«Бесконечность родства...»

* * *

Этот дом у святого источника
Потемнел, покосился, осел.
Он на лик Николая Угодника
Все окошки свои проглядел.
Но крепка вековая порода,
И творит чудеса Николай,
На покатых грядах огорода
Небывалый растет урожай.
А в дому полуночном затворница —
По другому-то как назову —
Богу молится, низенько клонится,
Будто сорную полет траву.

 

* * *

Жизнь идет не добрая, не злая,
Приминая спелую траву.
Я не помню деда Николая,
С именем которого живу.
В облаках, как прежде, не витаю,
Осень не меняю на весну.
Я не знаю бабушку Наталью,
Николая, стало быть, жену.
И такое, видимо, бывало
В самые крутые времена,
Что у нерожденных отнимала
Полродни коварная война.
......................................
Отступали бренные заботы,
Никого я в прошлом не виню.
Под дождем родительской субботы
Навещал филейскую родню.

 

* * *

Вот мы и встретились. Стар я?
Сколько филейских окрест.
Бабушка Аполлинария —
Холмик, могилка, крест.
С кручей осыпалось сколько
Камушков, глины, песков,
Только Филейская горка
Выше от этих холмов.
Как поминальную требу,
Ветер вершит над травой.
Вот и приблизились к небу,
Вот и сравнялись с землей.
Снег укрывает могилы,
Век обрывает слова,
С нами небесные силы
И бесконечность родства.
Поздно же бабушку ищешь,
Внучек, еще не седой,
Но, покидая кладбище,
Хоть у ворот, да постой.
Бороду ветер теребит,
С горки дорога бежит,
Бренную память о небе
Пусть ветерок освежит.

 

* * *

Как над Родиной долго светает,
Будто мало на свете любви.
Дом Ипатьевский в землю врастает,
Возвышается Храм-на-Крови.
А когда-то, как сумерки скоры,
Мчались годы с веками на спор,
Проезжая Уральские горы,
Видя только развалины гор.
Видно, проще не звать катастрофой,
Занавеску задернуть не вдруг,
И не ведать, что Русской Голгофой
Наречется Екатеринбург.
Свет идет к деревянному храму,
Отдавая монашеству честь,
Сыплет золотом в Ганину Яму
Березняк, распрямившийся здесь.

 

* * *

Будто небо выплакало слезы,
Скоро минет девяносто лет,
Как растут здесь сосны и березы,
Вперемешку золото и свет.
А когда сжимает болью сердце,
Проступает будущего след.
На иконе царских страстотерпцев
Тоже рядом золото и свет.
Отворите души и надежды
В царственную эту чистоту.
Золотые нимбы и одежды,
Будто облаченья на свету.

 

* * *

Долго тянутся русские версты,
В кронах ветра полуночный гул.
Государь! Эти строгие сосны —
Самый преданный вам караул.
Утром травы оденутся в росы,
Будто в ризы, что света белей.
Государыня! Эти березы
Самых преданных фрейлин верней.
Вы на Русской Голгофе распяты.
Но во дни, что остались темны,
Из глубин алапаевской шахты
И сюда доносились псалмы.
В эту осень дожди не пролились.
Растворяя в молчанье слова,
Будто ангелы с нами молились,
Золотая кружилась листва.
Монастырь за высокой оградой.
Дерева, терема, купола.
Тень олив Гефсиманского сада
На уральские камни легла.

 

* * *

Когда на грани ига векового
Не ведали, откуда силы взять,
За Русь вставало воинство Христово,
Российского священничества рать.
Когда кружила головы свобода,
Вы к покаянью исподволь вели.
 
О, пастыри заблудшего народа,
Священники расхристанной земли.
Когда сомненья, как враги, сминают,
Душа в смятенье, плоть не устоит.
Негромким вашим истинам внимаю.
Бог вашими устами говорит.

 

* * *

Гладиолусы лета Господня
Лепестками коснутся икон,
В Серафимовской церкви сегодня
Новолетием ты осенен.
Вера новой надеждою полнит,
Но восторгами ты не греши.
«Как помолитесь, — батюшка молвит,
Так и лето сподобитесь жить».
Потому и, поверить не смея,
Ко кресту припадая, поймешь,
Что молиться еще не умеешь,
Но живешь, слава Богу, живешь.

 

ИОРДАН

Я это в сердце своем сберегу,
Краешек вечного лета.
Темные камни на том берегу,
Светлая радость на этом.
Тело очисти и душу мою,
Воды святаго теченья.
В белой крестильной рубашке стою —
Это второе крещенье.
Селезень с утицей рядом плывут,
Сонно сомы копошатся,
Как на иврите мне их назовут,
Я не хочу догадаться.
Выйду на берег — поверить смогу —
В это не верилось долго —
Что так светло улыбаться могу,
Плакать от радости только.
Время вернуться в родные края,
Где василек да ромашка.
Все не кончается радость моя,
Не высыхает рубашка.

 

* * *

Вниз идущий по горной дороге,
Вопрошающий: «Как там в дому?»
Я не то что бы думал о Боге —
А молился Ему одному.
Легковушки в ущелье сметая,
Пронеслась по-над миром гроза...
А земля здесь и вправду Святая,
И святые над ней небеса.
Где еще убедиться воочию:
И для дерева подвиг земной
Так врастать в каменистую почву
И держаться на вере одной.

 

УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

В еще не рассеянной мгле,
Где негде пробиться лучу:
«О, Боже, будь милостив мне!» —
Едва пробудившись, шепчу.
Я раньше представить не мог,
Что буду лишь этим дышать.
Все тверже молитвенный слог,
Все выше и выше душа.
Давно ли так было темно,
Но осень сравнима с весной.
И солнышко светит в окно,
И милость Господня со мной.

 

* * *

Душа теплом любви согрета,
Светло касаются свечи
Великорецкого рассвета
Животворящие лучи.
И расправляется по-детски,
Рассветной святостью дыша,
В родном селе Великорецком
Родная вятская душа.