Имя Павла Александровича Флоренского (1882–1937) теперь широко известно в научном мире, а в будущем, когда осуществится замысел ученого об издании всех 19 томов произведений, написанных им, может возникнуть целое направление в науке, связанное с его именем.
Личность Флоренского была столь универсальна, энциклопедичность его познаний столь удивительна, что современники называли его новым Леонардо да Винчи. Это был человек великих дарований: его 225 запатентованных открытий в области математики, физики, химии, электродинамики, эстетики, а также его литературные произведения, статьи по музейному делу и искусствоведению до сих пор вызывают удивление и даже спустя полвека воспринимаются как нечто необычное.
Необычным было и само время, которое называют сегодня серебряным веком русской культуры. Духовное обновление общества на рубеже XIX–XX веков вызвало необыкновенный расцвет в различных областях культуры, важнейшей частью которой стала русская оригинальная религиозная философия, утверждавшая примат духовности, поиски путей своеобразного соединения материального и духовного.
В плеяде русских религиозных философов, имена которых долгие десятилетия были под запретом, особое место занимает мыслитель тонкого анализа П. А. Флоренский, стоявший у истоков этого бурного, переломного времени. С. Н. Булгаков отмечает черты высокой духовности в облике своего близкого друга: «Он был для меня не только явлением гениальности, но и произведением искусства: так был гармоничен и прекрасен его образ; черты внешности мыслителя — благодатная тихость и просветленность — удивительно точно запечатлены на известном нестеровском портрете «Философы»... Духовно виделся древний эллин...»1.
Небольшой экскурс в прошлое позволяет установить, откуда у мальчика, жившего в глубокой провинции, проявились черты высокой духовности. Родословие П. А. Флоренского сложилось из четырех сильных ветвей-родов: Флоренских, Соловьевых, Ивановых, Сапаровых. Часть рода Флоренских принадлежала к духовному сословию, часть — к научной области, где Флоренские всегда выступали новаторами, начинателями целых течений и направлений... Интересы Флоренских были разносторонни — история, археология, естествознание, живопись, музыка, литература.
Мать Павла Флоренского Ольга Павловна Сапарова (Саламия Сапарьян) происходила из древнего армянского рода маликов и росла в доме, где восточные обычаи сочетались с европейской роскошью, благодаря сношениям семьи с Персией, Индией, Францией. Но, став женой русского инженера путей сообщения Александра Ивановича Флоренского, она обрекла себя на кочевую жизнь, и ко времени рождения первенца — Павла — молодая семья ютилась в товарном вагоне около будущей станции Евлах Елисаветпольской губернии (ныне Азербайджан).
Семья Флоренских и после переезда в Тифлис (1882) продолжает жить уединенной жизнью. Мир семьи, пронизанный теплотой и порядочностью, располагал взрослых и детей к занятиям серьезными науками и искусством. Будущий ученый воспитывался в атмосфере Бетховена и Гете; «музыку любил неистово»; романс Глинки на стихи Пушкина «Я помню чудное мгновенье» считал воплощением изящества — «уплотненным фокусом культуры..., замкнувшим целый век расцвета русского искусства»2. Флоренский страстно любил природу: его волновала сдержанная мощь природных форм. Отсюда и пошел тот восторг и интерес к бытию «до самозабвения», который был характерен для Флоренского всю его жизнь.
От тифлисской гимназии, где он учился с 1893 по 1899 год, по его словам, ничего не ждал; все, что приобрел в интеллектуальном отношении, получил, главным образом, благодаря общению с отцом и усиленной самостоятельной работе. Постоянными спутниками его жизни были серьезные научные труды по физике, химии, геологии, астрономии и энциклопедические словари на всех языках. Страсть к знанию поглощала все его внимание и время, к 15 годам его научное мировоззрение «сложилось и окрепло в непоколебимую систему»3. Но в конце гимназического курса, законченного с золотой медалью, 17-летний юноша, убедившись в ограниченности физического знания, переживает духовный кризис. Два равносильных убеждения раздирали его душу: «истина недоступна» и «невозможно жить без истины». С чувством того, что истина есть, но путей к ней он пока не знает, Флоренский начал новый период своей жизни, когда в 1900 году стал студентом физико-математического факультета Московского университета.
С тех пор начинается стремительный рост и расширение его научных знаний. Одной из самых близких Флоренскому идей была идея прерывности. Помимо занятий математикой, он посещает лекции на историко-филологическом факультете, самостоятельно изучает историю искусств. Окончив университет с дипломом I степени, Флоренский отклонил предложение Н. Е. Жуковского остаться на кафедре математики и в том же 1904-м поступил в Московскую Духовную академию.
Что же побудило молодого ученого так резко и неожиданно для родных изменить свой жизненный путь? Действительно, рос он в обстановке индифферентного отношения к религии и был поглощен серьезными научными опытами, а уроки Закона Божия у него вызывали насмешку и даже вражду, однако в глубине души он чувствовал, что есть особая, таинственная область жизни, — и вдруг со всею страстью потянулся к ней. Кризис научного мировоззрения завершился обретением веры в Бога как абсолютную и целостную Истину, на которой должна строиться вся жизнь.
Мысль о познании духовности во всех ее ипостасях вынашивалась им долгие годы — даже в то время, когда он усиленно занимался математикой и физикой. Именно эти науки и привели молодого ученого к признанию формальной возможности теоретических основ общечеловеческого религиозного миросозерцания. Изучая философию и историю, он убеждается: нет множества религий, «а есть одна религия, которая принадлежит всему человечеству, но лишь меняет “свой вид”. Главное в бесчисленных формах религии — “человечность” — единственный лозунг, который может быть общим всем людям, который дает правильное разумение нравственным заповедям и ... не ведет к ожесточению и нетерпимости. Вот что должно быть воспитываемо в людях»4, — писал богослов. Одну из ближайших целей практической деятельности Флоренский сформулировал так: «Произвести синтез церковности и светской науки, воспринять все положительные учения Церкви и научно-философское мировоззрение вместе с искусством...»5.
Однако Московская Духовная академия во многом не удовлетворяла Флоренского, и он упорно продолжает самостоятельные занятия символической логикой, историей философии, археологией, изучает еврейский язык; организует философский кружок, где читает доклады. За проповедь «Вопль крови», произнесенную в марте 1906-го против смертного приговора П. П. Шмидту, он был заключен в таганскую тюрьму. Далее трагические события следуют одно за другим: умер отец, так много сделавший для всестороннего развития своего сына; скончался духовник Павла — иеромонах Исидор, «печальник за мир, соль земли»; погиб самый близкий друг Флоренского С. С. Троицкий. Сам Флоренский находился в состоянии «тихого бунта». Его «Воспоминания» открывают возможность подойти к пониманию той эпохи: «В том, что случилось со мною, был пережит разрыв мировой истории. Мне вдруг стало ясно, что “время вышло из пазов своих” и что ... кончилось нечто весьма важное не только для меня, но и для истории. Это было ощущение и смертельной тоски, и жгучей боли, и невыносимого сознания, что разрушается то, что строилось величайшими усилиями...»6. И все же переходность исторического времени Флоренский ощущает как неизбежную смену типов мировоззрений, «начало освобождения» и всеобщего «воскресения» к новой жизни.
В период учебы в Духовной академии его не перестает волновать вопрос о «законности» занятий наукой и философией, который он решает, пройдя через собственный духовный опыт: «Философия каждого народа, до глубочайшей своей сущности, есть раскрытие веры народа... Если возможна русская философия, то только — как философия православная, как философия веры православной»7. Эту мысль Флоренский развивает и позже — в лекционных курсах и выступлениях. По его мнению, «философия высока и ценна не сама в себе, а как указующий перст на Христа и для жизни во Христе»8.
Значительным событием в жизни Флоренского стало блестящее окончание в 1908 году Московской Духовной академии. Его кандидатское сочинение «О религиозной Истине» легло в основу магистерской диссертации (1912) и книги «Столп и утверждение истины» (1914). Главная мысль этого огромного труда выражена предельно лаконично: «Живой религиозный опыт как единственный законный способ познания догматов»9. Магистерский диспут и выход книги вызвали громадный интерес и обширную полемику не только в духовных кругах, но и среди общественности. Мнения высказывались самые различные: это не было удивительно в годы идейного размежевания интеллигенции. Е. Н. Трубецкой в докладе «Свет Фаворский и приобретение ума», посвященном анализу «Столпа...», назвал книгу выдающимся явлением в новейшей русской богословской литературе: «Давно я не помню, чтобы какая-либо книга мне доставляла такую большую из глубины сердца идущую радость... Это яркое и красноречивое свидетельство того, что не иссякла в нас жизнь духовная и что под покрывалом мертвечины, окутавшим нашу Церковь, таится живая сила»10. Главным недостатком книги Трубецкой считает антиномизм, с чем не мог согласиться Н. А. Бердяев, которому как раз импонировала идея антиномии как отражения противоречий действительности. Но при этом в статье «Стилизованное православие» Бердяев, не стесняясь, пишет о «Столпе...» как об «удушливой книге», при чтении которой «хочется вырваться на свежий воздух, в ширь, на свободу, к творчеству свободного духа человеческого»11.
Бердяеву решительно возражает В. А. Кожевников, сотрудник «Богословского вестника»: высказывания Бердяева о «Столпе…» он счел «жалкой, захлебывающейся бессильною досадою (чтобы не сказать — злобою) инвективой», а «Столп...», напротив, назвал “спокойно-величавой” горной вершиной русского православия»12.
Наиболее справедливую характеристику «Столпу...» дал ректор Московской Духовной академии епископ Феодор. По его мнению, «Столп...» занял исключительное место не только в русской, но и в западной философско-богословской литературе: «Сделана полная апология христианской веры как единственной истины»; раскрыта необходимость христианства для человека, уясняется «высший смысл жизни и бытия мира»; это книга «высоко научная; трудно сказать, в какой области научного знания автор не проявил себя специалистом». Отмечая энциклопедичность знаний Флоренского, епископ Феодор подчеркивает его преимущество в том, что он «везде остается свободным от подавляющего влияния этого научного багажа. Он везде творец и хозяин»13.
Созвучна этому отзыву краткая дневниковая запись о книге «Столп...» В. И. Вернадского: «Я страшно ценю самостоятельное творчество... Чувствуется сильная и оригинальная личность»14.
Чрезвычайно интересна оценка книги самим Флоренским: «Тут делается попытка применить ряд математических понятий и операций, даже не называя их, применить ... к общим вопросам миропонимания, к проблемам духовной жизни, использовать в целях философских самый дух математики. В книге делается первое, для русской, по крайней мере, литературы применение к философии алгоритма символической логики»15.
«Столп...» можно назвать своеобразной энциклопедией человеческого знания в самых различных областях науки и жизни. О колоссальной работе автора над книгой свидетельствует наличие в ней более 1000 примечаний, обширнейший список литературы и источников, многие из которых — на иностранных языках. Полное название книги — «Столп и утверждение Истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах священника Павла Флоренского» — сразу определяет цель этого оригинального философского произведения. Термин «теодицея» (от греч. «Бог» и «справедливость») со времени введения его в 1710 году Лейбницем переводится как «оправдание Бога» и обозначает религиозно-философское учение, стремящееся согласовать идею благого и разумного Божественного управления мира с наличием мирового зла. Сам Флоренский переводит теодицею не только как «оправдание Бога», но и как «восхождение человека к Богу», чему, собственно, и посвящен «Столп...». Однако такая трактовка термина совершенно игнорировалась толкователями «Столпа...» в силу того, что долгое время обходили молчанием имя и многие сочинения Флоренского.
Основная проблематика книги носит преимущественно гносеологический характер. Флоренский определяет сущность религии как спасение внутреннего мира человека от таящегося в нем хаоса. Религия, «водворяя мир в душе, умиротворяет и целое общество, и всю природу». Онтологически религия, по утверждению Флоренского, «есть жизнь нас в Боге и Бога в нас». Феноменологически — это «система таких действий и переживаний, которые обеспечивают душе спасение... равновесие душевной жизни»16.
Но гносеология Флоренского — это не комплекс взглядов на познание, а сочетание путей для активного богопознания, без которого не может осуществиться ни вхождение в Церковь, ни познание истины. В акте богопознания человек преодолевает присущую ему двойственность: «Когда физик или биолог, или химик, даже психолог, философ и богослов читают с кафедры одно, пишут в научных докладах другое, а дома, в своей семье, с друзьями, чувствуют, вступая в противоречие с существующими предпосылками своей собственной мысли, то не значит ли это, что личность каждого из них разделилась на несколько исключающих друг друга?»17. Следствием двойственной природы человека является антиномичность разума: он «раздроблен и расколот»18, способствовать же преодолению его антиномичности может только гармонизация человеческого и божественного. Однако противоречие существует как факт бытия: противоречиво бытие — противоречиво и мышление; у Флоренского антиномия — неустранимая данность, поэтому Истина так же антиномична, как и разум. «Я не знаю, есть ли Истина или нет ее. Но я всем нутром ощущаю, что не могу без нее. И я знаю, что если она есть, то она — все для меня: и разум, и добро, и сила, и жизнь, и счастье»19. Он уверен: вся Истина доступна только Богу, но дело в том, что она как субъект активна и может, погружаясь в человеческое пространство и время, обрести признаки личного и общественного.
При стремлении Флоренского отразить в своем учении живой религиозный опыт он выделяет два периода: период теодицеи — «восхождения человека к Богу» и период антроподицеи — «нисхождения Бога к человеку». Эти два пути «совмещаются в религиозной жизни и лишь методологически могут быть рассматриваемы до известной степени порознь»20. Анализу второго пути посвящена книга «У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики). Часть 1», которая построенную теодицею дополняет антроподицеей — учением о мире и человеке в их причастности к Богу. Сакральную (культовую, литургическую) деятельность Флоренский считает первичной, освящающей хозяйство, художественное творчество и мировоззрение — науку и философию. По его мнению, сакральная деятельность — это «символизирующая деятельность духа»21.Символизм, как характерная черта и теодицеи, и антроподицеи, является «не только методом и творческой формой, но и объектом исследования». Флоренский считает символы органами нашего общения с реальностью, причем каждый из символов соприкасается с соответствующей ветвью науки — лингвистикой, филологией, физикой, искусствознанием, семиотикой, философией, а все вместе образуют единую парадигму учения о мире и человеке.
Стремление к единству веры и знания, науки и жизни и постижению Истины делает неразделимым творчество Флоренского — религиозного мыслителя, священника и ученого. Юношеский замысел синтеза науки и церковности — «в разных сферах ее и на разных глубинах»22 нашел свое отражение и в журнале «Богословский вестник», редактором которого Флоренский был в 1912–1917 годах, а в 1927 его назначают редактором уже научного издания — «Технической энциклопедии», для которой он написал около 150 статей на научные темы.
Уникальность работ Флоренского в том, что он стремился синтезировать в единое целое знания самых различных областей. Свою жизненную задачу он понимает «как проложение путей к будущему цельному мировоззрению»23. По мнению академика Лихачева, «для него не существовало дробления единого знания на привычные нам разделы»24. Религия для Флоренского — это важнейший составной элемент человеческой культуры, и даже в 1923 году, когда основным занятием его стала научная деятельность, он публикует «Записку о христианстве и культуре», в которой разрабатывает программу преобразования науки и культуры на религиозных началах: по мысли ученого-богослова, и наука, и культура, и религия, выполняя свои функции, «живут согласно, нуждаясь друг в друге и служа единому организму»25. Разработка вопроса о соединении религиозных убеждений и научной материальной деятельности приводит Флоренского к открытиям в разных областях наук.
Раздвинув горизонты науки, он на десятилетия заглянул вперед. Так, в книге «Мнимости в геометрии» (М., 1922) математически предвосхитил то, что в физике наших дней получило название «антимира»; в статье «Физика на службе математики» обсуждает проблему, решение которой привело к созданию аналого-вычислительной машины. И это не единственное проявление его необыкновенного таланта.
Оценивая вклад Флоренского в изучение Платона, один из лучших знатоков античной культуры А. Ф. Лосев писал, что он «дал концепцию платонизма, по глубине и тонкости превосходящую все, что когда-нибудь я читал о Платоне»26.
Флоренский часто говорил о надвигающемся крушении привычных устоев жизни, и революция не была для него неожиданностью. Он живо откликнулся на призыв принять участие в культурном и научно-техническом строительстве в стране. Чувство единения с Россией, с ее народом было столь велико, что он, естественно, не мог покинуть Родину, хотя за границей его ожидала блестящая научная будущность и мировая слава ученого. «Жизнь ему как бы предлагала выбор, — пишет С. Н. Булгаков, — между Соловками и Парижем, но он избрал родину, хотя то были и Соловки».
Флоренский был первым, кто, служа Церкви, одновременно стал работать в советских учреждениях. В 1918 его пригласили в комиссию по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры. Так был создан всемирно известный Государственный историко-художественный и архитектурный музей-заповедник. В 1921 Флоренский избран профессором ВХУТЕМАСа, где читает курс «Анализ пространственности в художественно-изобразительных произведениях», разработанный на данных математики, физики, психологии и эстетики. Замечательным открытием его было обоснование правомерности «обратной перспективы», на которой построена древнерусская живопись: но это не промах, а «мужество гения, опрокидывавшего своим чутьем самые рациональные теории».
Активный характер принимает научно-техническая деятельность ученого. В 1920 работает на заводе «Карболит» по изготовлению пластмассы из отечественного сырья. В 1921 переходит на исследовательскую работу в Главэлектро ВСНХ, участвует в VIII электротехническом съезде, где обсуждался план ГОЭЛРО. С 1924 — он член Центрального электротехнического Совета Главэлектро, начинает работать в Московском объединенном комитете электротехнических норм и правил, создает первую в СССР лабораторию испытаний материалов, где готовит целую плеяду талантливых работников. В книге «Диэлектрики и их техническое применение» (1924) со 100 рисунками, чертежами и диаграммами, выполненными им собственноручно, Флоренский систематизировал новейшие теории, касающиеся изоляционных материалов, и предсказал ряд направлений научного поиска. В 1931 его избирают в президиум бюро по электроизолирующим материалам Всесоюзного энергетического комитета; в 1932 включают в комиссию по стандартизации научно-технических обозначений терминов и символов при Совете труда и обороны СССР. Как видно из перечня тех учреждений, где довелось работать П. А. Флоренскому, он всегда приглашался на работу как специалист высокого класса, и тем более неожиданной была высылка его в Нижний Новгород.
Но начало травле было положено еще в 1919, когда деятельность комиссии по охране Лавры представили как контрреволюционную попытку создания «православного Ватикана». Затем ему инкриминировали создание во ВХУТЕМАСе «идеалистической коалиции» с В. А. Фаворским. Жестокой, мягко выражаясь, «критике» подвергли Флоренского за истолкование им теории относительности в работе «Мнимости в геометрии» и за статью «Физика на службе математики», в которой дано описание электроинтегратора — прототипа современных вычислительных машин.
Из нижегородской ссылки Флоренский был возвращен благодаря ходатайству Е. П. Пешковой, но обстановка в Москве была такой, что Флоренский говорил: «Был в ссылке, вернулся на каторгу». А 20 июля 1933 он осужден особой тройкой на 10 лет и отправлен по этапу в восточносибирский лагерь ... «Свободный»; через год — в Соловецкий лагерь особого назначения, где занимался проблемой добычи йода и агар-агара из морских водорослей и сделал более 10 запатентованных научных открытий и изобретений. 25 ноября 1937 Флоренский был вторично осужден «без права переписки» — это нынче прочитывается однозначно... Дело в отношении П. А. Флоренского прекращено производством за отсутствием в его действиях состава преступления 6 мая 1959 года.
Научная реабилитация его началась с конца 60-х годов. Теперь с его именем связывают синтез гуманитарных и технических наук, что необходимо для утверждения нравственных ориентиров в их развитии. Культура мысли, целостность и глубина научной позиции, деятельность в ее неразрывной связи с окружающим миром — именно эти уроки преподает нам сегодня Флоренский через свое наследие.
Флоренский предупреждал о гибельности бездуховного пути культуры. Но в то время, когда он писал об этом, казалось невероятным, что уже ХХ век приведет культуру (да и все человечество) к возможности самоуничтожения.
Мысли Флоренского, провозглашавшего борьбу против всяческой расовой, национальной, индивидуальной обособленности и разобщенности использует и современная богословская наука. Теологи высказывают мнение, что Флоренский обогатил богословие лучшими достижениями философии, привнеся в теологию диалектический метод. Сам же Флоренский, отмечая в диалектическом методе развитие «многих, сплетающихся друг с другом и переходящих друг в друга»27 тем, образующих «единое целое», в богословии отводил диалектике роль «пульса» к богообщению, считая ее процессом мысли — «мысли в ее движении».
Современников поражала не только глубина научных воззрений Флоренского, но и его благоговейное отношение к священству. Получение священства имело жизнеопределяющее значение: он считал это «даром благодати». По мнению С. Н. Булгакова, его исключительная научная одаренность являлась чем-то «второстепенным и несущественным», а самым главным в жизни, «духовным центром его личности ... было его священство»28. Священство стало переломом в жизни Флоренского. Хотя к советской власти он относился «как к единственной реальной силе, могущей провести улучшение положения массы»29, но за священство в то время заплатил своей жизнью. В письме родным из Соловецкого лагеря от 13 февраля 1937 Флоренский с горечью писал о Пушкине. «Свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонениями. Чем бескорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания. Таков закон жизни»30. Действию этого закона через 100 лет подвергся и автор высказанных слов.
Могут ли те, кто вступил в третье тысячелетие, изменить этот закон в русле Человечности, Братства, Справедливости — как мечтал о том Павел Александрович Флоренский?
1 Священник Павел Флоренский. Собр. соч. Статьи по искусству / под ред. Н. Струве. Париж, 1985. Т. 1. С. 7.
2 Священник Павел Флоренский. Детям моим. Воспоминания прошлых лет. Генеалогические исследования. Из Соловецких писем. Завещание. М., 1972. С. 413.
3 Там же. С. 190.
4 Там же. С. 123.
5 Цит. по: Андроник, игумен (А. С. Трубачев). Жизнь и судьба. В кн.: Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 8.
6 Священник Павел Флоренский. Детям моим. Воспоминания прошлых лет. Генеалогические исследования. Из Соловецких писем. Завещание. М., 1972.С. 196–197.
7 Приветственная речь на юбилейном чествовании А. И. Введенского // Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 2 М.: Мысль, 1996. С. 191.
8 Разум и диалектика. Вступительное слово перед защитою на степень магистра книги «О духовной истине», Москва, 1912 г., сказанное 19-го мая 1914 года // Там же. С. 142.
9 Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи. М., 2003. С. 33.
10 Переписка князя Евгения Николаевича Трубецкого и священника Павла Флоренского // Вопросы философии. М., 1989. № 12. С. 3.
11 Памятные даты. М., 1989. С. 58.
12 Переписка П. А. Флоренского и В. А. Кожевникова // Вопросы философии. М., 1991. № 6. С. 120.
13 Цит. по: Андроник, игумен (А. С. Трубачев). Жизнь и судьба. В кн.: Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 13–14.
14 Новый мир. М., 1989. № 2. С. 194.
15 Памятные даты. М., 1989. С. 60.
16 Разум и диалектика. Вступительное слово перед защитою на степень магистра книги «О духовной истине», Москва, 1912 г., сказанное 19-го мая 1914 года // Там же. С. 142.
17 Флоренский П. А. Ближе к жизни мира // Советская культура. 1983, 3 ноября.
18 Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи. М., 2003. С. 146.
19 Там же. С. 80.
20 Разум и диалектика. Вступительное слово перед защитою на степень магистра книги «О духовной истине», Москва, 1912 г., сказанное 19-го мая 1914 года // Там же. С. 134.
21 Священник Павел Флоренский. У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики) // Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 2000. Часть первая. Т. 3(1). С. 427.
См. также: Северикова Н. М. П. А. Флоренский о взаимосвязи понятий религия, искусство, личность. К выходу в свет первого полного издания книги «У водоразделов мысли» (Черты конкретной метафизики)». Статья первая. Философские науки. 2004. № 12; ее же. П. А. Флоренский о единстве мира и человека. К выходу в свет первого полного издания книги «У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики)». Статья вторая. Философские науки. 2005. № 1.
22 Разум и диалектика. Вступительное слово перед защитою на степень магистра книги «О духовной истине», Москва, 1912 г., сказанное 19-го мая 1914 года // Там же. С. 139.
23 Там же. С. 38.
24 Лихачев Д. С. Павел Александрович Флоренский // Философия, история, техника. Л., 1989. С. 3.
25 Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 2. С. 547.
26 Лосев А. Ф. Очерки античного символизма в мифологии. М., 1930. С. 680.
27 Разум и диалектика. Вступительное слово перед защитою на степень магистра книги «О духовной истине», Москва, 1912 г., сказанное 19-го мая 1914 года // Там же. С. 142.
28 Булгаков Сергий, протоиерей. Священник о. Павел Флоренский // См.: Примеч. 1. С. 11.
29 Цит. по: Андроник, игумен (А. С. Трубачев). Жизнь и судьба. В кн.: Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 30.
30 Из писем П. А. Флоренского семье об А. С. Пушкине и литературе // Вопросы литературы. 1988. № 1. С. 158.
