Старость — как горный перевал, с которого видна перспектива, и поэтому она не конец, а жизнь на новой глубине с пониманием ее цены. Это время новых вопросов и поиск ответов при новом мироощущении. Новый переходный возраст может стать школой благодарности и благоговения перед феноменом жизни. На этом этапе открывается то, что не могло открыться ранее.
Старение — это не сожаление о прошлом, не страх перед будущим, а доверие к настоящему. Это тот аккорд, который придает истинную ценность бывшим поражениям и победам. В этом смысле жизнь не закрывается, а открывается. От детства до зрелости взглянуть на себя и понять, каков ты на самом деле, и некогда, и не очень хочется, и не можется.
Правда, в старости тоже трудно увидеть себя настоящим. Человек всегда более склонен себя оправдывать, чем признаться в том, о чем говорят люди и события. Переходный возраст старения так же болезнен, как и отроческий и юношеский. Когда в день рождения мы поем «многая лета», это в первую очередь не о долголетии, а о наполненности смыслом и вечностью предстоящих лет жизни. Эта полнота не от количества лет, а от заповедей блаженства. Постареть на год или на пять, к сожалению, не означает поумнеть. Если начинаешь это понимать, значит, старение идет на пользу.
Бог нередко дает долголетие с определенными предназначениями и преимуществами. Пророки успевают услышать Его голос и поведать людям. Пустынники и затворники — познать тайны Божией премудрости и оставить свой опыт ученикам. Кто-то, дожив в чистоте до старости, призван стать родителем великих святых. Кому-то суждено, пройдя испытания, возлюбив Христа, стать духовными наставниками тысяч ищущих спасение.
Что может сделать со старостью христианство? Со старостью ничего, но со стариком, со зрелым, с молодым, с юным что-то может. Хотя в Евангелии никто не жалуется Христу на возраст. И во время земной жизни Христа не видно, чтобы Сын Божий решал вопросы старости. Он не совершал чудес возврата времени вспять и не делал старика младенцем. Слепым зрение возвращал, глухим — слух, даже мертвых воскрешал, а молодость не возвращал. Иисус вообще не говорит о старости. Медицина лечит, психология учит, психотерапия приободряет, люди страдают, а Иисус молчит. Но зато Он решает вопрос принципиально. Своим присутствием в человеке от младенчества до старости Он делает жизнь иной. Вместо временной дает вечную, вместо тленной нетленную. И делает это Божественно гениально: «Я с вами во все дни до скончания века». Человеку дает возможность второго рождения в Духе Святом. Для старого человека в этом есть решение нерешаемых проблем.
Он наполняет жизнь земную новым содержанием и освящает ее Самим Собой. Он землю приобщает Небу. Душе человека открывается новая реальность, где нет старения, в ней обитает бессмертный Бог. Стареющая плоть обретает нестареющий дух. Опыт приобщения к этой реальности мы можем переживать ¬особым образом на литургии. В ней человек становится причастником жизни будущего века. Этот рубеж доступен каждому. Откровение о жизни после смерти мало кому дано узнать, а реальность Вечности открывается во Христе тому, кто ищет ее, пока жив. Это меняет все видение мира. В старости появляется новое измерение времени, событий прошлого и настоящего. Она может стать новой точкой отсчета всего происходящего. Старение как путь, как ожидание не может понять того, что будет доступно старости с ее реальной, а не гипотетической немощью. В старении — грядущие страхи, в старости — наступившие. Поэтому в старости может быть проще, чем в страхе перед ней. Бояться будет поздно, надо будет уже жить.
И если большинству из нас старости не избежать, то логично подружиться с ней или найти общий язык. Лучший способ для этого у нас, у христиан. Мир науки пытается на клеточном уровне приблизить бессмертие тела. Но что это будет за конструкция — в бессмертном теле смертная или мертвая душа?!
В христианстве ценность человеческой личности как Божьего создания неизменна, как единое целое образа Божия от рождения до смерти. Причем от времени утробного до посмертного. Старость несет в себе много родимых пятен ранних лет. Знать бы заранее, что окажется лишним, а в чем будет дефицит. Такой взгляд придает особый смысл каждому дню и событию. А старость, как запоздавший прозорливец, видит ушедшее, настоящее и уже различает дыхание близкого будущего. Душа в слабеющем теле становится более чуткой к голосу смерти и вечности. Хотя на пути между нами и жизнью, между нами и свободой, по словам митрополита Антония Сурожского, продолжает стоять неодолимой стеной сам человек со своим вездесущим Я. Но еще остается время нечто понять о жизни, необходимое поменять и даже родиться от Духа. А если так, значит, старость станет самой главной частью жизни. Она убедится сама, что Бог из каменной души может сделать детей Христу. Она обновит все главные понятия и смыслы. Самое, пожалуй, главное — увидеть себя в правде замысла Бога и в действительности и, не испугавшись, принять. И в новой картине мира жить, в очередной раз знакомясь с собой, возвращаться к замыслу Творца. В этом смысле старость — начало жизни не от безысходности, а по призванию.
В каждом переходном возрасте открывается новый человек и человеку — новая жизнь, хотя и жизнь прежняя, и человек тот же. Общее в них одно — в центре мироздания помещается наше слепоглухонемое Я. И все видится и измеряется через эту оптику. Как правило, видится искаженно, что в детстве, что в старости, если не родиться «свыше» во Христе. Но если в младенчестве это забавно, в отрочестве простительно, в юности и молодости досадно и тревожно, в зрелости нелепо и горько, то в старости жалко и трагично.
В двадцать лет, когда встречаешь на улице немощных стариков, сжимается сердце от жалости к ним и от страха — не мое ли это будущее? Только бы не дожить до маразма, думаешь, и не стать обузой для близких.
Есть ли замысел Творца о старости? Думаю, несомненно. Такой взгляд позволяет относиться к ней с доверием, потому что она от Бога. Будь она не нужна и не предусмотрена, Он бы ее не дал. Ограничил бы нашу жизнь зрелостью, дав возможность уйти со сцены по-английски. Старость призвана говорить «аминь» реальности духовных законов, мимо которых мы проходим в молодости. Эти законы даны младенцу и старику. Удивительно, что и тому и другому Бог открывается всей полнотой, каждому в меру чуткости сердца, ребенка или старика. Но к осени жизни больше шансов, что плоды мудрости созреют, и наше понимание происходящего внутри нас и вовне станет более глубоким. Старение может стать нашим переходом к новому, более адекватному, трезвому уровню наших отношений с миром, собой, Богом. Оно может поставить вопрос — как мы понимаем старость, что мы хотим от нее и от себя в ней. Если хотим прожить ее с минимальной нагрузкой для ближних и максимальным смыслом и достоинством, то старение может стать подготовкой к этому.
Как известно, самое трудное — мечту сделать былью. А пока беспомощность моей старости не станет той немощью, в которой сила Божия совершается, старость моя будет сильнее моего христианства. Чтобы христианство вошло в силу в моей старости, в моей немощи я должен его сделать своим личным, правдивым и живым. Придется ему объяснить, что я хочу от него, и спросить у него, что оно может, а что не может. Естественно, я должен выяснить то же самое у своего сердца. Это даст трезвость, обновит ясность цели жизни и старости, даст правдивость молитвам, избавит от иллюзий. Моя будущая старость будет моим ангелом-наставником. Быть может, она оживит мое христианство.
Пока старость не отняла у меня память и разум, а страх не парализовал волю и не умертвил сердце, я могу начать сначала путь ко Христу. Только теперь он будет дерзновением кровоточивой и неотступностью самарянки, просившей о дочери. Мое прикосновение к Его ризе будет не касанием толпы, но личной мольбой, чтобы Он ответил силой, исходящей из Него. Кровоточивая преодолела красные флажки запретов и стереотипов. Она поднялась над нормой, дерзала и была не отвергнута, но одобрена Богом и исцелилась. Способны ли преклонные годы к такому огню? Очень способны, и не только ради здоровья тела, но и духа.
Да, старость бывает ленива, эгоистична, уныла, косна. Но Христос и в ней творит чудеса. Он не ставит возрастные ограничения для благодати. Любви все возрасты покорны. Душа старика не останется равнодушной к призывам Иисуса идти к вершинам духа и любви. Тем более что собственная юность знала максимализм любви. Теперь пришла пора любить, но не в стихии страсти, а в тихом свете мудрости. Мудрость не синоним старости, не приходит сама по себе, как приходят годы. Не знавший страданий, не умеющий любить, отвергающий свободу, живущий собой и для себя не может быть мудрым. Старость дает еще один шанс услышать, что говорит об этом Иисус: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?»
Христос говорит, как и чем можно выкупить душу у старости, у ее страхов и мелкости. Риском доверия — «Кто хочет следовать за Мной — отвергнись себя». Отвергнуться себя всегда подвиг, для старости в особенности. В ней уже нет ни матери, ни отца, и дети давно не молоды. Но вместо родных людей у нас родные тараканы и любимые занозы. Стереотипы, обиды, жалость к себе, эгоцентризм, косность, скупость — они, как якоря, держат нас на мели и не дают подняться ввысь. Мы к ним привязаны не меньше, чем к матери с отцом.
И все же кто кровно заинтересован в том, чтобы старость не стала пыткой ни для себя, ни для родных, тому нужен не психотерапевт, а Христос. Нужен живой опыт Вечности, здесь и сейчас! Его может дать только Христос, краеугольный камень личной жизни, стержень, соединяющий землю с Небом. В этом случае немощь старости может стать той немощью, в которой будет совершаться сила Божия. Душа будет тосковать по Небу и искать горнего. Но тело само дольнее и ищет своего. Задача перед старением непростая — расставить верные акценты. Всмотревшись в плоды той и другой направленности, человек сможет многое понять о прожитом и предстоящем. А затем с новым пониманием возможностей и желаний смело двигаться к следующему юбилею. Важно при этом осознать, что поменять в себе что-либо возможно только благодаря вектору, устремленному в Вечность. При этом рождается высшая цель, лежащая за пределами временного и тленного интереса. Только такая цель способна выстраивать жизнь со смыслом, побеждающим увядающую плоть.
Чем больше мы погружены в земное, в смертную плоть, тем меньше душа знает истинную жизнь, тем больше боится старости и смерти. Она чувствует, что время кончается, и понимает, что не готова к главной Встрече всей жизни. Нечто главное упущено и не сделано. Старость открывает глаза на то, что вера была поверхностной, любовь мелкой, Христос остался не понят. Надо начинать сначала, но как и когда, если времени уже нет? Что противопоставить немощи и угасанию плоти? Можно повторить ¬вопрос Никодима Иисусу — как родиться в духе, чтобы старение не стало обреченным ожиданием старости? А сама старость не стала непосильной ношей в ожидании смерти.
Если удастся воспринять собственную старость как духовное взросление, то это позволит преобразить одиночество старости в полноту уединения, скудность внешних впечатлений — в радость сосредоточенности, озабоченность будущим — в мир доверия, леность — в тишину и молчание созерцания, недовольство — в покаяние и благодарность.
Неожиданно для самой себя старость может стать живой иллюстрацией богатств заповедей блаженства. Самодостаточная, уставшая душа вдруг откроется к мудрости нищеты духа, убедится в силе кротости. Старость призвана явить мудрость жизни настоящим, а не ностальгией по прошлому, данным мгновением «купить», как говорил преп. Серафим, вечность. Бог надеется, что, старея физически, Его творение сохранит верность нестареющему духу наперекор немощи и утратам. В замысле у Бога, что человек и в преклонные годы будет свидетелем Его милости и нашего благородства. С каждым днем все больше теряя, но оставаясь со Христом, старость все острее ценит и благодарит за все, что имела и имеет. В этом ее мудрость доверия и любви. Становясь живой иллюстрацией истины, она побуждает других искать Истину. Старость призвана быть не музеем прошлого, не грустным воспоминанием об ушедшем. Она не для вечеров памяти, а для живой, дышащей истины, она тревожный голос настоящего. Кто, идя дорогой времени, устремлен в Вечность и Богообщение, старость того станет откровением о Реальности жизни Вечной.
У старости есть еще одно важное предназначение. Входя в нее, человек, целиком доверяющий свою жизнь Христу, идущий вслед Ему, делает неожиданное для себя открытие. Оказывается, в этом страшном, ветхом, жалком периоде есть интересная и богатая жизнь. Она ценна пред Богом, людьми и для самого старика. В ней человека ждет любящий Бог. В этом открытии можно усмотреть аналогию о жизни после смерти, в которую нам тоже предстоит войти со страхом и еще с большим недоверием, чем к старости. Там тоже может оказаться другая жизнь, если войти туда, следуя за Христом. Есть пример тому, как в старости люди находили в ней жизнь светлую, радостную, не обременительную для окружающих. Напротив, их жизнь была свидетельством достоинства, живой веры и глубокой любви ко Христу и к себе как Божьему творению.
Старение можно назвать философией старости. Оно является школой трезвого и ответственного понимания себя и мира, становления личности, откровения о личном Боге. Оно обновляет важнейшие понятия о жизни, вере, любви, свободе. Такая старость мирна и светла. Если же человек остается эгоцентриком, в темнице своего Я не умеющим видеть, слышать, понимать другого, то, входя в самое сложное пространство старости, он оказывается растерянным, беспомощным, несчастным, и мучеником, и мучителем одновременно.
Чрезвычайно важен в старости вопрос примирения с близкими, с дальними, с прошлым, с врагами, с судьбой, с родителями, с собой. У христиан есть чудодейственное средство для этого — исповедь и покаяние. Учиться этому необходимо не только на стадии старения, но и с юности. К старости душа становится слишком неповоротливой и скрипучей для искреннего, глубокого раскаяния. Чем глубже старость, тем больше тяжесть груза, лежащего на памяти и совести. Душа в темнице просит о свободе, а страж гордыни не пускает. Господь ответит на крик «из глубины воззвах».
Старость, немощь, болезнь, страдание — огромная часть жизни человечества. Возможно, даже основная, потому что меньше здоровых, сильных, благополучных, счастливых, молодых, мудрых, умелых. Поэтому важно всем нам понимать преимущество и ценность малых сих для мира. Выигрыш в собственной немощи для самих немощных состоит в опыте зависимости, беспомощности, малости, без чего нет мудрости. Умение принимать в ¬простоте, с достоинством заботу, любовь, помощь, милость, преодолевая самолюбие, учит любви, благодарности и смирению. В реальной жизни помощь не всегда предлагается с любовью и миром, доброжелательно и деликатно, но дело старика и больного — принимать ее с миром и благодарностью, как из рук Бога. Такое понимание приоткрывает силу немощи и правду любви Божий.
У меня есть пример из моей жизни. В 1995 году после серьезного ДТП я несколько месяцев лежал, не вставая, в больнице. Попал туда еще достаточно молодым и крепким, привыкшим ни от кого не зависеть. И вот пришлось учиться принимать помощь от людей по полной программе. Помню, что приложил много внутренних усилий, понуждая себя воспринимать это как послушание и доверие Промыслу.
Для молодой и сильной (пока еще) части землян немощь немощных и старых тоже необходима. Она незаменимый учитель человечности, бескорыстия в любви и благодарности за такую школу. Собственный опыт тому пример: встречи в больницах с тяжелобольными и умирающими стариками, детьми и их мамами. На грани жизни и смерти рядом невидимая Правда Божия. Приходит благодарность за доверие тайны страдания, жизни и смерти.
Благодаря размышлению о старости я понял, чем старик мог бы помочь в любых ситуациях сам себе и другим, имеющим уши слышать. Главными я назвал бы три чувства души:
— чувство благоговейного удивления перед тайной жизни, красоте которой радовался сам Творец;
— чувство благодарности и красоты;
— чувство юмора, с которым можно принять любую горькую пилюлю жизни и вернуться к человечности.
Вот история, которую рассказывал митрополит Антоний: «Я помню, как-то шел с пожилой, горькой русской женщиной, и она все говорила, говорила, говорила только о том, как жизнь ее обошла, как люди ее обидели, как все бессмысленно, как все зло... Остановилась перед кустом колючек и говорит: “Вот вся жизнь!” — а за этим кустом весь простор южного берега Франции: горы, а за горами широкое море, все облитое солнцем, все сияющее летним светом. И я помню, как я ей сказал: вот так вы на жизнь и смотрите — только на этот колючий куст, и никогда вам не пришло в голову посмотреть через этот куст или мимо него на всю даль, в которой вы живете, на всю эту необозримую красоту».
Москва, семинар по наследию митрополита Антония Сурожского, январь 2023 г.
Источник: Архипов В., прот. Старость — наш очередной переходный возраст // Вестник христианской психологии. 2023. № 1. С. 13-24. Богослов.ру
