эту ненастную пору
Любить надо крепче Отчизну, которой
Обязана жизнью, березой в окне.
Средина России.
Обрыв и река.
Ребенок и сказка,
И даль золотая.
Кричат журавли, надо мной пролетая.
Та осень, как омут.
Она глубока.

* * *

Луж промороженных белые блюдца,
Дрожь облетевших ветвей.
Я бы хотела в Россию вернуться
И после смерти своей.
Но не ромашкой, не певчею птичкой
И не волной на реке —
Девочкой русой с веселой косичкой
В ситцевом легком платке.
Женская доля в России — не сахар,
Но не живут без любви.
Кто мой избранник? Поэт или пахарь,
Удаль в плечах и крови.
...Стряпать пельмени и деток лелеять,
Шить и ходить за скотом.
Где-то надежнее,
                          где-то теплее —
Некогда думать о том.

Родина — строчки в заветном конверте,
Тени на синем снегу,
Светлая — кажется, и после смерти
Я без тебя не смогу.
В вечном смятении и неуюте,
Зная обиду и страх.
В поле, в бору,
                     в самолете, в каюте
Я просыпалась в слезах.
Родина, отзыв твой глуше и глуше.
Осень.
        Распутица.
                        Тишь...
Но и сейчас ты высокие души
Богу и небу растишь.

* * *

Нынче весна объявилась до срока:
Лужи, ручьи и сосульки с карниза.
Как же, наверно, сейчас одиноко
Русской твоей половине, Лариса.
Ты уезжала — обид не исчислишь,
Ты говорила громко и резко.
…Ведра качаются на коромысле,
В каждом — по крупной звезде деревенской —
Там, где росла ты непросто и больно,
В ситцевом платье и с горсткой ирисок.
Как же ты — бюргершей самодовольной?
Не представляю, прости, Лариса.
Да, ты взросла — ты умна и красива.
Там — все тип-топ, здесь же — посвист метельный.
Но где-то слева все бьется Россия,
Мамин — по-русски — напев колыбельный.
Платья меняй ли, автомобили —
Не получается счастья, покоя…

Так вот родили, как разрубили,
Как обручили навечно с тоскою.

ЛЕТО

«Нет, благородства все же мало в риске», —
Я думала, когда ребенок брызги
Ловил рукой, от радости слепой.
Подрагивала белая «Ракета»,
И наш щенок поскуливал при этом,
А мы опять не ладили с тобой.
Да, начинался отпуск наш прелестно:
Куда мы мчались, было неизвестно.
Я утверждала: опрометчив шаг!
Ты обещал — что ж, обещать не жалко! —
И молоко, и воздух, и рыбалка,
Грибы и земляничины с кулак.
Но вот и пристань.
Козы у обрыва.
Их «горными козлами» сын счастливо
Назвал, ведь он впервые видел коз.
Смеялись пассажиры,
Я молчала.
И наша ссора тихая крепчала.
Сказал ты:
— Не хватало только слез!
Потом переправлялись через реку,
Потом со всеми забрались в телегу.
Она тряслась степенно вдоль села.
Но вот и дом — голубенькие ставни.
И беленькая внучка бабы Мани
Сказала:
— Постояльцев привела!
— С собакою?
Да, шансов маловато…
И мы переминались виновато —
Так не хотелось в город уезжать!
Но вот старуха сжалилась как будто:
Собаку поселила в старой будке,
Нам выделила пышную кровать.
…Всю ночь собаки выли за стеною,
Но утром было молоко парное,
И улыбалось солнышко с небес.
Вчерашней ссоры уходили тени,
И сын наш изнывал от нетерпенья,
Пока мы дружно собирались в лес.

И покатились наши дни без грусти.
В кадушке новой вызревали грузди,
Клубничным духом полнилась изба.
Мы наслаждались тишиной и летом.
Но думалось все чаще не об этом,
А что такое — Родина. Судьба.
Судьба родиться на реке могучей,
Ценить тепло, когда мороз трескучий
Накинет на деревья кружева.
И дорожить превыше счастья волей,
Но крепко знать, что перекати-поле —
Печальная и страшная трава.
Ее судьба нам сызмальства знакома.
Но дома мы за сотни верст от дома.
Мы говорим на том же языке,
Что наша добродушная хозяйка,
И внучка Надя, и пичужек стайка,
Черемуха и волны на реке.
Родной язык!.. Он не давал покоя,
И повторяло чадо городское:
Ольха, запруда, лошадь, конопля.
И не загроможденная бетоном,
Во всем великолепии зеленом
Земля дышала,
                       отчая земля.

ТАРА

1

Мои глаза полны тайгою:
Листвой, иголками, травою,
Цветами, что цветут без счета,
И в небе синим вертолетом.

Мои глаза полны тайгою:
Зеленой, красной, золотою —
Любою краской, но не серой.
Сейчас глаза наполнят сердце.

И станет сердце — не иначе —
Простым, доверчивым и зрячим.

2

Тихий, спокойный, на славу не падок,
В городе этом так много загадок.
В городе этом так много преданий,
Много рябин и сиреней, гераней.
Здесь старина с каждым шагом заметней,
А каждый дом не похож на соседний.
Гостеприимный, и все же при этом
Город похож на шкатулку с секретом.
Днями кружу, и на сердце тревожно:
Ключик потерян уже безнадежно?
Или отыщется в старом подвале,
На чердаке ли, автовокзале,
Может быть в речке, в прибрежных ли ивах
Или в карманах девчонок смешливых…

3

В каждом доме по кошке, герани и примуле…
Вот спасибо, родные, что так меня приняли.
Как же славно сидеть и неспешно беседовать.
Я в своем далеке тосковала без этого.
Понимаем друг друга, хотя и не родичи.

…За окошком и сумрак, и осень, и дождичек.
За рекою — тайга, за тайгою — Бог знает.
Время тоже не спит, наши судьбы листает.
Я не знаю, что будет, но знаю, что было.
Как сказали до нас: что пройдет — будет мило.
Этот мир, этот век, этот город старинный,
Этот дом и глядящие в окна рябины…

4

Мне нравится жить в этой осени мокрой,
Где тополь сорит невесомою охрой.
Где в каждом окне то герань, то фиалки,
Где ходят дорожками важные галки.
Мне нравится жить в этом городе старом,
Он тайны свои не откроет задаром.
Привыкни сперва к одиноким прогулкам,
Пойди-поброди по старинным проулкам.
Пойди-подыши-ка архивною пылью
И станут предания явью и былью.
Во времени этом глухом и протяжном
Мне нравится думать о вечном и важном.
О древних старухах, глядящих по-детски,
О том, что не нужен мне берег турецкий.
Зачем мне галопом — по призрачным странам,
Когда пахнет дождик тайгой и шафраном.

* * *

Почему я смеюсь? — Просто лето в разгаре.
И поэтому ливень совсем не беда.
Он гудит, как орган, он сегодня в ударе.
Посмотри, как в реке закипает вода,
и качается длинное тело трамвая
в этих струях, летящих отвесно с небес.
Хлещет ливень, людей от забот отрывая,
заставляя их вспомнить то поле, то лес.
Этот ливень — надежда и тайная милость.
Я смеюсь — не сносить мне опять головы!
Но возможно ли, чтобы вот так повторилось:
ливень, лето, любовь, влажный шелест листвы.