О трехлетнем противостоянии советских и немецких войск на подступах к Ленинграду
Город, поддерживаемый Божией Силой под Покровом Божией Матери, стоял нерушимо, как бы подтверждая слова, сказанные святителем Митрофаном Воронежским Петру Первому о том, что город Святого апостола Петра избран Самой Божией Матерью и пока Казанская Ее икона в городе и есть молящиеся, враг не может войти в город... И молящиеся молились. В апреле 1942 года, в тяжелейшие дни Любаньской операции, в Александро-Невской Лавре состоялся торжественный молебен по случаю 700-летия победы русских воинов на Чудском озере. Примечательно то, что воинские части Ленинградского фронта после благословения митрополитом Алексием под развернутыми знаменами от Лавры двинулись на передовые позиции. Примечательно и то, что блокада Ленинграда была прорвана в День празднования святой равноапостольной Нины, просветительницы Грузии.
Название статьи может показаться напыщенным и претенциозным. Но как еще можно назвать трехлетнее — с 10 июля 1941 года по 9 августа 1944 года — боевое противостояние советских и немецких войск на ленинградских рубежах. В новейшей военной истории, истории Великой Отечественной войны, да и всей 2-й Мировой войны оборона, блокада, ее прорыв и разгром врага под Ленинградом стали и, надеюсь, останутся на века единственным, уникальным примером трагедии и триумфа, высочайшего героизма, духовной силы и стойкости русского человека. Ленинградская битва, особенно ее самый трагический этап — блокада, — особая страница в летописи Великой Отечественной войны. Не случайно, кроме Сталинграда, только Ленинград наградили союзники во время знаменитой Тегеранской встречи в верхах осенью 1943 года. Не случайно до сего времени блокада Ленинграда, да и вся Ленинградская битва вызывают такие противоречивые высказывания, суждения среди военных историков, политиков, журналистов, одним словом, исследователей различного толка и ранга. Действительно, три года непрекращающейся борьбы, немыслимые мучения миллионов людей, не только бойцов, но и мирных обывателей, детей, предпочитавших смерть от осколков снарядов или авиабомб, смерти от голода и холода, до сих пор вызывают чувства чего-то нереального, невозможного быть в принципе, но бывшего, вопреки логике борьбы, да и просто человеческого общежития. Мы-то, православные люди, знаем, что это произошло по Божиему промыслу. Чудо спасения Ленинграда — чудо Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Это Он дал силы ленинградцам не только претерпеть жесточайшие муки, но выстоять и победить врага. Для маловеров хочу сразу же привести несколько фактов. Общеизвестно, что немецкое наступление было остановлено на границе круга, который очертил на карте митрополит Ленинградский Алексий, облетевший потом по этому кругу на самолете и окропившему его святой водой. Да и прорыв блокады, как мы узнаем из книги иеромонаха Филадельфа «Заступница Усердная», был осуществлен после того, как из Князь-Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли Крестным ходом вокруг города. Конечно, армия и флот блокадного города в нем участвовали опосредствованно, командование фронта ограничено советовалось с митрополитом Алексием, но Божия помощь, по молитвам Владыки и паствы была дарована городу-герою Господом нашим Иисусом Христом.
Не углубляясь в общеизвестные факты Ленинградской битвы, в 65-летнюю годовщину прорыва блокады хотелось бы остановиться на некоторых, ключевых, на мой взгляд, моментах героической ленинградской эпопеи. Гитлер, по плану «Барбаросса», именно захват Ленинграда считал первейшей, по времени, стратегической задачей. Затем должны были последовать захват Москвы, Киева и выход, собственно, на рубеж Северной Двины и Волги. Почему Ленинград? Да потому, что это казалось проще всего. Из Восточной Пруссии группа армий «Север» фельдмаршала фон Лееба в составе 16-й, 18-й полевых армий и 4-й танковой группы (всего 29 дивизий, в т. ч. 6 танковых и моторизованных), при поддержке 760 самолетов 1-го воздушного флота, через враждебную Советам Прибалтику, по самому кратчайшему пути, всего-то несколько сот километров, прорывалась к Ленинграду, одновременно охватывая его с юго-запада. Одновременно с севера наносила удар финская армия через Карельский перешеек и в обход Ладоги. Эта задача казалась решаемой именно в короткие сроки, какие-то 5–6 недель. В итоге Балтийский флот должен был быть заперт в портах Прибалтики и уничтожен, а многомиллионный Ленинград, с его мощнейшей оборонной промышленностью, бесценными памятниками культуры захвачен и в кратчайшее время стерт с лица земли при полном истреблении населения. Хочу напомнить, что к началу войны в Ленинграде проживало более 3 млн человек. В городе действовало более 1000 предприятий, в их числе такие гиганты индустрии гражданской и военной, как Кировский завод, Ижорский завод, Металлический завод, завод «Электросила», Адмиралтейский и Новоадмиралтейский судостроительные заводы могли составить гордость любой страны мира. Ленинград был важнейшим после Москвы промышленным, научным, культурным центром страны, крупнейшим морским и речным портом, железнодорожным узлом и, конечно, колыбелью большевизма. Последнее, для Гитлера как политика, являлось не менее важным.
Одним словом, Ленинград был обречен. Но в жизни так часто гладко бывает лишь на бумаге. С первых же часов атаки немцев на Ленинград начались у них разочарования. В ночь на 23 июня люфтваффе впервые попыталось совершить воздушный налет на Ленинград. Ни один самолет к городу не прорвался. Более того, немецкие бомбардировщики не могли прорваться к Ленинграду, аж до 6 сентября. Поразительно! Сухопутные немецкие части уже прорвались к городу, артиллерия встала на позиции обстрела городских кварталов, а бомбардировщиков все еще отгоняли летчики Балтфлота, фронтовой авиации и средства ПВО. Первые бомбы на Ленинград были сброшены только 6 сентября. Почему-то этого удивительного факта не замечают многие исследователи. А зря. Никак не мог себе представить Гитлер того, что только через месяц его войска прорвутся к Таллину и застрянут под ним аж до 28 августа. Прибалтика-то, может быть, и была враждебна, да воевал на этой земле русский солдат и матрос. А как воевал, может сказать мученическая смерть на костре краснофлотца Никонова. Балтийский флот, уничтожение которого Гитлер не ставил под сомнение, после сдачи Таллина с 28 по 30 августа совершил беспримерный для флота любой державы переход в Кронштадт через минные поля, атакуемый снизу субмаринами, а сверху пикирующими бомбардировщиками. Почти треть из 200 кораблей и судов, в том числе несколько эсминцев и сторожевиков, погибла, из 26 тысяч эвакуируемого личного состава утонуло почти 6 тысяч, но остальные корабли и люди дошли. Флот со своими лидерами линкором «Марат» и крейсером «Киров» встал на рейде Кронштадта, Ленинграда, сцементировал оборону города, выстоял и победил. Ну, а уж такие бои, как за Моозундский архипелаг и, особенно, военно-морскую базу на полуострове Ханко — гитлеровские и финские стратеги не могли себе представить даже в страшном сне. Стойкость этих оборонительных районов, пожалуй, впервые с начала войны настолько поразила Гитлера, что он запретил военным упоминать их название в докладах. Да и было от чего беситься. Для германского флота Моозундский архипелаг стоял, как кость в горле, аж до 22 октября. 24 тысячи бойцов, 6 торпедных катеров, 17 тральщиков и 12 самолетов против всего немецкого Балтийского флота. Ленинград уже был в блокаде, а Моозунд воевал. Немцы потеряли на этих ненавистных Гитлеру островах около 30 тысяч человек, 20 кораблей и судов, 41 самолет. Ханко же стал настоящим кошмаром не только для Гитлера, но и честолюбивых финнов. Для них даже в большей степени, ибо они полгода штурмовали, да так и не разбили русских на этом пятачке легендарной Гангутской земли, помнившей победы еще Петра Первого.
У нас в последнее время любят вспоминать о советско-финской войне, уже сняли ни один документальный фильм о том, как «бездарно» воевали командиры и красноармейцы, сколько мы положили жизней, пока не прорвали знаменитую линию Маннергейма, сколько наших попало в плен, и какие умелые вояки были миролюбивые финские лесорубы. А вот о Ханко забыли, фильмов не снимаем. Между тем, 25 тысяч солдат и матросов, около 100 орудий, 20 самолетов и 7 катеров до 2 декабря не только удерживали от «умелых» финских бойцов полуостров, но и постоянно их атаковали, били, как говорится, и в хвост и в гриву. Думаю, что, если бы не ледостав в Финском заливе, наши войска могли бы держать Ханко до конца войны. Впрочем, и эвакуированные с Ханко в Ленинград 22 тысячи человек со всем тяжелым и легким вооружением, боеприпасами оказались не лишними в последующих боях. Кстати, если уж мы вспомнили о линии Маннергейма, не грех вспомнить и то, что в советско-финскую войну 1939–40 годов мы ее все-таки прорвали, финскую армию разбили и победили, несмотря ни на что. А в Великую Отечественную войну хваленые финские парни так и не прорвали нашу русскую «линию Маннергейма» и на Ханко, и на Карельском перешейке, и Ленинград выстоял. Это сейчас стало модным объяснять финские неудачи якобы нежеланием Финляндии воевать против России, даже каким-то уважением к русским и чуть ли не тайными антигитлеровскими планами. Может быть у бывшего кавалергарда, женатого на русской маршала Маннергейма и оставалось какое-то уважение к России, но в 1942 году на свой день рождения он пригласил Гитлера, а его войска воевали отнюдь не из-под палки, сражались остервенело, мечтали о Ленинграде, Петрозаводске, Великой Суоми и погубили не одну тысячу русских. Прозрели они лишь к лету 1944 года. Да к тому времени прозрели не одни финны...
Только через три недели после начала войны, 10 июля немцы развернули бои на дальних подступах к городу, и эти бои во многом решили его судьбу, хотя и привели к блокаде и всему тому, что она принесла тысячам и тысячам ленинградцев. В этих боях, длившихся до конца сентября 1941 года, считаю нужным выделить несколько моментов. Прежде всего, бои под Лугой. Созданная на этом направлении Лужская оперативная группа из 6-ти стрелковых дивизий, 2-х дивизий народного ополчения, 2-х ленинградских военных училищ и горно-стрелковой бригады под командованием генерал-лейтенанта К. П. Пядышева впервые, хоть и на короткое время, остановила врага. Пехоты и танков у войск Северо-Западного фронта, противостоящего к тому времени группе армий «Север», было примерно одинаково с врагом. Немцы превосходили нас в артиллерии почти в 4 раза, минометам в 6 раз и авиации почти в 10 раз. Но на лужских рубежах наши бойцы стояли насмерть, отчаянно контратаковали, и только слабая подготовка личного состава, неумелое управление (нельзя же всерьез принимать за управление участие в штыковой контратаке самого маршала К. Е. Ворошилова) привели к поражению и дальнейшему отступлению. Но пробивная мощь передовых частей немецкого 41-го корпуса, наступавшего на лужском направлении, ослабла существенно. Не менее, а, может быть, и более важным для судьбы обороны Ленинграда стал контрудар войск Северо-Западного фронта в районе Старой Руссы. В этих боях впервые проявился полководческий талант генерала Н. Ф. Ватутина. Будучи начальником штаба фронта, именно он разработал и блестяще провел операцию против 56-го моторизованного корпуса генерала Манштейна. Манштейн рвался к Ленинграду в обход Новгорода, не обращая внимания на фланги, и на этом попался. Прорвав слабые фланговые прикрытия, советские войска отсекли главную группировку корпуса — 8-ю танковую дивизию, 3-ю моторизованную, часть сил дивизии СС «Мертвая голова» и начали ее планомерное уничтожение. За четыре дня боев эти соединения были практически уничтожены, а их остатки отброшены более чем на 60 километров. Следует отметить, что для контрудара Ватутин привлек прибывшие с востока кадровые, полностью укомплектованные и хорошо обученные дивизии. Это вам не лужские ополченцы. Лучший полководец вермахта именно тогда потерпел первое сокрушительное поражение. Мой отец участвовал в тех боях, и через много лет не мог без восторга рассказывать о том, как они гнали немца еще летом 1941 года.
Немецкие удары вдоль берега Финского залива тоже оказались не столь стремительными. Только 16 августа, через полтора месяца с начала войны, они взяли Кингисепп, а 21 августа Красногвардейский УР. Начал образовываться знаменитый Ораниенбаумский плацдарм. Клочок побережья залива от Кернова до Петергофа, 65 километров по фронту и 25 километров в глубину до января 1944 года будет обороняться нашими войсками, обеспечивая незыблемость Кронштадта и всю боевую деятельность Балтийского флота.
Эти бои на дальних подступах, вкупе с обороной Таллина, Моозунда, Ханко, не только ослабили пробивную мощь наступающих частей вермахта, но и позволили выиграть время для организации и строительства многополосной, сплошной линии обороны Ленинграда. Только на территории города было сооружено свыше 4100 дотов и дзотов, в зданиях оборудовано 22 тыс. огневых точек, на улицах установлено 35 километров баррикад и различных противотанковых препятствий. И это не считая линии обороны на границах всего Ленинградского укрепрайона. Свыше 500 тыс. ленинградцев строили оборонительные рубежи, 130 тысяч человек, а ведь это примерно 10 дивизий, ушло в армию народного ополчения. Если бы вся эта сила вместе с частями Ленинградского фронта и огневой мощью Балтийского флота имела боевой опыт, качественное управление, разве смогли бы немцы зажать город в кольцо блокады и не выпускать из него долгие месяцы. Наука воевать и побеждать приходила к ленинградцам с горьким опытом потерь поражений, неимоверных страданий. Поэтому, как не велико было желание сдержать врага, он наступал, все ближе подходя к городу. В конце августа немцы ударили вдоль шоссе Москва–Ленинград и 30 августа вышли к Неве; с прорывом на станцию Мга — они перерезали последнюю железную дорогу, соединявшую Ленинград со страной. 4 сентября начались систематические, варварские артобстрелы города. 6 сентября на город упали первые авиабомбы. 8 сентября противник захватил Шлиссельбург, и прекратилось сухопутное сообщение с Большой землей. Немцы стояли под Петергофом, на Пулковских высотах, на Неве до Ладожского озера. С севера город охватили финны. 9 сентября немцы нанесли мощнейший танковый удар в районе Урицка и вышли к городской черте, трамвайным путям. Но 12 сентября командование войсками фронта принял генерал Г. К. Жуков. За какие-то считанные часы он перебросил на угрожающие участки часть войск с Карельского перешейка (там некоторые участки фронта на короткое время оставались просто оголенными), снял с кораблей несколько тысяч матросов, зенитные орудия поставил на прямую наводку против танков, и последний, отчаянный бросок немцев захлебнулся. Остановилось наступление.
И началась знаменитая, страшная 900-дневная блокада Ленинграда.
И все-таки не штурм, который в Сталинграде не прекращался ни на минуту. О блокаде в нашей историографии, литературе, кинематографе рассказано, пожалуй, больше, чем о любом другом событии Великой Отечественной войны. И, наверное, это справедливо. Ибо ту меру страданий, которую вынесли ленинградцы, до сих пор трудно себе представить. На 12 сентября, после того, как сгорели Бадаевские продовольственные склады, запасы продовольствия для войск и населения составляли: хлеба, крупы и мяса на 35 суток, жиров на 45 суток, сахара на 60 суток. Топлива в городе оставалось в лучшем случае до ноября. Нормы продовольствия практически сразу начали снижаться. 1 октября хлебный паек для рабочих и ИТР составлял 400 г. хлеба в день, для служащих, иждивенцев и детей 200 г. в день. Карточки на другие продукты не отоваривались, поскольку их просто не было. С 20 ноября рабочие стали получать по 250 г. хлеба в день, остальные — по 125 г. Да и хлеб, на две трети состоявший из примесей, с трудом можно было назвать хлебом... Все!.. В городе начались цинга, дистрофия, голод. Отключилось электричество, вышли из строя водопровод, канализация, остановился транспорт. И не прекращающиеся бомбежки, артобстрелы. Передовая линия фронта, на которой вместе с войсками гибли мирные обыватели, дети. Последние чаще всего от голода и холода. Только за сентябрь–ноябрь 1941 года в Ленинграде 251 раз объявлялась воздушная тревога. Средняя ежедневная продолжительность артиллерийских обстрелов составляла в ноябре месяце 9 часов. С 25 декабря, когда в полную силу начала функционировать «Дорога жизни» через Ладожское озеро, нормы довольствия немного возросли, но голод остановить было уже невозможно. За время блокады в Ленинграде умерло свыше 641 тыс. жителей, десятки тысяч умерли уже вывезенные на Большую землю. Страшные цифры!.. Если к ним прибавить фронтовые потери, станет еще страшнее!.. И как же горько становится сейчас читать иные «исследования», а то и просто записки, в которых с маниакальной настойчивостью нас пытаются убедить, что жертв в городе было больше, что город погряз в мародерстве и людоедстве, а партийные бонзы и военачальники обжирались в три горла. До чего же может дойти бесстыдство некоторых «ревнителей правды»? Спору нет, были факты и мародерства, и людоедства. Для миллионного умирающего города это не такая уж вопиющая правда. Было все, но не в таких размерах, которые кочуют сейчас по страницам газет, журналов, телепередач. Мне удалось познакомиться с донесениями особого отдела Ленинградского фронта и ежемесячными докладами управления НКВД по Ленинграду. Там до человека и до часа расписаны все эти страшные случаи. Ужасно. Но, ни о какой массовости и говорить не приходится. Чего только не бывает в человеческом общежитии, погрязшем в грехе и пороке. Ведь и сейчас, в нашем демократическом раю нет-нет да появляются людоеды. Да что там у нас. В сверхблагополучной, процветающей Германии и то некоторые особи поедают друг друга, о чем недавно писали газеты. Так стоит ли так смаковать жуткие факты, происходившие на фоне ленинградской трагедии. И начальство не обжиралось, отнимая последнее у голодающих, как того хотелось бы некоторым нынешним правдолюбцам. Были и среди начальников мерзавцы, а основная часть жила на фронтовом пайке. Это, конечно, не 125 иждивенческих грамм, но далеко, далеко не обжорки. Вообще, с некоторых пор у нас прямо-таки расцвела идея фикс об увеличении числа погибших в боях и жертв среди мирного населения в годы войны, да и нынешних конфликтов. Уймитесь, господа! Разве вам мало того, что дает официальная статистика? Вспомните, наконец, арифметику. Общеизвестно, что в 1943 году в Ленинграде оставалось не более 800 тыс. человек. Из города и пригородов в 1941–1942 годах было эвакуировано примерно 1,7 млн человек, из них 200 тыс. воздушным транспортом. Перед началом войны проживало 3,1 млн человек. Вот и посчитайте, хотя бы столбиком. Ну, что тут еще выдумывать. Лучше бы не забывали другой статистики. Голодные, полуживые ленинградцы продолжали бить врага и работать на оборону. В тех нечеловеческих условиях они изготовили и отремонтировали 2 тыс. танков, 1,5 тыс. самолетов, десятки тысяч орудий, сотни тысяч автоматов. И что более всего поражает — из блокадного города часть этого вооружения поступала на другие фронты. С военной точки зрения, само слово «блокада» предусматривает статичность и монотонность, хотя попытки штурма города или, наоборот, прорыва блокады предпринимались неоднократно. Гитлер, не сумев сходу захватить Ленинград, довольно быстро согласился с идеей блокады. К осени 1941 года он понимал прекрасно, что здесь, на берегах Финского залива, войны он не выиграет. Основной экономический потенциал большевики сосредоточили на Волге, Урале, в Сибири, вывезя туда и часть ленинградских заводов. Топливные ресурсы также сосредотачивались там и на юге, политическое и военное руководство неизменно оставалось в Москве. Но и отказаться от битвы за Ленинград Гитлер не мог, ибо это был ключ к стабильности всего северного направления Восточного фронта. Вот почему он решил малой кровью, пусть не сразу, но додавить, уничтожить ненавистное ему гнездо большевизма. Только один раз, после того как Манштейн летом 1942 года взял-таки неприступный Севастополь, Гитлер рискнул штурмовать город, для чего и перебросил под Ленинград Манштейна с частью его победоносных войск. Но под Ленинградом не помог и Манштейн. Говоря об оборонительном этапе Ленинградской битвы, чаще всего вспоминают Синявинские операции 1941, 1942 годов, Любаньскую операцию 1942 года, бои на ораниенбаумском пятачке. Если Гитлера и немецкое командование положение, сложившееся к осени 1941 года под Ленинградом, устраивало, то для нас оно было просто недопустимым. Конфигурация фронта сразу сложилась так, что только в районе Синявино, Мги можно было по кратчайшему расстоянию прорвать блокаду. Всего-то два десятка километров. Ох, уж эти несколько километров! Сколь часто они кажутся легко проходимыми и сколь часто остаются непреодолимыми. Под Ленинградом это проявилось в полной мере именно потому, что только здесь, и ни в каком другом месте, прорвать блокаду было невозможно. Вот и били мы остервенело многие месяцы по этой точке, и также остервенело немцы держали этот ключевой узел своих позиций. Нечто подобное, правда, не в таких размерах, происходило под Ржевом, но это уже другая история. А Синявинские высоты, как и «Дорога жизни» навечно войдут в летопись ленинградской блокады.
10 сентября войска 54-й отдельной армии маршала Г. И. Кулика с востока из района Гайтолово нанесла удар на Мгу. Навстречу должны были ударить ленинградцы. Но в это время перед ними стояла одна задача — удержать город. Немцы уже вышли к его окраинам, и маршал Г. К. Жуков предпринимал отчаянные попытки спасти положение. В этих условиях только части 115-й стрелковой дивизии и батальон 4-й бригады морской пехоты ударили навстречу войскам маршала Кулика. Удивительно, как они еще смогли форсировать Неву вблизи поселка Невская Дубровка и ворваться на Синявинские высоты. Ширина Невы составляла здесь 500 метров, наш берег пологий и открытый, простреливаемый всеми видами оружия. Занятый противником левый берег, крутой и обрывистый, собственно переходивший в Синявинские высоты, был идеален для обороны. Скорее всего, немцы просто не успели создать здесь должную систему огня и обороны. И, тем не менее, всю мощь своих огневых средств они обрушили на наших бойцов, но так и не сумели сбросить горстку храбрецов с левого берега, на котором образовался плацдарм (да какой там плацдарм — пятачок в 1000 м по фронту и 900 м в глубину). А положили мы там уже в первых боях не одну тысячу бойцов. Я лишь хочу вспомнить о юнгах флотской Вааламской школы боцманов, которые, совершив 50-километровый марш, сходу форсировали Неву и с боем ворвались на левый берег. Из этих 14–16-летних мальчишек в живых остались единицы. Конечно, такая попытка прорыва блокады была обречена на неудачу, тем более что наступавшие навстречу основные деблокирующие дивизии маршала Кулика, в общем-то, неплохо укомплектованные, но плохо подготовленные, при слабом управлении смогли продвинуться вперед только на 6 километров. Войска проявляли героизм, но воевать по-современному ни солдаты, ни офицеры, ни маршал Кулик не умели.
Ровно через месяц, в конце октября Ставка ВГК предприняла еще одну попытку прорыва блокады. Она была организована несравнимо лучше. Войска 54, 55-й армий и Невской оперативной группы по сходящимся направлениям начали наступать все в том же районе Синявино. На Неве было организовано несколько переправ, через реку пошло тяжелое оружие и танки, но и немцы за месяц основательно укрепили свою оборону, пристреляли все точки переправы, сосредоточения наших войск и накрывали наступающие войска губительным огнем. А тут еще резко похолодало, выпал обильный снег, и по реке пошла шуга. В таких условиях и опытные, закаленные в боях, прекрасно управляемые войска, неизбежно бы спасовали. Что уж тут удивляться нашим, пока еще не готовым к таким боям, голодным и измученным ленинградцам. И все-таки они шли вперед. На плацдарм переправили более 16 тыс. бойцов и командиров, 128 орудий, 24 танка. Хорошо работала артиллерия, особенно с кораблей Балтийского флота, пусть медленно, но продвигались навстречу части 54-й армии. И, может быть, удалось бы совершить невозможное, но тут вступил в действие еще один парадокс, неизменно сопутствующий активности советских войск под Ленинградом. Именно во время атаки наших войск немцы начали наступление под Тихвином, а там поражение могло привести к более катастрофическим последствиям — образованием нового блокадного кольца восточнее Ладоги. Стоит только подумать, что Ленинград мог лишиться «Дороги жизни», и все станет понятным. Парадокс же состоял в том, что все наши удары под Ленинградом будут неизменно совпадать с ударами немецких войск. Так на войне бывает. В тот раз войска Невской оперативной группы и 54-й армии задачу деблокирования не решили, но сковали противника тяжелыми боями, чем очень помогли нашим войскам под Тихвином. К сожалению, новые тысячи и тысячи наших бойцов легли на высотах Синявина.
В 1942 году основные события войны происходили на Юге, но трагедия блокадного Ленинграда, даже с открытием «Дороги жизни» через Ладогу, не снимала, а, наоборот, усиливала вопрос о деблокаде города. Первая попытка весной 1942 года, когда основная задаче по деблокаде возлагалась на Волховский фронт, от Ленинградского фронта участвовало лишь часть сил 54-й армии, как известно, кончилась неудачей, финальным аккордом которой стала трагедия 2-й Ударной армии и сдача в плен генерала Власова. Я уже подробно писал об этом. Хочу лишь сказать, что основной причиной неудач стала слабая подготовка войск, отсутствие четкого, умелого управления, недостаток материальных средств и, главное, — не научились мы еще воевать. Не научились... Ставка и фронтовое командование не учли и того, что немцы, довольно быстро оправившись от декабрьского поражения под Тихвином, весной 1942 года сосредоточили на этом участке более 11 полнокровных гренадерских дивизий, и сами перешли в наступление. Вот он тот парадокс, но кто знает, если бы не наша активность, только ли трагедией 2-й Ударной армии все могло бы кончиться? Осенью же пришел черед Синявинских высот. Как потом стало известно, в сентябре 1942 года Гитлер под влиянием успехов на Юге (был покорен почти весь Кавказ, а немецкий солдат пил воду из Волги) решил штурмовать Ленинград. К операции по взятию города (кодовое наименование «Нордлихт» — «Северное сияние») помимо 18-й армии привлекались части 11-й армии, только что взявшие Севастополь, несколько переброшенных с Запада дивизий, в том числе испанская «Голубая дивизия», саперно-штурмовые батальоны, артиллерия, авиация. Под Ленинград прибыл сам Манштейн. Кстати, раз уж вспомнилась «Голубая дивизия», не могу не заметить: к лету 1942 года станет ясно, что наша страна, как и во времена наполеоновского нашествия, вновь воевала едва ли не со всей Европой. Кто только на нас не шел вместе с гитлеровцами: целые армии румын, венгров, итальянцев, дивизии словаков, французов, испанцев, а позднее прибалтов, галичан. Несть числа этой нечисти... Итак, Гитлер решил штурмовать Ленинград. Как раз в это время, 6 августа, невольно опережая врага, мы и начали очередную операцию по деблокаде города. И опять, в районе Синявинских высот, войска Ленинградского и Волховского фронтов ударили навстречу друг другу. Подробности этих боев широко известны. Я лишь хочу сказать, что наши войска были подготовлены намного лучше, командование фронтов в лице генералов Мерецкова и Говорова, да всех командиров, управляли личным составом умело. Хорошо взаимодействовали пехота с авиацией и артиллерией Балтийского флота, блестяще прошли десантные операции в районе поселка Ивановское, но мы практически наткнулись на встречный удар немцев, и здесь, что называется, нашла коса на камень. Бои шли отчаянные, опять лилась кровь на высотах Синявина, опять тысячи жертв, но, право слово, если бы не критическое положение под Сталинградом, а именно туда были направлены все усилия Ставки, блокаду Ленинграда мы смогли бы прорвать еще осенью 1942 года. К сожалению, пока и мы, и немцы оставались при своих.
Те осенние бои очень помогли нам зимой 1943 года в последней и победоносной деблокирующей операции «Искра», проведенной 12–30 января войсками Ленинградского и Волховского фронтов во взаимодействии с Балтийским флотом. В осенних боях выковалась стойкость и твердость личного состава, наладилось должное управление, взаимодействие всех родов и видов войск, особенно артиллерии. Артиллерия, в том числе Балтфлота, контрбатарейная борьба стали решающей силой Ленинградского фронта во многом оттого, что войсками фронта командовал артиллерист, блестящий военачальник и полководец, будущий маршал, а в то время генерал-лейтенант артиллерии Л. А. Говоров. Бывший царский офицер, человек глубоко верующий, он вместе с Василевским, Ватутиным, Антоновым и др. заканчивал академию Генерального штаба (еще тогда выделяясь в среде однокашников), один из героев битвы за Москву. Именно он сложнейший Ленинградский фронт превратил в четко отлаженный военный механизм, умеющий блестяще обороняться и победоносно наступать. И операция 1943 года развивалась стремительно и успешно. 15 километров отделяли войска двух фронтов, те самые километры, которые были для нас непреодолимы. Справедливости ради надо сказать, что изменился не только Ленинградский фронт, но обстановка на всем советско-германском фронте. Поражение немцев под Сталинградом, на Кавказе активизировало войска Красной Армии на других направлениях: под Воронежем, Ржевом, Великими Луками и, конечно, под Ленинградом. У немцев просто не хватало сил, а главное, времени, чтобы сдержать советские войска в зимнем наступлении. О парадоксах можно было забыть. Всего по одной армии с каждого фронта привлекли генералы Говоров и Мерецков для прорыва. 67-я армия Ленинградского фронта и воскресшая из пепла 2-я Ударная армия Волховского фронта при поддержке авиации и Балтийского флота ударили навстречу друг другу на том же узком, тысячу раз обильно политым кровью участке. Немцы были готовы. Они сосредоточили здесь 5 полностью укомплектованных дивизий, посадив их на разветвленную, насыщенную мощнейшими УРами систему обороны. Еще 4 дивизии противник держал в оперативном резерве. Ни о какой стратегической внезапности не могло быть и речи. Сражение разворачивалось предельно открыто, и его итог показал, насколько возросла мощь Красной Армии, как здорово научились воевать ее солдаты и командиры. 12 января оба фронта перешли в наступление, а уже 18 января соединились в районе Рабочих поселков №№ 1 и 5. В тот же день был освобожден Шлиссельбург и очищено от противника все южное побережье Ладожского озера. Пробитый вдоль берега коридор шириной 8–10 километров восстановил сухопутную связь Ленинграда с Большой землей. Через 17 суток по нему проложили железную и автомобильные дороги. И, по крайней мере, от голода город был спасен. Сейчас нередко встречаются высказывания о том, что операция не достигла своих целей. Да, коридор пробили, дороги построили, но район станции Мга оставался занятым крупной вражеской группировкой, что угрожало новому прорыву к Ладоге и восстановления блокады. Но я уже говорил о тех силах, которые сосредоточили здесь немцы накануне сражения, говорил об открытости, беспощадности схватки, далеко еще не пошатнувшейся мощи вермахта, и итог сражения можно считать вполне удовлетворительным. Нечто подобное нам придется испытать полгода спустя под Курском, поменявшись с немцами местами. Тоже обеим сторонам будет известно все: направление удара, время, силы и средства противника. Сражение волей-неволей выливалось в открытую схватку, очень нетипичную для современных войн. Но под Курском мы выдержали немецкий удар, а под Ленинградом немцы не устояли. Да. Они не дали нам развить успех, но в тот момент это было не так важно. Они должны были, во что бы то ни стало, удержать в Ленинград в блокаде, и не удержали. А мы свою задачу выполнили, связь с Большой землей восстановили, и на протяжении всего 1943 года, несмотря на неоднократные попытки, немцы так и не прорвались к Ладоге. А если уж быть точнее, фронт здесь стабилизировался, и наступило относительное затишье. И немцы, и мы понимали — решительные сражения 1943 года развернутся на юге и в центре советско-германского фронта, там наращивали свою силу и мощь. Так, собственно, и произошло. Но в истории Великой Отечественной войны прорыв блокады Ленинграда останется особой страницей, и спустя 65 лет вызывает восхищение.
Необычная судьба Ленинграда в Великой Отечественной войне по-особому высветила и роль Православной Церкви в этой всенародной трагедии и всенародном триумфе. К началу войны в Ленинграде оставалось пять действующих церквей: Никольский Морской собор, Князь-Владимирский и Преображенский соборы и две кладбищенских церкви. Все время блокады храмы были переполнены молящимися, причастниками. Голод и холод гуляли под сводами Божия дома, певчие пели в пальто и валенках, от взрывов бомб и снарядов вылетели стекла из окон, но служба шла, и молитва мучеников доходила до Господа нашего. Митрополит Алексий отказался от эвакуации, жил при Никольском соборе и служил в нем каждое воскресенье, часто без диакона. Сам читал Помянник и каждый вечер служил молебен святителю Николаю, обходя с чудотворной иконой собор. Владыка стал для многих ленинградцев совестью и надеждой осажденного города. В тяжелейшие, голодные, холодные дни он посещал остальные храмы, просто верующих, передвигаясь по городу пешком или на попутных военных машинах. Он спешил туда, где, по его мнению, было крайне необходимо пастырское слово. В блокадном городе голодающий митрополит всегда отстранял принесенные приношения. Того же требовал Владыка и от других пастырей. Проповеди его всегда дышали уверенностью в грядущей победе. «Никогда не забывайте, что только в дружном сотрудничестве фронта и тыла кроется успех полной и скорой победы над врагом», — проповедовал он прихожанам, уповая на Волю Господа нашего Иисуса Христа, на небесное покровительство Ленинграда святым благоверным князем Александром Невским и Покровом Матери Божией. 29 марта 1942 года, в Вербное воскресенье, в Ленинградских храмах было прочитано обращение Ленинградского митрополита к пастве. «Победа, — говорилось в нем, — достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъема и мощной веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды, «спасающего нас от малодушия и бури» (Пс. 54). И само воинство сильно не одною численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живет теперь весь русский народ».
Особой заботой в Ленинграде были окружены раненые и дети. С первых дней войны в городской совет Красного Креста поступили десятки заявлений от православной общественности. Прихожане Князь-Владимирского собора писали: «В минуту трудно переживаемых обстоятельств военного времени долг каждого гражданина идти навстречу Отечеству, к облегчению разного рода затруднений. Этому учит нас и религия наша. Исполняя завет Христа о любви к ближнему, представители верующих — «двадцатка» Князь-Владимирского собора — выражает свое желание открыть в тылу лазарет для раненых и больных воинов. На оборудование и содержание лазарета «двадцатка» могла бы представить все имеющиеся у нас средства — свыше 700 000 рублей. В дальнейшем, если материальные условия доходности собора не изменятся, «двадцатка» принимает на себя решение, отказавшись решительно от всех расходов, кроме самых необходимых по содержанию собора, ежемесячно субсидировать лазарет в сумме 30 000 рублей (24 июля 1941 года). В столь тяжелый для города период в ленинградских храмах не прекращался сбор средств на оборону, помощь раненым и сиротам. Я уже писал о том, как по всей стране церковь начала сбор средств на оборону. Ленинградцы, учитывая нечеловеческие условия их существования, и здесь оказались выше всяких похвал. По предложению Владыки Алексия 10 религиозных организаций — Николо-Морской, Князь-Владимирский и Спасо-Преображенский соборы, а также семь городских и приходских церквей начали сбор пожертвований в Фонд обороны страны и советского Красного Креста еще с 23 июля 1941 года, задолго до того, как началась эта кампания по всей стране. Из фронтового, блокадного города ко дню прорыва блокады православные пожертвовали просто немыслимые суммы: от Николо-Морского собора — 980 тыс. руб.; от Князь-Владимирского собора — 1 млн 60 тыс. руб.; от Спасо-Преображенского собора — 72 тыс. руб. Крупные взносы сделали и прихожане других церквей, доведя их до 6 млн рублей. Всего же до конца войны было пожертвовано 13 млн рублей.
Разве может православный человек забыть это! Разве можем мы забыть, что еще 12 октября 1941 года митрополит Сергий написал завещательное распоряжение, которым именно митрополита ленинградского Алексия назначил своим приемником. Обо всех делах ленинградского духовенства, конечно, знали в Кремле, Ставке, знал Сталин. И ничего удивительного не было в том, что 11 октября 1943 года в Смольном группе православного духовенства из одиннадцати человек были вручены медали «За оборону Ленинграда». Первым получил награду митрополит Алексий, затем настоятель Преображенского собора Павел Тарасов, настоятель кафедрального Никольского собора Владимир Румянцев, настоятель Никольской церкви Охтинского кладбища Михаил Ставнинский, священник Преображенского собора Лев Егоровский, диакон Князь-Владимирского собора Пискунов и другие.
Не удивительно для нас, православных людей, и через 65 лет после прорыва блокады, что мы выстояли и победили. С нами Бог!
