Первый и последний или факт иного значения

О книге Бориса Подопригоры «Запомните нас живыми» из серии «Писатели на войне, писатели о войне», Санкт-Петербург, 2015 г.

Вы жалеете людей, а не думаете о том, что вот придет весна, выедет смерд (крестьянин) в поле с конем пахать землю. Приедет половчанин, крестьянина убьет, коня уведет. Потом наедут половцы большой толпой, перебьют всех крестьян, заберут их жен с детьми в полон, угонят скот, а село выжгут. Что же вы в этом-то людей не жалеете? Я жалею их, а потому и зову вас на половцев.

С. М. Соловьев «История России с древнейших времен»1

 

Природа противоречивого отношения человека к войне заложена в двойственном характере личности. Человек является существом этическим и одновременно гражданином, носителем политического сознания. С точки зрения человекоубийства — война претит человеческой морали, с точки зрения защиты государства от внешнего врага война — дело святое. Как говорил св. Афанасий Александрийский в своем послании к монаху Аммуну, «великих почестей сподобляются доблестные в брани, и им воздвигаются столпы, возвещающие превосходные их деяния. Таким образом, одно и то же, смотря по времени и в некоторых обстоятельствах, непозволительно, а в других обстоятельствах и благовременно, и допускается, и позволяется».

Критерии этих «обстоятельств», а именно воинской службы и участия в боевых действиях, в рамках этики и политики, нравственности и социальной необходимости исследует в своей новой книге «Запомните нас живыми» известный публицист и аналитик, прозаик и поэт, полковник Борис Александрович Подопригора. Но это не просто рассказ участника о войнах конца XX века, констатация исторических фактов офицером, которому за время службы «посчастливилось» побывать в семи горячих точках — Африке и Афганистане, Таджикистане и на Балканах, Чечне и Абхазии... Это реквием по погибшим воинам, это объективная картина российских побед, поражений и предательств в войнах, произошедших на рубеже тысячелетий, это гимн героям, лирическая песнь об ушедших временах и сожаление об упущенных Россией возможностях.

Нельзя однозначно определить жанр этой книги о войне, состоящей из отредактированных записей из творческих блокнотов переводчика, философских рассуждений, лирических отступлений, документальных портретов современников писателя, а также авторских стихов. Взаимопроникновение жанров и соседство языков прозы, публицистики и поэзии в максимальной степени приближает повествование к реальности, к современной действительности. Сам автор назвал это целостное в своем симфонизме произведение — произведением в «жанре живого рассказа». Оно ценно тем, что правдиво, и потому по современным меркам у книги «огромный» тираж — 8000 экземпляров. Редкость нашего времени: издание писатель с гордостью может именовать забытым словом — популярное — то есть народное. Такой тираж определяется и содержанием, и названием — для которого поэт-публицист Борис Подопригора находит точные слова, чтобы выразить основное свойство истории — быть и оставаться живой. Такое возможно, если прошедшее проявляется настоящим или нагнетающимся фактором грядущей войны. Используя наблюдение Ф. М. Достоевского, можно сказать о значении произведения о войне: это «не просто литературное произведение, а целый факт уже иного значения... Этот факт впечатления от романа, от выдумки, от поэмы совпал в душе моей... с огромным фактом объявления теперь идущей войны, и оба факта, оба впечатления нашли в уме моем действительную связь между собою и поразительную для меня точку обоюдного соприкосновения»2. Книга Бориса Подопригоры не позволяет читателю оставаться в стороне от происходящего, но заставляет участвовать в нем, как бы ни было нам там страшно и больно. Очевиден факт обоюдного соприкосновения личности и истории.

Основным художественным достоинством произведения является его документальность. В перекличке с сегодняшним временем, наполненным тревожным предощущением войны, книга имеет гораздо большее воздействие на читателя, чем если бы это был придуманный, даже военно-приключенческий, литературный сюжет. Чтение сборника нелегко, автор, видимо, рассчитывает на читателя подготовленного, хорошо знающего новейшую историю России. Поэтому некоторые события упоминаются мимоходом, не устанавливается их взаимосвязь с происходящим, называются, но не разъясняются поступки иных исторических персонажей. Вскользь, по необходимости писатель вспоминает политиков, к которым относится с презрением. Людям, к которым испытывает уважение, посвящает документальные портреты.

Будучи офицером-переводчиком, Борис Подопригора и в своей книге как будто использует скупой, официальный язык перевода — перевода с языка истории на язык современности. Заметно, что автору многое хочется сказать и рассказать, он торопится, дабы ничего не забыть, не упустить из вида. Когда что-то надо высветить особо — переходит на язык поэзии. Много информации, много героев, много событий. Действительность кажется многослойной. Произведение обладает как будто «модусами незаданности», случайности, но это только кажущийся факт, все задано и предусмотрено. Книга имеет выверенную внутреннюю логику и структуру в рамках нескольких глав, из которых локомотивными можно назвать две первых — об Афганистане и о Чечне.

Глава «Афган» отличается от остальных лиризмом, лейтенантской романтикой. Ее события подсвечены воспоминаниями о годах молодости автора — офицера, выпускника Института военных переводчиков, свободно владеющего несколькими восточными языками, находящегося в центре дипломатических коммуникаций, информированного более многих своих сослуживцев. Писатель натура поэтическая, владея языком поэзии, оправданно часто использует его для отражения собственного миропонимания.

Нечаянный образ
выхвачен из гула времени...
............
С коричневых картонок выцветших фотокарточек
доверчиво смотрят
еще ничего не подозревающие девичьи глаза.
...Женская гимназия. Год тысяча восемьсот...
...как будто безмолвно просят:
Запомните нас живыми.
Какими запомнимся мы?

С первых страниц книги писатель повторяет задачу, сформулированную в названии. «Вы запомните нас» — минорным рефреном звучит простая фраза, пронизывающая воспоминания об афганской войне. Эта необходимость, это неиссякаемое желание оставить память о своем времени пришло к писателю-офицеру, вероятно, тогда, когда он по непостижимой целесообразности перестройки вынужден был вместе с войсками покидать Афган, причем майор Борис Подопригора замыкал выходивший с достоинством непобежденный советский военный контингент. Он уходил последним! Можно представить, о чем думал в эти минуты боевой офицер. Конечно, «последний» не мог не вспоминать первых солдат, ступивших на афганскую землю, своих друзей, подчиненных, сослуживцев...

В полночь 27 декабря 1979 года первой по сухопутному маршруту на термезский мост через Аму-Дарью вышла боевая разведывательно-дозорная машина дислоцирующейся в Душанбе 201-й Ленинградско-Гатчинской мотострелковой дивизии. В 9.35 15 февраля 1989 года уже в обратном направлении речку Кушку пересек замыкающий последнюю колонну грязный танковый тягач. На его кузове сквозь снежную пелену читалось: «Ленинград — Всеволожск». Наверное, отсюда призывался один из последних солдат десятилетней афганской войны.

Она оказалась для каждого своей, в том числе в ее личном и узкопрофессиональном измерении. Офицер разведотделения Ферганской воздушно-десантной дивизии старший лейтенант Георгий Татур погиб недалеко от Кандагара в 1980 году — одна из первых афганских потерь среди моих коллег-переводчиков. В числе последних — капитан Андрей Шишкин, подорвавшийся 29 января 1989 года под Шиндандом по дороге к своим из расположения только что наконец «договорившегося» с шурави об их (нашем) свободном проходе домой отряда моджахедов...

Даже такие скупые сведения о героях афганской (и любой другой) войны — уже не мало. Именем человек значится в мире, имя, по мнению А. Лосева, есть «тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность». Называя имена доселе безвестных героев, писатель возвращает их из небытия. И мы запоминаем их живыми. Явленные художником в границах своего времени и в пространстве эпизода, они возвращаются в жизнь.

Как поветшавшие исписанные листки из старого афганского блокнота, разлетаются и смешиваются в поле повествования истории судеб, неизвестные нам имена, забытые подвиги русских воинов. По собственной ли воле или вселенским промыслом возложил на себя писатель тяжелейшую миссию сохранить то, что осталось: пыль, грязь, цветные портреты полковых героев. Хаотичная музыка сюжетов, фраз, случайных взглядов... Афганистан. Снится. Было. Через всю свою жизнь он понесет мучительное ощущение долга пред душами забытых героев, заботу — вспомнить всех поименно, которая сродни трагическому переживанию о непогребенных солдатах Великой Отечественной. Вспомнить тех, кто честно воевал там, где считал, что служит России. Даже за ее границами. Даже в «непопулярных», ошельмованных либеральной критикой войнах.

Служение Отечеству — понятие исконное, для русского человека святое, наполненное надбытийным смыслом, выражающееся в стремлении к идеалу справедливости и всеобщему благу. Стойкость духа, честь, преданность — характеристики этого стремления. Многие герои повествования наделены этими качествами, но, кажется, не подозревают об этом. Их подвиги, их служение буднично в своей непрерывности и нравственности.

Командиры безо всяких инструкций устраивали шмон вернувшимся из рейда солдатам. Обнаружив у кого-нибудь в кармане часы, старшина или ротный выводил парня перед строем на импровизированный плац. Затем обладателя «боевого трофея» посылал за пудовым валуном...

А что до дедовщины, то и здесь из песни слов не выкинешь: практически никто из последнего афганского призыва на «боевые» не ходил. «Деды» не пускали. Вплоть до того, что «строили» не в меру ретивых лейтенантов.

И только героическая смерть солдата, как восклицательный знак в конце жизни, напоминает о подвиге, который не имеет национальности.

В ходе одного из самых кровопролитных боев за всю историю афганской войны — в ноябре 1988 года близ Кишкинахуда, провинция Гильменд, командир взвода лейтенант Гончар, санинструктор рядовой Абдурахманов и рядовой Семашко свыше трех часов доставали из самого пекла погибший экипаж танка... Доставать оказалось нечего. Взорвалась боеукладка. Принесли из танка один обгоревший автомат...

Много добрых слов автор книги посвящает афганским воинам, советским солдатам разных национальностей, воюющим по совести. О политиках-предателях говорит скупо, в контексте, в сопоставлении, как будто, брезгуя тьмой, не впускает ее дальше места, допущенного сюжетной необходимостью.

Абдул-Хак — возможно, единственный живой участник восстания советских военнопленных в пакистанском лагере Бадабера. Перебирая четки, он медленно произнес: «Али-джан, я видел настоящих шоурави. Они совсем не похожи на шакала Горбачева. Русские не понимают, что потеряют себя, если предадут нас».

«Если войну не закончите — заберете ее с собой», — пророчествует морщинистый дервиш.

И забрали...

И разгорелась она в Чечне с небывалой жестокостью, подпитываемой алчностью новых российских временщиков. Глава «Чечня» более мрачная, трагическая. Смертоносную статистику читаешь со скорбным сердцем и сжатыми кулаками, представляя, сколько же кровушки русских солдат попили омерзительные русскоязычные представители транснациональных корпораций. Нефть, деньги, предательство — вот их смыслы, их боги, их планы. Но, как убежден автор, не все на войне идет по плану. И рассказывает о разведчиках, без которых войны подчас начинают, но никогда не выигрывают. И о честных генералах, которые отправляют в смертельный бой не только чужих сыновей, но и своих. И о простых солдатских радостях в минуты отдыха. И становится понятно, почему, даже отступая, теряя силы, подписывая кабальные мирные соглашения, преданная своими руководителями Россия никогда не проигрывала и не сдавалась.

В этой главе писатель разграничивает понятия народ и власть. О сепаратистской чеченской власти, о предводителях бандформирований, имена которых мы еще помним, автор рассказывает с историко-психологическими подробностями, как о пособниках вышеупомянутых представителей транснациональных корпораций, отделяя их от остальной Чечни. Он подчеркивает, что Чечня хоть и не похожа на Россию, взросла на нашем же культурно-историческом поле. Ее населяют такие же, как мы, соискатели человеческого счастья. Счастья, понимаемого с поправкой на веру в свой род-тейп, постигаемые с возрастом заповеди Всевышнего и справедливость, не стесняемую кавказскими хребтами, — все в сумме не такое уж чужеродное нам, русским.

Но власть имущие в Чечне времен 1-й и 2-й Чеченских кампаний для людей с русским менталитетом непостижимы в своих стремлениях и поступках, алчности и жестокости даже по отношению к единородцам. Не пытаясь дать однозначные ответы на возникающие по ходу повествования вопросы, автор предлагает вместе с ним исследовать не только истинные причины и события войны, но и природу ваххабизма, историю шахидов, корни рабства, расцветшего в конце XX века. Называя имена людей, проведших долгие годы в мучительном чеченском рабстве-плену, писатель обращается к нашему милосердию, заставляет представить мучеников и принять их боль в наши души, вкрапить их имена в нашу память.

Нашедший для своих исторических и нравственно-психологических исследований форму документального портрета, Борис Подопригора, рассказывая о героических современниках, призывает их в советники. Создавая литературные портреты исторических личностей, таких как генерал Трошев, генерал Романов, полковник Буданов, командир рижского ОМОНа Чеслав Млинник, политик Слободан Милошевич и другие, автор книги воспроизводит полноценную, убедительную картину трагического периода русской истории не в двух цветах — черном и белом, но в многоцветной натуральной палитре. Спорит с идейными противниками — журналисткой Анной Политковской, с чеченскими главарями, показывая примитивность их воззрений и желаний. Зачем он все это делает? Чтобы установить правду. Чтобы внукам было легче понять дедов, сыновьям — отцов, ведь оценки нам всем поставят внуки. Чтобы ни там (в Чечне), ни в остальной России беженцев не было вообще, и рабов тоже, чтобы в будущем не сгорали в танках 18-летние российские солдатики, чтобы варвары не отрезали им головы из-за религиозной неприязни и национальной ненависти. Наречие «вообще» — свидетельствует о том, что писатель обладает видением целостной картины мира и воссоздает ее таковой «в мгновеньях посвященности».

Это образ взят из стихотворения Бориса Подопригоры «Эсэмэски Господу», утверждающего, что основное свойство бытия — любовь. И в другом стихотворении поэт тоже говорить о любви:

Нам предстояло уцелеть
вместо некрещенных мальчиков Афгана,
теперь — Чечни.
Война учит любви.
Помнишь мою мольбу?
Любая кончится дорога,
дорогой вечною не став...
На посошок мне, ради Бога,
глоток земной любви оставь...

Книга «Запомните нас живыми» умягчает сердца, учит и читателей любви, без любви нет памяти, ведь

Любовь — это память,
запрятанная в ладони и губы.
Наш век — короток и ненастен, как февраль.
Мы уйдем незаметно,
стараясь не разбудить соседей,
длинным больничным коридором,
где давно перегорела лампочка.
Чтобы, как скальные столбы кайнозоя,
стать частью жизни вселенной.

Любовь и поэзия категории одного ряда, поэтому текст повествования, как золотыми нитями, пронизан стихами. С помощью поэзии художник преодолевает ограниченность своего мировоззрения и тем расширяет художественную концепцию, повышает уровень чувствования. Поэт-офицер осознает, что публицистическое слово не имеет той высшей, всеобщей убедительности, чтобы доказать, что минута может стать вечной. Что мы должны

оставить после себя мир нашей совести, мук;
то, что наши взрослеющие девчонки
расскажут своим будущим мальчишкам...

И можно надеяться, что все достойные жизни вечной останутся живыми...

Так записки из планшета офицера Бориса Подопригоры превращаются в «факт иного значения», указывают сторону мира, открывают пространство соприкосновения мгновения и вечности, смерти и бессмертия, памяти и любви. Воскрешают прошедшее, укореняют историю в настоящем, защищают правду и жизнь.


 


1   Соловьев С. М. История России с древнейших времен. 2-е изд. В 6 кн. Кн. 2. М., 1896. С. 343.
  Достоевский Ф. М. Признание славянофила // Русские философы о войне. Москва–Жуковский. Кучково поле, 2005. С. 19.