* * *
Тишины бы в округе такой,
Чтобы слышать на ветке сороку,
Как врезается лодка в осоку,
Возвращаясь на берег другой.
Чтобы слышать за версты пургу,
Как в полях оседают туманы,
Как швыряет листву на поляны
Этот ветер, влетевший в тайгу.
Слышать все бы, до дальних морей,
Не проникшись ни счастьем, ни горем,
Слышать даже, как где-то, за морем,
По тропинке бежит муравей.
Тишины бы, до самой луны,
Я на небо глаза поднимаю,
Но, проснувшись, опять понимаю:
Не бывает такой тишины.
* * *
Справа речка, а слева опушка,
А грибов-то — под каждым кустом,
Деревянная мокнет церквушка
Под холодным осенним дождем.
Скрипнет дверь, запоют половицы,
И ни певчих, ни благостных лиц,
На стенах из журнала страницы,
И святые глядят со страниц.
Я таких не видала окраин,
Позолота нигде не блеснет,
И в поношенной рясе хозяин
В одиночестве службу ведет.
Спозаранку молебен читает
За страну и за завтрашний день,
Уж не крестит, а все отпевает
Поколенье глухих деревень.
Все едино — дожди, завируха,
Эту древнюю дверь отопрет,
Приблудится, бывает, старуха,
И свечу, как на память, зажжет.
Столько света в приюте убогом,
Что, теряясь, почти не дыша,
Прослезится от близости с Богом
Непутевая чья-то душа.
* * *
В пути — светло, в пути — покой.
Старушка, помолившись Богу,
Меня дрожащею рукой
Перекрестила на дорогу.
Меня возили поезда,
Моталась я куда попало,
Летела, шла, и мне всегда
Дорог российских не хватало.
Так и жила — на стороне,
И песни слушала чужие,
Старушка же писала мне
Про хворь свою и сны плохие,
Что тягостно в дому одной
И нелегко ей без подмоги,
Что носят пенсию домой —
До почты не доходят ноги,
И что не выйти в старый сад,
А уж куда там по сугробам,
Что жизнь и есть тот самый ад.
А есть ли дивный рай за гробом?
* * *
Мало жизни в сердце, мысли мелки,
И живу как будто по нужде.
Ивовые листья, словно стрелки,
На остывшей замерли воде.
Улеглись под небом как попало,
На людские указав пути.
Где же мой — спустившийся устало? —
Подсказал бы мне, куда идти.
Гляну вверх — немыслимые версты,
Ничего не вижу дальше гнезд.
На Кремле как будто тоже звезды,
Только грустно от фальшивых звезд —
Не мигают вовсе, нету света,
Не ведут ни в стужу, ни в дожди.
Ни с земли, ни с неба нет ответа,
Хоть бы голос чей-то впереди!
Ничего-то, глупая, не знаю
И ничем всерьез не дорожу.
Справа храм — туда ли я шагаю?
Слева крест — туда ли я гляжу?
Водопроводная вода
В страну кисельных берегов,
С ее красой живой и яркой,
Хозяин каменных домов
Явился с трубами и сваркой.
Достал Аленушку со дна,
Прогнал притихшего козленка.
Взбодрился — ох и глубина,
Повеселел — что за сторонка!
С водой схватился он — устал,
Шумели вековые ели…
Одели, бедную, в металл —
И потекла, куда велели.
И не бряцал никто ведром,
И поднялась вода до крыши.
Все ближе звезды, громче гром,
А плач козленочка все тише.
Аленушка пришла сюда,
Открыла кран с водой холодной —
Ее не вспомнила вода,
Навеки став водопроводной.
* * *
Преет сено в скирдах залежалых,
Пуст сегодня высохший загон,
В тихом доме на обоях старых
Светлые квадраты от икон.
Вон сундук, и мебель не по моде,
И в печи холодная зола,
Лебеда по пояс в огороде.
Где хозяйка? Слышу: «Померла».
У реки заросшая могила,
Сколько их, заброшенных, кругом!
Чую, что-то в жизни пропустила,
Проболтавшись в городе большом,
Что-то поважнее кабинета,
Ванны на девятом этаже.
Что тут скажешь, тело-то согрето,
Только вечно холодно душе.
Огонь, вода и медные трубы
Взметнется пламя выше роста,
И улетит крылатый конь —
Не поверну назад, а просто
Перешагну через огонь.
Пусть испытанье будет дважды,
И я хочу такой лишь путь,
Чтоб, изможденная от жажды,
Смогла ручей перешагнуть.
Я оближу сухие губы.
Куда опять пути ведут?
О только бы, услышав трубы,
Не понимать, о чем поют!
* * *
Опять в окошко стук с утра —
Вчерашний дождик беспокоит.
О нем писала я вчера,
Писать о нем уже не стоит.
Зачем стучится он опять —
Все так же тихо и устало?
А может быть, устав писать,
Чего-то я не дописала?
Что не услышала я в нем?
Какой привет? какое слово?
Беспомощно вожу пером,
Смотрю в окошко бестолково.
Воспрянул вдруг — что за дела? —
И по стеклу ударил смело.
И я внезапно поняла,
Что ливень в нем не разглядела.
* * *
Случается, вздрогну невольно,
Свое разбирая житье,
За краешек прошлого больно
Зацепится сердце мое.
Протянется слева направо
Глубокая рана моя.
Какие же острые, право,
Бывают у жизни края!
* * *
Все просто: встретить на пути
Дубок, и выдохнуть без фальши,
И не мешать ему расти,
Идти своей дорогой дальше.
С корзиной в чащу углублюсь,
Грибы — занятье непустое,
«Ау!» услышу, отзовусь,
И вот в лесу уже нас двое.
То снег, то дождь, а я о том,
Что память вовсе не остыла,
Позвать бы всех в притихший дом,
Кого люблю, кого любила.
Сесть у стола и все простить,
Поговорить бы нам о многом,
И если не с кем говорить,
То остается — только с Богом.