McDonald`s от литературы

Маркс, описывая капиталистическое производство, подчеркивал, что цель капиталиста — отнюдь не общественные потребности, но прибыль, ради которой он и производит меновые стоимости. Духовное производство, точно так же, как и материальное, не ориентируется на реального потребителя и на служение общественным идеалам. Для того чтобы удовлетворять насущные нужды хватило бы весьма ограниченного числа производителей. Однако на всех желающих получать, посредством производства, прибыль потребностей не хватает. В результате производитель действует просто и жестоко: он выдумывает новые потребности и заставляет обывателя покупать то, о чем еще вчера тот не просто не имел ни малейшего представления, но и не догадывался о существовании у себя потребности, удовлетворению которой служит новый товар.

Едва ли кто-то станет возражать, что книжные магазины, например, существуют сегодня не ради народного просвещения. А писатели, чьими именами подписаны штабеля книг, пишут эти книги не по причине одолевающего их вдохновения. Направленное когда-то на фиксацию прозрений, на обретение у Неба новых знаний и благ, на преобразование, по слову А. Панарина, «косной физической природы в предметы культуры» нынешнее духовное производство не стремится, как правило, ни к чему, кроме прибыли.

Интеллектуальный труд всегда ценился по результату. От ученого или философа ждали открытий, от писателя — гармонии слова, то есть расстановки слов, поражающей одновременно внешним благозвучием и заключенной внутрь мудростью. Если ученый, философ или писатель отказываются от своих традиционных занятий, они становятся кем угодно еще, но перестают быть ученым, философом или писателем. Они уподобляются тому дворнику, который вместо того, чтобы мести улицы, скачет вдоль тротуара на метле. Никто бы и не стал возражать против такого эксцентрического занятия, особенно, если от него нет вреда окружающим. Но было бы обманом называть это уборкой улиц. Человек может взять ручку или усесться за компьютер и посвятить всего себя виртуальной копролалии и копрофагии. Но это еще не достаточное основание для того, чтобы называться писателем. Труд писателя, связанный с напряжением творческой воли, зависимый от интуиции и прозрений, можно сравнить с трудом ювелира или кондитера — так кропотлива работа и так же изящен предполагается результат.

Литература существует и развивается по определенным законам, многажды подробно описанным. Внутри этого заданного пространства то и дело возникает что-то новое, иногда не сразу распознаваемое, как это бывало, например, со многими известными и незыблемыми ныне именами. Но текст, не соответствующий признакам, отличающим литературу, находящийся вне законов ее существования, литературой по определению не является. Возможно, он имеет право на существование, но он не имеет права называться чужим именем.

Тем, кто присваивает себе чужое имя, в русском языке обычно сама собой прилипает приставка «лже-». В нашем случае можно говорить о лжелитературе и лжеписателях.

Это именно лжеписатели утверждают, что сочинения, напоминающие анамнез больных фекально-генитальным психозом, есть не что иное, как новая страница русской литературы.

Это именно лжеписатели, пускаясь в рассуждения о чем бы то ни было, позволяют себе выражения типа: «мне нравится / не нравится», «я люблю / не люблю».

В конце концов, это именно лжеписателей называют проектами, подчеркивая тем самым изначальную нацеленность на прибыль, а не на творческий акт.

Россия из мощной некогда державы обращается на наших глазах в этнографический заповедник, в лубочное царство с декоративной Церковью, потешной армией, неизвестно откуда взявшейся толпой столбовых дворян и многочисленной партией недовольных таким положением дел. Русский писатель, властитель дум и народная совесть в прошлом, так же преобразуется в некую декоративную фигуру, распрощавшуюся и с творческими муками, и с особой миссией радения за всех. Для подтверждения статуса нынешнему писателю нужно, конечно, писать. Но, во-первых, как хорошо всем известно по ряду примеров, совершенно не обязательно делать это самому. А во-вторых, требования к изящной словесности опустились сегодня до такого уровня, что русская литература уподобилась китайской промышленности, для которой самое главное — это «быть».

Существование литературы, как и всякого другого творчества, связано с обретением познания и обусловлено им. Изначально не в приземленном рационалистическом смысле, но в смысле постижения мира, прорыва в трансцендентное. Творчество становится мостом или каналом, позволяющим художнику выйти за пределы собственного «Я» и по слову М. Мерло-Понти, «быть вне самого себя, изнутри участвовать в артикуляции Бытия». Более того, роль «указателя к трансцендентному» искусство играет и для стороннего наблюдателя. Заключенный в эскиз или рассказ взгляд на предмет может стать вспышкой, озаряющей суть предмета. Исследователи Туринской Плащаницы, на которой проступает облик мертвого израненного человека, говорят о том, что изображение появилось на ткани вследствие сильнейшей световой вспышки. Благодаря этой вспышке человечество узнало, как выглядел его Спаситель.

Свет искусства может быть сравним со светом Воскресения, вдруг открывшим тайну Бытия и обнажившим Логос. В этом смысле задача художника — не открывать то, чего нет, но найти средства выражения, которые и другим помогут ухватить, наконец, ускользавшие ранее образы, помогут преодолеть внутреннюю немоту и слепоту.

Творческий путь подчас приводит художника к конфликту с реальностью, поскольку творчество требует самоотдачи и погружения, в результате чего образ жизни художника отличается от образа жизни большинства обывателей. В то же время творческий путь может уподобиться пути монашескому. Подобно тому, как труд монаха направлен — в идеале — на очищение своего богоподобия от мирской шелухи, так и труд художника может быть рассмотрен как высвобождение гармонии из оков хаоса.

От сегодняшнего литературного процесса, ориентированного по преимуществу не на постижение мира, а на взыскание премий, трудно ждать великого. Лжелитература существует по законам рынка. Из имени производителя текста, как из названия, например, модного дома, формируется brand — своего рода гарантия качества. То есть качества-то, может, нет и в помине, но потребителю текста при помощи технологий манипуляции сознанием вдалбливают, что это не что иное, как национальный bestseller, большая книга и так далее в том же роде. При этом непременно добавят, что именно за этого писателя проголосовали Ирина Хакамада, Леня Голубков и какой-нибудь Ванька-Каин, переселившийся со всеми своими сбережениями в Майями. Заглотивший наживку читатель отправляется в магазин и, думая, что покупает книгу, покупает хорошо разрекламированный товар, что-то вроде пива «Клинское» или кетчупа «Heinz». Цель рынка — заставить потребителя раскошелиться. Цель достигнута.

Обманутый читатель ждет от лжелитературы того же, что привык получать от литературы. Но не дастся ему, «потому что не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника» (Лк. 6:43–44). И здесь на помощь лжелитературе приходит лжекритика, которая вместо того, чтобы бить тревогу и кричать о подлоге, усыпляет общественное сознание и ломает мало-помалу читательское восприятие. В интервью автору статьи замечательно сказал об этом писатель Иван Зорин: «К сегодняшней критике нельзя относиться иначе как к шутке. В наше время, когда посредничество сменило производство, на первую полосу вышла интерпретация. Критика превзошла литературу. Чего стоят заумные тексты, напичканные псевдонаучной терминологией, объясняющие гениальность произведений, которые стыдно назвать и школьным сочинением! А бесконечные шедевры, которые находят премии? Периклов век и Флорентийское возрождение не знали такой концентрации таланта!»

Лжелитература складывается из симулякров, то есть из имитаций реальности. Внешне лжелитература похожа на литературу. Но, по слову Ж. Делеза, «симулякр не просто вырожденная копия, в нем кроется <...> сила, которая отрицает и оригинал, и копию, и модель, и репродукцию». Применительно к нашему случаю это означает, что лжелитература вытесняет и подменяет собой литературу. Лжелитература — это нечто принципиально иное, и читатель вместо золотой монеты получает стеклянные бусы.

Но почему это происходит и для чего это делается? Ответ прост: для интенсификации производства.

Не стоит забывать, что книги для тех, кто их продает — это, прежде всего, товар. Продавца меньше всего заботят творческие муки и прорывы в трансцендентное. Индустрия по ломке читательского сознания — все эти премии, «раскрутки», billboard `ы и пр. — существует не с целью выявления талантов, но с целью формирования новой потребности. Как сказано на сайте фонда Михаила Прохорова, учредителя литературной премии «НОС» (Новая Словесность): «едля выявления и поддержки новых трендов в современной художественной словесности на русском языке». Заметим в скобках, что в самом общем смысле trend — это направление. В качестве термина, что единственно оправдывает англицизм, слово обозначает направленность изменения экономических показателей, то есть опять же отсылает к рынку.

Какая может быть прибыль от Достоевского, провозившегося с «Братьями Карамазовыми» три года? Кто станет продавать книги Толстого, «шлифовавшего» «Войну и мир» целое десятилетие? За такое время успевают зажечься и погаснуть мириады литературных звездочек, а каждая крупная звезда выдает по чемодану книг. Конечно, и Достоевского терзали издатели, алкавшие интересной прибыли. Но капитализм времен Достоевского не достиг еще своей высшей стадии, которая досталась в удел нам, многогрешным. Империализм как высшая стадия капитализма — это когда просящему хлеба кладут в руку камень, а просящему рыбу предлагают змею. Это виртуальный мир, производящий симулякры, манипулирующий сознанием и выдающий грошовые чувственные удовольствия за полноту жизни. Хочется лишь обратить читательское, да и вообще потребительское, внимание на одно пикантное обстоятельство: за симулякры их производители всегда хотят получать самые настоящие деньги...

Подлинное производство — как материальное, так и духовное — перестает быть основным средством получения прибыли. Таковым средством становится спекуляция и цивилизованное шулерство, иначе называемое PR. Человека не просто вынуждают отдавать реальные деньги за то, что ему совершенно не нужно. Попутно его изо всех сил стараются растлить. Мат и фекально-генитальные смакования, столь любимые лжелитературой, потакают худшим инстинктам, создают иллюзию свободы и подталкивают к отрицанию культуры и морали, восстающих против подобного рода освобождений. Общество, презревшее мораль и культуру, не осудит ростовщиков и шулеров и не поднимется против их власти.

Сколько бы ни пыжилась лжелитература, подпитываемая премиями, но не является она продуктом свободы творчества. Напротив, это искусственное и уродливое явление, подобное Франкенштейну. Цель ее существования — даже помимо воли создающих ее лжеписателей — опростить читательский вкус, создать энное количество brand `ов и продавать под их вывеской тексты, не просто не отягощенные интеллектом и вкусом, но и формирующие новый тип человека. Человека, о котором Пушкин писалкак о «человеке, у которого нет ничего святого». Такой потребитель отвечает одновременно нескольким задачам рынка: он готов платить за симулякры и не готов осуждать за обман их производителя. Именно на таком типе держится общество потребления, именно на него опирается власть паразитирующего меньшинства.

Но так не может продолжаться вечно, и человечество ждет либо вырождение и обращение в первобытное состояние, либо все-таки в очередной раз наступят дни, которые потрясут мир...