«И к Пасхе золотился краснотал...»

ТИШИНА

Какая нынче тишина!
Как замер лес, почти не дышит:
В его ветвях поет весна,
Щебечет нежно в кронах пышных!
 
И даже в трелях — ти-ши-на...
Последний снег к земле прижался
И тает, слушая...
Весна —
Само величие, державность!
И тишина. И тишина...

 

ОТРАЖЕНЬЕ

Плыл солнцем Храм над бледною землею,
Средь облаков плыл Божий Храм!
Кресты блистали звездною куржою,
И звоном лился птичий гам.
 
Земная Церковь — отраженье неба! —
Сияла и взлетала ввысь.
Переплетались светом быль и небыль —
Струилась и шумела жизнь...
 
Вмиг видимым невидимое стало —
И радость вдруг, но ожил страх
(Смиренья, знать, душа скопила мало...) —
Рождалось чудо на глазах!
 
Три белых воина явились взору,
Три свято-огненных гонца,
Как ясны соколы — по синь-простору,
Над Русь-печалью в три конца.
 
Разили стрелами — и тени гасли,
И новый, новый Храм вставал!..
 
Младенец спал на сене в грубых яслях.
И к Пасхе золотился краснотал.

 

БРОШЕННЫЙ ДОМ

Заколочены окна дома,
Прохудилась давненько крыша,
На крыльцо походкой знакомой
По-хозяйски никто не вышел.
 
Запанела трава на грядках.
Жгуч-крапивы стена глухая
Подпирает заборчик шаткий
Да хранит пустоту сарая.
 
Обреченная хата слепо
На дорогу глядит тоскливо,
И с плодами стоит нелепо
У калитки седая слива...

 

У МЕНЯ НЕТ ДЕРЕВНИ

У меня нет деревни, в которой мой дом,
Нет родного села, подарившего детство,
Но стучится тревожно в предутренний сон
Хата — странницей Божьей — и просит согреться.
 
Дверь открыта, и печка остыла давно,
Для квартир непригодный — чугун на загнетке,
Вездесущий паук занавесил окно,
И свалился тряпичный медведь с табуретки...
 
Пыль сметаю! Огонь разжигаю в печи!
Обнимает теплом благодарная хата...
Но в озябшей ночи торопливо стучит
Снова чья-то изба — и стара, и горбата.
 
Утешаю, святой окропляю водой...
А в прихожей моей уже новая гостья:
Вместо окон — глазницы, слепая с сумой.
Вслед другая с мольбою:
— Вернитесь! Не бросьте...
 
У меня нет села, где родительский дом.
Я деревню родимую не предавала.
Почему же стучится в предутренний сон
Хата — странницей Божьей, — чтоб стол накрывала?..

 

ПРАПРАДЕДУ

            Аверьяну Есипенку
И травы, и лозы, и ливни
Сравняли, размыли, смели
Надгробья, бугры...
Лишь былинный,
Таинственный дух — не смогли!
 
Могилы, могилы, могилы...
Где ж родич покоится мой?
Молюсь...
И неведомой силой
Вдруг вижу я душу — живой!
 
Прапрадед?!
                      Совсем незнакомый...
И все же — до боли — родной!
Нашелся!
                   Шепчу пред иконой:
«Подаждь... Сотвори... Упокой...»
 
...И пусть лихолетья стирают
Ограды и холмики в прах,
В нас дедовы корни — как сваи,
И дедова вера — в сердцах!

 

ИЮНЬСКИЙ СВЕТ

         Посвящается Царице Александре Федоровне с дочерьми —
         Великими княжнами Татьяной, Марией, Анастасией, —
         родившимися в июне.
Месяц розово-фиолетовый
И сиренево-тихо мерцающий,
Зажигающий свечи лета и
Злато-лютиково полыхающий.
 
Свет Татьяны, Марии, Настеньки,
Александры —
В печали люпиновой,
Но в ночи лиловой погаснет он,
Когда пули пронзят и невинных их
Бросят на пол в подвале Ипатьевском...
 
Вспыхнут звезды алмазно-синие
От костра...
И так горько заплачется!
 
А пока дни июньские длинные
Васильками украсили платьица.

 

* * *

                     Памяти поэта и воина Игоря Григорьева (1923–1996)
Нынче по старинке заянварилось,
Гул дорог заглох в сугробах тучных,
Кроткий день в расшитых русских валенках
Давнею мелодией озвучен:
 
Звоном бубенцов и песней нянюшки,
Завываньем жалобным метелиц,
Смехом детства, хрустом мерзлых варежек,
Вздохами влюбленных юных девиц...
 
Тонет город в белых-белых россыпях
Искрами пронизанных снежинок,
Зажигает фонари раскосые
Огоньками лунных половинок.
 
В сумерках таинственно-сиреневых
Летний сад поскрипывает снегом —
Бродят по аллеям тени гениев,
Не знакомых с 21-м веком...

 

С ДУМОЙ ОБ УКРАИНЕ

На севере — ни снега, ни дождя.
Земля мертвеет, холодом томима.
Платком пушинка реет у гнезда,
Метель — снежинкой пролетает мимо.
 
Нагая грудь у вспаханных полей.
За что, декабрь, моим краям — немилость?
Иль растерял снега среди степей?
Сам растерялся? Вьюга заблудилась?
 
Иль спутал кто привычные пути,
Деля наш белый свет по-человечьи?
Лукавство!
Хоть стократно будь ретив,
Туманно все людское и не вечно...
 
Ах, грозный месяц матушки-зимы,
Прости упрек мой легковесно-вольный,
Студи, морозь горючие громы
И молнии, что жалят сердце больно!
 
Завей же пушки саваном снегов,
Пускай ослепнут и заглохнут танки,
Пусть стынет кровь у натовских шутов
От сиверка и голоса тальянки!

 

ЗЕМЛЯ

Земля, ты плоти каждой продолженье,
Приют и сущим, и достигшим тленья —
Кто в злобе жил иль жил любя...
От гор до дна даришь себя!
Ты вся сама — миры и поколенья,
Пространство, время, притяженье.
Ты — тайна тайн. Источник. Прах. —
Хоть шар земной, хоть горсть в руках.
И, коли брошено зерно,
Твоим теплом взойдет оно.

 

ВЕНЧАНИЕ

В опустевшей церкви таинство безмолвья.
Свято-лучезарен царственный алтарь...
Перевиты руки рушником-любовью.
Губы робко шепчут праздничный тропарь.
 
Как отец родимый, батюшка Василий
Венчики златые бережно несет...
Девяностых время. Предана Россия.
А для нас над храмом Ангелов полет!
 
Мы давно женаты, дома двое деток —
Отчего ж коленки будто бы дрожат?
Кто-то нам желает: — Будь союз ваш крепок! —
Птицами на небо те слова спешат...
 
Зимний день короткий озарился светом —
Фитилек зажегся трепетной звездой.
На земном подсвечнике — хрупком белом свете —
Стали мы для Бога свечечкой одной.

 

МОЛИТВА

Быть частицею света удостой меня, Боже!
Научи так любить, чтоб себя забывать,
И мирить там, где кто-то примириться не может,
И помочь там, где правду упрятал вдруг тать.
 
Где царит безысходность, дай посеять надежду,
Где согнула беда, дай подставить плечо,
На озябшую душу дай набросить одежду
Покаянных молитв, что шепчу горячо.
 
Удостой меня, Боже, чтобы я утешала,
И прощать боль обид Ты меня научи,
Напои состраданьем, дай любовь мне и жалость,
Укрепи, чтоб помочь заплутавшим в ночи.
 
В темноте бренной жизни дай лампадку затеплить,
Быть сияньем свечи дай во мраке сплошном,
В час, когда я угасну на земном белом свете,
Свет иной обрести дай мне в Царстве Твоем...

 

Я ВЗГЛЯДОМ ПРОРАСТАЮ В НЕБО

Я взглядом прорастаю в небо!
И боль моя, как будто небыль,
И быль земная, словно космос,
Где звезды зыбкие, как росы.
 
Я в небо, в небо прорастаю!
А там, внизу, кружатся стаи
Ужасных погребальных грифов —
Теней страстей — увы, не мифов...
 
Я в небо прорастаю взглядом,
О, сколько глаз со мною рядом!
В них слезы, блеск немой надежды:
Там Свет! Там белые одежды!